Альманах Российский колокол Спецвыпуск Новогодний - Альманах 10 стр.


– Раздевайся.

– Как?

– Совсем.

– Это, что ж, нагишом?

– Конечно. Я тебе вчера говорил. Ничему не удивляйся.

А удивляться было чему… Как только обнажённый Сидоров, прикрывая руками причинное место, вошёл в бунгало, оттуда раздался глухой не то стон, не то плач, сопровождаемый резкими гортанными выкриками. Продолжалось всё это минут двадцать. Происходящее внутри никто не видел, но было понятно: происходит там что-то необычное и колдовское. Когда всё стихло, из бунгало с толстым суковатым посохом в руке вышла старуха. Поднимая жёлтыми пятками пыль, она стала мерными шагами обходить бунгало вокруг. Всякий раз, пройдя несколько шагов, она останавливалась, била в землю посохом, кричала гортанное заклинание и шла дальше, пока не замкнула круг. Однако стоило ей скрыться за пологом входа, как оттуда выскочил голый Сидоров, а следом за ним колдунья с веником в руке. Каждый раз, догоняя Сидорова, она била его этим самым веником ниже спины, издавая глубокий гортанный звук, напоминающий клокотание. Сидоров зигзагами, будто нетрезвый, бежал в сторону одиноко стоящего огромного баобаба, а колдунья, несмотря на преклонный возраст, будто молодая пантера, не отставая, неслась за ним, похлёстывая время от времени белую, как вата, обнажённую часть тела. Как только они добежали до баобаба, колдунья поставила Сидорова лицом к дереву, всем своим худым телом прижала его, заставив обнять дерево. Так он и стоял, не шевелясь. Сама же она, не переставая кивать головой, продолжала движение вокруг баобаба. Негромко бормоча заклинания, она то и дело отщипывала от необъятного дерева кусочки коры и пережёвывала их, втирала в начинающую проступать лысину на голове Сидорова. Завершив это, она отвела его в сторону, поставила спиной к баобабу, потом резко развернула. Показав пальцем на верхушку огромного дерева, она жестом приказала ему зажать между ног посох и взяться за него обеими руками. Так и замер Сидоров минут на десять, держась обеими руками за суковатую палку между ног и задрав куда-то к раскалённым небесам голову. Под конец обряда чёрная колдунья облила прилично измученного Сидорова мутной жидкостью из глиняной чашки, после чего, обессилев, свалилась между узловатых корней баобаба.

Всю дорогу до порта Дракон молчал. Дед пытался заговорить с ним, но бесполезно. После колдовского обряда тот, лишь изредка мотая головой, не отрываясь, смотрел мутными глазами на красную обочину дороги и, неслышно шевеля губами, повторял одну и ту же непонятную фразу: "Ку-у-ми яш мака… Ку-у-ми яш мака-а".

В одной из деревень они раздали неугомонным детям консервы, галеты, допили оставшуюся воду и двинулись к причалу. На борт "Яхонта" поднялись, когда уже начинало темнеть.

За всей спокойной повседневной жизнью "на якоре" никто не заметил ничего необычного в однодневной отлучке троицы на берег. Дни достаточно однообразно сменяли один другой.

Моряк, он ведь как устроен. Пока на берегу, все разговоры о море, о новом рейсе. Отвалит от стенки, начинает думать о промысле, где день путается с ночью, где вахты восемь через восемь. Заработать тоже хочется. А выпадет свободная минутка, задумается о жизни своей бродячей, близких вспомнит, только чувствует вдруг – заскучал по берегу. Так и кружится вся его жизнь, похожая на нескончаемую круговерть вдоль меридиана. Из полярной тьмы к солнцу в зените, из жары в холод, потом опять всё сначала.

Вторая волна сходов на берег началась накануне Нового года. Всем было хорошо известно, что курортная жизнь вот-вот закончится. Флотилия выходит на промысел. В столовой команды, лукаво подмигивая самодельной гирляндой, появился эвкалипт с десятком игрушек, на стёклах иллюминаторов наивные бумажные снежинки… Страждущие по мирским утехам после воспоминаний о домашнем Новом годе, торопливо грузились в ланчо и отправлялись на берег.

Намерения Сидорова отправиться по деликатным лямурным делам стали понятны, когда он вместо ботинок на толстой подошве с коваными носами, к слову, многим хорошо знакомым, надел сияющие необыкновенным блеском остроносые туфли. Крепкий запах одеколона окончательно довершил картину. Парусиновый тент над ланчо нервно трепетал и надувался. Было начало дня, и заведения всякого рода, гостеприимно распахнув свои двери, ожидали гостей. Кто-то отправлялся слегка побарыжничать по лавкам и магазинам, кто-то к знойной мулатке, кто-то к "Чёрной маме". Им были рады везде…

Эх! Отчего же так всё быстро заканчивается. День вроде бы ещё только начался, а солнце уже опять клонится к вечерней дымке. Та самая посудина, что подарила им этот счастливый день, терпеливо ожидая праздную публику, тёрлась внизу причальной стенки. Из-за отлива пришлось спускаться по штормтрапу. Рулевой, навалившись на румпель, с явным любопытством встречал прибывающих. Выполняя особое поручение, он ждал появления нужного человека. Сидоров тем временем, одним из последних, не спеша вышагивал по пирсу. Беззаботно засунув в карманы руки, он что-то весело насвистывал, посматривая по сторонам. Все знали: это знак хорошего настроения и благостного состояния Дракона, которое случается не так часто. Он бодро стукнул каблуками о шпангоут, улыбнулся, озорно блеснул глазами и, усевшись поудобнее, проговорил:

– Хороший сегодня был денёк. Горячий… Сейчас бы кваску холодного с хреном.

Рулевой надел гарнитуру и, отвернувшись в сторону моря, чтобы не было слышно, коротко выпалил в решётку микрофона:

– Всё в порядке. Произошло и, как видно, неплохо.

Тем временем посудина, тарахтя открытым двигателем, пошла этим вечером не прямым курсом на "Яхонт", а, заложив некую дугу, двинулась вдоль всех судов на рейде. Когда шли под бортом стоящего первым СРТР "Гранит", тот несколько раз зычно рыкнул тифоном, после весело зазвенела рында, а на шкафут высыпала вся свободная команда. Они что-то радостно кричали, размахивая руками. Одновременно с этим в чернильное небо над кораблём взметнулись две сигнальные ракеты. Происходящее по рангу соответствовало приветствию при встрече высокого гостя или иному торжественному событию. Когда подошли к борту второго СРТР, там с зеркальной точностью повторилось всё то же. И на третьем, и на четвёртом судне тоже. На подходе к "Яхонту" Сидоров ещё издалека заметил непонятный белый квадрат по правому борту. Тифон под звон рынды, не переставая, сигналил "приветствие", по "громкой" из динамиков доносилось "Тореадор, смелее в бой…". Братва на шкафуте дружно улюлюкала. Все, кто находился в ланчо, понятное дело, были в курсе происходящего, поскольку театральное удивление не покидало их довольные лица. Артисты…

Когда подошли ближе к борту, боцман разглядел наконец непонятный белый квадрат. Это была перекинутая через леер правого борта простыня, на которой какая-то неумелая, но нахальная рука нарисовала красным суриком толстенную шершавую пальму с огромными кокосами. Однако стоило ланчо оказаться напротив этой живописной картины, как те двое проштрафившихся из палубной команды тут же перевернули изображение на простыне, потом назад, потом опять в первоначальное положение… И так неоднократно. Изумительное, надо сказать, "кино" получилось! В это же самое время все, кто был в ланчо, вдруг разом прокричали: "С Новым годом, боцман!", "С новым счастьем!" – добавил кто-то негромко. Сам же боцман Сидоров, смутившись, неожиданно затих. В этот самый момент он почему-то вспомнил ту самую, волшебную Снегурочку с розовыми пятками и посохом, что живёт в хижине на берегу дивной речушки под названием Кванза. Растерянно улыбаясь, раз за разом он повторял: "Нет, ну не черти ли… Ты только посмотри, что вытворяют салаги!"

Вот кто-то из вас улыбнётся и скажет: "Выдумка всё это". Только поверьте мне. Было всё именно так. Поскольку я и есть тот самый Санька из рефмашины.

Советск 2015 г.

Урок

Лазарь Моисеевич любил точность и порядок во всём: в одежде, дружбе, отношении к работе и, разумеется, в деньгах. Он был настолько абсолютен в своих привычках и поведении, что большинство знакомых при одном упоминании его имени становились серьёзнее. В отличие от некоторых, он никогда не опаздывал на работу, от него после выходных не чувствовался запах вчерашнего алкоголя, курить он вообще никогда не курил, поскольку берёг здоровье. Вечерами любил дышать свежим воздухом, прогуливаясь в одиночестве по аллеям городского парка. В выходные дни мог побаловаться даже большим теннисом в компании голенастых красавиц. Когда-то у него была жена, но поскольку любви Лазарю Моисеевичу хватало лишь на себя, брак вскоре развалился без следа, то есть без детей. Так он оказался обыкновенным немолодым холостяком, которому жилось, впрочем, вполне комфортно. Жениться вновь он не намеревался, на служебные романы не разменивался, ценя свободу и нервы, а о случайных связях не помышлял тем более.

В отделе учёта Управдома, где он трудился, было как минимум три достойных кандидатуры незамужних и вполне даже привлекательных дамочек с прозрачным и понятным прошлым.

По службе его ставили в пример сотрудникам и постоянно выбирали во всевозможные президиумы. Он был выдержан, спокоен, наверное, даже умён, поскольку, выслушав любого, тут же начинал советовать, как правильно жить дальше. О его щепетильности и педантичности любили пошептаться. И оно того стоило.

Прошедшей осенью в доме, где он проживал, кто-то по ночам стал периодически постукивать. Лазарь Моисеевич, будучи человеком выдержанным, не сразу пошёл в милицию, а в течение целого месяца вёл регистрацию "стуков" в дневнике, сделанном из амбарной книги. Каждый вечер, а ещё чаще ночью, он скрупулёзно заполнял все семь разлинованных граф:

Первая – номер по порядку и дата.

Вторая – время начала "стука".

Третья – время окончания "стука".

Четвёртая – суммарная продолжительность "стуков" за сутки.

Пятая – характерные особенности стука, с подробным описанием: прерывистый, частый, глухой, сверлящий… и прочее.

Шестая – особые отметки, то есть праздничные, выходные дни, погодные условия, а также иные непредвиденные обстоятельства.

Седьмая – подпись лица, осуществлявшего прослушивание.

В милиции ему пообещали разобраться, но как-то уж слишком вяло. Тогда он взял выше. Прокурорские, напротив, долго изучали содержимое амбарной книги, крутили головой, удивлялись терпению заявителя и, хотя неопределённо чесали затылок, но жалобу всё же приняли и, представляете, спустя буквально несколько дней нашли нарушителя спокойствия. Им оказался немолодой член местного союза художников, резчик по дереву Иосиф Кусков, проживающий на пятом этаже. Как и всех творческих людей, вдохновение посещало его обычно по ночам, а также и в другое время после появления денег от случайного заработка. С каждым приливом творческих сил он незамедлительно начинал вырубать топориком. Нет, не Буратино, как вы наивно полагаете, а деревянные головы с выступающими носами. Вроде тех истуканов, что с острова Пасхи. К приходу участкового нарубил он таких десятка два, не менее. Далее рутина – протокол, неприятная беседа с представителями внутренних органов, вытянутое из него обещание впредь не стучать по ночам.

Высокое искусство не смогло перенести подобного унижения, а потому на следующий день при достаточном стечении соседей художник посреди двора собственноручно порубил истуканов на дрова. Окружающие, включая самого скульптора Кускова, были удручены происходящим и весьма расстроены. Тихо радовалась лишь пенсионерка тётя Дора по причине того, что дрова для её допотопного титана в ванной комнате давно закончились, а эти сухие полешки как раз подходили по длине. К тому же после столь демонстративного уничтожения деревянных скульптур они оказались совершенно бесхозными.

Скульптор по дереву Кусков тюкать топориком по ночам перестал, однако фигу Лазарю Моисеевичу исподтишка нет-нет да показывал, обвиняя его, как водится, в семитизме и обещая впредь доставлять ему всяческие беспокойства. Только все обещания, как это чаще всего бывает у творческих людей, так и остались не исполненными. А вот уж кто действительно доставил беспокойство уважаемому человеку, так это Лёва Мичман.

Мичманом его стали звать с тех пор, как он стал носить морской бушлат и тельняшку, доставшиеся ему от брата после демобилизации из флота. Когда Мичман по причине случающихся запоев терялся между реальностью и фантазией, он начинал сочинять героические небылицы о секретной морской службе, государственной тайне и подписке о неразглашении. В подтверждение всего, Лёва мог красиво, "по-флотски", взяв двумя пальцами полный под венчик гранёный стакан водки, опрокинуть его залпом, после чего, нюхнув рукав бушлата, не закусывать совсем. На наших это не действовало. Они, лишь нахмурившись, косились на пустеющую бутылку и отодвигали её подальше от Мичмана. А что до иностранцев – да! Один из жителей Хельсинки, например, которого жутко канудило после вчерашней выпивки, увидев донышко стакана, взметнувшееся к потолку, упал в обморок… У Лёвы ж это называлось просто – "флотская норма". Впрочем, море он видел единожды, когда два года назад благодаря бесплатной путёвке отдыхал в ведомственном санатории посёлка Отрадный. Работал Лёва в аварийной бригаде, занимающейся ликвидацией коварных протечек всяческих нечистот из канализационных сетей города. Нервная, надо сказать, работа.

Неизвестно по какой причине в тот день посетило Лазаря Моисеевича благостное состояние, только ни с того ни с сего он, откликнувшись на жалобную просьбу Мичмана, занял ему денег на бутылку. О том, что он по собственной воле совершил роковую ошибку, Лазарь Моисеевич понял через две недели, когда решил сообщить Лёве о желании получить долг назад. Досрочно… Дело в том, что Лазарь Моисеевич принципиально не давал денег взаймы. Никогда и никому. Каким образом Мичману удалось занять у него эту незначительную сумму аж до 31-го декабря? Непонятно. Поступиться принципом Лазарю Моисеевичу показалось легко, а получить долг назад оказалось делом не только непростым, но даже невозможным. Деньги были хоть и невелики, но в силу принципиальности факт случившегося неожиданно лишил его покоя. Мысль о собственных деньгах в чужих руках, не переставая, сверлила его мозг, не отступая ни днём, ни даже вечером, когда он, привычно устроившись в кресле, принимался смотреть любимый сериал. Долгие думы о его собственных деньгах, перекочевавших Мичману в карман, тягостно мешали уснуть. Если же случалось проснуться среди ночи, до утра он уже не мог сомкнуть глаз. Беспокойство возвращалось вновь и вновь, дёргая его за нервы, будто чёрт за струны расстроенной балалайки.

Лазарь Моисеевич вдруг понял, что тогда по ночам, когда тюкал топорик скульптора, спалось ему гораздо спокойнее… Теперь же, вставая с красными глазами из постели, он умудрился дважды опоздать на работу, стал непривычно рассеянным и забывчивым. Даже Елена Витальевна обратила на это внимание.

Всё происходящее стало беспокоить Лазаря Моисеевича ещё больше, когда в обеденный перерыв он, посетив "аварийку", к своему ужасу, узнал, что Лёва со вчерашнего дня, взяв отпуск за свой счет, куда-то уехал. Куда интересно, зачем? Отчего-то это оказалось вдруг какой-то труднораскрываемой тайной. На раскрытие которой потребовался ещё один день. После чего Лазарь Моисеевич обеспокоился окончательно, узнав, что Мичман, дождавшись каких-то важных документов, уехал в посольство для оформления вида на ПМЖ в Израиле. Это было уже выше его сил. А что, если возьмёт да уедет втихаря, так и не отдав долг? "Какой-то международный скандал получается", – нервно думал он. Покой покинул его окончательно. На следующий день он зашёл в аптеку, купил успокоительные таблетки и капли для сна.

Все вокруг суетились, готовясь к Новому году, лишь для Лазаря Моисеевича происходящее вокруг будто погрузилось в лёгкий туман. Сонливое состояние от таблеток преследовало его теперь повсюду. Неожиданно его вызвала к себе Елена Витальевна и резко отчитала за то, что во время планёрки он уснул и даже всхрапнул легонько. Спокойная жизнь трещала и лопалась на глазах. Он пытался собраться с мыслями, но не мог. Перед глазами постоянно маячил образ Лёвы в тельняшке, бушлате с золотыми пуговицами, кипой на макушке и бутылкой "Столичной" в руке, приобретённой на занятые у Лазаря Моисеевича деньги.

В Новогоднюю ночь он не пошёл в гости, никого не пригласил к себе, решив посидеть один, чтобы собраться с мыслями и обдумать план действий. Пробка шампанского не выстрелила, как бывало, в потолок, а как-то по-стариковски сдержанно пукнула. Пузырьки уныло покрыли стенки одинокого бокала, кремлёвские часы на экране приготовились отсчитывать время уходящего года. Опустошённый Лазарь Моисеевич, обречённо покручивая ножку бокала, следил безрадостными глазами за стрелками, раз за разом повторяя: "Не произошло, не случилось, не судьба, стало быть. Так, видно, и пропадут мои денежки. А ведь как жаль…"

Когда минутная стрелка завершала последний оборот, кто-то настойчиво позвонил в дверь.

– Кому ещё не сидится в такое время, – недовольно пробурчал Лазарь Моисеевич и, не взглянув в глазок, распахнул дверь.

Из сумрака лестничной площадки, пахнув свежим перегаром, ввалился Лёва Мичман. С последним ударом кремлёвских курантов, превозмогая подступавшую икоту, он, часто дыша, выпалил:

– Долг – дело святое! И протянул деньги.

Лазарь Моисеевич чувствовал, как тает от счастья. Он моментально позабыл все заготовленные на этот случай резкие слова, оскорбления и расплылся в блаженной улыбке.

– Случилось, – прошептал он высохшими от волнения губами и приобнял Мичмана, коснувшись щекой его колючего бушлата.

* * *

Сразу после Нового года Лазарь Моисеевич взял больничный. В длинном коридоре поликлиники его неоднократно видели сидящим в очереди на приём к психиатру. Переговариваясь с глуховатыми старушками, время от времени он негромко приговаривал: "Случилось же, в конце концов. Случилось…". Здоровье его со временем вроде бы поправилось, но в долг он теперь, доподлинно известно, никому не даёт.

Можете не пробовать.

Советск 2016 г.

Ольга Камарго

Альманах - Альманах "Российский колокол" Спецвыпуск "Новогодний"

Родилась 10.08.1980 в г. Краснодаре. Образование: учетно-финансовый факультет Кубанского государственного аграрного университета. Специальность: экономист по бухгалтерскому учету, экономическому анализу и аудиту. С 2006 года живу в Санкт-Петербурге. В настоящее время финансовый директор и соучредитель своей бухгалтерской фирмы в Санкт-Петербурге.

На Проза. ру с 27.12.2015 года под псевдонимом. Член РСП с 06.06.2016 г. Номинирована на премии "Писатель года", 2015, 2016 г. Имею публикации в "Чешской звезде", "Трех желаниях" и "Крае городов". Так же опубликована в Каталоге ММКВЯ – 2016.

Назад Дальше