Кажется, у них как раз цвели пышным цветом наши пятидесятые годы. Ни один кубинец не имел права зайти ни в одну гостиницу, разве только служащий там и имеющий специальный пропуск. У входа дежурил амбал, и даже я разглядела в нем агента. Не полагалось спрашивать, где живёт эта бородатая… пардон, Фидель Кастро. Население получало карточки. По ним люди могли купить в год четыре пары трусов и две пары обуви. Других товаров я не помню. В салонах свободной торговли цены были во много раз выше, на них денег у людей не хватало. Издательства не имели бумаги. Старая Гавана начинала разрушаться - ремонта не делалось со времён событий в заливе Кочинос, повсюду осыпалась штукатурка, зияли дыры на месте сорванных с петель оконных рам и дверей, обрушенные балконы, чудное кружево испанской архитектуры пребывало в руинах. Старые кофейни, ресторанчики, магазинчики в предместье забиты досками. Прямо-таки город, вымерший после чумы. Очереди за своими же фруктами, как у нас за арбузами. А рядом лавки, изобилующие продуктами исключительно за доллары. Какой я молодец, что не взяла с собой долларов: в пересчёте у меня получилось, что Куба самая дорогая страна в мире.
В городе я не померла от жажды исключительно благодаря Беатриче. Она или велела мне молчать и прикидываться кубинкой, или выкрикивала: Полония - специалист, коммунист, революционер, имеет право за песо выпить мятный коктейль! Ещё никогда в жизни я не была такой революционеркой, как на Кубе, но для утоления жажды соглашалась на что угодно.
Уничтожали этот удивительный остров всеми силами. Если появлялась где-нибудь промышленность или велись работы, после них оставалась голая земля, будто после ядерного взрыва. Искалеченная растительность, торчащие культи засохших деревьев, чёрная, абсолютно опустошённая, истощённая земля. Какой-то придурок с гордостью показывал мне на автостраде оставленные в качестве памятников будки, где когда-то платили за проезд, и объяснил, как теперь хорошо: раньше ездили автострадой за деньги, а теперь даром. Беатриче, к счастью, около меня не случилось и я не смогла обратить его внимание: когда-то автостраду поддерживали в идеальном состоянии, а теперь тут сплошные дыры и выбоины, залатанные польским асфальтом. Смола из него брызжет до верхушек кокосовых пальм. Ещё немного, и здесь появятся типично русские колдобины и ухабы.
По статистике сто шестьдесят человек ежедневно бегут из этого рая на лодках во Флориду. И никто ещё не убежал с Флориды на Кубу, дабы вырваться из капиталистического ада, хотя американцы никого не держат насильно.
Кокосы падали с пальм у самого шоссе и разбивались. Мне захотелось отыскать несколько штук не очень побитых. С женой чешского писателя и Беатриче мы поехали на Варадеро. Кокосами я намеревалась заняться на обратном пути, уговорила и чешку.
Мы заняли кабину у бассейна, закрыли свои вещи и отправились на пляж. Все шло хорошо, пока не настала пора возвращаться. В чешском посольстве планировался приём, а может, и более серьёзное мероприятие, жене писателя предстояло вернуться к определённому часу. Мы зарезервировали время на кокосы и пошли к кабине.
Кабина запиралась, но ключ клиентам не выдавали, поскольку он был один на все кабины. Пошли искать служителя. Он исчез, остальные пришли в явное замешательство. Беатриче удалось разузнать: служитель надрызгался и потерял ключ - может, в воду уронил, или ещё куда засунул.
Мы потребовали открыть дверь любым способом, причём, понятно, чешка проявила максимум энергии. В ожидании решительных мер, мы сидели на скамейке в тени и нервничали. Явились двое молодых парней, осмотрели дверь, заглянули внутрь в щель между планками и предложили подождать, пока хранитель ключа протрезвеет. Чешка энергично запротестовала. Парни ненадолго удалились, после чего принесли какие-то железяки, возможно ложку, вилку, отвёртку и, сдаётся, консервный нож и приступили к делу. Я смотрела на них и думала: любой польский хулиган открыл бы хлипкую дверь из реек одним пинком, а эти еле шевелятся. Видать, Фидель Кастро весьма смягчил нравы.
Чешка впала в раздражение. Парни ковыряли в двери вилкой, Беатриче побежала скандалить. Явился ещё один малый, постарше, теперь они стали ковырять втроём. И тут мне подумалось: а министр культуры оказался прав, преступность у них весьма умеренная - взломов как таковых не бывает. Через полтора часа кабину открыли, сорвав дверь с петель. С кокосами пришлось распрощаться, не лезть же с пустяками к нервничающей до потери сознания женщине.
Её муж, очень бледный, ждал на лестнице гостиницы в вечернем костюме. Он был свято убеждён, что мы попали в аварию и жены он больше никогда не увидит. Она метеором пролетела в номер переодеваться.
Я попала на Кубу в сезон дождей - грозы проносились через день, разражался ливень, и снова с чистого неба шпарило яркое солнце. Перед очередной грозой я собралась на прогулку. Почему именно в тропиках я отправилась гулять в самое неподходящее время, представления не имею - на месте не сиделось. Вышла, с надеждой подумав: "Может, удастся что-нибудь слямзить…"
Эта мысль меня развеселила, я принялась докапываться, откуда она взялась, и наконец сообразила - в мои планы входило отыскать какой-нибудь махонький кактус. Кактусов полно всюду, дело лишь в размерах - самый скромный из них занял бы полчемодана. И все-таки я отыскала миниатюрное растеньице, теперь оно выросло у меня выше полутора метров и даже цветёт, так что о прогулке я не жалею.
Предгрозовая погода и у нас-то плохо действует на человека, а уж на Кубе… Атмосфера давила с силой гидравлического пресса, небо заволокло чёрной тучей, бешеный ветер как с цепи сорвался, и хлынуло!.. Я не уходила далеко от гостиницы, но добежать не успела - промокла до нитки, словно мокнулась в море в платье и в туфлях.
Растение из сада Хемингуэя мне даже красть не пришлось. Его я получила в подарок: коллега-венгерка пришла от него в восторг, её переводчица постаралась вырвать "сувенир" с корнем, а заодно кое-что перепало и мне. Растение продержалось у меня два года, потом засохло - не выдержало наших батарей.
Вилла-музей Хемингуэя сделана очень изобретательно. В музей не входят, а осматривают все через окна, обходя дом вокруг, поэтому ничего не портится. Осмотрев музей, я решительно утверждаю: если у меня будут подобные условия для работы, я тоже получу Нобелевскую премию. Увы, подобного чуда мне не дождаться. Нужна заботливая жена.
Под конец пребывания на Кубе у меня отобрали Беатриче: приехал кто-то из нашего Министерства внешней торговли, и у меня выросли крылья. Не приходилось больше держать себя в руках. Парк официальных такси был для меня недоступен - водители ездили только за доллары, а я нашла себе частника, за песо, которых у меня осталось до черта. Мы оба были довольны.
Осмотрела я все и лишь из-за недостатка времени не пересекла остров из конца в конец. Разговаривали мы таинственным языком, он выкрикивал: "Grando, grando!" - а я размышляла: не то что-то большое, не то польское "granda" - буза, безобразие, банда хулиганья. Я склонялась ко второму толкованию, польскому, по той причине, что мы осматривали как раз правительственные здания. Вот тогда-то я увидела старую Гавану и удостоверилась - Беатриче говорила истинную правду.
От неё я узнала, что кубинцы чистые, а европейцы воняют. Больше всего русские. И в самом деле она способна была унюхать русского по другую сторону улицы, почти так пограничная собака. Мы проверяли, и всякий раз она оказывалась права, нюхом распознавая русских; по виду не удалось бы. Такой полной мешанины рас и национальностей, как на Кубе, я больше нигде не встречала. Всевозможные цвета и оттенки кожи от белых до чёрных. И честно признаюсь: меня привело в восторг действительное равенство. Я сама перестала замечать цвет кожи, атмосфера отношений - как в Польше к полякам: никого не касается, блондин ты, шатен или лысый, какая разница? Никакой. Куба одержала победу над расизмом, хотя, зная строй, я не могу гарантировать подлинность и долговечность этой победы.
По-видимому благодаря чистоте, бедность не бросалась в глаза. Я как-то забрела в авторемонтную мастерскую в старой Гаване. Ничего показного, вполне заурядная, но ей-богу, все механики были в чистых брюках и чистых рубашках. Беатриче уверяла - кубинец моется трижды в день, а при крайне неблагоприятных условиях всего лишь два раза и не наденет на себя той одежды, что снял перед мытьём. Учитывая климат, я вполне их понимаю.
Улетела я с Кубы в ясный день, ещё более лучезарный, чем во время прилёта. Подобное редко встречается. Обычно в воздухе видны облачка, туманности, какие-то полосы. А тут от Гаваны через Монреаль и Прагу погода сияющая, идеально чистое небо и прозрачный воздух. В Нью-Йорке я могла бы пересчитать здания, над Канадой видела коров на лугу и дорожные знаки на автострадах. Но в чёртовом Бермудском треугольнике самолёт снова вошёл в туман почти в том же самом месте и летел в этом молоке восемьсот пятьдесят километров - я не поленилась высчитать. И что? Там ничего якобы нет? Как бы не так!
Когда мы подлетали из Праги к Варшаве, я вдруг увидела тучу. После ослепительно солнечной погоды на одной трети земного шара туча мне понравилась - все-таки какое-то разнообразие. Всматривалась я, всматривалась, и постепенно меня охватывал ужас.
Не туча. Наш родной варшавский смог. Взирала я на него с высоты десяти километров и пыталась рассчитать размеры. Темно-серая пыль поднималась на высоту одного километра и простиралась над территорией не только города, но и всего воеводства. Туча смога висела неподвижно, весьма довольная запрещением курить на железнодорожных вокзалах. Самолёт снизился и приземлился прямо в этом благоухающем свежем воздухе.
Мне сразу пришла на ум благородная оздоровительная акция - запретить курить повсюду, дабы не вредить некурящим! Странные люди некурящие, вредят им, видите ли, сигареты. А роскошный запах выхлопных газов городского транспорта? Мусороуборочная машина - розарий, самосвал - небесный аромат, а уж трубы заводов и плавильных комбинатов, выбросы химических предприятий - вне всякого сомнения, залог счастья и здоровья. Вдыхай полной грудью!
В глазах темнеет. Лишь бы создать видимость заботы о людях, другого наши руководители не умеют. Делать вид, будто трудятся в поте лица, лишь бы удержать кресла и кормушки. Сколько бед принесли нам бессмысленные указы, распоряжения, запрещения. Когда же наш народ опомнится, спрашиваю я?!..
Ох, простите! Ведь я не собиралась лезть в политику…
* * *
Совсем забыла написать о том, как, порвав с Мареком, я отправилась на косу, и там у меня приключился инфаркт. Я понятия не имела, что со мной. Удивлялась, правда, острой боли в сердце, но приписывала её взбудораженным чувствам и приходила в ярость Изо дня в день я бродила по замерзлому пляжу и ждала, скоро ли пройдёт хворь. Мне полегчало, когда лёд вскрылся и к берегу прибило целые залежи янтаря.
Что там творилось, рассказывать не стану - намереваюсь написать об этом целую книгу. Одно могу сказать: там я поняла, каким образом люди умирают от холода, - нет ничего лучше, чем личный опыт. Множество раз читала: потерпевшие кораблекрушение умирали в лодке от холода через два дня, и понять не могла, как это случалось. Скоротечное воспаление лёгких, что ли?.. Наконец до меня дошло. Возвращаясь однажды домой, я отчётливо ощутила, как у меня леденеет костный мозг, а сама я превращаюсь в колоду. Хорошо - близко жила, а если бы подальше?.. Поняла и согласилась - умереть от холода можно, и довольно быстро.
Возвращаюсь к текущему моменту, хотя очерёдность событий нарушается. Мои дети после семи лет пребывания в Алжире вернулись и снова поселились в Польше.
Первые весьма сложные перипетии, связанные с незнанием ситуации в стране, счастливо закончились, и сын купил себе в Секерках теплицу для выращивания шампиньонов.
Вспомнила, все было не так. Ещё раньше я отвезла мать в Канаду. Незабываемый случай, потому что за два часа до отлёта дорогой ребёнок позвонил и потребовал найти строителя. Умного и опытного.
- Ты совсем сдурел? - разозлилась я. - Не мог вчера сказать? Через два часа самолёт!
- Вчера я не знал. Найди строителя сейчас же! Удалось застать Эдмунда, с которым я работала на строительстве Дома крестьянина. Телефон его у меня был, но не виделись мы много лет. Не имея времени на долгие разговоры, я бросила его на съедение Ежи и занялась матерью.
Мать после смерти Люцины очень сдала. Потеряла аппетит, и никакими силами не удавалось вынудить её хоть немного поесть. Похудела она страшно и не выходила из состояния меланхолии. Повторяла лишь одно:
- Ребёнок меня забудет…
Уставясь куда-то вдаль (от этого её взгляда руки опускались), мать твердила своё:
- Значит, ребёнка я уже никогда не увижу…
В данном случае "ребёнок" - Моника, дочь Роберта. Через несколько недель заупокойных причитаний я не выдержала.
- А вот и увидишь! - заявила я со злостью и по звонила Тересе.
Тереса впала в панику, но приглашение матери прислала. И мне тоже. А ведь я чётко сказала - мне приглашение не нужно!
Теперь, боюсь, начнётся одно отступление за другим. В приглашении я действительно не нуждалась. Ещё во времена Марека и безусловно с его помощью я вела полугодовую войну из-за этих чёртовых приглашений, казавшихся мне позорными и унизительными. Я человек взрослый, самостоятельный и за себя отвечающий, психически нормальный. Под судом и следствием не состояла. Работаю. По какому праву я должна становиться безвольной рабыней? По какому праву мой отъезд в другую страну должен зависеть от настроения и прихоти другого человека?! У меня есть деньги. Трудовые, не краденые. Я имею право их вывезти и на них жить. И какого черта кто-то предполагает, будто я уеду без гроша и начну воровать в универмагах?! Ум у меня помутится с получением загранпаспорта, что ли?!
Я вела "бумажную войну" шесть месяцев и в конце концов отправила оскорбительные письма в МВД, допустив в них замечания вроде "человеческое достоинство, если вы понимаете, что это слово означает", и прочее в таком же роде. Подключился Марек. Не знаю почему, но война принесла результат. Я получила соответствующий документ, паспортным бюро всегда воспринимаемый с обидой, но тем не менее как руководство к действию, и выезжала без приглашений.
Однако паспорт приходилось получать в соответствующем районном учреждении. На Мокотове окошко, где выдавались документы, было одно на сто пятьдесят тысяч жителей. Там разыгрывались сцены, достойные Данте, о каких в других районах даже понятия не имели. Когда я летела в Данию, паспорт получила с третьего захода, заняв очередь в четверть шестого утра.
Вокруг меня бурлила толпа. Я сидела на скамейке, женщина рядом жаловалась: приходит уже третий раз, едет с ребёнком, и от неё потребовали подтверждение из школы, что у ребёнка каникулы. Такого подтверждения оказалось мало. Потребовались ещё согласие районного отдела просвещения, а затем и бумага из самого министерства просвещения…
Я не выдержала.
- А вам не кажется позорным бегать за всеми этими подтверждениями? - злобно спросила я. - Ведь вполне достаточно вашей подписи. Неужели вы не чувствуете, как это оскорбительно? У всех у нас все-таки есть какая-то честь, а нам плюют в лицо!
Женщина замолчала. Собравшиеся уставились на меня взором совершенно бараньим и на всякий случай отодвинулись подальше - вдруг провокаторша?
Черт возьми, каждый имеет такое правительство, какого заслуживает!
Вместе с приглашением от Тересы пришла отчаянная мольба:
- Не смей отправлять её одну! Приезжай вместе с ней!
В моих планах Канада не фигурировала, но я решила пожертвовать собой: как-никак представляется случай повидаться с собственным ребёнком. Приглашение, коль скоро его прислали, я использовала. Все оформила через "Орбис", доплатив небольшие деньги и избежав очередей. Шик блеск!
Полагаю, эта поездка прибавила моей матери несколько лет жизни. Когда мы летели в ту сторону, стюардессы в самолёте умоляли:
- Пани, отведайте, пожалуйста, постной ветчинки или индюшачьей грудки…
Мать - ни в какую! Ветчины не желаю, разве что молока! У кого-то позаимствовали молоко, его в самолёте почти не было. По монреальскому аэропорту я тоже бегала в поисках молока и горячей воды - молоко оказалось холодное… Короче, все двадцать четыре удовольствия. А когда мы возвращались назад, мать без всякого принуждения слопала не только свой, но и половину моего обеда.
Тереса при виде сестры сперва с перепугу попятилась, потом бросилась предупреждать Тадеуша, чтобы тот не хлопнулся в обморок. Некоторые детали нашего пребывания в Канаде описаны в "Бесконечной шайке", но кое-что дополню. Первое, что я сделала по приезде, - отправилась гулять…
Ну, не будем преувеличивать, не гулять. Я всего лишь пошла пешком в магазин. Не учитывая местоположения Канады на земном шаре. Мне Канада представлялась страной северной, а она находится на той же широте, что и Южная Франция и Северная Италия, а крайний север на Гудзоновом заливе - приблизительно как наш Гданьск. От столицы на юге - Оттавы - до Полярного круга приличный кусок земного шара, и то если по прямой.
Ну, а я сваляла дурака и отправилась часов около двух пополудни, то есть в самый разгар жары. Дорога в магазин, хоть и в районе вилл, совершенно лишена тени. Деревьев много, но чтобы идти в тени, пришлось бы красться под самыми домами. Короче, туда и обратно я прошествовала на солнцепёке. Вернулась еле живая, выглядела - краше в гроб кладут. Известное дело: Бог любит троицу. Больше не стану искушать судьбу - перед четвёртой прогулкой в тропиках стоит хорошенько призадуматься.
Уже через неделю я утащила мать в Гамильтон. Они с Моникой занялись друг другом, а я наконец получила передышку. Роберт успел отказаться от своей любимой машины, трехтонной колымаги, которая то и дело ломалась, и приобрёл нормальный "плимут". Он повёз нас на Ниагару.
Не понимаю, как люди ухитряются делать снимки водопада. На наших фотографиях ничего не видно - водяная пыль заслонила все. Мы поехали снова, уловив направление ветра из Канады в Штаты. Никакого толку, все равно водную пыль несло на нас. Подозреваю, фотографы сидят там месяцами, выжидая мгновения, когда водную пыль отнесёт в сторону.
Именно тогда, в Торонто, мы попали к меховщику. Там сама атмосфера была прямо-таки насыщена криминальным духом. Ощущение было настолько сильное, что мы едва не отправились в полицию, так возник замысел "Бесконечной шайки". Я и сегодня не уверена, не лежал ли там где-нибудь труп.
В Оттаве я с удивлением узнала: в самом центре города расположена большая скотоводческая ферма. Продукты с этой фермы каждые две недели проверяют на чистоту. Я, конечно, туда помчалась. Наряду со всем прочим обнаружила и свинарник.
У нас утверждают, от свиней, дескать, пахнет, отсюда все недоразумения с устройством свинарников - вонь мешает людям жить. Если в этом канадском свинарнике от кого-то воняло, то скорее от меня, чем от свиней. В идеально чистом помещении чувствовался лёгкий аромат сена, и все. Я увидела полную идиллию: свиноматки спали развалившись, поросята мирно резвились с кошками.