Книга американского социолога и журналиста Дэвида Брукса посвящена описанию нового класса, возникшего за последние двадцать лет в США. Для обозначения этого класса автор придумал неологизм "бобо" (bourgeois bohemian, богемная буржуазия). Русским читателям более известны другие определения – хипстеры, креативный или образованный класс. Но как бы ни менялись названия или национальная специфика, перед нами новая глобальная элита, соединившая в своем этосе демократизм и элитизм, уважение к образованию и финансовую состоятельность, творчество и корпоративный бизнес. Путеводитель по миру "бобо" – возможность узнать о привычках и происхождении элиты информационного века, то есть возможность понять и принять ее.
Содержание:
Предисловие 1
1. Возвышение образованного класса 1
2. Потребление 10
3. Деловая жизнь 21
4. Интеллектуальная жизнь 28
5. Удовольствия 39
6. Духовная жизнь 44
7. Политика 51
Примечания 55
Дэвид Брукс
Бобо в раю. Откуда берется новая элита
©David Brooks, 2000
©ООО "Ад Маргинем Пресс", 2013
©Дмитрий Симановский, перевод с английского, 2013
©Фонд развития и поддержки искусства "АЙРИС"/IRIS Art Foundation, 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Посвящается Джейн
Предисловие
Эта книга началась с нескольких наблюдений. Проведя четыре с половиной года за границей, я вернулся в Соединенные Штаты и, окинув родину свежим взглядом, обратил внимание на целый ряд занятных рокировок. В элитных, населенных преимущественно WASP’ами пригородах появились артистические кофейни, где посетители пили европейский эспрессо под альтернативную музыку. В богемных же районах в центре города развелось несметное количество лофтов за адские миллионы и магазинов а-ля "все для сада", где искусственно состаренные тяпки продаются по 35.99 долларов. Корпоративные монстры типа "Майкрософт" или Gap принялись вдруг использовать в рекламе цитаты из Ганди и Джека Керуака. Статусными атрибутами как будто махнулись, не глядя: модные адвокаты щеголяли в очечках в стальной оправе, которые раньше носили подростки, потому что теперь, очевидно, правильнее было косить под Франца Кафку, нежели под Пола Ньюмана.
Давно установленные границы стерлись – вот что поразило меня больше всего. На протяжении всего XX века отличить мир капитализма от богемной контркультуры не составляло труда. Будучи практичными обывателями, буржуа определяли традиционную мораль среднего класса. Они работали в крупных корпорациях, жили в пригородах и ходили в церковь. В свою очередь, деятели богемы пренебрегали общепринятыми нормами поведения. Это были художники и интеллектуалы, битники и хиппаны. В старой системе представители богемы были носителями ценностей радикальных 1960-х; в свою очередь буржуазия нашла свое яркое выражение в предприимчивых яппи 1980-х.
Однако в Америке, в которую я вернулся, буржуазные и богемные атрибуты перемешались. Отличить потягивающего эспрессо художника от поглощающего капучино банкира стало практически невозможно. И дело не только в модных аксессуарах. Я обнаружил, что даже подробное исследование предпочтений в области секса, морали, свободного времени и трудовой деятельности не позволяет отличить левого нонконформиста от благонадежного работника корпорации. У большинства, по крайней мере среди людей с высшим образованием, протестная позиция весьма хаотично совмещалась с желанием подняться по социальной лестнице. Вопреки ожиданиям, а подчас и логике эти люди совместили представления контркультурных 1960-х и нацеленных на успех 1980-х в единый социальный этос.
В ходе дальнейших исследований мне стало понятно, что наблюдаемые мной явления – прямое следствие информационного века, когда идеи и знания играют, по крайней мере, не меньшую роль, чем природные ресурсы и финансовый капитал. Неосязаемый мир информации сливается с материальным миром денег, и на свет появляются такие словосочетания, как "интеллектуальный капитал" и "культурная индустрия". В такой период наибольшего успеха добиваются те, кто способен сделать из идеи или эмоции продукт. Это высокообразованные люди, одной ногой стоящие в богемном мире творческой самореализации, другой же в капиталистическом царстве амбиций и всемирного финансового успеха. Представители новой элиты информационного века – это богемные буржуа (bourgeois bohemians). Для удобства мы будем использовать акроним " Бобо ".
Бобо – ярчайшие представители современности. Бобо – это новая элита. Их гибридная культура создает атмосферу, которой все мы дышим. Их социальные принципы доминируют в общественной жизни. Их мораль оказывает влияние на нашу личную жизнь. Поскольку в употребленном мной понятии "элита" есть неприятный оттенок высокомерия, считаю должным заявить, что сам являюсь частью этого социального слоя, как, я подозреваю, и большая часть моих читателей. Не так уж мы и плохи. В каждом обществе есть своя элита, и наша образованная элита куда просвещеннее элит прошлого, положение которых зиждилось на крови, богатстве или военной доблести. Там, где появляется образованная элита, жизнь становится интереснее и разнообразнее, а нравы мягче.
В этой книге содержится описание мировоззрения, нравов и моральных принципов новой элиты. Начав с поверхностных наблюдений, я подступаю к более глубоким выводам. После главы, где прослеживаются истоки состоятельного образованного класса, я описываю их покупательское поведение, культуру деловых отношений, интеллектуальную, социальную и духовную жизнь. В финале я делаю попытку обозначить перспективы развития элиты бобо. На что еще обратить ваше внимание? На протяжении всей книги я часто обращаюсь к реалиям и идеям середины 1950-х годов, поскольку то было последнее десятилетие индустриального века, и контраст между культурой тогдашней и сегодняшней элит настолько ярок, что проливает свет на многое. Более того, я обратил внимание, что многие из тех книг, что помогли мне по-настоящему понять сегодняшний образованный класс, были написаны между 1955 и 1965 годами, когда небывалый рост числа абитуриентов и студентов, оказавших решающее влияние на многие из описываемых тенденций, только начинался. В таких работах, как "Человек организации", "Смерть и жизнь больших американских городов", "Общество изобилия", "В поисках статуса", "Протестантский истеблишмент" , впервые проявился характер нового образованного класса, и, если бушующий костер 1960-х в общем и целом давно прогорел, идеи, высказанные этими интеллектуалами в 1950-х по-прежнему находят отклик.
И наконец, пара слов о тоне этой книги. Эти страницы не изобилуют статистическими данными, нет здесь и глубокой теории. Я ни в коем случае не мыслю себя конкурентом Максу Веберу. Я просто предпринял попытку описать жизнь людей, используя метод, который лучше всего описывается термином "патосоциология". Идея состояла в том, чтобы добраться до сути культурных паттернов, запечатлеть вкус времени, не пытаясь зафиксировать его путем скрупулезного анализа. Зачастую посмеиваясь над нравами своего класса (иногда мне кажется, что вся моя карьера зиждется на самоуничижении), в конечном счете я выступаю защитником культуры бобо. Так или иначе, эта новая элита еще долго будет задавать тон в обществе, поэтому невредно будет попробовать ее понять и принять.
1. Возвышение образованного класса
Я не уверен, что хотел бы оказаться героем страницы свадебных объявлений "Нью-Йорк таймс", но точно знаю, что был бы рад видеть там имена своих детей. Представьте, к примеру, как счастлив был Стэнли Коган, когда его дочь Джэйми зачислили в Йельский университет. Теперь представьте, как он был горд, когда Джэйми стала членом Phi Beta Kappa и получила диплом с отличием. По части мозгов Стэнли и сам не лыком шит: он детский уролог в Кротон-на-Гудзоне и преподает в Корнуэльском медицинском центре и Нью-Йоркском медицинском колледже. И все ж он, наверное, испытал момент восторга, когда его дочь надела мантию и шапочку.
Дальше – только лучше. Джэйми без труда закончила юридический факультет Стэнфорда. А потом она встретила мужчину по имени Томас Арена – ровно такой зять и рисовался в мечтах детского уролога. Он закончил Принстон, где также был принят в Phi Beta Kappa, с отличием. После чего пошел на юридический в Йель. Затем оба устроились помощниками федерального прокурора важнейшего Южного округа Нью-Йорка.
Итак, на свадебной церемонии в Манхэттене сошлись два суперрезюме, а если принять в расчет всех присутствовавших однокашников, то совокупный счет за обучение составил бы заоблачную сумму. Нам же остается читать об этом событии на странице свадебных объявлений "Нью-Йорк таймс", которую каждую неделю с трепетом ожидают сотни тысяч читателей и будущих бытописателей бальзаковского толка. Беззастенчиво элитистская, кулуарная и совершенно непредвзятая "страница слияний и поглощений" (как называют ее некоторые поклонники) всегда давала достоверную картину, по крайней мере, части американского правящего класса. Ретроспективный анализ этих страниц отражает изменения, которые претерпевает элитный состав с течением времени.
Когда элита в Америке была родовой, особое внимание в объявлениях уделялось благородному происхождению и воспитанию. Однако в сегодняшней Америке стать частью элиты помогут высокий интеллект и мягкий нрав. Сегодня, когда заглядываешь на свадебную страничку "Таймс", совокупная мощь высоких баллов в тесте на академические способности ощущается вполне отчетливо. Дармут выходит за Беркли, диплом MBA женится на докторской диссертации, Фулбрайт сходится с Родсом, Lazard Freres роднится с CBS, а диплом с наивысшим отличием падает в объятия такого же диплома (реже – просто с отличием, поскольку такой брак едва ли будет устойчив). По каждому из брачующихся "Таймс" указывает четыре обязательных пункта – колледж, научная степень, этапы карьеры, профессия родителей – таковы сегодня маркеры высшего американского общества.
Даже если вы на дух не переносите обладателей идеальных резюме, не отдать им должное практически невозможно. Открытые, спокойные лица; улыбки – выставка достижений американских стоматологов; а поскольку в "Таймс" печатают только те снимки, где брови невесты и жениха расположены на одном уровне, брачующиеся всегда кажутся буквально созданными друг для друга.
В сложный и решающий период между 16 и 24 годами, вместо того чтобы бунтовать, пестовать тоску и одиночество или попросту отдаваться власти природных инстинктов, эти ребята добивались одобрения старших. Люди, добравшиеся до этих страниц, научились сдерживать гормональные приливы и всю раннюю юность радовали учителей, готовились к следующему туру дебатов, а еще находили время для внеклассных занятий или волонтерской работы, в общем, делали все, чего мы, как общество, ждем от подрастающего поколения. Член приемной комиссии, сидящий в каждом из нас, в глубине души прочит этим пай-мальчикам и девочкам блестящее будущее, а настоящие приемные комиссии принимают их в правильные колледжи и аспирантуры и выдают проездные документы в правильное будущее.
Подавляющее большинство этих ребят принадлежит к верхушке среднего класса. В 84 случаях из 100, по крайней мере, один из родителей и жениха, и невесты является топ-менеджером, профессором, адвокатом или другим представителем профессионального класса. Вы слышали про старые деньги, теперь речь идет о старых мозгах. Женятся они, как правило, поздно, средний возраст невесты 29, жениха – 32. Кроме того, все они весьма четко подразделяются на две подгруппы: хищники и радетели. Хищники – это адвокаты, трейдеры, специалисты по разнообразным рынкам – люди, которые имеют дело с деньгами, чья профессиональная жизнь – это переговоры, конкуренция, а быть крутым и натягивать других – рабочая необходимость.
Радетели – это, как правило, выпускники факультетов свободных искусств. Они становятся преподавателями, функционерами различных фондов, журналистами, активистами, художниками – это люди, имеющие дело с идеями, руководящие объединением усилий или каким-либо другим содействием. Примерно половина браков заключается между двумя хищниками: обладатель МВА университета Дьюка, трудоустроенный в Nations Bank, женится на выпускнице юрфака Мичиганского университета, работающей в Winson & Strawn. Около одной пятой союзов заключаются между радетелями: стипендиат Фулбрайта, преподаватель гуманитарных наук в Стэнфорде женится на стипендиатке Родса, преподающей там же философию. Остальные браки смешанные, где хищник, как правило, жених. Финансовый консультант с МВА Чикагского университета может жениться на учительнице начальных классов в прогрессивной школе, отучившейся на соцработника в Колумбийском университете.
Все эти меритократы чудовищно много работают, получая громадное удовлетворение от успеха и роста карьеры, но "Таймс" хочет убедить вас, что профессиональные амбиции – далеко не единственное, что в них есть. Каждую неделю в газете печатается подробнейшее описание свадьбы, и между строк каждого подобного репортажа читается, что все эти сверхчеловеческие достижения – не более чем удачное стечение обстоятельств. Что люди эти в действительности пылкие и свободолюбивые натуры, и очень даже любят повеселиться. В еженедельной колонке с любовью описываются причудливые детали свадьбы: как невеста устроила развеселый девичник в русской бане, как специально нанятый участник группы Devo играл на церемонии музыкальную заставку из популярной телевикторины, как на другой церемонии в бывшем особняке Дюпона жених и невеста декламировали стихи А.А. Милна, посвященные Кристоферу Робину. Описания обычно пересыпаны цитатами друзей, которые характеризуют новобрачных, как людей, полных очаровательных противоречий: все они уравновешенные, но неистовые; дерзкие и бесстрашные, но следуют традициям; все высокого полета, при этом крепко стоят на земле; неряшливые, но элегантные; благоразумные, но непредсказуемые. Складывается впечатление, что либо женятся нынче только люди сугубо противоречивые, либо представители этого класса желают видеть себя и своих друзей сложными личностями, в которых противоположности уравновешивают друг друга.
В заметке молодожены могут позволить себе даже немного рассказать о своих отношениях. Невероятный процент брачующихся познакомились на финише марафонского забега или же в археологической экспедиции в Эритрее в поисках доисторического человека. Потом, как правило, был длительный, без форсирования, роман, в ходе которого они проводили совместный отпуск в неочевидных, но весьма познавательных местах типа Мьянмы или Минска. В какой-то момент отношения могли прерваться из-за того, что один или оба партнера с ужасом почувствовали, что утрачивают свою независимость. Затем следовал период одиночества, в ходе которого жених, скажем, организовал крупнейшее слияние на Уолл-стрит, а невеста бросила школу сомелье и пошла учиться на нейрохирурга. Но в итоге они снова сошлись (иногда оказавшись на море в компании таких же улыбчивых ребят, как они) и наконец решились жить вместе.
У нас нет сведений относительно их сексуальной жизни, поскольку странички, посвященной добрачным связям в "Таймс" еще не придумали ("Джон Гринд, адвокат фирмы Skadden Arps, с дипломом Северо-Западного университета отныне совокупляется с Сарой Смит, кардиологом клиники Sloan-Kettering, продолжающей обучение в ординатуре университета Эмори"). Но их интимные отношения, надо полагать, не менее разноплановы и противоречивы: жесткие и в то же время мягкие, они раскрепощены и открыты новому, но в то же время замкнуты друг на друге.
Нам случалось читать о современных партнерах, которые делают друг другу предложение одновременно, но чаще жених действует по старинке, предлагая руку и сердце, как правило, на воздушном шаре, летящем над долиной Напа, или спрятав кольцо с брильянтом в маске для подводного плаванья, во время осмотра сейшельских коралловых рифов, которым грозит исчезновение.
Нередко случаются "межконфессиональные" браки – обладательница диплома одного из университетов Лиги плюща может выйти за выпускника Биг Тен, и в этом случае церемония должна быть поставлена с особым тщанием, чтобы не оскорбить ничьих чувств.