К сожалению, Универсиада скоро закончилась, ребята уехали, а я осталась "отравлена" Японией. Я была этим целиком захвачена, мне так всё это нравилось! Начала искать работу – работу с японцами. Мне подсказали дорогу мои знакомые, и я отправилась в Госконцерт. Пришла и попросила подобрать мне "что-нибудь, связанное с Японией". Меня взяли! Взяли, потому что как раз в это время приехала с гастролями танцевальная труппа – варьете из Осаки. Прибыли эти девушки с гастролями на целых 4 месяца. Ездили мы по всей стране – в Ленинград, на Украину, в Белоруссию, куда-то ещё. Представляете, 4 месяца гастролей и все 4 месяца мы вместе! Это был мой университет. Девчонки приняли меня как свою, и я была в курсе всех их маленьких тайн, в том числе и сердечных – я знала всё. Главное, я научилась лучше говорить, узнала очень многое о стране. О нашей, естественно, но и о Японии тоже. Научилась тогда готовить всякие японские блюда из советских (!) продуктов. Я их по-своему переделывала, но тем не менее… Наши ребята тогда ещё не знали, что такое настоящие суси, не то что сейчас. Никто представить себе не мог, каков на вкус настоящий удон. Ко мне приходили гости и все ели палочками, а я надевала кимоно. Тогда меня это очень занимало. Я могла говорить о Японии бесконечно долго. Пословиц тогда много узнала, поговорок.
Я и сейчас часто использую японские пословицы, но перевожу их сама, на свой манер. Смысл, мне кажется, при этом сохраняется, а звучат они лучше, чем при дословном переводе. Ну, например, у меня часто спрашивают: "Какой у вас жизненный девиз?" Есть такая японская пословица, которая, как мне кажется, передаёт мою жизненную философию. В моей интерпретации она звучит так: "Спелый рис держит голову вниз". Может быть, сразу не очень понятно, но вот представьте себе рисовое поле. Ветер дует. И те стебли, у которых колоски пустые, поднимаются по ветру, вытягиваются вверх. А наполненные, спелые, наоборот, наклоняются вниз. Рис, как человек, и спелый рис для меня – знак скромности. Я оцениваю человека умного, самодостаточного, развитого по тому, как он держится, насколько он скромен. Но это лирико-философское отступление, а если вернуться к истории, то варьете уехало, но я уже хорошо научилась говорить и продолжала совершенствоваться дальше. Были потом ещё группы, и профсоюзные, и Госконцерта. А ещё позже я пошла работать в УпДК [6] . Мне подсказали, что существует такая организация, где есть для меня точка приложения сил. Попав в УпДК, я сначала работала с NTV – японской телекомпанией, и это было очень и очень интересно. Мы делали репортажи, снимали интервью и много всего ещё делали увлекательного. Это были семидесятые годы, расцвет телевидения и мне было приятно и интересно выезжать на съёмки, подбирать материал, помогать корреспондентам, в общем, быть телевизионщиком. А 18 лет назад я пришла работать в "Асахи" и, оказалось, что надолго.
– Какую же работу вы выполняли в "Асахи"? – Ну, честно сказать, я была правой рукой шефа. То, что сейчас, наверное, называется "референт". Я находила материал, читала газеты, делала выборки из них – подыскивала что-то интересное, что надо было рассказать, издать. Переводила, конечно, очень много. Готовила беседы, ходила с шефом на интервью. Читала письма, отвечала на них, занималась документацией. Я же тогда была одна русская во всём "Асахи", поэтому делала всё. Один мой начальник про меня так и говорил: "Хозяйка".
– Вам удалось побывать в Японии? – Да, я ездила туда трижды, в конце восьмидесятых – начале девяностых годов. Была с труппой Большого театра, затем с ленинградской группой "Русские" в качестве переводчика. А потом я поехала в Японию с мужем на две недели и гостила у жены моего шефа. Она, кстати, очень интересный человек, пишет детективные романы.
– После этих поездок возникли какие-то новые пристрастия или японская еда – это по-прежнему святое? – Мне по-прежнему нравится еда, а что касается новых впечатлений, то мне нравится Токио, его людской поток. Может быть, потому, что я вообще городской человек. Я и в Москве живу в самой гуще, в центре, люблю город, люблю разговаривать со случайными прохожими. Это интересно.
– Работая так долго с японцами, вы постоянно сталкивались с их культурой. Она оказала какое-то влияние на вас, ваш характер, ваши увлечения?
– Это как раз то, из-за чего я не считаю себя японистом. У меня необычное, не принятое среди японоведов отношение к японской культуре. Но ведь я и не японовед по происхождению, по образованию. Меня оставляют равнодушной многие японские традиции и то, чем другие обычно восхищаются. Мне, например, их гравюры не кажутся таким уж выдающимся произведением искусства, трёхстишия знаменитые не кажутся сгустком мысли и энергии. Мне это не говорит ничего. Их традиционная музыка, например, игра на кото или сямисэне , кажется нудной и скучной, а вот "попса" сегодняшняя мне весела и приятна.
С другой стороны, у японцев присутствует, и это мне нравится, настоящая человеческая скромность. Они не могут сказать: "Я есть хочу", или "Мне холодно", или что-то там ещё, чтобы другого человека не озадачивать своими проблемами. Это на меня тоже перешло. Мне даже сами японцы часто говорят: "Ты такая же, как мы". Я, например, никак не могу научиться ходить впереди. Даже если мужчина мне дверь открывает, я всё равно буду сзади стоять. Те, кто меня знает, они рукой махнули, мол: "Это японка". Я не могу кому-то пальто отдать – лучше пойду и сама повешу. Я никого никогда не перебиваю в разговоре, не говорю: "Нет, не может быть". Я лучше скажу: "Ну, может быть… Да, есть доля вероятности, что это так". В моей русской речи появилось что-то вот эдакое, и это, наверное, чудно и странно.
– Получается, что вы делу своему, живой переводческой работе посвятили практически всю жизнь? – Нет, полжизни. У меня появилось другое интересное и требующее значительной самоотдачи занятие.
– Стихи? – Да, хотя стихи я начала писать только 14 лет назад, а до этого действительно около 10 лет моей основной работой была Япония. Потом уже параллельно появились стихи, песни. Затем начались концерты, творческие вечера, ещё позже телевидение, и работать с японцами стало уже не очень интересно. Ну и потом, может быть, это нескромно звучит, но всё-таки я стала узнаваема, и появилось определённое отношение ко мне со стороны наших людей. Стало странно: почему я должна на работе у японцев ходить сзади, открывать дверь, работать секретарём и так далее. Ну, вообще стало немножко не по себе. К тому же, чем больше я становилась известна, тем больше планировалось творческой работы, надо было постоянно куда-то спешить. А в "Асахи", как на любой японской фирме, никто никаких скидок мне не даст. Так зачем же и их обременять и себя? У меня теперь есть другие интересы, а проблем с молодыми кадрами сейчас нет ни у кого. К тому же, повторюсь, я не японовед, и многие взгляды профессиональных японистов на работу я не разделяю.
– ??? – Я много общалась с нашими учёными-японоведами, я знаю, что они многому научились, они знают язык, изучали историю, культуру и так далее, но я не понимаю: почему они должны быть такими же, как японцы? Почему должны так же, как японцы, кланяться? Почему наши, особенно это женщин касается, должны говорить как они? Знаете, как японки говорят традиционно – тоненько так? Нет, я – есть я. Я иностранка, и я говорю и ясно, и понятно, и весело, и серьёзно, но я говорю так, как иностранец говорит на японском языке. Просто смешно, если я буду также кланяться по 150 раз, а у нас есть такие переводчики. Почему?! Я здешний человек. Я носитель этой культуры, и, хотя я уважаю и ценю их культуру, но моя мне ближе. Поэтому я просто открою дверь, скажу: "Проходите", предложу чай. Уважая их культуру, я всё-таки несу нашу, и не люблю, когда наши люди так старательно изображают из себя японцев. Это не моё.
– Скажите, Лариса Алексеевна, японцы понимают, что у них работает известная поэтесса, автор популярных песен, проще говоря, звезда? – Мне часто этот вопрос задают. Я думаю, что до конца они не понимают этого. К тому же я стараюсь не давать им повода относиться ко мне как то по-особенному. Я ведь к ним пришла работать как переводчик. Вот и работаю. Я даже рада, что этот вопрос у нас никогда не обсуждался. Зачем? Я прихожу на работу и делаю своё дело. Изредка я отпрашиваюсь на концерт или ещё куда-то по делам. Правда, когда я вела некоторые телепрограммы, то они изредка смотрели. Да ещё когда они купили российскую фонограмму для караокэ, то очень удивились. Там оказалось много моих песен, и японцы мне показывали: "Гляди, тут даже твои песни есть!".
– Ваши песни переводили на японский язык? Ведь там наша эстрада достаточно популярна. – Я слышала свой романс, переведённый на японский язык. Знаете, "Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала…"? Мне не очень понравилось. По-моему, песня многое потеряла и при переводе, и при исполнении. А других я просто не слышала. Не знаю, может быть, кто-нибудь и переводил. Честно говоря, меня это не очень волнует. Я не езжу за границу выступать. Я хочу здесь работать. Я здешний человек и только здесь могу заниматься любимым делом. Я люблю наших зрителей и наших слушателей. Остальных – уважаю.
...
…лет спустя: Разговаривая с Ларисой Рубальской, я ещё не знал, что со временем сам стану сотрудником японской газеты – "референтом". Надеюсь, пережитое и передуманное за эти годы когда-нибудь станет содержанием новой книги. А пока… Другая русская женщина, сидя однажды со мной за чашкой кофе в баре Центра международной торговли на Краснопресненской набережной, рассказала о своих ощущениях от работы с японцами месяца за четыре до своего ухода, но уже тогда было совершенно ясно, что такой исход неизбежен…
Своя среди чужих [7]
...
Другая русская женщина, сидя однажды со мной за чашкой кофе в баре Центра международной торговли на Краснопресненской набережной, рассказала о своих ощущениях от работы с японцами месяца за четыре до своего ухода, но уже тогда было совершенно ясно, что такой исход неизбежен. Вот этот монолог, и извините, что без подписи – по понятным причинам.
"Впервые попав на работу к японцам, я испытала настоящий шок. Знала, что будет что-то необычное, но не думала, что настолько. Оказалось, что всё у них не так, всё наоборот, и, даже привыкая к определённым вещам, ощущаешь всё меньше логики в их действиях. Японская фирма – это другая планета. Нашему человеку, взращённому на вязании, перекурах и чаепитиях в рабочее время, понять это бывает ну о-очень нелегко. Возможно, поэтому мне, когда я только пришла, было плохо и морально, и физически. Я просто падала от напряжения и никак не могла понять самых простых вещей. К примеру, что глава представительства делает в комнате вместе со всеми остальными сотрудниками, сверля им взглядом затылки. Почему у него нет своего отдельного кабинета? Почему он хотя бы стол свой не поставил как-нибудь обособленно, например, у окна? Уже позже я узнала, что стол у стены (ни в коем случае не у окна – только бездельников сажают у окна, и это уже стало у японцев нарицательным) – обычное рабочее место японского шефа. Поначалу же многочисленные загадки подобного типа и необычно суровая атмосфера в офисе напрягали меня настолько, что, с трудом дождавшись обеда, я тихонько брела на улицу и выкуривала одну сигарету за другой, приходя в себя. Иных радостей у меня тогда не было. Впрочем, конфликтов не было тоже.
Со временем пришло понимание некоторых особенностей менталитета. Без такого понимания вы постоянно будете чувствовать себя на работе усталым и разбитым, а, следовательно, японское представительство не для вас. Сейчас, с вершины моего опыта, мне кажется, что на японских фирмах легче всего выживают люди категории "service person", то есть наиболее подходящие к работе в сфере услуг. Не гонясь за самостоятельностью и не чувствуя себя ущемлёнными при мелких, незначительных поручениях и откровенно технической работе, а также снося лёгкое хамство начальства, они не будут испытывать депрессии накануне рабочей недели. Само по себе это неплохое качество. Оно было вытравлено из сферы услуг в советское время, но плавно перекочевало на инофирмы. Японец на фирме даже больше, чем клиент, он – хозяин, и поколения российских сотрудников выросли на том, что для них надо делать всё, а самим довольствоваться тем, что дадут.
Вообще, наши сотрудники инофирм – статья особая. С приходом перестройки и потери монополии УпДК у японцев появилась возможность свободно нанимать как выпускников вузов, так и просто любых необходимых специалистов. В японских представительствах на заре перестройки это протекало очень интересно. Приходили молодые люди, которые, веря в то, что "японец – это подарок судьбы", почти бесплатно работали несколько месяцев в качестве стажёров или служащих низового звена в надежде получить в дальнейшем высокооплачиваемую работу и карьерный рост. Японцы сначала пользовались этим, чтобы пенять "старым" и достаточно высокооплачиваемым сотрудникам, что те зря едят свой хлеб, что молодые энергичные кадры довольствуются крохами, а пашут днём и ночью. Это, естественно, не способствовало укреплению дружбы на фирме. Потом, когда проходило несколько месяцев, а прибавка к жалованью была минимальной, некоторые рекруты пытали счастья в других местах, и в результате в представительстве оставались либо люди "без языка", которым было трудно устроиться на европейские и американские фирмы, либо те, кто действительно привыкал к специфике трудовых взаимоотношений в японской компании и переставал обращать на это внимание. Я знаю случаи, когда из-за патологической экономности японцы подбирали откровенных неучей и недоумков: "Он попросил оклад всего в 200 долларов! Он нам подходит".
Что касается слабого пола, то, принимая кого-то на работу, японцы заранее определяют для себя, будет ли это мужчина или женщина, хотя чёткого разграничения обязанностей часто просто не бывает. Все выполняют примерно одинаковую работу. Вам даже гордо напишут на визитке – эксперт или менеджер, но учтите – это не в японском понимании. У них менеджер – действительно высокое звание и даётся лишь через несколько лет упорной работы. В Москве же вы, как и прежде, будете работать с клиентами и контрактами, но при случае вас могут попросить подать чай или выполнить какие-то курьерские функции. Исключения в таких случаях лишь подтверждают правила. Впрочем, было бы несправедливо говорить, что это присуще только японцам. Наверное, проблема в том, что в данном случае накладывается ещё и взаимонепонимание между японским шефом – мужчиной и русским подчинённым – женщиной, основанное на национальных особенностях японского взгляда на роль женщины. Очень трудно привыкнуть нашим женщинам к тому, что это они должны открывать шефу дверь, пропускать его вперёд, подавать ему лист бумаги, склонившись в полупоклоне, обеими руками и так далее. Это всё не для нас и, как правило, либо японцы свыкаются с мыслью, что русских не переделать, либо наши постепенно принимают форму вопросительного знака, подобострастно изогнутого и уже пытающегося кланяться на свой манер. Печальное зрелище. Кстати, японцы (за исключением, может быть, посольства) абсолютно не приветствуют знание японского языка. Для них это скорее недостаток кандидата, чем его достоинство. Это, на первый взгляд, парадокс, но на самом деле, при всей их тяге к корпоративности и коллективизму, они обязательно оставляют островок для себя. При этом совершенно противоположного ждут от русских. Право наших сотрудников на личную жизнь они явно не воспринимают и даже обижаются, когда им чего-то не сообщили о перипетиях семейных отношений менеджера из числа местных специалистов. Правда, явно они этого не покажут, но если узнают что-то интересное, то потом будут очень весело обсуждать. Взрослые японские мужчины не считают неуместным и неприличным делать это на рабочем месте, что частенько травмирует и без того напряжённые нервы наших сотрудников.
Известно, что японцы очень любят всякого рода неформальные посиделки после работы со своими сотрудниками. Не знаю, как в Японии, а у нас эта традиция не выживает. Причина всё в том же – в разнице менталитетов. Постороннему человеку, не знакомому с их культурой, но зависимому от японцев, бывает неловко, когда он находится в их компании. Настолько всё натянуто и неестественно для нас: поклоны, выкрики "Хай", "Домо", изображение бурной радости от встречи… Японцы во время таких посиделок, например, обожают петь, это известно. Но когда начинают петь русские, они могут сразить вас наповал фразой: "У вас что, уроков пения в школе не было?" Если же вечеринка принимает действительно разгульный характер, то ко времени, когда наши только начинают входить во вкус, японцы уже готовы к завершению вечера. В результате у японцев возникает не очень лестное представление о наших сотрудниках и наоборот, а как следствие – увеличение пропасти между шефом и подчинёнными.
Но… Всё-таки они чем-то интересны. Интересны своей действительно японской логикой. Шеф-японец будет, как положено классическому начальнику, бороться за точный приход на работу, сокращение личных телефонных звонков и в то же время может вас обезоружить фразой: "Я был достаточно нервозен на этой неделе, извините, если вам было от этого неуютно". Это не просто отработка навыков правильного менеджмента, как описано в хрестоматиях, это неизвестно откуда взявшаяся искренность. Искренность, насколько мне известно, возведена у японцев в одну из добродетелей. Как и сентиментальность – она есть, и проявляется порой совершенно неожиданно. Помню, как я чуть не плакала, когда, узнав о моём добровольном уходе, мой шеф ученическим почерком, с ошибками писал мне по-русски трогательные записки, прося пересмотреть моё решение, и подчёркивал самые главные слова цветными линиями. Не забуду этого никогда.