После построения с объявлением о разбирательстве в штабную палатку завели первую партию солдат - сержантов Кутузова и Крутова, рядовых Генералова, Гурского и Гриценко. Остальным было велено дожидаться своей очереди рядом, и очень скоро оставшийся на свободе личный состав услышал крики и стоны сослуживцев. Офицеры их попросту пытали. Вскоре первую партию вышвырнули из штабной палатки. Солдаты рассказали товарищам о том, как вышеперечисленные "отцы"-командиры лупили их черенками саперных лопат по ягодицам и спинам, а ногами - по животам и ребрам.
Собственно, слова были лишние. Следы пыток на солдатских телах подействовали сильнее любых рассказов.
Затем офицеры объявили перерыв. Подполковник, два майора, три старших лейтенанта и один лейтенант объявили для себя обед, сообщив остальному рядовому личному составу, что после принятия ими пищи каждый, кто добровольно не признается в угоне БРДМ, будет точно так же избит, как те, кто теперь лежал на траве рядом со штабной палаткой.
С этим объявлением офицеры отбыли откушать суп.
А солдаты? Ушли… Взбунтовались, не пожелав быть овцами, ожидающими заклания. Они оставили на полигоне только тех, кто был в наряде, - для его охраны (оставление поста влечет уголовное наказание, суд и дисциплинарный батальон), а также избитых Кутузова, Крутова, Генералова и Гриценко, которые идти просто не могли.
Построившись в колонну, солдаты ушли с полигона в сторону Волгограда. Звать на помощь.
Но до города там неблизко - почти 180 километров. И все это расстояние 54 солдата прошли организованно, строем, ни от кого не скрываясь, по обочине оживленного шоссе, по которому туда-сюда проезжали в том числе и офицеры 20-й дивизии. И НИ ОДНА из машин не остановилась… НИ ОДИН из офицеров не подумал, что надо бы спросить: а что, собственно, случилось?… Куда идете? И без офицера, что не по военному уставу?… Ни один.
Так солдаты шли по шоссе до наступления темноты. На ночлег устроились в лесополосе, прямо у шоссе, не прячась. И все повторилось снова - ни одна офицерская душа их не искала… Несмотря на главное: отобедавшие подполковник, два майора, три старших лейтенанта и один лейтенант, выйдя из столовой, обнаружили свой 2-й дивизион сильно поредевшим. Им почти НЕКЕМ БЫЛО КОМАНДОВАТЬ…
Однако офицеры СПОКОЙНО ЛЕГЛИ СПАТЬ. Не зная, где их солдаты, за которых, в соответствии с законом, они несут полную персональную ответственность. Но отлично зная, что нет в нашей стране офицера, которого бы наказали за солдата…
Рано утром 9 сентября 54 солдата снова двинулись в путь. Пешком. Вдоль шоссе. Снова ни от кого не скрываясь. Опять мимо ехали военные на машинах. И НИКТО… (читай выше).
Отряд уважающих собственное достоинство был в дороге полутора суток, и НИКТО ИЗ 20-й ДИВИЗИИ ИХ НЕ ХВАТИЛСЯ. Вечером 9 сентября они вошли в Волгоград. И тоже совсем не тайно. Их видела милиция, охраняющая город. И снова - они НИКОГО НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАЛИ. Ни один офицер не поинтересовался, куда солдаты путь держат… Вечером…
Так, строем, солдаты дошли до центра города.
- Около шести часов вечера, а мы уже собирались уходить, вдруг звонок по телефону: "Вы работаете? Можно зайти?" - рассказывает Татьяна Зозуленко, руководитель Волгоградской областной правозащитной организации родителей военнослужащих "Материнское право". - Я ответила: "Заходите". Но, конечно, никак не ожидала подобного. Через несколько минут в маленькую комнатку нашей организации вошли четыре солдатика и сказали, что их 54. Я спросила: "А где остальные?". И ребята провели меня в подвальчик нашего же дома - остальные стояли тут, в подвальчике. Я работаю в организации 11 лет, но такого за это время еще не видела. Первое, что мелькнуло в голове: "А где их размещать? Вечер уже…". А первое, что мы спросили: "Вы ели?". Они ответили: "Нет, со вчерашнего дня". Наши женщины сбегали за хлебом и молоком, принесли, сколько могли. Ребята набросились на еду, как собаки голодные. Но к этому мы привыкли: кормят в частях очень плохо, солдаты хронически недоедают. Когда они поели, я спросила: "Что вы хотите вашим поступком?". Они ответили: "Чтобы наказали офицеров, которые избивают солдат". Потом решили так: на ночевку устроим их прямо у нас, в "Материнском праве", вповалку, на полу, потому что утро вечера мудренее. А рано утром пойдем в гарнизонную прокуратуру. Я заперла дверь, пошла домой - я живу рядом, думала, если надо, быстро приду. В 11 вечера позвонила им - и никто не взял трубку. Я подумала: "Просто устали, спят. Или боятся брать трубку". В два ночи меня разбудил наш юрист Сергей Семушин. Он сказал, что неизвестные люди позвонили ему и попросили "принять помещение". Через несколько минут я была на месте. Вокруг стояли военные "бобики", в них - какие-то офицеры. Они не представились. А солдат уже не было. Я спросила у офицеров, где они, ответа не последовало.
Кроме того, сотрудники "Материнского права" обнаружили взломанной и раскуроченной свою компьютерную сеть с информацией о воинских преступлениях в 20-й дивизии. А также под ковриком - солдатскую записку. Просто о том, что их куда-то увозят, бьют, и они просят о помощи…
Остается добавить немногое. Офицеры на полигоне хватились своих солдат, только когда им позвонили "сверху". Это произошло поздно вечером 9 сентября, когда Татьяна Зозуленко связалась с волгоградскими журналистами и первая информация об ушедших солдатах пошла в радиоэфир. Штаб округа, естественно, потребовал у офицеров объяснений, вот те и обнаружили "недостачу"…
Ночью к "Материнскому праву" подогнали машины и всех 54 увезли на гауптвахту в военную комендатуру. А потом обратно - в часть. Под надзор тех самых офицеров, от побоев которых солдаты ушли с полигона. Татьяна Зозуленко спросила волгоградского гарнизонного прокурора Чернова (его обязанность - следить за правоохранительной ситуацией в частях гарнизона), зачем же он "так поступил". И тот ответил прямо: "Потому что это НАШИ солдаты".
Это ключевая фраза истории "54-х". "НАШИ солдаты" означает "наши рабы". Никакого другого смысла прокурорская фраза не несет. У нас все остается по-прежнему: извращенно трактуемое понятие "офицерской чести", которую вечно требуется защищать, всегда оказывается выше, чем жизнь и достоинство солдатское. В марш-броске с Камышинского полигона мы имеем дело, во-первых, с неискоренимой отвратительной армейской традицией, что СОЛДАТ - ОФИЦЕРСКИЙ РАБ, офицер всегда прав и может делать с солдатом все, что хочется. И, во-вторых, с тем, что гражданский контроль над армейскими структурами, об обязательном установлении которого много говорили в ельцинские годы и был даже написан соответствующий законопроект, теперь похороненный в связи с тем, что президент Путин, как человек сугубо советский и военный и, значит, разделяющий первую главную армейскую посылку, считает его совершенно не нужным Российским вооруженным силам.
Заметьте важную деталь: суть истории заключается в том, что вся 20-я дивизия (так называемая Рохлинская, потому что раньше ею командовал герой первой чеченской войны, ныне застреленный депутат Государственной Думы Лев Рохлин), а особенно воинская часть № 20004 - давно имя нарицательное и в Волгограде, и в Северо-Кавказском военном округе, и в России.
- Целый год мы отправляли в военную прокуратуру - прежде всего, господину Чернову, гарнизонному прокурору, и далее - всем по иерархии выше, вплоть до Главной военной прокуратуры в Москве - информацию о преступлениях, совершаемых офицерами части № 20004, - говорит Татьяна Зозуленко. - Часть № 20004 по количеству солдатских обращений к нам - на первом месте. Офицеры бьют подчиненных, вымогают у солдат, вернувшихся из Чечни (20-я дивизия - воюющая как в первую, так и во вторую чеченскую войну, воюющая до сих пор), деньги, так называемые "боевые"… Мы не говорили об этом - мы просто кричали! И ничего… Прокуратура заняла позицию замалчивания всего, что творится. Мы считаем следующее: то, что случилось на Камышинском полигоне, - закономерный итог полной офицерской безнаказанности.
Конечно, у нас в стране есть военный бюджет, и много споров вокруг этого. Есть военное лобби - оно борется за новые инвестиции и заказы, оплаченные из государственного бюджета. Все, как везде. И об этом писать неинтересно, потому что одинаково международно-унифицированно… Да, забыла очень важное, отличающее нас от других: у нас есть производство и торговля оружием по всему миру, все-таки мы - страна, давшая миру автомат Калашникова, и многие у нас этим гордятся.
Но мне не хочется забивать ваши головы цифрами наших милитаристских экономических достижений. Мой взгляд другой: чувствуют ли себя люди счастливыми при том порядке, который установил президент Путин? Считаю это главной оценкой деятельности руководителя государства. И вот, пытаясь ответить на этот вопрос, я иду в Комитет солдатских матерей и спрашиваю женщин, которые туда приходят: "Ваши дети были счастливы, попав в армию? Они действительно стали там настоящими мужчинами?". И так я узнаю совсем другую армию…
Несколько коротких историй
Деталь - важнее образа. Подробность - характернее целого. По крайней мере, для меня.
…Мишу Николаева, жителя Московской области, проводили в армию в июле 2001 года. Попал он служить в пограничные войска, на далекую от столицы (10 часов лета) погранзаставу у поселка Горячий Пляж на острове Анучина Малой Курильской гряды - той самой, за которую так отчаянно спорят российские и японские политики со времен Второй мировой войны.
Пока идут споры, кому-то надо эту границу охранять. Миша стал одним из таких. И продержался на дальневосточной заставе полгода - 22 декабря 2001 года он умер. Но тревожные письма пошли домой уже осенью, когда Миша обнаружил на своем теле гнойные язвы. Он просил: "Пришлите медикаменты: мазь Вишневского, стрептоцид, ну, короче, все средства против гниения, анальгин, зеленку, бинт, по возможности лейкопластырь… Тут ничего нет". Родители безропотно отправляли посылки, сознавая, что армия у нас бедная, и в то же время думая, что, наверное, не все так страшно, потому что Миша ведь продолжает работать… поваром на кухне! А если бы он был тяжко болен, полагали родители, кто бы его близко пустил к котлам с пищей…
Однако с множественными гнойными поражениями кожи он продолжал варить обеды для всех. Когда патологоанатом сделал посмертное вскрытие Мишиного тела, он констатировал, что ткани несчастного буквально расползлись под скальпелем - в начале XXI века солдат заживо сгнил на глазах у офицеров, не получив НИКАКОЙ медицинской помощи. Ничто не спасло Мишу от офицеров, которым ни до чего нет дела…
…Дмитрий Киселев попал служить в подмосковный поселок Истра - это считается у нас большой удачей. Рядом Москва, и родители-москвичи всегда могли приехать и навестить сына, прорваться к командиру, если бы требовалась помощь, - не Курильская гряда. Однако и это не спасло Диму. На сей раз - от развращенных офицеров.
Подполковник Александр Бороненков, командир воинской части, где оказался солдат Киселев, имел приработок на стороне - у него был свой маленький бизнес помимо офицерства. Обычное, кстати, дело теперь в нашей армии - кто-то что-то кумекает на стороне, поскольку жалованье невысокое. Однако бизнес этого конкретного подполковника был рабовладельческий - он продавал своих солдат хозяевам близлежащих участков земли (поселок Истра - дачный) в качестве дешевой рабочей силы. Там они работали только за обед, а деньги получал командир Бороненков. Метод зарабатывания денег этим конкретным подполковником - не уникален и не им изобретен. В армии это развито: солдат продают богатым людям "насовсем" - на все время службы, в бесплатные работники, то есть в рабство. Ими (их бесплатным трудом) расплачиваются с "нужными" людьми. Например, нужно офицеру машину починить, а денег нет, вот он и пригоняет в автосервис солдатиков, а те там бесплатно работают на автомастеров, сколько те захотят, и за это ремонтируется машина офицера. Солдат, наконец, дают "взаймы". Самое распространенное явление - использование подневольных бесправных солдат в своем собственном офицерском хозяйстве.
Вот так в конце июня 2002 года настала очередь идти в рабы и для новобранца Димы Киселева. Солдата отправили строить дом некоему господину Карабутову в садовое товарищество "Мир", расположенное тут же, в Истринском районе. Сначала, действительно, Дима строил дом. Потом вместе с семью другими солдатами-рабами Дима должен был рыть глубокую траншею вдоль участка. 2 июля, в семь часов вечера, грунт в вырытой траншее обрушился, троих ребят завалило, а Дима, один из них, задохнулся под слоем земли. Подполковника Бороненкова родители пытались привлечь к суду, но он отвертелся - у него было много "нужных" людей. А Дима был единственным сыном…
…28 августа 2002 года в воинской части № 42839, расквартированной в Чечне, неподалеку от станицы Калиновской - это там, где боевые действия давно не идут, - пьянствовали "деды". "Деды" - это солдаты, которым вот-вот увольняться в запас, и самая страшная, убойная сила нашей армии. Вечером "дедам" показалось, что водки маловато, и они послали первого подвернувшегося им под руку солдата Юрия Дьяченко в станицу - "где хочешь, достать еще". Солдат отказался. Во-первых, в этот момент он стоял на посту, охраняя часть по периметру, и уходить не имел права. Во-вторых, у него не было денег, он это объяснил, но "деды" потребовали, чтобы рядовой что-нибудь своровал в станице и таким образом нашел им водку.
Однако Юра сказал твердо: "Нет. Не пойду". Дальше его очень долго и сильно били. До пяти утра. В перерывах между побоями "деды" унижали его жестоко и низко. Например, макали половую тряпку в туалетную "дыру" с нечистотами - и вытирали потом ею Юрино лицо… Заставили мыть пол, и, когда он наклонялся, по очереди били в область заднего прохода палкой от швабры… В заключение сеанса "воспитания" (так они это называли) "деды" потащили Юру в столовую и заставили съесть бачок каши объемом в три литра, не разрешая - побоями - останавливаться.
Где были офицеры? В эту ночь они тоже пьянствовали и физически не могли ни на что обратить внимания. 29 августа, около шести часов, Юру Дьяченко обнаружили в углу продовольственного склада. Он повесился…
…Сибирь - это не Чечня, это очень далеко от нее и от войны. Но и это дела не меняет. Валерий Путинцев, парень родом из Тюменской области, попал служить в Красноярский край, в районный городок Ужуру, в элитные части Ракетных войск стратегического назначения (РВСН). Его мама, Светлана Путинцева, очень обрадовалась: считается, что в ракетных частях самые высокообразованные офицеры, которые не пьют, солдат не бьют и поддерживают дисциплину, поскольку имеют отношение к самому современному и опасному оружию. Но вскоре от сына стали приходить тяжкие письма, в них он не называл офицеров иначе, как "шакалами".
"Здравствуй, мама! Это письмо, кроме тебя, никому в руки попасть не должно. Особенно, пожалуйста, убереги мною написанное от бабули. Думаю, мы с тобою друг друга хорошо поняли, и ты не допустишь, чтобы бабуля трепала себе последнее здоровье, - я очень переживаю за нее… Я до сих пор не могу смириться с тем, что служу рабом для блага мне ненавистных. Я просто больше жизни хочу работать во благо своих, поднимать семью, цену которой понял лишь здесь…".
Валерию не удастся "работать во благо своих". В ужурских казармах царил полный офицерский беспредел. Лейтенанты грабили солдат до нитки, измывались над теми, кто пытался защитить свое достоинство, - таким был и Валера. За полгода, которые он пробыл в части, из нее ушло четыре гроба - все солдатские. И все в гробах - умершие от побоев.
Прежде всего офицеры забрали у Валеры форму (а ничего, кроме формы, у нашего солдата в армии нет - любая другая одежда отсутствует) и сказали, что теперь он должен ее у них "выкупить". Естественно, написав домой и попросив "срочно" выслать денег. Валера сопротивлялся, как мог, - он знал, что мать, живущая очень скромно вместе с бабушкой-пенсионеркой, сестрой и ее маленькой дочкой, ему не может выслать денег. За это его много и сильно били. Наступил момент, и Валера огрызнулся, дал отпор - и тогда его отправили на гауптвахту за неповиновение и там имитировали побег, тяжело ранив при этом… Светлана, мать, занервничала, позвонила командиру части - подполковнику Бутову. И тот ее "успокоил", сказав, что умеет бить так, чтобы не оставлять следов… Светлана бросила все и срочно прилетела в Ужур. И застала сына умирающим. Оказалось, он получил огнестрельные ранения органов малого таза, мочевого пузыря, мочеточников, бедренной артерии… В госпитале Светлане сказали: "Ищите кровь для переливания. Срочно. У нас крови нет". Это значит надо найти доноров… Но как? В чужом городе, одна… Она бросилась в воинскую часть: "Помогите!", а командир отказал. Она носилась по городу, пытаясь сделать еще что-то для сына, но не успела… И ее мальчик, не дождавшись крови, умер 27 февраля 2002 года.
В одном из последних писем Валера писал Светлане, будто предвидел: "Я не очень рассчитывал на их "офицерскую" помощь. Они способны лишь на несправедливые унижения…".
…Опять Подмосковье. Поселок Балашиха. Воинская часть № 13815. Утро 4 мая 2002 года. Две работницы котельной, дающей тепло в эту часть, слышат крики о помощи где-то неподалеку от них. Они выскакивают во двор и видят, что посередине вырыта траншея, в которую по шею закопан солдат. Он-то и зовет добрых людей на помощь. Женщины откопали солдата, разрезали веревку, которой были связаны его руки и ноги, и помогли выбраться из ямы.
Тут-то и появился разъяренный майор Александр Симакин. Он закричал на женщин: мол, не трогайте, это он так воспитывает солдата Чеснокова, и если они, женщины, не уйдут обратно в котельную, то он "их уволит".
Солдат Чесноков, выбравшись из ямы, убежал из части…
P.S. Армия в России - один из традиционно основных государственных институтов - продолжает оставаться типичным лагерем за колючей проволокой для бессудно заточенных туда молодых граждан страны. С соответствующими, подчеркнуто тюремными, правилами общежития, насаждаемыми офицерами. Где "мочить в сортире" (первый, при восшествии на кремлевский престол, провозглашенный Путиным лозунг борьбы с внутренними врагами) - главный метод воспитания.