Рассуждая о движении льдов по Северному океану, Ломоносов первым в науке высказал мысль о том, что "льды приходят от востока из Сибирского океана восточными водами и ветрами прогнанные" [3, с. 480].
В результате анализа своих соображений и гипотез по ледовой обстановке в Арктике, Ломоносов пришел к следующему выводу: "Из всего вышеписанного по натуральным законам и по согласным с ними известиям не обинуясь заключаю:
1) "что в отдалении от берегов сибирских на пять - и на семьсот верст Сибирский океан в летние месяцы от таких льдов свободен, кои бы препятствовали корабельному ходу, и грозили бы опасностью быть мореплавателям затертым;
2) что самой лучший проход упователен мимо восточно–северного конца Новой Земли к Чукотскому носу, сперва пустясь в норд–ост, потом склоняясь к осту и зюйду–осту, как следует держась дуги величайшего на сфере земного круга;
3) что возможен проход между Гренландиею и Шпицбергеном, в некотором отдалении от берегов Северной Америки для меньшего множества льдов, как выше означено, который путь хотя и отдаленнее, однако тем кажется быть способнее, ежели, как чаятельно, тамошний океан, обращаясь около полюса, способен будет течением в пути к Чукотскому носу;
4) когда бог благоволит споспешествовать открытие сего неведомого и почти нечаемого доныне мореплавания, то, уповательно, обратный ход будет способнее около Новой Земли, в надлежащем отдалении от берегов сибирских по воде и по ветрам, как напротив того, по‑за Шпицбергеном и по–за полюсом мореплавание к Чукотскому носу и далее в Индию и Америку" [3, с. 482–483].
Естественно, что эти довольно смелые предложения, основанные на минимальном объеме научных данных по ледовой обстановке в Сибирском океане, накопленных наукой к тому времени, не могли быть реализованы в XVIII в. в полном объеме, но явно способствовали организации новых отечественных полярных экспедиций для исследования Арктики.
4 я глава труда была названа автором "О приготовлении к мореплаванию Сибирским океаном". Ломоносов предлагает для экспедиций в Сибирский океан использовать суда небольшие, легкие, крепкие, поворотливые, проверенные в ходе хотя бы одного лета эксплуатации. Он предлагал выбрать и приобрести готовые из числа купеческих и промышленных судов в Архангельске. Ломоносов считал желательным экспедицию в Сибирский океан отправить на трех судах, одно большее для руководителя экспедиции, а два других поменьше "для рассылки с главного пути в стороны, для наблюдения земель, льдов и других обстоятельств" [3, с. 484]. Экспедиционные суда должны быть поверх обычной обшиты второй деревянной дощатой ледовой обшивкой.
Он предлагал кроме ботов и шлюпок на каждом экспедиционном судне иметь по два или три тросовых карбасов, какие используют поморы на Белом море для промысла тюленей. Такие небольшие карбасы поморы сравнительно легко перетаскивали по льдинам. Ломоносов предлагал на суда брать с собой заготовленные заранее доски, чтобы в случае необходимости сшивать новые карбасы взамен потерянных.
Команды судов должны формироваться из флотских офицеров, унтер–офицеров, штурманов и матросов. Он предлагал на каждое судно взять в экспедицию до 10 опытных поморов для работы на тросовых карбасах, зимовавших на северных островах и имевших опыт охоты на белых медведей. Желательно иметь на судах людей, знавших языки местных народов, населявших побережье Сибири, особенно чукотский язык. Он дал рекомендации по использованию птиц для определения в походе близости земли и льдов. В сочинении даны также рекомендации по обеспечению экспедиционных судов промысловым инвентарем для рыбной ловли и охоты, а также противоцинготными средствами: сосновою водкой, сосновыми шишками, морошкою и другими народными лечебными средствами.
Далее Ломоносов дает рекомендации по обеспечению экспедиции научными инструментами, в первую очередь для астрономических наблюдений и определения долготы и широты места нахождения судна, секундомерами и полярными картами. Рекомендовал он взять в экспедицию для разбивания льда специальные бурова для сверления во льдах отверстий, куда будут помещаться пороховые заряды с фитилями.
Он рекомендовал около самого северного мыса Новой Земли в удобном месте устроить зимовочную базу из нескольких изб с хлебопекарными печами в них, амбарами для хранения запасов провизии и баней. Эта база предназначалась для проведения в ней вынужденной зимовки экспедиции.
Глава 5 я называлась "О самом предприятии северного мореплавания и о утверждении и умножении российского могущества на востоке". Ломоносов указывал, что экспедиция для прохода в Восточный океан может быть предпринята двояко, а именно путем похождения всего пути в Восточный океан или прохода пути по частям за несколько походов. Безусловно, это зависит от многих обстоятельств. Необходимо главному командиру дать обстоятельную Инструкцию, составленную специальной знающей комиссией. В инструкции следовало указать должные меры предосторожности и способы ободрения и содержания подчиненных людей в повиновении.
Ломоносов дает советы по лучшему ориентированию в море, используя различные гидрологические приметы, а также советы по использованию малых судов экспедиции для поиска прохода во льдах по разводьям, по маневрированию судов во льдах.
Им даны советы по мерам предосторожности при выходе членов экспедиции на неизвестные берега, где возможны нападения местных жителей. Рассмотрен автором и вопрос о мерах по поддержанию дисциплины на экспедиционных судах, о наградах участникам экспедиции.
В "Заключении" Ломоносов утверждает:
"Последнее из противных мнений, чтобы сие открытиене досталось в чужие руки, обращается в ничто следующими:
1) помянутое мореплавание к нам ближе, нежели к прочим европейским державам,
2) россиянам тамошний климат сноснее,
3) что на нужных и тесных местах построятся зимовья с предосторожностьми для наших людей, коими чужестранные пользоваться не могут,
4) на Камчатке, или около устьев реки Уды, или на островах Курильских, где климат как во Франции, можно завесть поселения, хороший флот с немалым количеством военных людей, россиян и сибирских подданных языческих народов, против коей силы не могут прочие европейские державы поставить войска ни севером, ни югом, но хотя б и учинили, однако придут утомленные на крепких, с привозными гнилыми припасами на снабденных жителей свежими домашними, безнадежные ближнего от своих споможения на места, где вспоможение нам неистощимо. Таким образом, путь и надежда чужим пресечется, российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке" [3, с. 498].
Ломоносов, представляя цесаревичу "Краткое описание", приложил к нему особое письмо. В нем он настойчиво ставил вопрос о необходимости развития в России морского дела: "Могущество и обширность морей Российскую империю окружающих требуют такового рачения и знания. Между протчими Северной океан есть пространное поле, где под Вашего императорского высочества правлением усугубиться может Российская слава, соединенная с беспримерною пользою, чрез изобретение Восточно–северного мореплавания в Индию и Америку" [3, с. 420].
От цесаревича "Краткое описание" было 22 декабря 1763 г. отправлено в "Морскую Российских флотов и Адмиралтейского правления Комиссию" (или, по выражению Ломоносова, "Адмиралтейскую Комиссию") с предложением рассмотреть трактат и подготовить доклад императрице "на высочайшую апробацию". Причем при рассмотрении сочинения предлагалось привлечь для лучшего объяснения автора.
"Морская Российских флотов Комиссия" приняла письмо цесаревича так, как будто в нем имелось прямое указание о начале снаряжения полярной экспедиции. Одновременно ею было решено ознакомиться с тем, как фактически проводят плавания в полярных водах и зимовки на полярных островах русские поморы.
Комиссия постановила вызвать из Архангельска четырех промышленников, которые не раз бывали и промышляли на Шпицбергене и на Новой Земле. Кроме того, были затребованы матросы с кораблей, базировавшихся в Кронштадте и Ревеле (Таллине), которые до начала службы на флоте плавали на промысловых судах в Баренцевом море. Таких моряков оказалось в Кронштадте 7, ав Ревеле 26.
Комиссия вызвала из Ревеля служивших там на корабле "Москва" трех матросов, которые прибыли в Петербург 9 февраля 1764 г. Матрос Илья Сивцов доложил Комиссии, что до военно–морской службы он, "будучи еще в крестьянстве" ходил на Шпицберген с 1751 по 1756 г. в качестве наемного работника одного помора из Мезени.
За эти годы он ни разу не зимовал на Шпицбергене, судно после летнего промысла успевало возвратиться в Архангельск. За эти плавания он неоднократно видел льды, "плавающие на море и стоящие на мелях". Однажды его судно "погодою занесло в расплавы ледяные" и четыре недели держало возле о. "Медведь" (о. Медвежий). На Шпицбергене он "видел горы каменные и между ними льдяные", встречал и добывал оленей, песцов, медведей, птицу, "да из моря выходящих моржов".
Второй матрос, Кирилл Старопопов, бывал, "будучи еще в крестьянстве", на Шпицбергене в 1757 и 1758 гг., "от разных промышленников в работниках". Его показания соответствовали сведениям, полученным от Сивцова.
Третий матрос, Василий Лобанов, ходивший на Шпицберген в 1750–1752 гг., "от разных промышленников" нового ничего не сообщил. Все трое утверждали, что надо брать "воду и дрова от города Архангельска".
Из Архангельска были вызваны крестьяне: престарелый Амос Кондратьевич Корнилов, Федор Рогачев, Павел Мясников и Василий Серков. "Олонецкого уезда Выгорецкого жительства государственный крестьянин" А. К. Корнилов пользовался большим уважением среди поморов. Его лично знал Ломоносов и назвал в "Мыслях о происхождении ледяных гор в северных морях" своим приятелем. Он показал, что "имеет… ныне на Грундланде, у Шпицбергена и в Новой Земле морские моржовые и прочие звериные промыслы. А перед сим за 23 года ходил он от города Архангельского и из Мезени кормщиком, за шкипера на прежних старинных и новоманерных судах, из которых прежние шиты были еловыми прутьям, по названию то шитье вицою".
На Шпицберген он ходил до десяти раз, три раза там зимовал, когда "и видал плавающие по морю льды. В бытность его на Шпицбергене оных льдов самая толстота, им, Корниловым, вымеривала лотом. И оказывалась по глубине на дно, когда тот лед на мель принесет и остановится, до 50 сажен, да сверх воды еще толщины до 10 сажен и более; шириною же та льдина, примером более 30 сажен, а длина - от 50 сажен и более". Ясно, что Корнилов ведет речь об айсбергах, севших на мель. Мимо этих айсбергов плавает лед "толщиною от трех до пяти сажен, а шириною и длиною, казалось, от одной до пяти верст". Между такими ледяными полями "еще мелкой лед ветром носится".
Случается, что "на море ветры переменные сделаются. Тогда оному льду расплав бывает" и полынями "суда ход имеют". Если же "случаются ветры крепкие, тогда лед стесняется вместе и проходу судам не дает; и ежели от такого стеснения судну на рейд отойтить не можно, то бывает судну и людям гибель".
В своих плаваниях к Шпицбергену он посещал "остров, называемый Медведь" (о. Медвежий). Там он встречал много птиц - гагар и чаек - и промышлял моржей, белых медведей и песцов; у острова "рыбы трески весьма много, а паче же на Русском конце", т. е. в северной части острова, где еще в XVII в. находилось поморское становище. Там же былаустановлена его промысловая изба.
Оттуда он часто переплывал на о. "Пятигор" (о. Надежды), "которой положение имеет весьма каменистое, показывает на себе пять гор; гаваней никаких не имеется; и воды около его весьма быстрые. А промыслов на нем, кроме моржовых, никаких нет".
По его наблюдениям, между островами Медвежий и Надежды "воды глубины от 40 до 50 сажен"; на мелях "от плоско носящегося льда" оседают "льдины, называется коих звание стамухи". Корнилов сообщил, что остров "Пятигор" часто окружают льды; бывает же это, "когда долговременно дуют ветры норд, норд–ост и ост; то нагонит льду такое множество, что застилает море все и острова Пятигор, Медведь и Шпицберген". Таким образом, Корнилов отмечал факт выносальдов из центральной части Северного Ледовитого океана.
Он же одним из первых указал о том, что "у Шпицбергена воды ходят по западной стороне от ост- зюйдова носу к норду, и течение имеют все в одну сторону". Видимо, это обстоятельство, указание на наличие постоянного течения на север у западных берегов Шпицбергена, сыграло важную роль в определении маршрута экспедиции именно по нахождению северо–западного прохода из Сибирского океана в Восточный.
Он же также указал на наличие на западной стороне Шпицбергена двух гаваней, "первая в Клокбое, другая в Рунбое, в которые китоловные иностранные корабли приходят". Это имелись в виду "Колокольный залив" и "Зеленый залив" (Klook Bay и Green Bay). Предупредил Корнилов и о возможных случаях насилия, связанных с действиями иностранных китобоев: "Двоекратно судно его, Корнилова, грабили и как промысел, так и промышленные инструменты, снасти и ружья отняли. во первом грабеже, в 1734 г. иностранные суда оказались галанской нации".
Он отметил густые туманы в районе Шпицбергена и Новой Земли, которые "большие ветры от норд- оста умаляют". Корнилов поделился своим опытом дальнего обнаружения льдов по наблюдению так называемого ледового отблеска: "Впереди лед, и в небе бело надо льдом, и как лед лежит, так и в небе бело кажет, а где воды есть, там над тем местом в небе синее кажет".
Рассказал он и о приемах выживания при аварии поморских судов. В случае гибели судна от штормов и льдов поморы спасались на малых баркасах, который вытаскивали на льдину, покрывали его парусиной, чтобы "в море лучше от волны сохраниться"; а "для пищи себе бочку нальют воды пресной и в оную насыплют муки ржаной и сделают тесто, замешав нагусто; и оное тесто из бочки вынувши, покладут в мешки. И как дождутся, что лед от ветру разведется, тогда во оном боту спускаются на воду и путь свой продолжают по морю к Датским берегам", т. е. к берегам Норвегии.
Плывут на боте "иногда парусом, а иногда в тихую погоду греблею, бывают в пути от четырех до шести недель и более, а пищу имеют показанным тестом, которое, долговременно лежа, прокиснет и провоняет. Однако и тем довольствуются. И от такой худой пищи, також, от холоду и мокроты, ноги у промышленников нечувствительны бывают. И приходят в такую слабость, что и умирают в том судне и приехавши в Датскую землю".
Корнилов сообщил о своих наблюдениях при проведении зимовок на Шпицбергене, которые ранее уже излагал Ломоносову при их встречах в предшествующих годах: "Будучи же в зимовании на Шпицбергене им примечено, что от 15 августа по 10 октября солнце ночью невидимо станет. А хотя зори и видимы, но и то только до 4 ноября. А от 4 ноября по 15 генваря днем и во всю ночь - темнота. А с 15 генваря по 14 февраля зори паки видимы. Ас 14 февраля солнце покажется и с марта, с последних чисел, закату не имеет по 15 августа".
"Когда он, Корнилов, в вышеписанных местах зимовал, то жил в избе, привезенной с собою, и топил привозными ж на судах дровами; и воду пресную от города Архангельского привозил; а на Шпицбергене воду пресную получал из озер и из текущих из гор ручьев, також и на льдах от солнца талую и от дождей налитую, - где способнее.
А на каждом их промышленном судне бывает людей по величине оного, от 10 до 15 человек и более…
На Шпицбергене частые высокие каменные, а между ними ледяные горы; и как на оных, так и где между ними небольшие ровные места - каменные и глинистые - есть; никакого лесу не растет; и трава простая, без цветков, вырастает не более вершка; которою олени питаются.
На том же Шпицбергене–острове ловлены им были олени, песцы черные и белые, медведи белые ж; а черных медведей нет. Имеются и птицы - дикие гуси, чайки наподобие утки, гагарки, ныртыши, чистики, куропатки–чайки; из коих он с товарищами на пищу ловили".
По поводу Новой Земли он сообщил следующее: "К Новой Земле он, Корнилов, ходил одно лето и был в той земли на одном конце, называемом Ворота; которых конец лежит к Вайгачу–острову и где лежит проход со океана в Карское море между Новой Землей и Вайгачем; а Карское море между Новой Землей к устью Оби–реки.
На земле ж оной трава мала. Так, как и на Шпицбергене, горы имеются, такие ж каменные, только не острые; и лесу никакого не растет же, а звери и птицы такие ж, какие и в Шпицбергене видел; да сверх оных, в той Новой Земле имеются из птиц лебеди, а из зверей - волки и лисицы.
Воду и дрова от города Архангельского брал и в Новой Земле получал.
Так же, как и в Шпицбергене, солнце, в бытность его, в июле и в августе месяцах закату не имело, а как в прочие месяцы темнота ль, или от солнца и от гор свет бывает, о том он не знает.
У оной земли иностранных судов не видал.
В пути ж он бывал от города Архангельского в способную погоду до Новой Земли, коя ближе Шпицбергена, от 4 до 5 дней, а до Шпицбергена - от 8 до 10 дней. А когда случаются ветры противные, то идут до Новой Земли недели по две, а до Шпицбергена по месяцу и более. Возвращался ж к городу Архангельскому до Покрова и позже".
Рассказал Корнилов Комиссии о спасении им четырех промышленников, невольных многолетних зимовщиков на Шпицбергене из артели Алексея Химкова. В 1743 г. кормщик Алексей Химков с четырнадцатью промышленниками отправился к Шпицбергену на зверобойный промысел. Буря занесла поморскую лодью к восточным, мало посещавшимся в то время берегам о. Малый Берун архипелага Шпицберген (теперь о. Эдж). Тяжелые льды сжали судно и грозили гибелью промышленникам.
Четверо из них - Алексей и Иван Химковы, Степан Шарапов и Федор Веригин - пошли по льду на берег для того, чтобы отыскать для зимовки избу, ранее построенную мезенскими промышленниками. Найдя избу и переночевав в ней, они возвратились к тому месту на берегу, где вышли на остров. Лодью они не увидали, ее либо унесло штормом, либо раздавило льдами.
Поморы остались на острове и прожили там 6 лет и 3 месяца. Пищу они добывали охотой на оленей, песцов и белых медведей. Цингой заболел лишь Веригин под конец пребывания на острове, когда отказался пить свежую оленью кровь.