Конкретизируя свой вывод, Ленин подчеркивал: "Пролетарское государство должно стать осторожным, рачительным, умелым "хозяином", исправным оптовым купцом, – иначе оно мелкокрестьянскую страну не может экономически поставить на ноги… Оптовый купец, это как будто экономический тип, как небо от земли далекий от коммунизма. Но это одно из таких именно противоречий, которое в живой жизни ведет от мелкого крестьянского хозяйства через государственный капитализм к социализму. Личная заинтересованность поднимает производство; нам нужно увеличение производства прежде всего и во что бы то ни стало. Оптовая торговля объединяет миллионы мелких крестьян экономически, заинтересовывая их, связывая их, подводя их к дальнейшей ступени: к разным формам связи и объединения в самом производстве".
Систематический товарообмен, считал Ленин, не только стимул к расширению производства, но и важнейшее условие установления правильных взаимоотношений между пролетариатом и крестьянством, между промышленностью и земледелием.
Новая экономическая политика стала основой для будущей победы над "отсталостью, темнотой, нищетой, болезнями и одичанием". В практическом плане новая экономическая политика означала отмену государственной монополии на торговлю зерном, заменяла принудительные реквизиции продовольствия натуральным (или денежным) налогом, который был вдвое меньше разверстки и был точно известен еще с весны каждому крестьянину. Крестьянам было разрешено продавать излишки хлеба на свободном рынке. Однако, что касается крупной промышленности и внешней торговли, то они оставались в руках государства.
"Меньше слов, больше дела. Больше ответственной деятельности"
Серьезным, опасным врагом строительства новой России Ленин считал бюрократизм. Мы разогнали царистских бюрократов, говорил он, прогнали их в двери, но "они влезают в окна". Здесь больше всего сказывается недостаток культурных сил. Здесь перед нами выступают, прежде всего, задачи организационные, культурные, воспитательные. Победить бюрократизм можно лишь тогда, когда все население будет участвовать в управлении. В буржуазных республиках это было не только невозможно: этому мешал самый закон.
К вопросу борьбы с бюрократизмом Ленин возвращался постоянно и говорил о нем все жестче и острее.
Так, в статье "О продовольственном налоге" Ленин говорит о бюрократизме как опаснейшем враге Советской власти: "Возьмите вопрос о бюрократизме и взгляните на него с экономической стороны. 5 мая 1918 года бюрократизм в поле нашего зрения не стоит. Через полгода после Октябрьской революции, после того, как мы разбили бюрократический аппарат сверху донизу, мы еще не ощущаем этого зла. Проходит еще год. На VIII съезде РКП(б)… мы говорим "о частичном возрождении бюрократизма внутри советского строя". Прошло еще два года. Весной 1921 года… мы видим это зло еще яснее, еще отчетливее, еще грознее перед собой. Каковы экономические корни бюрократизма? У нас. корень бюрократизма: раздробленность, распыленность мелкого производителя, его нищета, некультурность, бездорожье, неграмотность. В громадной степени это – результат гражданской войны. Когда нас блокировали, осадили со всех сторон. Бюрократизм, как наследие "осады", как надстройка над распыленностью и придавленностью мелкого производителя, обнаружил себя вполне".
Через год, выступая на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов (6 марта 1922 года) с докладом "О международном и внутреннем положении Советской республики", Ленин вновь возвращается к проблеме бюрократизма в деятельности советского государственного аппарата: "В нашей работе проявляется много бюрократизма, волокиты. Составляются всяческие планы и выносятся всякие решения. По этому поводу мне хочется привести следующее. Вчера я случайно прочитал в "Известиях" стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают…. Мы, действительно, находимся в положении людей, и надо сказать, что положение это очень глупое, которые все заседают, составляют комиссии, составляют планы – до бесконечности. Был такой тип русской жизни – Обломов. Он все лежал на кровати и составлял планы. С тех пор прошло много времени. Россия проделала три революции, а все же Обломовы остались… Достаточно посмотреть на нас, как мы заседаем, как мы работаем в комиссиях, чтобы сказать, что старый Обломов остался и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел…. Практическое исполнение декретов, которых у нас уже больше, чем достаточно, и которые мы печем с той торопливостью, которую изобразил Маяковский, не находит себе проверки… Самый худший у нас внутренний враг – бюрократ, который сидит на ответственном посту. он не научился бороться с волокитой, он не умеет бороться с ней, он ее прикрывает. От этого врага мы должны очиститься.. Нам нужны не новые декреты, не новые учреждения. нам нужна проверка пригодности людей, проверка фактического исполнения дела – в этом, еще раз в этом, только в этом теперь гвоздь всей работы, всей политики".
"Меньше слов, больше дела, – призывает Ленин. – Больше смелости и ответственной деятельности. Во всей области общественных, экономических и политических отношений мы "ужасно" революционны. Но в области чинопочитания, соблюдения форм и обрядов делопроизводства наша "революционность" сменяется сплошь да рядом самым затхлым рутинерством. В нашей общественной жизни величайший прыжок вперед соединяется с чудовищной робостью перед самыми маленькими изменениями…
Русский человек отводил душу от постылой чиновничьей действительности дома за необычайно смелыми теоретическими построениями, и поэтому эти необычайно смелые теоретические построения приобретали у нас необыкновенно односторонний характер.
У нас уживались рядом теоретическая смелость в общих построениях и поразительная робость по отношению к какой-нибудь самой незначительной канцелярской реформе. И поэтому наш теперешний быт соединяет в себе в поразительной степени черты отчаянно смелого с робостью мысли перед самыми мельчайшими изменениями".
Ленин предупреждает: борьба за культуру, за самодисциплину, борьба с бюрократизмом и со всеми его проявлениями предстоит тяжелая и длительная. Надо каждому работнику преодолеть в себе обломовщину, безделье, леность, халатность, безответственность.
И самое главное – надо привлекать самые широкие массы трудящихся к управлению делами общества, к строительству. Привлечение самих трудящихся к повседневной работе управления государством – это, по Ленину, самое "чудесное средство" борьбы с бюрократизмом, средство сразу, одним ударом "удесятерить" наш государственный аппарат.
Конечно, здесь возможны и неизбежны ошибки. Но "разве может быть иной путь к обучению народа управлять самим собой, к избавлению от ошибок, как путь практики? Как немедленный приступ к настоящему народному самоуправлению?".
Пусть массы еще не обучены, пусть будут совершать ошибки. Этого не надо бояться. Надо смелее брать новые и новые слои. "Мы знаем, что это создает нам молодые кадры работников, вознаградит нас сторицей тем, что даст нам десятки молодых, более свежих сил", – писал Ленин.
Защита Лениным интересов и достоинства своей страны на международной арене
Иностранные державы далеко не сразу признали Советское государство. Великобритания, например, осенью 1917 года решилась на беспрецедентный шаг в истории дипломатии: в Лондоне был арестован советский нарком иностранных дел Г.В. Чичерин.
Советское правительство, возглавляемое В.И. Лениным, в ответ продемонстрировало твердость. Оно потребовало освобождения Чичерина, заявив, что до выполнения этого требования ни одному английскому гражданину не будет разрешено покинуть советскую Россию.
В итоге англичане пошли на попятную: Чичерин смог вернуться в Россию.
Послы стран Атланты и военные миссии с самого начала стали участвовать в гражданской войне в России на стороне белых, поддерживали различные заговоры против Советской власти. Но уже в эти тяжелые годы Советское правительство выступило за мирное сосуществование стран с различным общественным строем. Ленин в 1920 году, отвечая корреспонденту американского агентства на вопрос о препятствиях к миру с Америкой, заявил: "Никаких с нашей стороны. Пусть американские капиталисты не трогают нас. Мы их не тронем. Мы готовы даже заплатить им золотом за полезные для транспорта и производства машины, орудия и прочее. И не только золотом, но и сырьем".
В 1922 году, Ленин, напутствуя советскую делегацию на международную Генуэзскую конференцию, подчеркивает, что советские представители должны стремиться к достижению соглашения с пацифистски настроенной буржуазией.
Ленин намечает примерный перечень основных пунктов этой "буржуазно-пацифистской" программы:
1) аннулирование всех долгов;
2) применение ко всем колониям и зависимым странам "ирландского" решения;
3) радикальный пересмотр Версальского договора;
4) предоставление на льготных условиях займов тем странам, кои наиболее разорены войной, будучи притом наиболее слабы в смысле возможности подняться самостоятельно и наиболее важны для мирового хозяйства как эвентуальные поставщики громадного количества продовольствия и сырья;
5) установление единой международной золотой единицы для денежных систем ряда стран и мер к введению этой единицы;
6) соглашение ряда стран о мерах борьбы с инфляцией и обесценением денег (указать некоторые из этих мер);
7) соглашение ряда стран о мерах борьбы с топливным кризисом и о мерах наиболее рационального и экономного использования источников энергии на основе единой планомерной электрификации;
8) то же по отношению к наиболее насущным, с точки зрения возможности подвезти сырье и продовольствие, мерам реорганизации и улучшения международного транспорта.
И т. д.".
Как очевидно, программа и экономически и политически хорошо продумана, взвешена, миролюбива, выгодна подавляющему большинству стран. И актуальна; актуальна даже сегодня, в начале XXI века.
И все это Ленин предлагал в то время, когда правящие круги западных стран в борьбе против Советской России ничем не гнушались; ни злостной клеветой, ни угрозой новой военной интервенции! Видный американский журналист Уолтер Липман писал в 1920 году: "Вся истерическая, безгранично запутанная нетерпимость наших дней, вся ненависть и весь страх, распространяемые по миру, зиждутся на одной главной лжи. Это ложь о России. Ложь, при помощи которой эксплуатируются патриотические чувства американского народа. Уродливая пропаганда гигантских масштабов обрушена на человечество только для того, чтобы организовать и сохранить позорную блокаду русского народа, который жаждет мира. Это была ложь, что русские не хотят Советского правительства и предпочли бы ему любое предложенное западными генералами. Это была ложь, что Советская Россия будто бы не предлагала справедливого мира с гарантиями…"
Ленин был убежден: жизнь, экономические интересы заставят, рано или поздно, западные страны встать на путь взаимодействия, прежде всего экономического и торгового, с Советской Россией. Конечно, опасаться военного, контрреволюционного вмешательства извне мы по-прежнему должны, пишет Ленин, "ибо капиталисты люди глупые и жадные. Они делали ряд таких глупых и жадных попыток вмешательства, что надо бояться повторений, пока рабочие и крестьяне каждой страны не перевоспитают своих капиталистов". Мы, продолжает Ленин, готовы вступить в деловые отношения со всеми странами. Ради мира мы готовы сделать значительные уступки.
Ленин "успокаивает" Чичерина и Красина, которые "впали в панику", считая, что предложения Советской России на Генуэзской конференции странами Запада не будут приняты и переговоры будут сорваны. Ленин пишет: "Ни капли нам не страшен срыв: завтра мы получим еще лучшую конференцию. Изоляцией и блокадой нас теперь не запугать, интервенцией тоже.
Мы предлагаем широкий порядок дня, намекаем на свою "паллиативную" программу общих мер.
Отклонят?
Как угодно! (мы печатаем нашу широкую программу…). Не хотите широкой, давайте более узкую… Пойдем и на самую даже узенькую, но только ни на что невыгодное для нас не пойдем. Ультиматумам не подчинимся. Если желаете только "торговать", – давайте, но кота в мешке мы не купим и, не подсчитав "претензий" до последней копейки, на сделку не пойдем. Вот и все".
Вот и все! – Твердая защита интересов и достоинства своей страны, уверенность, базирующаяся на точном расчете, что Запад пойдет на соглашение, на сотрудничество с Советской Россией, – вот принципы политического поведения Ленина на международной арене.
Жизнь подтвердила правильность этой линии: начинается "полоса признаний" Советской России. Уже на Генуэзской конференции был заключен Рапалльский договор между Россией и Германией. Он означал прорыв в международной дипломатической изоляции Советской России. Договор предусматривал немедленное восстановление в полном объеме дипломатических отношений между Россией и Германией. Стороны взаимно отказывались от претензий на возмещение военных расходов и невоенных убытков и договаривались о порядке урегулирования разногласий между собой. Германия признавала национализацию германской государственной и частной собственности в России. Обе стороны признали принцип наибольшего благоприятствования в качестве основы их правовых и экономических отношений, обязывались содействовать развитию их торгово-экономических связей. Германское правительство заявляло о своей готовности оказать немецким фирмам помощь в деле развития деловых связей с советскими организациями. Договор был заключен без указания срока.
Вслед за Германией и другие государства Запада признают Советскую Россию. Только за 1922–1923 гг. с ней заключили дипломатические или экономические договоры (т. е. признали Советскую Россию де-юре или дефакто) 38 государств мира.
Это было триумфом ленинской внешней политики, особенно учитывая то, что многие из признавших Россию стран были настроены в отношении ее далеко не дружественно, но и они вынуждены были теперь считаться с молодым Советским государством. Заметим, что ситуация с признанием Советской России на международной арене в чем-то похожа на историю признания российского государства в мире во времена Петра I. И в начале восемнадцатого века, и в начале двадцатого Западу очень не хотелось признавать российскую державу, но пришлось. Правда, Ленину понадобилось гораздо меньше времени на то, чтобы добиться этого признания, чем Петру I.
Глава IV. Создание великого Союза
"Мы хотим единства, соединения, а не разделения"
Ленин всегда уделял огромное внимание национальному вопросу в России. Он всегда последовательно выступал за право наций на самоопределение и вместе с тем настаивал на единстве всех наций России. В статье "К пересмотру партийной программы", написанной вскоре после Февральской революции, Ленин отмечал: "После опыта полугодовой революции 1917 года едва ли можно спорить, что партия революционного пролетариата России, партия, работающая на великорусском языке, обязана признать право на отделение. Завоевав власть, мы, безусловно, тотчас признали бы это право и за Финляндией, и за Украиной, и за Арменией, и за всякой угнетавшейся царизмом (и великорусской буржуазией) народностью.
Но мы, со своей стороны, вовсе отделения не хотим. Мы хотим как можно более крупного государства, как можно большего числа наций, живущих по соседству с великорусами; мы хотим этого в интересах демократии и социализма… Мы хотим единства, соединения, а не разделения… Мы хотим свободного соединения и потому мы обязаны признать свободу отделения (без свободы отделения соединение не может быть названо свободным). Мы тем более обязаны признать свободу отделения, что царизм и великорусская буржуазия своим угнетением оставили в соседних нациях тьму озлобления и недоверия к великорусам вообще, и это недоверие надо рассеять делами, а не словами".
Стремясь рассеять недоверие между народами, Советская власть уже в 1917 году приняла "Декларацию прав народов России", которая юридически закрепляла права всех народов и национальных языков.
Только такая политика могла искоренить недоверие национальных меньшинств бывшей царской России к ее национальному большинству – русским. Недоверие, вызванное не самим русским народом, но, по определению Ленина, "русским бюрократом", "русским держимордой", русской буржуазией, беспощадно грабившей национальные окраины страны.
Глубочайший за последние несколько веков политический кризис в России привел в 1917 году к ее развалу на десятки отдельных, номинально суверенных, государственных образований. Понятно, что большевики должны были искать новые формы – практически полезные и юридически корректные, привлекательные и убедительные для населения – политического объединения земель бывшей Российской империи.
Работа по собиранию земель велась еще в ходе гражданской войны. После ее завершения юридически корректные формы стали важнее военных побед. Посмотрим, какие это были формы.
Еще в годы гражданской войны сложился военнополитический союз советских республик. В 1919 году ВЦИК РСФСР при участии представителей советских республик издал декрет "Об объединении Советских Республик: России, Украины, Латвии, Литвы, Белоруссии для борьбы с мировым империализмом". Признавая независимость и право республик на самоопределение, было решено объединить их военные, хозяйственные, финансовые и железнодорожные организации. В сложных условиях войны удалось создать единую военную организацию республик. Однако к началу 1922 г. ситуация значительно изменилась.