Эти новеллы подобны ледяной, только что открытой газированной минералке: в них есть самое главное, что должно быть в хороших новеллах, – сюжет, лопающийся на языке, как шипучие пузырьки.
В тексты вплетены малоизвестные и очень любопытные факты, связанные с деятельностью аэрокосмических Конструкторских бюро. Например, мало кому известно, что 10 октября 1984 года советский лазерный комплекс "Терра-3" обстрелял американский орбитальный корабль "Челленджер" типа "Шаттл". Тот самый, который спустя два года, 28 января 1986 года взорвался при старте. Только немногие слышали, что Гагарин приземлялся на отдельном парашюте, а не в спускаемом аппарате, и что общеизвестные кадры кинохроники, где Юрий Алексеевич восклицает знаменитое "Поехали!" не что иное, как монтаж.
Есть расхожая фраза: "Вся наша жизнь – театр". Можно её перефразировать соответственно времени. Вся наша жизнь – полигон. И страна наша – тоже… Она и жизнь в ней давно перестали быть театром и превратились в полигон. Полигон экономических экспериментов, полигон политических интриг. Полигон судеб, историй, отношений.
Все мы живем на Полигоне…
Аркадий Евдокимов
Полигон. Записки инженера "почтового ящика"
Пролог
Советские (а позже – российские) конструкторы не раз доказывали, что способны создавать технические шедевры, порой намного превосходящие лучшие мировые образцы. Примером могут служить и танки Т-80, и ракеты Тополь-М, и зенитный комплекс С-300В. А самолёты? Вот цитата из сборника Farnborough International 98 (Сборник Общества британских аэрокосмических компаний SBAC) посвящённого пятидесятилетию аэрошоу в Фарнборо): "Для западных ВВС стало огромным шоком, когда F-16, вооруженный ракетами "Сайдвиндер" AIM-9M, сравнили в испытаниях с МиГ-29, вооруженным Р-73. Из пятидесяти поединков F-16 выиграл только один. Учебные бои на малой дистанции между F-15 с AIM-9M и МиГ-29 с нашлемным прицелом и Р-73 показали, что МиГ может захватывать цели в воздушном пространстве, в 30 раз большем по объёму". Впечатляет, не правда ли?
О людях, создавших совершеннейшее оружие, я и хочу рассказать. Не о ракетах и самолётах, а только о людях. Это во многом благодаря им американцы не посмели бомбить наши города, как бомбили Белград и Багдад. Речь пойдет не о главных конструкторах и академиках, а о рядовых сотрудниках, о тех, чьим незаметным трудом и были построены "щит и меч" Советского Союза. Об инженерах, технологах, конструкторах, электриках, токарях, фрезеровщиках, программистах, слесарях, трактористах, шоферах и других. Это были самые ординарные работники, такие же разгильдяи и хулиганы, как и везде. Занимались розыгрышами, крутили романы, прогуливали работу (несмотря на жёсткую дисциплину), пили водку и спирт, ходили налево, резались в домино (инженерный корпус) и в шахматы (слесари и обслуга). На аэродроме у Миля считалось хорошим тоном публично излагать мысли в изящно-матерной форме. Наиболее продвинутые мастера слова пользовались всеобщим уважением. И никто, включая умных дам, не пренебрегал возможностью это уважение завоевать. На аэродромах Туполева, Ильюшина, Мясищева, Сухого и всех других царили такие же порядки. А о ракетчиках и говорить нечего.
На самом деле эти люди и есть тот золотой фонд, без которого ни одна фирма – Королёва, Люльева, Исаева, Янгеля и т. д. – не обходилась. Руководитель, даже самый гениальный, один машину не построит. Нужны руки и головы тысяч и тысяч всех этих слесарей, электриков, математиков и прочих ботаников! Любопытно отметить одну общую черту – корпоративный патриотизм: в курилке фирмы Сухого будут превозносить достижения фирмы Павла Осиповича. А оказавшись у Туполева, услышишь о том, что это его самолёты самые лучшие. Несогласный рискует быть побитым. Вероятно, это неплохая черта. Ведь равнодушные никогда не создадут ничего путного.
С обычными людьми порой случаются очень необычные истории, в том числе и смешные. Эта книга – о людях и о ситуациях, в которые они попадают и из которых мастерски выпутываются. Или не выпутываются. Короткие истории никак не связаны между собой, кроме, конечно, того, что все персонажи – сотрудники "военных" КБ. И те, с кем они тесно общались. Словом, наши соседи по лестничной площадке.
Не подумайте, что на Полигоне царило беспробудное пьянство, как это может показаться. Выпивать выпивали, конечно, – не без этого. Но только изредка. И чаще всего для того, чтобы снять напряжение. А напряжения-то как раз хватало с избытком.
Пьяный чаще попадает впросак. То есть влипает в историю. В смешную. В такую, из которых и составлена эта книга.
Все изложенные события и разного рода происшествия, о которых упоминают герои, были в реальности. На самом деле из советского боевого лазера били по американскому космическому кораблю, на самом деле в одной из деревень трактор сошёл с ума, и на самом деле космонавт Бурдаев вызвался лететь к Марсу и готов был застрелиться в полёте, если собьётся с курса. Всё было. Изменены только имена и фамилии героев. Да и то не всех.
Часть первая Куя меч Родины
В 80-е годы чуть ли не полстраны работало на ВПК. Тем не менее попасть в хорошее (то есть работающее на военных) КБ или НИИ было очень непросто. А люди туда рвались: там и зарплата повыше, и снабжение получше, и перспективы порадужней. Мне удалось устроиться в одно секретное КБ лишь благодаря помощи хорошего знакомого моего дяди, который заведовал лабораторией. Звали его Александр Петрович.
Работать за столом мне всегда было скучно, тянуло на Полигон. Там, на Полигоне, всегда что-то происходило, там единым сгустком выплёскивался труд тысяч людей, там кипели страсти, там был виден осязаемый результат И именно там случалось немало смешных, страшных и загадочных происшествий.
Первое знакомство
Полный кипучей энергии и радужных надежд и вооруженный наставлениями моего будущего шефа Александра Петровича, я в назначенный срок вышел на работу. Но начинать трудовую деятельность мне пришлось вовсе не с увлекательнейших расчётов устойчивости (интересно, какая у них методика – по критерию Найквиста или по Михайлову?).
В понедельник утром я прибыл на Большевиков, 27, нашёл прораба и немедленно был зачислен подсобным рабочим (временно). Мне выдали новенькие рабочие рукавицы и изрядно потасканную оранжевую каску и после короткого инструктажа по технике безопасности определили на растворный узел, в помощники такому же инженеру из КБ, как я. Он трудился на стройке уже неделю и кое-какую сноровку Звали его Яков Самуилович, по специальности – прочнист. Ростом он был мал, телом хлипок, языком остёр, а характером насмешлив и обаятельно-циничен. С ним было весело и интересно. Он чертовски много знал и к тому же оказался хорошим рассказчиком. Словом, с напарником мне повезло.
Растворный узел представлял собой некогда зелёный (а ныне по крышу заляпанный раствором) строительный вагончик на стальных обрезиненных колёсах и с заколоченными фанерой окнами. В задней стенке вагончика имелась дощатая дверь К ней вела самодельная деревянная лестница о трёх ступенях Перед вагончиком сооружено было огромное нечто, имеющее форму перевернутой вверх ногами усечённой пирамиды. Из передней стенки прямо над этим корытом торчал сваренный из железных полос обод диаметром метра два, к нему приварены небольшие плоские ковши. Колесо это вращалось, черпая ковшами раствор. Так, собственно и происходило перемешивание Сооружение это живо напоминало старинную водяную мыльницу, во многом оттого, что раствор живописно выплёскивался из ковшей, когда они поднимались наверх. Хозяйку мельницы строители звали Манькой, или Маней. Мы с Яковом Самуиловичем уважительно величали её Марьванной. Это была дородная женщина средних лет, невероятно жизнерадостная хохотушка с невероятно звонким голосом.
Марьванна сидела в своём вагончике и колдовала с тремя кнопками: включала утром мельницу-мешалку и выключала её к вечеру. Другой кнопкой она запускала насос, чтобы подать через шланг раствор на пятый этаж, где работали штукатуры. Зачем нужна была третья кнопка, я не знал. Когда штукатуры заканчивали затирать стены и им нужен был свежий раствор, кто-нибудь из них высовывал голову в окошко и с пятого этажа начинал звать Марьванну. Сперва кричали по её имени: "Манька! Манька! Ма-а-а-а-а-анька, глухая тетеря!", потом свистели Наконец, кидали сверху камушек Он звонко цокал по железной крыше, после чего Марьванна распахивала дверь и кричала наверх: "Чего надо?". Ответ всегда был один и тот же: "Раствор подавай!". И она подавала раствор. Если маленький камушек не помогал, кидали обломок кирпича. Обломок уже не цокал – он обрушивался на железную крышу с ужасающим грохотом. Марьванна немедленно объявлялась в дверном проёме и зычно вопрошала: "Охренели? Чего надо?". Ответ был предсказуем: "Раствор подавай, тетеря глухая!"
Наши с Яковом Самуиловичем обязанности были совсем нехитрые – заправлять мельницу водой, песком и цементом. Воду наливали из шланга, цемент носили с первого этажа, ухватив каждый по тяжеленному мешку. Песок таскали носилками, брали его из огромной кучи за углом. Расходовался раствор много медленнее, чем мы успевали замесить, и потому у нас получались длинные, минут по сорок, перерывы. Мы садились на лавочку, сделанную из доски, поставленной на кирпичи, и отдыхали. И тогда Яков Самуилович, шикарно грассируя, начинал рассказывать. Меня он упорно называл не по имени, а просто "юноша". А я жмурился на солнце и с удовольствием слушал.
Диапазон его историй был грандиозен. Он с легкостью рассуждал о сингулярности, о замкнутости Вселенной, об Омаре Хайяме, о приёмах укладки кафельной плитки, о древнеиндийских эпосах "Махабхарата" и "Рамаяна", о тонкостях ладейного эндшпиля, о способах диагностики и ремонта "Жигулей", о кулинарии и садоводстве, а больше и чаще всего о моих будущих коллегах – сотрудниках КБ и, конечно, о Генеральном Слушать его было покойно и приятно. И полезно. И если шахматные и кулинарные подробности я пропускал мимо ушей, то обо всём, что касалось работы, слушал внимательно И узнал много интересного и познавательного Например, что дом, на строительстве которого мы отбываем, возводится по какому-то уникальному проекту одного питерского архитектора, и что планировка квартир на всех этажах разная. Узнал, почему у всех рабочих каски оранжевые, а у прораба каска белая (оказывается, чтобы не промахнуться, кидая сверху, с крыши или с высокого этажа, кирпич). Узнал, что на прошлой неделе праздновали день рождения бригадира и, видимо, в связи с этим упал подъёмный кран. Из него вылез пьяный крановщик, развел руками и сказал: "Ни фига себе, кран упал!". Над крановщиком ребята пошутили: напоили его ещё сильнее, надели на него пальто и засунули клюшку в рукава, застегнув наглухо пуговицы. Так и отправили домой. И все встречные барышни в негодовании шарахались в сторону, самонадеянно полагая, что отчаянно петляющий по тротуару мужчина раздвинул в стороны руки, чтоб задушить их в объятьях. Как дошёл он до дому и как доставал ключи из кармана, осталось покрыто мраком. Ещё я узнал, что жена Бориса Середкина, моего будущего коллеги, работает на табачной фабрике и потому у него всегда можно стрельнуть сигарет…
Много рассказывал Яков Самуилович о Полигоне. Люди нашего КБ (ах как мне щекотало душу это словосочетание – "наше КБ"! Я чувствовал себя причастным к избранной касте) пропадали там месяцами, испытывая и оттачивая опытные образцы военной техники. На пробные пуски изделий (именно "изделиями" называли в те времена любые военные устройства – от сапёрной лопатки до стратегического бомбардировщика или атомной подводной лодки) ездили чаще всего на Ахтубу, в приволжские степи.
Напротив Каменного Яра, на левом берегу Ахтубы, стоит старинный городок Капустин Яр, к которому приклеилось фамильярное имя Капьяр. Каждому, кто был связан с проектированием и испытанием авиатехники, название это знакомо. Именно на этом Полигоне в 1947 году запустили первую советскую баллистическую ракету Р-1. Здесь был отстроен грандиозный научно-исследовательский центр, испытаны сотни образцов вооружения, произведены тысячи пусков ракет. Территория Полигона огромна, он занимает земли Саратовской, Волгоградской и Астраханской областей. Случалось на Полигоне немало несуразностей, забавных случаев, смешных и не очень. Порой происходили и катастрофы.
Узнал я, что публика на Полигоне обитала в большинстве своём командировочная, пёстрая, весёлая и отчаянная, люди съезжались со всей страны. Происшествия же случались с ними обычно по глупости или со скуки. Скука вспоминается чаще всего, стоит только подумать о Полигоне. Пока идёт работа, время летит стремительно, но едва наступает безделье, оно меняет темп и течёт изнурительно, медленно, словно издеваясь: кроме работы заняться здесь решительно нечем. А ждать приходилось порой подолгу – то начальства, то изделий, то комплектующих, то оборудования. Вот от этого бестолкового ожидания, от необъятной скуки и от унылости однообразной, вечно выжженной солнцем степи и случались всякие глупости. И ведь попадали-то впросак люди по большей части образованные и неглупые.
Ну вот вам пример. Почему все двери во всех сооружениях открываются только наружу? Да после одного случая, когда удалые наши бесшабашные рубахи-слесаря едва не сгорели в вагончике. Сидели они за столом втроем, резались в подкидного, балагурили, курили. А сигареты и спички из бравады и особого своего слесарского шика тушили в ведре с керосином. Если очень быстро бросить, спичка в ведре погаснет – пары керосина вспыхнуть не успевают. Но однажды случилось то, что и должно было случиться: у кого-то дрогнула рука. Ведро полыхнуло! А в вагончике том – и ацетон, и керосин, и уайт-спирит с растворителем, и всякая другая гадость. Пламя охватило помещение моментально. Так они все трое, пытаясь выскочить, выламывали дверь, пытаясь открыть её наружу. А она открывалась внутрь, они прекрасно это знали, но всё равно со всей яростью, со всем ужасом загнанного в угол зверя ломились, вопя что есть мочи, наружу. Дверь они тогда открыли, вернее, просто вынесли её вместе с коробкой, и потому остались живы. Об инциденте узнало высокое начальство и мудро приказало перевесить все двери. Вот с тех пор они все и открываются наружу…
А ещё Яков Самуилович любил поразглагольствовать о геополитике и о том, почему так много денег тратится на разработку оружия.
– Вы понимаете, юноша, – уставив взгляд в небо, рассуждал он, – Первая мировая война вовсе не закончилась в 1918 году, Вторая мировая есть ничто иное, как продолжение Первой, логический её итог. Не закончилась эта мировая и в 1945-м, потому что сверхдержавы остались недовольны результатами передела мира. Американцы начали готовить атомное нападение на нас уже 1945 году [1] . А год спустя в плане "Бройлер" атомное оружие было названо главным средством ведения войны против СССР. Их генералы были уверены, что уже после первых бомбардировок Советский Союз капитулирует. И с каждым годом число мишеней на нашей территории росло [2] . И знаете почему эти планы не претворили в жизнь? Да только потому, что у Америки тогда не было надёжных баллистических ракет, а основой её стратегических сил оставались "летающие крепости" В-17, выпускавшиеся с 1935 года, и "суперкрепости" В-29, выпускавшиеся с 1942 года. А для их использования необходимо было завоевать господство в воздухе. Вот как раз этого мы сделать им не позволили.
– Но ведь войны с Америкой у нас не было, – возразил я.
– Не будьте таким наивным, юноша, – ухмыльнулся Яков Самуилович, – Не только была, она идёт и теперь. Третья мировая, называемая по неясным причинам "холодной", началась в Корее 25 июня 1950 года. 30 июня Гарри Трумэн ввёл в сражение вооруженные силы США. Американцы быстро завоевали абсолютное господство в воздухе и освободили Сеул. А вскоре они взяли Пхеньян. Тогда в войну вступил СССР, направив в Северную Корею несколько частей истребительной авиации. Когда в драку ввязались наши МиГ-15, американские ВВС понесли огромные потери [3] . А ведь эта война была этакой пробой пера, сценарием войны против Советского Союза. Война затянулась, американцы потеряли господство в воздухе, а знаменитую "аллею МИГов" и вовсе обходили стороной. И Пентагону пришлось признать, что начинать войну с СССР надо с более совершенной авиацией и мощными межконтинентальными ракетами. Так и началась война конструкторских бюро. И каждому вновь созданному оружию, способному пробить нашу защиту, мы успевали противопоставить своё. Равновесие это очень хрупкое и поддерживается огромным напряжением сил. Проиграем в вооружениях – получим войну.
– Да ладно, прямо немедленно и войну?
– А Вы как думали? Американские генералы никогда не оставляли идеи ядерной войны с Советским Союзом. не так давно, лет двадцать назад, три американских бомбардировщика долетели до Смоленска. И что они несли в люках – неизвестно. [4]
– Что ж их не сбили?
– Нечем было. Только после того, как у нас в пригороде, в Косулино, ракетой нашего КБ сбили Пауэрса на высотном разведчике У-2, американцы перестали соваться на нашу территорию. [5]
Яков Самуилович помолчал немного, рассеянно черкая веткой по песку, и продолжил:
– Да что там говорить… Американцы не раз пробовали на зуб нашу технику, в самых разных уголках планеты. И каждый раз убеждались, что решительного превосходства им добиться не удаётся. Вот, к примеру, в 1973 году, во время "войны Судного дня", дело едва не дошло до ядерной катастрофы. Израильтяне тогда всерьёз собрались ударить по Каиру и Дамаску своими ракетами "Иерихон" с 30-килотонной ядерной боеголовкой. Ответный ядерный удар по Израилю нашими ракетами Р-16 мощностью в одну мегатонну с хорошей вероятностью мог привести к глобальной атомной войне. А такой удар планировался… И тогда решено было напугать израильтян – и заодно американцев – мощью советской техники. И в дело бросили новинку – МиГ-25. События развивались как в детективе. МиГ пробился через все заслоны и сбросил две бомбы, стерев в пыль два квартала делового центра Тель-Авива. Он летел быстрее и выше всех самолетов противника, а наземные ракетные батареи не могли его достать. Израильтяне в тот раз потеряли три самолета, атакуя одиночную цель пятью звеньями истребителей, выпустили девять самых мощных в НАТО зенитных ракет, и всё впустую. Словом, ПВО Израиля не смогла отбить нападение единственного самолёта. А на следующий день на Тель-Авив опять посыпались бомбы – четыре МиГ-25 летели на заведомо недоступной высоте и скорости. Одновременно окольными путями Тель-Авив получил ультиматум Москвы: если, мол, ударите ядерным оружием, то МиГи сровняют с землей все крупные израильские города, а это поставит под вопрос существование государства Израиль. И ядерная война не началась. [6]