Как я уже писал, место пирата на башне. В XVIII веке эта башня завершалась небольшой круглой площадкой, на которой в ночные часы жгли незатухающий костер - морской маяк. Сегодня эта площадка накрыта стеклянным цилиндром, укрепленным вертикальными металлическими полосками, вдоль которых прорезаны два узких окошка. К 10 часам утра - началу работы - стеклянная башня успевает нагреться на солнце, и если в океане штиль, то можно себе представить, какая в стеклянном цилиндре духота. Да и подъем на башню не из самых легких. Это уровень 9-го этажа современного дома. И если первые семь этажей вы поднимаетесь на галереи форта по широким лестницам, то два последних этажа в самой башне ведут крутым каменным винтом в узкой горловине, так что плечи касаются стен, а высота старинных каменных ступенек не меньше сорока сантиметров каждая. Мне приходилось проделывать этот подъем четыре-пять раз в день: в перерывах можно было выпить кофе и перекусить в уютной столовой на первом этаже форта, да и просто отдышаться, т. к. мой костюм заметно усугублял жаркую духоту стеклянного цилиндра.
В первый же день съемок возник вопрос о том, как называть моего пирата. Звучали самые разные предложения. Но имя старца - Фура родилось из названия находящегося неподалеку от берегового причала маленького поселка, и поэтому единодушно решили имени не изменять, и оно стало звучать как "пират Фура" или "капитан Фура".
Я предложил исправить оплошность, допущенную в существовании отмененного старца, и сделать пирата Фура не несчастным затворником башни, а равноправным обитателем Форта Боярд. В конце концов, мы с режиссером Константином Куцем сняли несколько планов, благодаря которым мой пират оказывался заинтересованным соучастником происходящих игр, то появляясь в зале ночных магов, то озирая океан с верхней галереи крепости, то стоя у входа в башню или следя за игроками из окошка башенной надстройки.
По моему замыслу, капитан Фура должен был произносить какие-то сентенции, характеризующие его как бывшего пирата, и вместе с тем общаться с поднявшимся в башню игроком. И на все это по условиям игры отпускалось не более трех минут. В первый репетиционный день я затруднялся с распределением текста в такое коротенькое время. И здесь Василий Григорьев проявил себя не только как продюсер, но и как режиссер. Следя за репетицией по монитору, он посоветовал мне встречать игрока пиратской сентенцией, затем загадывать загадку, после которой должна была последовать моя характеристика игрока в зависимости от его успеха или неудачи в разгадывании. Я принял совет с благодарностью. Текст, который произносил пират, был моей актерской импровизацией, особенно в части общения с игроками. Но помятуя о том, что хорошая импровизация бывает удачной только если заранее подготовлена, я вечерами, накануне съемки сочинял пиратские сентенции. Оказалось, что потребуется таких фраз, которые называются "речевки", желательно афористичных, сорок две и крутиться эти фразы должны вокруг пиратской темы. А тема эта включает в себя не так уж много понятий: море, сражения, золото, ром. И не хотелось, чтобы высказывания моего пирата повторялись. На тридцать шестой "речевке" я совершенно иссяк. Тут мне на помощь пришли жена и сын. Поздними вечерами в комнате отеля они вслух и с большим увлечением, наперебой изобретали пиратские изречения, помогая моей обессиленной фантазии. Признаюсь, что некоторые были очень удачны, и я с радостью ими воспользовался. В общем, до сорока двух высказываний мы дотянули. Это добровольное участие моих близких в жизни пирата Фура можно заключить в один из его афоризмов: "Подсказка - попутный ветер для умного и мель для глупца".
Пирата я не играл - я играл в пирата. А это разные творческие задачи. Актер, играющий роль, должен создавать образ, характер. Характер персонажа может проявляться только в развитии сюжета, через смену обстоятельств, на которые персонаж реагирует соответственно своему характеру. Актеру необходимо выстроить линию поведения своего героя. В случае с моим пиратом никакой смены обстоятельств не существовало. Каждый раз одно и то же: башня, книга, загадка. К тому же появление на экране ограничивалось очень коротким временным отрезком. Это был не образ, а маска пирата. Моя актерская задача заключалась в том, чтобы сделать эту маску не резиновой, а живой, убедительной и, как я уже писал, узнаваемой. Надеюсь, что мне это удалось.
До своего участия в проекте, глядя на телеэкран, я, как, наверное, и другие зрители, был уверен, что игры в Форте Боярд выглядят такими эффектными благодаря монтажным ухищрениям и специальной постановке отдельных трюков как в игровом кино. Оказалось - ничего подобного! Никаких постановочных подмен не существует. То, что видят зрители - операторская хроника, и в "тюрьме" игроки сидят по-настоящему. Признаюсь, что я боролся с постоянным соблазном подсказать молодым и обаятельным участникам игр ответы на свои загадки. Но руководители проекта замкнули мне рот категорическим условием чистой бескомпромиссной игры, и победы или поражения наших команд я переживал так же, как их участники и зрители. И в этой бескомпромиссности соревнований, как мне кажется, кроется особое обаяние игр Форта Боярд.
С берега Бискайского залива я привез в Москву самые лучшие воспоминания о встрече с организаторами и участниками игр в Форте Боярд. И прежде всего, о прелестной Сильвии - художнике-гримере, каждый день способствующей воплощению моего пиратского замысла. А французские звукооператоры, ежедневно опутывающие меня под одеждой проводами своей аппаратуры, вклеивающие кусочком пластыря зернышко микрофона в ухо и подвешивающие к поясу под камзол черную коробку аккумулятора? А блистательные неутомимые кинооператоры Форта Боярд, благодаря искусству и профессиональному мастерству которых зрители в полной мере ощущают весь риск любого трюка, видят все звенья в стремительно раскручивающей цепи игровых испытаний? А веселые, подвижные карлики, Паспорту и Постан, мой партнер по всем сценам в башне? И разве можно забыть бесстрашную Монику, укротительницу тигров? А нет, не буду перечислять каждого, пусть все они останутся в моей доброй памяти без упоминаний на бумаге.
Упомяну только, что в российской постановочной группе имя Наташа было самым распространенным. Все наши Наташи заслуживают самых теплых отзывов, но особенно - редактор программы Наташа Белан, которой удавалось сочетать жесткую профессиональную энергию с подлинным женским обаянием.
Перед отъездом в Форт Боярд я купил книгу "Пираты, разбойники - энциклопедия". Книга с таким названием оказалась в магазине последней. Тогда я счел это добрым знаком. И сегодня верю, что это именно так.
Юмор Бориса Ливанова
Шутки, остроумные замечания и определения моего отца, прославленного артиста и режиссера Московского Художественного академического театра, моментально становились достоянием городского фольклора. Благодаря своей афористичности со временем некоторые утрачивали авторство, воспринимались как народные.
В последнее время объявились пошляки, охочие приписывать Борису Ливанову остроты, которые он никогда не произносил, в ситуациях, в которых никогда не бывал.
Поэтому-то я и решил, дорогие читатели, познакомить вас с подлинно ливановским юмором.
Старый знакомый Ливанова при встрече:
- Борис, посмотри, какую дурацкую, уродливую трость мне подарили!
- Ты так думаешь? А, по-моему, она тебе очень к лицу.
* * *
Один драматург принес Ливанову свою пьесу о Курчатове.
Борис Николаевич прочел пьесу и, встретившись с автором, сделал ему ряд конкретных замечаний и предложений по доработке, без которой, по мнению Ливанова, пьеса была не готова для сценического воплощения. Тем более что драматург хотел, чтобы Ливанов пьесу ставил и сам играл роль Курчатова.
Вместо продолжения работы драматург отправил свое произведение на закрытый конкурс Министерства культуры, где получил первую премию.
После этого позвонил Ливанову:
- Борис Николаевич, вы будете ставить мою пьесу?
- А вы ее доработали?
- Нет. А вы разве не знаете мнение Министерства культуры?
- Знаю, - ответил Ливанов. - Но я могу поставить пьесу, а мнение я поставить не могу.
* * *
Ливанов требует от актера, чтобы тот точно выполнил его режиссерское задание. Актер пробует раз, другой, третий.
- Борис Николаевич, я не могу это сыграть. Я еще молодой актер. Мне 28 лет.
- В твоем возрасте лошади уже дохнут!
* * *
Идет генеральный прогон спектакля "Егор Булычов", актеры в гриме и костюмах. Внезапно Настасья Платоновна Зуева, исполняющая роль Знахарки, прерывает сцену, подходит к рампе и спрашивает, обращаясь к Ливанову-режиссеру, в темный зрительный зал:
- Боречка, я забыла, какая у меня здесь "сверхзадача"?
- Какая "сверхзадача", Настя! - простонал в ответ Ливанов. - Билеты уже продают!!!
* * *
Театральный критик, выступая на юбилее артиста Юрия Леонидова, называл его роли "полотнами".
- Когда наш юбиляр создавал это полотно… А в этом, сотворенном им полотне… и т. д.
После выступления критика Ливанов сказал юбиляру:
- Юра, я думал, что ты - артист. А ты, оказывается, полотняный завод.
* * *
Один молодой актер на гастролях театра отмечал свой день рождения, который завершился пьяным дебошем в гостинице, где проживала труппа.
На следующий день почтенный мхатовец старец М. Кедров выговаривал провинившемуся:
- Не понимаю, зачем надо было пить водку? Ведь можно было отметить свой день рождения лимонадом.
- Ну, тогда это был бы твой день рождения! - заметил Ливанов.
* * *
После войны Алла Тарасова, прославившаяся в роли Анны Карениной, оставила своего мужа И. М. Москвина и стала женой героического летного генерала Пронина. Пронин был крепыш среднего роста, очень широкоплечий, почти квадратный, с ничем не примечательными чертами лица.
Стареющий Москвин воспринял уход жены болезненно, в театре ему сопереживали. Тарасовой, очевидно, хотелось найти какое-то достойное оправдание своему поступку.
- Борис, - обратилась она к Ливанову, - правда, Пронин - это вылитый Вронский?
- Алла, перечитай "Анну Каренину", - посоветовал Борис Николаевич.
* * *
Растолстевшему приятелю-художнику:
- У тебя портрет совсем за раму вышел.
* * *
Актеров нельзя допускать в судебные заседатели. Они по любому поводу могут вынести только один приговор: кровавая смертная казнь. На Шекспире воспитаны.
* * *
Во время гастролей в Киеве три администратора - один мхатовский и двое местных - затеяли концерты с участием молодых актеров. Два концерта до спектакля и один после. И так целую неделю. Молодые актеры радовались: подработаем. И трудились из последних сил. Когда конвейер концертов остановился, администраторы получили солидные денежные премии, актеры - ничего. В театре разбушевался стихийный митинг.
Обманутые актеры ринулись за правдой к Ливанову, одному из руководителей театра.
- Борис Николаевич, вы слышали, что произошло?
- Слышал. Все правильно.
- Как? Почему?
- Потому что премии получают доярки, а не коровы.
* * *
- Рожденный ползать - летать не может.
- Летать рожденный - заползать может.
* * *
- Оптимизм - это недостаточная осведомленность.
* * *
Заседание руководства театра. Ливанов, войдя в комнату, обращается к Станицыну, сидящему в кресле:
- Пересядь, пожалуйста, здесь обычно сижу я.
- Борис, какая разница. Вон свободное кресло.
- Нет, здесь у каждого льва своя тумба.
* * *
В последние годы во МХАТе "старики" между собой почти не разговаривали. Бывало, сидят в антракте в закулисном фойе театра, в гримах и костюмах, молчат и думают каждый о своем.
И вдруг один из "стариков", ни к кому персонально не обращаясь, начинает рассуждать вслух:
- Ну, чего у меня нет? Я - народный артист Советского Союза, член партии… орденоносец… Постоянно занят в репертуаре. Чего у меня еще нет? У меня прекрасная пятикомнатная квартира в центре… дача, очень хорошая… Две государственные премии… Да… я еще и режиссер… у меня есть свой театр, я там художественный руководитель… меня на казенной машине возят… а еще у меня есть своя машина… "Волга"… На здоровье, тьфу-тьфу, не жалуюсь. Ну, чего у меня еще нет?
В повисшей тишине раздается голос Бориса Николаевича:
- Совести у тебя нет.
* * *
В конце сороковых годов, в период борьбы с "космополитизмом" театр захлестнула мутная волна конъюнктурных пьес-однодневок. Не миновала эта беда и МХАТ.
Актеры пытались как могли "дорабатывать" скороспелые пьесы, сами исправляли тексты своих ролей, пытаясь внести в них ноты правдоподобия и человечности. Меняли названия, чтобы они не звучали как агитлозунги.
В те поры директором театра была Алла Константиновна Тарасова.
Однажды на художественном совете придумывали новое название очередной пьесы.
Алла Тарасова предложила:
- "Под алым стягом".
- Мне нравится, - сказал Ливанов. - Но маленькая поправка: "Под стягом Аллы".
* * *
Жизнь состоит из подготовки к ней.
* * *
А я волосы отпустил. Совсем!
* * *
При переполненном зале во Всероссийском театральном обществе показывали новый фильм американского режиссера С. Крамера "На берегу". На экране разворачивается трагедия гибели человечества в атомной войне.
По окончании фильма потрясенные зрители в немом молчании потянулись из зала. Кто-то шепотом спросил Бориса Николаевича:
- Правда, страшно?
- Нет, - громко ответил Ливанов, любимый ученик Станиславского. - Я понял, бац! И - здрасьте, Константин Сергеевич!
* * *
Очень худощавому актеру:
- У тебя не телосложение, а теловычитание.
* * *
В театре:
- Борис Николаевич, вас просят зайти в художественную часть.
- Как это художественное целое может зайти в художественную часть?
* * *
Труппа саратовского драмтеатра встречает гостей-мхатовцев.
- Борис Николаевич, а у нас есть актер Ливанов - ваш однофамилец.
- Замечательно! В каждом театре должен быть свой Ливанов!
* * *
Любуясь природой:
- Так красиво, что даже грустно!
* * *
Перед выпуском спектакля.
- Все в театре волнуются. Но по-разному. Я потому, что не уверен в своем успехе, а некоторые товарищи потому, что не уверены в моем провале.
* * *
Молодость, как таковая, интересна только в телятине.
* * *
Врач, выписывая Бориса Николаевича из больницы после инфаркта:
- Ну вот, мы вернули вам все ваши достоинства.
- Верните мне мои недостатки!
* * *
В доме Ливановых часто собиралось дружеское застолье. Отец и мама всегда сидели напротив друг друга в торцах длинного стола. Кто-то из друзей поинтересовался, почему они сидят именно так.
- Чтобы избежать рукопашной, - ответил Борис Николаевич.
* * *
Когда родилась первая внучка:
- Ну вот, я впал в дедство.
* * *
Когда исполнилось 66 лет:
- Я эту дату воспринимаю так: 33 с фасада и 33 с тыла.
* * *
Присвоение знаменитых имен различным театрам сделалось почти обязательным. Коллегии Министерства культуры Е. А. Фурцева объявила, что в "высших инстанциях" принято решение присвоить Камерному театру имя А. С. Пушкина.
Естественно, члены коллегии поинтересовались: почему?
- Как вы не понимаете, товарищи? - укорила министр культуры. - Театр находится недалеко от памятника Пушкину. На бульваре.
- Ну, тогда, - подал реплику Ливанов, - его лучше назвать Бульварный театр.
* * *
Во время пребывания театра в Нью-Йорке знаменитый актер и педагог Ли Страссберг, знаток системы Станиславского, попросил Бориса Николаевича дать пресс-конференцию. Студию Страссберга заполнили не только журналисты, но и актеры, писатели, режиссеры. Один из первых вопросов:
- Такой художник, как вы, должен верить в Бога. Что вы на это ответите?
- Говорить об этом не будем, - последовал ответ, - вы - американцы, и Христа любите из-за его мировой популярности.
Зал разразился овацией.
* * *
Однажды, выступая в Министерстве культуры перед членами коллегии, среди которых был и Ливанов, министр Фурцева развивала свою любимую идею об организации повсюду, где только возможно, "художественной самодеятельности" и договорилась до того, что, по ее мнению, "самодеятельность должна скоро вытеснить профессиональное искусство".
- Борис Николаевич, - прервав речь, обратилась она к Ливанову. - Я вижу, вы что-то рисуете в блокноте и меня не слушаете? Вы что, со мной не согласны?
- Я слушаю, - ответил Ливанов. - Вы радуетесь тому, что профессиональное искусство скоро исчезнет, а я - профессионал. Вот вы бы, Екатерина Алексеевна, стали пользоваться услугами самодеятельного гинеколога?
Обсуждение закончилось гомерическим хохотом всех присутствующих.
* * *
Образованием ума не заменишь.
Осколки киномолвы
С моим другом, художником Василием Вдовиным, мы готовили к изданию альбом рисунков Бориса Николаевича Ливанова: "Мастера кино". О рисунках моего отца кинорежиссер Сергей Эйзенштейн писал: "Это не портреты, а… психологически разработанные роли: их можно играть".
Вглядываясь в знакомые каждому кинематографисту, да и большинству зрителей, лица, изображенные артистом-художником, я вспоминал забавные истории, с ними связанные, какие-то ситуации, в которых они оказывались, их характерные слова и выражения, оставшиеся жить в мире кино. Осколки киномолвы…
* * *
Артист Черкасов негодовал:
- От Эйзенштейна с ума можно сойти! На моем крупном плане смотрит в камеру и требует:
- Коля, лоб - ниже, а подбородок - выше!!!
* * *
Николай Черкасов и режиссер Всеволод Пудовкин вдвоем представительствовали в Индии на "Неделе советского кино". По их возвращении журналисты спросили Черкасова:
- Что произвело на вас в Индии самое сильное впечатление?
- Пудовкин, - ответил Черкасов.
* * *
Сергей Эйзенштейн говорил о режиссере Григории Рошале: "Вулкан, извергающий вату". Но ему же принадлежат слова: "Рошаль был весь открыт, и струны в нем дрожали…"
Один из старейших кинорежиссеров А. Ивановский как-то заметил:
- Я предпочитаю неискреннюю вежливость искреннему хамству.
* * *
Режиссер Александр Довженко:
- Кинематографу свойственно преувеличивать. На экране даже муха, снятая крупно, может угрожать человечеству.
Разросшиеся помещения "Мосфильма" Довженко охарактеризовал так.
- Всюду долго и никуда не прямо. Здесь есть места, где еще не ступала нога человека.