Приближалась новая ночь, с вечерними "приветами" от блуждавшего танка и борьбой со сном, которая становилась всё сложнее.
Ночью, во время дежурства "Лиса", я проснулся от сильной канонады. Было похоже, что мы оказались в центре артиллериской дуэли. Частично насыпали и нам. Были мощные взрывы – это было что-то тяжёлое, такой вибрации воздуха и земли от обычных мин и "градов" не было. Я, хоть и сел, никак не мог проснуться. Спросонья мне показалось, что весь окоп забит людьми, наверное, человек пять или больше. "Как они все тут помещаются?" – подумал я, подобрав ноги и максимально ужавшись, чтоб они все могли залезть, – "Наверное, машина таки приехала. И по ним начали стрелять. Хорошо, что они до нас успели добежать…" Через несколько минут я окончательно проснулся и понял, что они куда-то исчезли. Как раз был перерыв в обстреле. "Наверное, пошли дальше", – подумал я.
По рации на нашей частоте играла классическая музыка. Сепарско-российские войска иногда передавали нам привет таким образом, забивая частоту и ускоряя разряд раций. Ну спасибо, что не "валенки"… Рацию пришлось выключить, чтобы не разряжалась. Кстати, сейчас я понимаю, какие мы были "ламеры" – не было резервных частот, не было порядка их смены. Я уже молчу о том, что связь на "баофенгах" не защищена.
"Лис" как раз высунулся наружу, когда началась вторая часть дуэли. Ложилось вдалеке, мы уже не были главной целью в том поединке богов войны. Ещё минут через 10–15 всё стихло. Я свалился и спал дальше, пока "Лис" не разбудил меня дежурить. Когда я, продрав глаза, вылез и посмотрел вдаль, то приблизительно на юго-западе, ближе к горизонту, увидел впечатлявшую картину. В фильмах и компьютерных играх так рисуют чистилище – всё горит слоями и освещает чёрно-красное небо. Как будто лава разлилась. Я не мог оторвать взгляд минуты три. Утром пытался передать всю красоту и инфернальность увиденной картины другим, но на словах это было не то. А в том месте только дым поднимался над сгоревшими полями. А ещё оказалось, что никакой машины не было ночью, и в окопе, кроме меня с "Лисом", никто не укрывался. Значит, спросонья померещилось. А может, это были души погибших, блуждавшие над Саур-Могилой и ещё не понявшие, что они умерли. И они прятались от обстрела у нас в окопе. А я чувствовал их, потому что был между сном и явью…
24 августа
Исход
Утром вокруг было тихо. Непривычно тихо. И если в предыдущие дни мы могли наблюдать обстрелы и слышать канонаду (с каждым днём удаляювшиеся от нас), то 24-го уже было тихо. Мы были не просто в центре циклона, а глубоко на дне моря. Только на горизонте поднимался дым от подожжённых ночным обстрелом полей.
Нас, наверное для порядка, бомбили пару часов. Работали три ствола. Издалека. Около двух минут проходило с момента, как к нам долетал звук залпа, до того как прилетали сами снаряды. Это был единственный артобстрел за тот день, поэтому он и запомнился. Обстрелы примелькались так, что сильнее врезается в память их отсутствие.
В википедии пишут про очередной штурм 24-го… Нет, не было его. Может быть, была группа, которой накидали гранат из АГС (я писал о ней 23-го, но мог и ошибиться). Но на штурм это всё равно не тянет.
Я снял на видео наш крытый окоп, воронки вокруг, остатки "градов". Поверхность была похожа на огород великана, который решил выкопать картошку. Прогулялся вокруг лежавшей стелы. Посидел наверху – как же красиво было. Погода была ясная, видно далеко. Леса, поля, терриконы на горизонте. Но это можно написать про каждый день там.
К нашему окопу подошёл "Сумрак" с листами А4, спросил ножницы. На листах была распечатана топографическая карта. Точнее, три карты. С помощью скотча и наших рук он начал склеивать одну из них. Потом встал и пошёл к штабу, доклеивать две другие.
Наша артиллерия была вне зоны досягаемости. Связь МТС не работала. В Киеве шёл парад. Говорили, что техника с парада потом направится к нам.
Кстати, я потом видел парня, который предположительно был в колонне с той техникой. Он говорил про новые "кразы" с парада. Разбили их россияне, когда они ехали. Причём били в основном по добровольцам, стараясь уничтожить, а призывников, таких как он, – рассеять. Он бродил, пытаясь выйти к своим, его в тот момент нашли родители под Новоласпой и везли домой в Донецк. Меня подвезли до Стылы. Я тогда, сбежав из плена, добирался до Волновахи. Но я об этом ещё упомяну, когда буду идти к Волновахе.
Я про себя прикинул, что это минимум три дня пройдёт, пока они доберутся до нас. А может, и неделя. Нет, мы кончимся раньше на солнцепёке без воды. Да и следующий серьёзный штурм скорее всего станет последним, не крайним. А это – смерть или плен.
Альтернативой был уход и прорыв (красная, чёрная, серая зоны, а дальше наши). Варианты выхода обсуждали практически не таясь. "Славута" считал, что надо рвать налегке (без брони и амуниции, а если кому надо для облегчения, то и без оружия), быстро и напрямую. "Сокол", наоборот, был за то, чтобы выходить с экипировкой (мы за автоматы и бронеплиты расписывались), двигаться не быстро, но более скрытно. Мне, конечно, хотелось "Славуту" к нам в группу, с его опытом вождения групп по тылам… Но каждый из них считал по-своему и не хотел подчиняться другому. Явно намечались две отдельные группы на прорыв. Думаю, личностный фактор сыграл в этом основную роль. Но было и рациональное соображение – несколько малых групп имело больше шансов на успех при незаметном отходе. Одну большую труднее организовывать и легче обнаружить. С этой точки зрения вообще имело смысл делать три группы – у нас были три топографические карты от "Сумрака". Но чтобы была ещё одна группа, нужен вожак (а "настоящих буйных мало ©")…
Единственно, что мешало уйти прямо сейчас, это отсутствие явного приказа на отход (по-прежнему была установка "стоять, держаться") и наши раненые, которых переход мог бы просто добить, не говоря о том, что двигаться быстро они не могли. Честно говоря, приказ к тому времени большой роли не играл – лучше уйти, выжить и не попасть в плен. Тем более, что часть людей (включая меня) там была без приказа. Но бросить раненых мы не могли, идти с ними – тоже.
Ещё была возможность достучаться до большой земли через журналистов. Как раз в то время в Киеве проходили какие-то акции по поводу наших войск и "котлов". У одного нашего бойца были знакомые журналисты, которые хотели взять интервью у родственников солдат, попавших в котёл. Надо было дать телефоны близких или друзей, но мы как-то один за другим отказались их давать. Не хотелось вмешивать родных. Тем более, что родители только начали догадываться, где я, но точно не знали, к счастью. В общем, эта идея быстро заглохла.
Весь день мы экономили воду. Думали, что дальше делать – до наших было 40 километров. Ждали. Закончился дизель для генератора, свои рации мы днём выключили, чтобы что-то осталось на ночь – больше их зарядить было негде.
Собака, которая жила неподалёку от штаба, лежала. Иногда вставала и шла, сильно хромая, – похоже, её зацепило осколком в одном из крайних обстрелов.
Когда солнце близилось к закату, к нам приехал "пикап L-200". Из него вывалились совсем молодые пацаны. Я подошёл к одному.
– Вы из какого подразделения?
– 3-й полк спецназа.
– А как обстановка вокруг нас, как вы доехали?
– Мы еле прорвались. Слоёный пирог. Сепары в Петровском вообще офигели, когда мы мимо проехали.
Кто-то из наших спросил:
– Вы воду привезли?
– Нет. А надо было?
– Блин, жаль. Давайте не задерживаться. Сейчас увидят машину и начнут обстреливать из миномёта.
Я не стал дожидаться отъезда и вернулся к пулемёту. Поставил его, чтоб контролировать дорогу из Петровского. Смотрел, как отъезжает "пикап" с ранеными. Тогда он мне казался шлюпкой, забиравшей пассажиров с тонущего "Титаника". Но на самом деле он сам был "Титаником".
Есть ещё одна бусинка, которую я не помню, куда вставить. Разговор с "Сумраком". Он был толи после отъезда машины, то ли ещё 23-го вечером…
Я находился на своей позиции, когда подошёл Гордийчук. Он остановился спросить, как дела. Услышал стандартный ответ, что всё нормально, и замер в задумчивости на несколько секунд, прежде чем двинуться дальше.
– "Сумрак", скажи мне, ты ведь владеешь информацией. Как сейчас с обстановкой? Что вокруг нас? Мы дождёмся помощи?
После этого "Сумрак" говорил минуты три, не останавливаясь. В вольном переводе примерно следующее:
– Все врут, никто ничего не делает. Обещают подмогу, идёт колонна, их раз обстреляли из "градов", они развернулись и дальше не идут. Все только обещают по телефону. А я тут тоже не могу уйти. У меня 25 лет в армии. Я был в Афгане (американская миссия). И теперь всё бросить… нарушить… Хорошо вам, добровольцам – вас ничего тут не держит.
– Ну, нас тут ничего не держит, но мы тем не менее тут, с тобой стоим уже сколько дней.
– Да, тут стоите… Уходить вам ещё опасней, тут хоть окопаться и защищаться можно.
Спорить по поводу "уходить опаснее" я не стал. В голове мелькнуло предположение, что, может, его самого в штабе не сильно любят и подставили вместе с добровольцами тут на могиле. Но только мысль… А ещё я подумал, что ему, наверное, тяжело делать выбор: наплевав на руководство, уходить и спасать людей или стоять и держаться, обрекая себя и других на гибель. Похоже, он выбрал путь самурая.
Я не могу осуждать его за этот выбор, хоть и моя жизнь была поставлена им на кон. Не знаю, что я выбрал бы на его месте. Как по мне, реальной ценности та высота не имела с 20 августа, когда её покинули корректировщики и нас отрезали от основных (отступавших) войск. И уйди мы раньше, возможно, были бы живы Темур и Владимир. Не было бы плена. А может, наоборот, попали бы все в засаду и погибли. Или в плен к кадыровцам, и жалели бы, что в бою не погибли… Я не знаю, какая была бы реальность тогда. И вообще, мне легко говорить – я присяги не давал.
Машина с ранеными уехала, а спустя время я увидел две вспышки в районе Петровского – хвост реактивной струи, потом взрыв. Затем дошёл звук, выстрела и взрыва. Потом ещё раз, в другом месте. Ещё через время пришло известие, что машина попала в засаду. Часть людей убита, часть в плену. В том состоянии, что я был, меня новость почти не тронула. Были только злость и досада. Зачем они поехали тем же путём… Но вообще, смерть я уже воспринимал как должное и сам удивлялся своей чёрствости тогда. А "Славута" негодовал: "Иван был бы жив, если бы вы не сидели тут, а ушли раньше, когда ещё можно было".
Иван выжил, хотя его считали погибшим. Месяц плена, избиений и издевательств. Он не расчитывал выйти оттуда живым. После возвращения из плена и лечения продолжил службу. Сейчас демобилизован.
Наступили сумерки, все собрались у "Сумрака" перед штабом, чтобы сообщить ему об отходе. Это было похоже на бунт на корабле. Когда команда собралась в кают-компании, чтобы сообщить капитану, что корабль утонул, воздух есть только в задраенных трюмах, но он заканчивается. И надо не ждать водолазов, а открывать иллюминатор и всплывать самостоятельно. Тем более, что до поверхности подниматься и подниматься…
Воды оставалось на день просидеть или на один рывок. Рации разрядились (только в тех, что мы днём выключали, ещё была половина заряда). До наших далеко, и они не придут. Артиллерия не поддержит. Раненых пока нет. Сидеть дальше – это гибель и плен (кому как не повезёт).
Гордийчук пытался убедить нас задержаться на горе ещё на день (фразы очень приблизительные, просто чтобы передать смысл):
– Рядом две группы, одна в километре, другая в трёх. Они идут на помощь. Несут воду. Немного заблудились, не знают как выйти.
– Где они? Не знают, как выйти? Давай я сейчас за ними схожу, выведу. Есть связь с ними?
– …
– Где эти группы, если они есть? Мы каждый день слышим о том, что кто-то идёт на помощь.
– У нас воды хватит только на один переход. Если мы тут останемся до завтра, то уже никуда не сможем идти.
– Завтра придёт колонна, обеспечит ротацию и пробьёт коридор. – "Сумрак".
– До наших 40 километров. Никто не придёт. А те недостаточные силы, что нам посылают на подмогу, уничтожают. Нас тут держат как приманку.
– Я обращаюсь к вам, – Гордийчук пытался убедить группу солдат, стоявших рядом, – Ладно, они – добровольцы, им ничего не будет, но вы тут по приказу…
– Я общался со штабом, они вообще удивляются, что мы до сих пор тут. Уйдя самостоятельно, мы окажем всем большую услугу, – им не придётся потом выкупать нас у сепаров.
Спор затягивался. Становилось темнее. "Сокол" сказал, что у "Славуты" есть тепловизор, а мы идём первыми, пока ещё что-то видно. И мы выдвинулись. В тот момент я очень надеялся, что остальные уйдут и захватят с собой "Сумрака". А не перерешают и останутся. Хотя лично у меня полной уверенности в этом не было.
В нашей группе было шесть человек. В порядке, как выходили: "Бродяга" – проводник, "Сокол", "Шаман" (я), "Монах", "Лис" и "Запорожье" (солдат Кировоградского БТрО). Мы уже по темноте продрались сквозь лесок, который, говорят, был напичкан растяжками и минами. Прошли пустошь и залегли до рассвета в начале следующего леса.
В тот же вечер ушла остальная группа, с "Сумраком". Их вёл "Славута". Они каким-то отчаянным рывком дошли до Иловайска за пару дней. Там они объединились с нашими войсками и выходили с ними по коридору, где их расстреливали, как в тире. Там ранили в голову Гордийчука, убили Владимира Бражника.
О нашей группе вкратце. Мы бродили, петляя, стараясь не обнаружить себя, пытаясь догнать уходивший фронт. Фронт двигался быстрее, чем мы. Воды очень не хватало, пили из рек, когда проходили мимо, брали в бутылки и шли дальше, экономя и надеясь дойти до следующей воды, пока не кончатся силы. Еды практически не было, но есть особо и не хотелось – мы начали входить в режим голодовки ещё на Саур-Могиле, на сухпайках. Под Кутейниковом мы нарвались на засаду спецназа ВДВ РФ (они сами сказали, не скрывая). Попали неожиданно, врасплох – они могли спокойно перестрелять нас, мы даже не успели бы ответить. Были взяты в плен (хотя их главный, Алексей, сказал, что другие группы пленных не берут – злые очень из-за потерь). Тогда в плен попали все, кроме "Лиса", он попал в плен позже, под Старобешевом. Я ночью бежал из-под охраны и пробирался дальше самостоятельно. На протяжении всего пути мне помогали люди, которых я встречал. Каким-то чудесным образом я прошёл окрестностями Старобешева не попавшись. За несколько дней я добрался до Волновахи. Оттуда, с помощью волонтёров, – в Харьков. На этом моё путешествие было закончено. Ехал в АТО на месяц, где-то так и получилось (отпуск плюс неделя за свой счёт). Через пару дней после возвращения вышел на работу. Остальные ребята из нашей группы, кроме "Лиса", были обменяны, продолжили службу, некоторые недавно демобилизовались.
Я ещё буду писать о том, как мы выходили. Но кому хотелось знать про Саур-Могилу, может дальше не читать. Наша оборона высоты бесславно закончилась 24 августа, поздно вечером.
Ну, не совсем бесславно… Насколько я знаю, сепары (или, может, уже просто россияне) ещё день или два не рисковали заходить на высоту, думая, что мы там. Об этом я могу говорить с уверенностью, поскольку одна группа, посланная нас вытащить, таки сумела дойти. Они вышли на высоту после нашего ухода. Высота была пустая; поняв это, группа вернулась (потом они ещё сами выходили, наверное, тоже можно рассказ писать).
24 Августа
Вечер
Уже в сумерках мы начали уходить с Саур-Могилы. Шли небольшим отрядом в шесть человек.
Впереди шёл "Бродяга", он был нашим проводником-следопытом. Позывной этот у него неспроста – раньше любил побродить с рюкзаком и картой, а теперь этот опыт и пригодился. Интроверт и интуит. Его интуиция не раз нас выручала.
Вторым шёл "Сокол", он был старшим в нашей маленькой группе. Так повелось ещё с Харькова, и "Вихрь" ("Ровер") тоже назначал его старшим отряда.
Потом шёл я, практически в середине отряда. Блатное место. Думаю, меня там поставили, т. к. толку особого от меня не было – идёт себе, и на том спасибо. За мной шёл "Монах". Пятым шёл "Лис". Он не стал одевать бронежилет, взял только оружие. Поэтому был самым мобильным и юрким из нас. Замыкал нашу процессию Анатолий, тащивший ПКМ, который достался нам от отряда "Крым" (пулемёт с правого фланга). Он хоть и был из другого подразделения, но захотел выходить с нами.
Итак, Александр, Александр, Андрей, Александр, Алексей и Анатолий отправились в поход, который, они думали, будет недолгим.
Мы прошли метров двести по направлению к Петровскому вдоль опушки и повернули налево. Лесопосадка на склоне была завалена упавшими деревьями с посечёнными осколками стволами и ветками. Просто зайти в неё было сложно из-за поваленных стволов и густых кустов. Раз или два даже возвращались назад, чтобы зайти в другом месте. Пока "Бродяга" с "Соколом" пробирались вперёд, я вспоминал о том, что говорили про эти заросли – что в них много растяжек. Было слегка стрёмно, я прислушивался, надеясь услышать вовремя щелчок и успеть упасть. Но то ли слухи были преувеличены, то ли постоянные артобстрелы разминировали лесопосадку. Мы прошли сквозь чащу без происшествий, иногда поскальзываясь и держась за ветки – склон был крутой. Спустились в ложбинку. Впереди был пустырь с грунтовой дорогой. Потом – подъём и лес, к которому нам надо было дойти. В те дни луна была почти полная (больше половины точно) и светила в начале ночи – лунный свет хорошо освещал местность и нас. Если бы кто-то знал, что мы будем идти, мог бы устроить засаду и перебить нас спокойно. Но, видать, не судьба… Пустырь мы преодолели быстрым шагом, одной группой, держась на расстоянии нескольких метров друг от друга. Зайдя в лес, мы прошли метров тридцать и залегли. Надо было переждать до рассвета, чтобы продолжить поход. В темноте просто не было видно, куда идти.
Это была первая ночь, когда не надо было дежурить. Мы расположились кто как мог. Под деревьями, чтобы кроны нас закрывали от возможного обнаружения сверху. Я развязал шнурки, распустил слегка бронежилет, так чтобы можно было засунуть руки внутрь и, прижав их к груди, залезть в него как в кокон. Головой в шлеме прислонился к стволу дерева. Штурмовой рюкзак положил под поясницу, чтобы не застудить почек. И уснул, несмотря на холод. Было такое впечатление, что с этого дня кто-то начал отключать лето по ночам и включать его только на день, зато днём на полную катушку.
Уходя с могилы, я думал, что завтра, максимум послезавтра мы выйдем на точку в серой зоне, где нас подберут. А переночевать пару ночей на земле – это не проблема. И еда не проблема – по опыту похода под Горловку. Пару дней можно легко продержаться, главное, чтобы идти ничего не мешало, типа лишнего веса. У меня было несколько стикеров с мёдом, другие взяли ещё по банке консервов. Воды мы взяли столько, сколько у нас оставалось. У меня было два литра в рюкзаке (литр в бутылке, литр в гидраторе) – большое богатство – этого должно было хватить на завтрашний переход.