Хантингтоновская концепция "войны цивилизаций", опирающаяся на код американской цивилизации, четко вписывающийся в такую оборотную сторону современной цивилизации, как варварство. Несмотря на острые дискуссии относительно проблем развития нынешней цивилизации, все сходятся на общем тезисе, что варварство оставалось и остается неизменным спутником, другой, темной стороной цивилизации, характеризуя ее "самодеструкцию". В своей монографии "Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов" Н.В. Мотрошилова пишет: "Даже и в новое время, эпоху "модерна", историческое развитие неминуемо порождает новое, более рафинированное варварство. Боле того, риск варварства, его наиболее бурные всплески пришлись на недавно закончившийся XX век с его самыми массовыми в истории уничтожениями миллионов людей, с двумя мировыми войнами. Рецидивы варварства, как полагают исследователи, не исключены и в будущем, если до сих пор сохраняющаяся, при всех изменениях, "программа модерна" не будет подвергнута человечеством коренному изменению".
Варварство связано с доминированием природно-биологических предпосылками, механизмами, стимулами и следствиями жизнедеятельности рода Homo sapiens. Варварство и в зрелом обществе, в современной цивилизации отличается "грубым насилием, крайней жестокостью и катастрофическими историческими последствиями". Именно американская цивилизация когнитивного капитализма с его компьютерными технологиями как логического продолжения традиций американской культуры должна остаться лидером всего мирового сообщества. "Если поставить перед собой задачу понять сущность американской культуры, - пишет Дж. Фридман, - ее следует искать не только в прагматизме как философии, но и в компьютерных технологиях как воплощении прагматизма. Ничто не иллюстрирует американскую культуру в такой степени, как компьютер, и ничто не меняло мир быстрее и основательнее, чем его изобретение. Компьютер в гораздо большей степени, чем автомобиль или "кока-кола", представляет собой уникальное проявление американского понимания разума и реальности".
Далее Дж. Фридман на основе того, что американской культуре весьма трудно найти общий язык с подлинным (аутентичным) и красотой, характеризует ее как "варварскую", откуда следует и квалификация компьютерной культуры тоже как варварской. "Сущность варварства - это низведение культуры до уровня элементарной движущей силы, не терпящей отклонений или соперничества. То, как сконструирован компьютер, как написаны его программы, а также история его эволюции говорят о мощной, все упрощающей силе. Она представляет собой не разум, обдумывающий собственную сложность, а разум, низведенный до своего простейшего выражения, и удовлетворяющийся практическими достижениями". Такого рода варварство характеризуется высокой степенью эффективности развития технологий, в том числе и технологий "постмодернистской" войны.
Американский прагматизм противоположен по своему смыслу европейской метафизике, которая является весьма непрактичной, не укладывающейся в контекст утилитарно-практической культуры. "Американская культура была одержима идеей практических действий и с презрением относилась ко всему метафизическому. Компьютер и язык программирования - это яркие проявления прагматического понимания разума. Каждая строка кода должна иметь практическое значение. Функциональность - вот единственный стандарт. Мысль о том, что строку кода можно оценить не за ее полезность, а за присущую ей красоту, совершенно непостижима". Это подтверждает неаутентичный характер американской цивилизации и культуры, ориентированной на эффективность, сугубо практический результат.
Именно это варварство способно обеспечить Америке благоприятный сценарий существования и дальнейшего развития в посткризисном мире. "Прагматизм, компьютеры и Microsoft (или любая друга американская корпорация) идут к достижению цели кратчайшим путем играют очень важную роль и обладают высокой эффективностью. Раздробленность американской культуры очевидна, но она постепенно переходит в варварское состояние, свойственное компьютеру и инструменту, который, в конечном счете, использует и определяет образ действия компьютера - корпорации. Корпорация - это американская адаптация европейской концепции. В своей американской трактовке она превращается в стиль жизни. Корпорации столь же раздроблены, как и остальная американская культура. Но в своем разнообразии они выражают ту же агрессивную самоуверенность, что и любая американская идеология".
* * *
Великой темой североамериканской цивилизации (и культуры) являются вещи и их приобретение, т. е. "в наибольшей из всех когда-либо существовавших культур степени североамериканская является вещной культурой" (П. Рикс-Марлоу). Главной темой жизни являются вещи - они преобладают в ней: эта великая тема вещей и способа обращения с ними вошла в сцену ноу-хау, представляющую собой "воплощение мастерства и показухи". Грезой же североамериканской культуры является американская мечта "жить все лучше и лучше", что означает повышение уровня материального благополучия и что находит свое выражение в игре (шоу), с которой связан менталитет "трюкача-обманщика".
Именно шоу и имитация представляют собой постмодернистский подход к миру, который противоположен аутентичности (подлинности) и аутентичной идентичности. Не случайно, выше подчеркивалась мысль о том, что американская цивилизация есть "гигантский симулякр". В данном случае доминирует не понятийное мышление, когда понятие имеет денотат, когда оно "схватывает" некий аспект реального мира, а постмодернистская философия, оперирующая "пустым знаком" и мыслительным пространством, где, согласно Ж. Делезу, "идентичность образца и подобие копии будут заблуждениями".
Такая природа американской цивилизации проявилась в так называемой "гламурной цивилизации", признаки которой имеются в истории человеческого общества. Ярким примером этого является придворная жизнь в золотой век Японии - эпоха Хэйан (IX–XII вв.). Аристократия этой эпохи жила в продуманной до мелочей обстановке, соответствующей ее социальному статусу. Просторные залы дворцов были расписаны красками с вкраплениями золотой фольги, что создавало атмосферу сверкающего великолепия, присущего императору. "Жизнь знати складывалась из тысячи маленьких пустяков: игра ароматов и перламутра, соперничество поэтов и каллиграфов, забавы на балах, прогулки и любование первыми цветами, урок игры на флейте и т. п. Однако в помпезной дворцовой жизни им придавали большое значение. Красота и совершенство во всем были непременными требованиями этикета. Нет ничего ничтожного, наоборот, есть меланхолическое ощущение бесценности мимолетных нюансов хрупкого и эфемерного мира: непостоянство, бренность, мимолетность были буддийскими понятиями. Эпоха Хэйян поставила эстетические ценности выше этических. И научные знания Китая, и достижения эзотерического буддизма в познании человека интересовали ее не больше, чем жизнь целого народа - нищего и голодного".
Подобного рода примеров можно привести достаточно много: это и придворная жизнь французского короля Людовика XIV, и русской императрицы Екатерины II, и повелителя империи моголов Акбара, и китайского императора и пр. Все они подчинялись стратегии потребления, имеющей демонстративный характер власти и богатства.
Раньше стратегия потребления в качестве процедуры социализации была частью общих программ социальной матрицы, поэтому предзаданная идентификация определяла тотемную, сословную или классовую "экипировку". Использование денег в качестве всеобщего эквивалента вызвало к жизни более тонкую социальную дифференциацию: потребительские предпочтения и количественные индикаторы совпадали с социальной идентификацией. "Уровень потребления, обретенный в очагах постиндустриального общества меняет ситуацию - выборка дискретных единиц из общего "товарно-сырьевого" фона, перестав быть связанным приложением к наличному типу дистрибуции власти, становится завершающим актом собственно товарного производства, решающим моментом признания изделия (услуги) товаром… В момент опознания происходит считывание значимого дресс-кода, а также фуд-кода, дринк-кода и эмо-кода, каждая расшифрованная запись на свой лад гласит: это круто, здесь находится счастье…".
Здесь речь идет о рыцарях потребления как авангарде гламура - якобы важнейшей производительной силы. С позиции искусства гламур представляет собой китч, подделку и дешевку, так как он носит профанный характер, отрицает сакральное. В гламуре прекрасные вещи "являются объективациями, следами разной степени мимолетности присутствия супермодели". Они представляют собой химерные структуры, им присуще очень краткое время полураспада, они эфемерны по своей природе. Именно гламур используется в качестве оружия в современных информационно-интеллектуальных войнах.
Гламур присущ, прежде всего, в цивилизации Запада, чье изобилие основано на существовании "архипелага нужды" (Б. Марков). В контексте современного общества этот "архипелаг" бедности охватывает большую часть населения Африки, Индии, Китая и России. "Однако ни голод африканских детей, ни промышленные отходы западных стран, свозимые в Африку, ни прокаженные на улицах Азии - не мешают "обществу потребления" существовать и развивать философию достатка… на основании разделения мира на сепарированные области разных культур и резерваций бедности".
* * *
Можно утверждать, что в цивилизационный код Запада и Америки теперь входит философия достатка, которой придерживается не только элиты, но и глобальная элита, или, по выражению Д. Роткопфа, "суперкласс", который имеет космополитическую аутентичную идентичность.
Согласно исследованиям Д. Роткопфа, этот "суперкласс" насчитывает примерно 6000 человек и состоит из 1000 миллиардеров, чей совокупный капитал почти вдвое превышает обобщенный капитал беднейших 2,5 миллиарда человек, руководителей государств, исполнительных директоров крупнейших компаний мира, медиамагнатов, нефтяных баронов, управляющих хедж-фондами, верхушки военных, предпринимателей в области новых технологий, выдающихся религиозных деятелей, некоторых ученых, художников, вождей террористических организаций и глав преступных синдикатов.
Члены этой глобальной элиты обладают эфемерной властью в силу того, что одни умирают, другие уходят в отставку со своей должности, третьи не могут пережить финансовой или профессиональной катастрофы, четвертых насильственно смещают с их постов, пятые попадают за решетку.
"Как правило, это люди блестящего ума, неукротимой энергии, творчески относящиеся к своему делу. Они вдобавок настоящие баловни судьбы, и большинство из них это прекрасно осознает… Однако многие члены суперкласса по-своему не менее зашорены - они тоже преследуют собственные интересы и очень далеки от мира, в котором обитает большинство населения планеты".
Члены суперкласса наглядно демонстрируют чрезмерное неравенство в распределении богатства и власти на планете, что чревато непредсказуемыми последствиями. "При удачном раскладе, кто знает, может быть, и сами члены суперкласса прозреют достаточно, чтобы осознать, что существующее неравенство не только несправедливо, но и представляет собой фундаментальную и наиболее опасную угрозу их собственным долгосрочным интересам".
Идентичность этого суперкласса является космополитической, наднациональной, что представляет угрозу разнообразным сообществам всех аутентичных цивилизаций - от местных элит до бесправных малоимущих масс. Члены этой глобальной элиты и примыкающих к ним других богатых и деловых людей представляют собой "кочевников", которые постоянно передвигаются по всему миру на комфортабельных авиалайнерах, их деятельность протекает в мире глобальной мобильности. В этом мире "пространство утратило свои сдерживающие свойства и легко преодолевается как в его "реальной", так и "виртуальной" ипостаси"; "эти люди постоянно заняты, им вечно "не хватает времени", они "постоянно живут в настоящем, проходя через череду эпизодов, герметически изолированных как от прошлого, так и от будущего". Остальные живут в невиртуальном пространстве и времени, потребляя продукты массовой культуры.
Анализ положения глобальной элиты позволяет сделать следующий фундаментальный вывод: "Если они используют собственное влияние для создания глобальной системы правил, которая сохранит неравенство и будет такой же несправедливой, как система настоящего времени, то кризис неизбежен. Тем не менее, если они осознают, что их основной интерес заключается в том, чтобы отойти от подходов, которые предлагают богатым и могущественным блага сегодня, а бедным и лишенным прав обещают помочь в отдаленном будущем, то тогда они смогут избежать судьбы элит прошлого, уничтоженных из-за собственной чрезмерности, жадности, нечувствительности и близорукости".
В настоящее время нет признаков того, что глобальная элита нацелена на устранение вопиющего неравенства в справедливом распределении богатства и власти. Факты свидетельствуют об обратном - данное распределение имеет тенденцию к увеличению существующего неравенства и усилению контроля над всей планетой, что является одной из задач "Бильдербергского клуба" как основной структуры тайного правительства Запада.