Ко всем перечисленным литераторам, ученым относится сказанное святителем Григорием Паламой: безбожный ум становится демоноподобным. Человек бросается на приманки ада буквально очертя голову. Обуянный мрачной силой ум начинает темнить, морочить окружающих. Это происходит, когда отсутствует молитва, особое состояние сознания. (Молитва ведь освящает знание. Просеивает его, оставляя лишь то, что действительно необходимо для спасения. А в противном случае, как говорил старец Паисий Афонский, если человек не пользуется умом сам, им пользуется диавол.) И вместо со-знания с Богом приходит со-знание с бесом. Только когда обращаешься за помощью к Господу, у тебя, по словам старца Силуана, "ум с умом борется". Твой ум - с куда более изощренным умом того самого жлоба. Своими "мозолистыми цепкими руками" он цепляется за душу до последнего - но есть Сила, способная разжать его объятия.
И Горький поклонился…
После страшного, самоубийственного опыта Алексей Максимович, как и Гёте, вроде бы всячески сторонился мистики. Горький словно старался убедить Пешкова, что "черт" - это не реальное чудище с мохнатыми лапами. Произнести слово на букву "ч" - все равно что чихнуть. На протяжении всей своей жизни писатель постоянно "чертыхался".
Конечно, он не верил, что само это слово тут же обращает внимание рогатого к тому, кто позвал его. Православные люди употребляют слово "бес". Но наш антигерой не был православным. Вот и получалось: Пешков поминал лукавого, а Горький хихикал про себя: да здесь я, здесь… Главная шутка диавола, как известно, в том и состоит: доказать, будто его не существует.
"Понятие "черт" имело у Пешкова множество оттенков. Но чаще всего это были слова ласкательные. "Черти лысые", "черти драповые", "черти вы эдакие", "черт знает как здорово" - вот обычный способ употребления слово "черт" (Басинский П. Горький. М., 2006, с. 97).
Можно представить себе, как молодой писатель, оставшись один, достает иногда с полки спрятанный между книгами заветный портрет… Долго смотрит на него… Может быть, даже разговаривает с ним? О чем-то просит?
"Два ранних рассказа Горького называются "О черте" и "Еще о черте", в них черт является писателю. Рассказы носят, скорее всего, фельетонный характер, но названия их говорят за себя. Как и имя главного персонажа пьесы "На дне" Сатина (Сатана)…"
Пленивший Пешкова "фанатик знания" после смерти своего подопечного подшутил. Содержание черепной коробки "великого человека" было отправлено для изучения в Институт мозга. Да, мозг Пешкова все-таки "взрезали". Применили метод знаменитого профессора Вирхова. Наставляя студентов-медиков в своей "Технике вскрытия", принятой как учебник патологической анатомии по всем мире, Вирхов описал вскрытие головного мозга в поэтическом ключе - как операцию, которая превращает мозг в открытую книгу. Мозг (писал Вирхов) следует рассекать таким образом, чтобы "он напоминал книгу, страницы которой можно открыть то тут, то там или даже "перелистывать", а затем опять сложить. Пешков был "прочитан", и ничего особенного найдено в нем не было.
В одном из лучших своих произведений, книге "Заметки из дневника", Горький рассказывает (или выдумывает) о встрече с неким колдуном-горбуном, который представлял себе весь мир состоящим из чертей, как из атомов" (Острецов В. Масонство, культура и русская история. М., 1998, с. 98–99).
"Черти мерещились Горькому в последние годы жизни. Вячеслав Всеволодович Иванов, который тогда был мальчиком, вспоминает, что однажды послал с родителями Горькому свой рисунок: собачка на цепи. Горький принял ее за черта со связкой бубликов и очень похвалил рисунок.
Характерно, что от темы русской святости писатель бежал… как черт от ладана. А если и писал, то все православное выглядело у него отвратительно. Если поп - то обязательно нечесаный. Если диакон - то пьяница или дурак. А вот он описывает безымянного схимника: "Свет лампы падал теперь прямо на фигуру старика и его ложе. Оно было наполнено стружками - я понял происхождение шелеста - и к одежде подвижника тоже кое-где пристали стружки; они лежали на ней как большие желтые черви на полуистлевшем трупе". Собирался Горький написать и о преподобном Серафиме Саровском. Но так, как представлял его себе - "злым стариком" (Матвеева Т. Подпольный человек Алексей Пешков. М., 1995, с. 18).
"Все русские проповедники, за исключением Аввакума и, может быть, Тихона Задонского, - люди холодные, ибо верою живой и действенной не обладали….И вся философия, вся проповедь таких людей - милостыня, подаваемая ими со скрытой брезгливостью, и звучат под этой проповедью слова тоже нищие, жалобные: "Отстаньте! Любите Бога или ближнего и отстаньте! Проклинайте Бога, любите дальнего и - отстаньте! Оставьте меня, ибо я человек и вот - обречен смерти".
Восклицания эти, конечно, придуманы "фантазером". Что же касается святителя Тихона Задонского, то в реальной, а не придуманной жизни его слова могли бы быть полезны и самому певцу революции: "Ненавиди вражду, а не человека; истребляй ненависть его, которая любовию и терпением потребляется. Думай о нем не как о враге твоём, но помышляй, что он брат твой, создание Божие, человек, по образу Божию созданный, кровью Сына Божия искупленный, к томужде блаженству вечному позванный; диаволом подстрекаемый, а не сам собою гонит тебе; и так на того врага вину возлагай. Не рассуждай о том, что он тебе делает, но рассуждай о том, что тебе о нём должно делать, и что закон Христов велит, и как бы с ним помириться. Молись Тому, Который велел любить врагов, чтобы дал тебе духа любви и кротости - злобу природную побеждать".
Нет, гордый писатель, окруженный сонмом позванных им бесов, вину возлагал отнюдь не на их козни. А людей он не любил! Так и писал: "Люди мне противны"… Возникает вопрос: не Алексей ли Максимович придумал название клеветнической книги "Святой черт"? "Мне кажется, - писал он в марте 1917 года относительно замысла этой работы, - более того, я уверен, книга Илиодора о Распутине была бы весьма своевременна, необходима, что она может принести многим людям несомненную пользу. Я очень настаивал бы… - чтобы Илиодор написал эту книгу. Устроить ее за границей я берусь". (Я бы не удивился, если было бы доказано, что именно Горький, завсегдатай фешенебельного ресторана "Вилла Родэ" в Петербурге, придумал сюжет бесчинств "Распутина" именно в этом сомнительном заведении).
Известно, что компания против Распутина и Царской Семьи велась во исполнение решений масонского съезда в Брюсселе. Участие Горького в этом проекте "оккультного воздействия на общество" заставляет нас вернуться к теме масонства.
Среди портретов Горького есть один, особенный. Его написал известный в свое время живописец Борис Григорьев. Правая рука Алексея Максимовича "поднята под углом, почти как в пионерском приветствии, а левая поддерживает правый локоть. Г. Бостунич, один из авторов русского патриотического зарубежья… во втором издании своей известной книги о масонстве приводит этот портрет рядом с фотографией скульптурной фигуры строителя с топором на соборе Св. Стефана в Вене, изображающего мастера в масонской ложе. Бостунич пишет: "Положение его рук, совершенно необычное в жизни, но весьма обычное в масонском ритуале, само за себя свидетельствует…"
Что ж, в документах Департамента полиции, извлеченных из архива исследователем О. Платоновым, есть одна аналитическая записка, которая может нас заинтересовать. Ее автор - Л. Ратаев, и называется она "Международный парламентский союз". В ней - список известных русских масонов, в котором фигурирует и М. Горький.
Он же - в списке "вольных каменщиков" начала 30-х годов. Перечень опубликован в работе Н. Степанова "Масонство в русской эмиграции (к 1 января 1932 года)". Книга издана в Сан-Пауло в 1966 году.
Так что, учитывая присущую масонству антихристианскую мистическую подоплеку, связь с демоническим миром Горький не прерывал. Между прочим, существует и весьма радикальная версия его отношений с нечистой силой. Принадлежит она писателю-эмигранту И. Д. Сургучеву (1881–1956), который жил у Горького на Капри, но после революции изменил свое хорошее отношение к нему.
И здесь пора вспомнить "икону" румяного диавола, подаренную мальчишке-Пешкову.
- А где же теперь эта вещица? - спросил Алексея Максимовича Сургучев.
- У меня, - ответил Горький, - я никогда не мог с ней расстаться. Даже в Петропавловской крепости портрет вместе со мной был. Все вещи отобрали, а его оставили. Приходите завтра ко мне в кабинет: я вам его покажу.
Горький нанимал небольшую усадебку-цветничок, на которой было построено, на живую нитку, два маленьких дома. В одном он жил сам, а в другом была столовая, кухня и комната для гостей. Кабинетом ему служила большая, во весь этаж, комната, в которую посетители приглашались редко и разве только по особо важным делам. Я подолгу живал у него, но в кабинете был только два раза. Святилище.
На этот раз я был приглашен, и Марья Федоровна, работавшая на машинке у лестницы, сначала было воспрепятствовала моему восхождению, но когда узнала о приглашении - пропустила.
Большая комната; продолговатое окно с зеркальным стеклом на море. Библиотека. Витрина с редкостями, которые Горький собирает для нижегородского музея. Стол - алтарь.
Я пришел в полдень, перед завтраком. Горький работал с утра, лицо у него было утомленное, глаза помутневшие, "выдоенные". Он знал, что я пришел смотреть диавола, и показывал мне его, видимо, не с легким сердцем.
Диавол был запрятан между книгами, но Горький четко знал его место и достал дощечку моментально. И он, и я - мы оба, неизвестно почему, испытывали какое-то непонятное волнение.
Наконец диавол в моих руках, и я вижу, что человек, писавший его, был человеком талантливым. Что-то было в нем от черта из "Ночи под Рождество", но было что-то и другое, и это "что-то" трудно себе сразу уяснить. Словно в нем была ртуть, и при повороте света он, казалось, то шевелился, то улыбался, то прищуривал глаз. Он с какой-то жадностью, через мои глаза, впитывается в мой мозг, завладев в мозгу каким-то местом, чтобы никогда из него не уйти. И я почувствовал, что тут без святой воды не обойтись и что нужно в первую же свободную минуту сбегать в собор, хоть и католический.
- Нравится? - спросил Горький, неустанно следивший за моими впечатлениями.
- Чрезвычайно, - ответил я.
- Вот тебе и Россиюшка-матушка, обдери мою коровушку. Хотите, подарю?
И тут я почувствовал, что меня будто кипятком обдало.
- Что вы, что вы, Алексей Максимович? - залепетал я. - Лишить вас такой вещи? Ни за что, ни за что, - лепетал я, - да потом, признаться, я его побаиваюсь…
Горький, казалось, добрался до моих сокровенных мыслей, засмеялся и сказал:
- Да, он страшноватый, Черт Иванович.
Горький опять запрятал его между книгами, и мы вышли завтракать. Но мне казалось, что это - не дом, и не крыша, а мост, и что я сижу под мостом и ем не баранье жиго, и что передо мной сидит старая ведьма, притворившаяся красавицей Марьей Федоровной с недобрыми, тонкими, по-жабьи поджатыми губами.
…Я знаю, что многие будут смеяться над моей наивностью, но я все-таки теперь скажу, что путь Горького был страшен: как Христа в пустыне, диавол возвел его на высокую гору и показал ему все царства земные и сказал: "Поклонись!"
И Горький поклонился. И ему, среднему, в общем, писателю, был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лев Толстой, ни Достоевский. У него было все: и слава, и деньги, и женская лукавая любовь. И этим путем наслаждения он твердой поступью шел к чаше с цикутой, которую приготовил ему опытный аптекарь Ягода. Начальники Чрезвычайной Комиссии не любят фотографироваться, но все-таки однажды я увидел портрет Ягоды. И тут вы, пожалуй, будете менее смеяться. Ягода как две капли воды был похож на диавола, пророчески нарисованного талантливым богомазом"…
Ягода по обвинению в отравлении великого пролетарского писателя и его сына, а также в других преступлениях будет расстрелян в Лубянской тюрьме НКВД. Отдельно от прочих обвиняемых. Документов о месте его захоронения не сохранится… Был человек - и нет его. Впрочем, был ли мальчик? Или это краснощекий демон коммунизма восстал из преисподней, сделал свое дело и сгинул?!
А портрет… Он мог быть вывезен в Лондон приставленной к Горькому Марией Игнатьевной Будберг. А если нет, то хранится в горьковских архивах или музейных запасниках. Знатоки биографии Алексея Максимовича, подтвердите, так ли это?
Слово на букву "ч"
"Черт с ним! - загремел блондин. - Черт с ним. Машинистки, гей! Он махнул рукой, стена перед глазами Короткова распалась, и тридцать машин на столах, звякнув звоночками, заиграли фокстрот"… Не могу сдержаться в последнее время. Вздрагиваю от этой цитаты из булгаковской "Дьволиады"…
Постоянное чертыхание было характерно и для Маяковского. Причем, не только в обыденной жизни. В поэме "Хорошо!", посвященной Октябрьскому перевороту, рогатый поминается едва ли не через страницу. Поэт неосознанно выразил незримую реальность: бесы как будто действительно толпами вылезли на улицы революционного Петрограда. Георгий Свиридов считал, что М. Булгаков вывел Маяковского в своем знаменитом романе под именем Богохульский. Композитор удивительно тонко чувствовал духовную подоплеку такого творчества: "Это искусство - тесно сращенное с государственной деспотией. Но представители его, однако, держат кукиш в кармане, ибо имеют и другого хозяина (самого главного)" (Свиридов Г. Музыка как судьба, с. 193).
Характерно, что кроме Горького, который произнес вступительное слово, именно Маяковскому было доверено представить писательскую когорту на Втором Всесоюзном съезде Союза воинствующих безбожников летом 1929 года. В заключение своего выступления он сказал: "Товарищи, обычно дореволюционные ихние собрания и съезды кончались призывом "с богом", - сегодня съезд кончится словами "на бога". Вот лозунг сегодняшнего писателя".
Да, даже такому картонному (по выражению Георгия Свиридова) материалисту, как Маяковский, от адских спутников - никуда. И, зная о страшном конце поэта, начинаешь понимать, что слово на букву "ч" в его поэме "Хорошо" не случайно постоянно выскакивает как из табакерки. Оно вырастает из фигуры речи, из эмоционального звука в обозначение реальной свиты несчастного, сочащегося инфернальной злобой, человека.
А знаете, как и когда слово на букву "ч", которого тщательно избегали наши благочестивые предки, широко вошло в русскую речь? Было "экспортировано" из малороссийской языковой среды Гоголем. "Все гоголевские обороты, выражения, - вспоминал В. В. Стасов, - быстро вошли во всеобще употребление. Даже любимые гоголевские восклицания: "чорт возьми", "к чорту", "чорт вас знает" и множество других, вдруг сделались в таком ходу, в каком никогда до тех пор не бывали. Вся молодежь пошла говорить гоголевским языком". Исследователь Владимир Глянц задается вопросом: "Почему именно молодежь кинулась чертыхаться? Разве она не имела того же, что и у старших, языкового инстинкта и навыка? Разумеется, имела. Но против него-то она и восставала, чувствуя, что тут можно более или менее безнаказанно показать кукиш нормативному благочестию и предъявить миру свое "свободомыслие"… Существенно, что после происшедшего с Гоголем в 1840 г. религиозного переворота в его прозе все реже встречается слово "черт"". Да, писатель, столь ярко написавший в своем "Портрете" о проникновении беса в самое вдохновение художника, не мог не понимать, что каждое упоминание нечистого - это его вольный или невольный призыв. Николай Васильевич жаждал иной поддержки. Он даже молитву составил, в которой связал плоды своего творчества с силой Господней…
Отдел логофобии
Между прочим, очевидную забесовленность Маяковского можно напрямую связать с его особым даром придумывать неологизмы. Слова эти ему словно кто-то подсказывал. А ведь обновление языка - вещь небезобидная. Послереволюционный новояз и явно имеющие каббалистическое происхождение, аббревиатуры в основном русским языком были преодолены. Но - не мытьем - так катанием: теперь постепенно в каждый язык вползают англообразные словечки и ненужные термины, которые вытесняют родные слова. Люди, начинающие говорить на таком международном псевдо-языке, скоро будут понимать друг друга без всякого эсперанто. И образуют псевдо-народ, готовый встретить искусственно выведенного псевдо-спасителя.
…Представьте себе специальные команды, которые имеют право ворваться в любую квартиру, где есть книги. Представьте поисковые компьютерные центры, которые "прочесывают" Интернет. Они ищут незаконные тексты. Запрещенные книги. Говорят, что в одной библиотеке недавно - нашли. Куда их? В спецхран? Нет, никаких спецхранов больше не будет - найденные тома приказано уничтожить на месте.
О чем речь? Что за социальная фантазия? Погодите. Обо всем речь по порядку…
Сумароков еще в XVIII веке (тогда на Россию шла мощная волна иностранщины) предостерегал: "Восприятие чужих слов, а особливо без необходимости, есть не обогащение, но порча языка". Понятие "порча" в данном контексте может восприниматься двояко - и как неприятное засорение, и как бесовское наваждение. Кто же насылает на язык порчу?
В рассказах Люьиса про Баламута старый умудренный бес пишет своему младшему "товарищу" о филологическом отделе, который исправно трудится в аду. Там придумывают, например, слова-заклинания вроде слова "демократия". Да, на каждом шагу видны результаты его деятельности. Только название "филологический" этому инфернальному подразделению явно не подходит. Не любовь к слову движет им. Он обуян страхом и ненавистью. Итак, несколько слов о работе "отдела логофобии" в мире людей.
Афонский монах Афанасий пишет: "Имя должно наиболее точно, полно и образно выражать сущность означаемого явления, лица или предмета, давать о нем представление и определять у людей соответствующе к нему отношение. Таковыми были имена, данные Адамом в раю Божиим тварям. Сатана же, лжемудрствуя все в подвластном ему мире, стремится к обратному - ввести человека в заблуждение. Он или пытается словам, обозначающим грех или человеческие страсти, придать другие значения (например, обаяние, очарование - изначально колдовство, а сейчас - располагающее к себе поведение; прелесть - когда-то заблуждение, сейчас - чуть ли не красота и т. д.). Или дать проявлениям греха и категориям грешников новые имена, что позволяет избегать устоявшегося негативного отношения к ним большинства людей".
Корни - вот что уничтожает "отдел логофобии". Выращенный на искусственном грунте народ-язык не должен соприкасаться с живой исторической почвой. С. Кара-Мурза пишет: "Из науки в идеологию, а затем и в обыденный язык переели в огромном количестве слова-"амебы", прозрачные, не связанные с контекстом реальной жизни. Они… могут быть вставлены практически в любой контекст, сфера их применимости исключительно широка (возьмите, например, слово "прогресс"). Эти слова, как бы не имеющие корней, не связанные с вещами".
Пустота инфернального мира проецируется в сферу языка.