Джим всегда думал о том, как помочь людям. Он от природы был обаятелен и учтив, и дело тут не в профессиональной обходительности продавца - нет, это глубже и искреннее. Останься мальчики на руках не столь вдумчивого, менее отзывчивого отца, их жизнь после смерти матери вполне могла пойти вкривь и вкось.
Пол унаследовал от отца трудолюбие и преданность делу. Он из тех, кто, если захочет, всегда добивается результатов.
В известном смысле Пол презирал школу и всю систему с ее косными правилами не меньше Джона. Но что-то не позволяло ему окончательно распуститься. Пол всегда умел включиться в тяжелую работу и хотя бы краткими рывками наверстать упущенное. Джон стал строптивым и неуправляемым. Пол так бы не смог.
Его брат Майкл считает, что смерть матери повлияла на Пола в одном: "Началось сразу после смерти матери. Пол стал одержимым. Все это заполонило его жизнь. Теряешь мать - находишь гитару? Ну, не знаю. Может, тогда для него это был такой побег. Но от чего он бежал-то?"
4
Пол и The Quarrymen
Вдетстве Пол музыкой особо не интересовался. Их с Майклом разок отправили поучиться играть на пианино, но дальше пары уроков дело не пошло. "Зря мы начали их учить летом, - говорит Джим. - Учитель приходил к нам, и во время уроков в дверь постоянно стучались соседские дети, звали Пола и Майкла погулять. Тогда мы стали отправлять их к учителю на дом, но и это скоро закончилось".
Джим хотел пристроить Пола в Ливерпульский кафедральный хор. "Я настоял, но Пол на прослушивании нарочно пустил петуха. Потом, правда, одно время пел в хоре церкви Святого Варнавы, неподалеку от Пенни-лейн".
Затем дядя подарил Полу старую трубу, и Пол стал самостоятельно подбирать на ней мелодии. Музыкальный слух он унаследовал от отца. Тот ребенком сам научился играть на пианино. Из всех родителей будущих битлов только Джим обладал хоть каким-то музыкальным опытом.
"Я никогда не брал уроки. Просто подбирал мелодии на стареньком пианино, которое нам кто-то отдал, когда мне исполнилось четырнадцать; мы в то время жили в Эвертоне. Точно помню, что на пианино было написано "NEMS" - "Музыкальные магазины Норт-Энда". У меня было чувство ритма, и я мог справиться с большинством мелодий. Ни разу не опозорился".
Начав работать, Джим Маккартни сколотил небольшую регтайм-группу, которая играла на танцах. Было это в 1919 году, когда ему исполнилось семнадцать.
Группа дебютировала в ливерпульском зале Святой Екатерины на Вайн-стрит. "Мы решили придумать что-нибудь интересненькое, наложили на лица черные маски и назвались The Masked Melody Makers. Но к середине выступления мы так вспотели, что краска потекла с лиц. На том The Masked Melody Makers и закончились".
Тогда они придумали себе новое название - Jim Mac’s Band - и стали выступать в смокингах с бумажными пластронами и манжетами. "Отличная придумка. Дюжина манжет стоила пенни. Разницы с настоящими никакой… Я руководил группой года четыре или пять, в свободное время. Я считался лидером, но на деле все были равны… Как-то раз нас пригласили выступить на местной премьере фильма "Царица Савская". Что играть, мы не знали. Во время гонки на колесницах выдали популярную тогда "Thanks for the Buggy Ride", а когда царица Савская умирала - "Horsy Keep Your Tail Up"".
Когда началась Вторая мировая и появилась семья, Джим забросил музыкальную карьеру, хотя дома время от времени садился за пианино. "Когда я играл, Пол не слушал - скучно. Но он обожал слушать музыку, валяясь в постели в наушниках. А в четырнадцать вдруг захотел гитару. Я тогда не понял, что на него нашло".
Гитара обошлась в пятнадцать фунтов, и поначалу у Пола ничего не получалось. Что-то с ней было не так. Затем Пол сообразил: это потому, что он левша. Гитару он вернул на переделку. "Труба мне никогда особенно не нравилась. Гитара - другое дело: выучил пару аккордов - и уже можно играть. И петь не мешает".
Как большинство друзей, Пол заинтересовался поп-музыкой лет в двенадцать. Как раз тогда впервые сходил на концерт - на группу Эрика Дилейни в "Эмпайр". В четырнадцать лет простоял в очереди весь школьный обеденный перерыв, чтобы увидеть Лонни Донегана. "Он опоздал и потом для девчонок с фабрики составлял записки с объяснением, что они задержались по его вине… Обычно мы ждали под дверью гримерки, пока кто-нибудь не выйдет и не начнет раздавать автографы. Как-то я выстоял очередь, чтобы получить автограф Уи Уилли Харриса".
Кроме того, Пол ходил в театр "Павильон". "Там показывали стриптиз. Девчонки целиком раздевались, оставались в чем мать родила. Некоторые были вполне ничего. Непонятно, как нас туда пускали в этом возрасте. Добрая такая забава, невинная, хоть и грязная".
Как Джон и другие, Пол увлекся скиффлом и ранними рок-композициями Билла Хейли, но его - опять же как и Джона - по-настоящему сразил только Элвис Пресли. "Я на нем помешался. Если было паршиво, я ставил Элвиса - и опять жизнь прекрасна. Я не понимал, как делаются пластинки, - просто фантастика. "All Shook Up"! С ума сойти!"
Едва у Пола появилась гитара, он стал пробовать копировать песни Элвиса и все прочее, что было тогда популярно. Лучше всего получалось имитировать Литтл Ричарда.
"Я считал, это кошмар, - вспоминает отец Пола. - Сущий ужас. Не верилось, что люди взаправду могут так петь. И только спустя годы, когда услышал Литтл Ричарда на одном концерте с "Битлз", я понял, как точно Пол его тогда копировал".
"Он стал конченым человеком в ту минуту, когда взял гитару, - говорит Майкл. - Мы его потеряли. У него не оставалось времени поесть, подумать о чем-то другом. Он играл повсюду, даже в ванной и в туалете".
Примерно тогда же гитара появилась и у друга Пола, Иэна Джеймса из Дингла. Теперь они вместе шатались по округе со своими гитарами. Они играли друг другу и учили друг друга тому, что успели узнать. "Мы ходили на ярмарку, - вспоминает Пол, - слушали последние песни на автодроме, а потом их подбирали. И пытались клеить девиц. Без особого успеха. К этому у меня таланта нет".
Услышав песню "А White Sports Coat", оба они - и Пол, и Иэн Джеймс - стали носить одинаковые белые спортивные пиджаки. "Пиджаки были в крапинку и с клапанами на карманах. И черные джинсы-дудочки. Мы слонялись по округе в одинаковой одежде и чувствовали себя неотразимыми. Оба стриглись под Тони Кёртиса. Кучу времени тратили на укладку".
Джим Маккартни пытался запретить Полу так одеваться, но не вышло. "Пол вел себя очень хитро, - вспоминает Майкл. - Покупал новые брюки, приносил их домой и показывал папе: мол, вот, посмотри, широкие штаны, - и папа давал добро. А затем Пол уносил брюки, и ему их перешивали. Если папа возмущался слишком обуженными брюками, Пол на голубом глазу клялся, что папа именно их и разрешил".
"Я очень боялся, что из него получится "тедди-бой", - говорит Джим. - Очень было страшно. Все твердил ему, что нельзя носить такие узкие брюки. Но он меня просто выматывал. Уже тогда носил длинные волосы. Приходил из парикмахерской с точно такой же прической, с какой уходил, и я спрашивал: "Что, уже закрыли?""
Девочками Пол увлекался не меньше, чем гитарой. "В первый раз у меня это было в пятнадцать. Рановато, пожалуй. Я был чуть ли не первым в классе. Девчонка была старше меня и крупнее. У нее дома. Ее оставили присмотреть за младшим ребенком, когда мать куда-то ушла. Конечно, в школе я разболтал на следующий же день. То еще был трепло".
Пол прекрасно помнит, как летним днем в 1956 году Айвен упомянул, что идет в приходскую церковь Вултона к ребятам, с которыми иногда играет в группе, хотя в тот день играть не планирует. Пол отправился за компанию - познакомиться с парнями. Может, каких-нибудь девчонок подцепить.
"Они были неплохи, - говорит Пол. - Джон играл на соло-гитаре. Только он играл на ней, как на банджо, и аккорды брал для банджо - он по-другому не умел… Остальные еще меньше понимали, как играть. В основном просто бренчали по струнам… Исполняли они какую-нибудь "Maggie May", но чуть-чуть меняли слова. Джон сам их сочинял, потому что не знал текста полностью.
Играли на большой открытой площадке. Джон играл и осматривался, всех разглядывал. Потом рассказал мне, что в тот день впервые следил за реакцией публики, прикидывал, как лучше - двигаться на сцене или, может, не двигаться вообще.
Я, как обычно, был в своем белом спортивном пиджаке и черных дудочках. Я их как раз в школьный обеденный перерыв отнес обузить посильнее. Такие узкие получились, что все были просто в отпаде.
Потом я подошел к ним поболтать. Так, потрепался, слегка похвастался. Показал им, как играть "Twenty Flight Rock", и напел слова. Сами они слов не знали. Потом наиграл "Be-Bop-A-Lula" - ее они тоже знали приблизительно. Изобразил Литтл Ричарда - короче, выложил весь свой репертуар. Помню, я играю, а мне в затылок дышит какой-то подвыпивший мужик и все ближе придвигается. Я думаю: "Чего этому пьянчуге надо?" И тут он говорит, что "Twenty Flight Rock" - одна из его любимых песен. Ну, думаю, значит, ценитель.
Пьянчугой оказался Джон. Он пропустил пару кружек пива. Ему тогда было шестнадцать, а мне только четырнадцать, так что мне он казался уже взрослым. Я показал ему пару новых аккордов. Вообще-то, меня им Иэн Джеймс научил. А потом я ушел. Решил, что произвел впечатление - сумел показать, чего стою".
Пит Шоттон, однако, не припоминает, чтобы Пол так уж их поразил. Пит начисто лишен музыкального слуха, и его трудно восхитить исполнением "Twenty Flight Rock", даже самым блестящим.
"Я тогда не обратил на Пола особого внимания, - говорит Пит. - Вроде тихоня, но так всегда бывает, если человек впервые попадает в незнакомую компанию. Я к нему не ревновал - тогда еще нет. Он был гораздо младше нас. Я не предполагал, что он станет мне соперником. Мы с Джоном были самыми близкими друзьями. Я с ним дружил, сколько себя помню. Очень его любил, вот почему".
Джон вспоминает, что после встречи с Полом некоторое время размышлял, прежде чем принять решение. Для него это было необычно - раздумывать, а не мчаться сломя голову к тому, чего захотелось.
"Я же в тот день напился, - рассказывает Джон. - Видимо, поэтому соображал туго… Меня поразило, как Пол сыграл "Twenty Flight Rock". Ясно было, что играть на гитаре он умеет. И я как бы подумал: этот парень не уступает мне. До сих пор главным был я. А если я возьму его, что будет? В голове промелькнуло: если надумаю взять Пола в группу, придется держать его в узде. Но он был хорош, так что взять стоило. К тому же он внешне напоминал Элвиса. Он был клевый".
Где-то неделей позже Пол на велосипеде поехал на Менлав-авеню к Айвену. Из Аллертона он покатил через поле для гольфа. А на обратном пути встретил Пита Шоттона. "Пит сказал, они про меня говорили. Может, я пойду к ним в группу? Я сказал, что ладно".
Впервые Пол сыграл в составе The Quarrymen на танцах в Клубе консерваторов на Бродвее. Хотел исполнить номер соло, наверное "Twenty Flight Rock", но что-то не сложилось.
А после танцев Пол наиграл Джону парочку песен собственного сочинения. Он пытался их сочинять с тех пор, как взял в руки гитару. Первая называлась "I Lost My Little Girl". Не желая ни в чем уступать, Джон тут же принялся за сочинение музыки. Прежде он переделывал известные песни, менял слова и музыку, но до появления Пола с его песнями сам сочинять с нуля не пробовал. Песни эти - как Пола, так и Джона - были так себе. Очень простые, вторичные. Только вместе, подталкивая друг друга, Пол и Джон открыли в себе талант создавать песни для совместного исполнения. И с того дня их уже было не остановить.
"С тех пор я шел в совсем другом направлении, - говорит Пол. - После знакомства с Джоном все изменилось. Хорошо, что я его встретил. Он был на два года старше, я - совсем младенец, но думали мы одинаково".
В последующие месяцы Пол и Джон познакомились ближе. Все время проводили вместе. Прогуливали школу, шли к Полу - чей отец был на работе, - жарили яичницу и разучивали гитарные аккорды. Пол поделился с Джоном всем, что знал. Естественно, приемы игры на банджо, которые в свое время показала Джулия, оказались бесполезны. Поскольку Пол был левшой, он показывал Джону аккорды, а тот потом возвращался домой и упражнялся перед зеркалом.
Пит Шоттон чувствовал, что отходит на задний план. "Вскоре я вылетел из группы, - рассказывает Пит. - Мы играли на вечеринке на Смитдаун-лейн. Какая-то попойка там была. Мы с Джоном здорово веселились, ржали как ненормальные, рассказывали анекдоты. А потом он взял мою стиральную доску, да и треснул мне по голове. Я лежал на полу в слезах, на шее рама от доски. Эта группа меня уже достала. Мало того, что я фигово играл, - я и на сцену выходить не любил. Стеснялся".
Айвен Вон из группы давно ушел, хотя продолжал дружить с Джоном дома, а с Полом в школе.
Пол между тем подумывал пригласить в группу еще одного своего школьного друга. Тот тоже увлекался скиффлом, роком и Элвисом, только у него получалось играть лучше, чем у многих. Пол решил познакомить его с Джоном. Парень был моложе Пола, но тот решил, что это не важно, - уж очень этот друг был хорош.
Айвена такой поворот раздосадовал. Лена Гарри, а затем и Пола Маккартни из института привел он. Айвен считал, поиск новых людей для группы - его прерогатива. Ему не понравилось, что кого-то приводит Пол.
Этот новый друг не только был совершеннейшим юнцом - он даже не пытался косить под интеллектуала, как Пол. Джордж Харрисон - так звали друга Пола - был самым настоящим, до мозга костей "тедди-боем". Айвен никак не мог понять, на черта он сдался The Quarrymen.
5
Джордж
Джордж Харрисон - единственный из "Битлз", кто вырос в большой семье, где жизнь текла спокойно и безоблачно. Самый младший из "Битлз", он был и младшим из четырех детей Гарольда и Луизы Харрисон. Родился он 25 февраля 1943 года в доме номер 12 по Арнольд-Гроув, Уэйвертри, Ливерпуль.
Миссис Харрисон - женщина коренастая, веселая, добродушная и общительная. Мистер Харрисон - худощавый, задумчивый, педантичный и осмотрительный. Оставив школу в четырнадцать лет, он устроился на работу в фирму, выпускавшую катки для белья. На ручной тележке развозил эти катки и заволакивал в дома, получая за это семь шиллингов шесть пенсов в неделю.
Он хотел поступить в военно-морской флот, но мать воспротивилась. Его отец погиб при Монсе в Первую мировую, и у матери, считает мистер Харрисон, завелось стойкое предубеждение против любой военной службы. Однако в торговый флот она сына отпустила. С 1926-го по 1936 год он работал стюардом на линии "Уайт стар".
С Луизой, своей будущей женой, он познакомился в 1929 году. "Нет, дайте я расскажу, - говорит Луиза. - Вы в жизни не слыхали ничего смешнее. Как-то вечером мы с подружкой шли по улице, и к нам стали клеиться незнакомые парни. Один говорит: дай адрес, я завтра ухожу в Африку, пришлю тебе оттуда флакон духов. Ладно, думаю, духи мне пригодятся, и тут Гарольд вырывает бумажку с моим адресом и уходит… От первого его письма случился настоящий переполох. На конверте был флаг "Уайт стар" - я сразу поняла, от кого оно. У нас на кухне как раз сидел глухонемой - зашел попить, мама была ко всем очень добра… В те дни письма были редкостью; по крайней мере, мы еще ни разу писем не получали. Этот глухонемой наклонился и подобрал конверт, хотя читать не умел. Я увидела на конверте надпись: "Мисс Луизе Френч" - и попыталась забрать у него письмо. Но письмо выхватил кто-то другой. Ко мне оно пришло в последнюю очередь, и все хохотали над поцелуями, которые мне посылал Гарольд. Прежде чем прочесть, пришлось бумагу утюгом проглаживать".
Гарольд и Луиза поженились 20 мая 1930 года. Не в церкви, а в бюро записи актов гражданского состояния на Браунлоу-Хилл. Невеста была католичкой, а жених нет.
Отец Луизы происходил из Ирландии, из Вексфорда, и поначалу писал свою фамилию на ирландский манер с двойным "ф". Ростом он был шесть футов два дюйма, одно время работал швейцаром в "Нью-Брайтон тауэр", а потом стал фонарщиком.
"Когда в Первую мировую его забрали в армию, мать сама стала фонарщицей. Однажды она забралась на фонарный столб, а кто-то случайно унес стремянку. Она повисла на перекладине, в конце концов упала. Мама была тогда беременна, восемь месяцев. Но ребенок родился прелестный. Девять фунтов".