В саду оркестр играл из "Травиаты". И Андроников стал насвистывать на полтора такта вперёд. "Ираклий Луарсабович, ну как вы так можете? – удивился я – вы что, партитуру всю помните? Это же оркестровое, так сказать…" – "Александр Зиновьевич, – ответил он – вы разве не знаете, что у меня такой слух? Ведь на нём основана моя способность передавать тон. Я слышу голоса и передаю их. Да, вот такой у меня слух", – и стал рассказывать, как он любит музыку.
Мы пришли. Администратора на месте не оказалось, и поэтому мы купили билеты и сели не на те места в ложе, которые нам предназначались, а где-то в центре зала. Вышла Зара Долуханова. Она была в потрясающем платье с кринолином и стала петь. Пела она прекрасно, но всё время искала кого-то глазами… И наконец, нашла Андроникова не там, где ожидала, в ложе, а в центре зала, и стала петь ему. Люди, сидевшие впереди нас, даже оглядывались: мол, кто вы такие, что она для вас поёт? (Я всё говорю "мы" потому что я, так сказать, грелся в лучах солнца.)
Поразил меня Ираклий Луарсабович и в этот раз: он перехлопал весь зал. Его пухлые руки были просто созданы для того, чтобы производить громкий, потрясающе громкий хлопок.
Когда концерт закончился, Андроников бросился за кулисы, просто бросился (с тросточкой, конечно), уселся напротив Долухановой и стал излагать ей – с ходу – потрясающую рецензию на её пение. Он говорил о пяти циклах, которые распознал (она, кстати, пела на пяти языках). Он говорил о тесситурных её возможностях, и как она их использовала. Я только потом узнал, что такое тесситура. Но тогда мне запомнилось это слово, потому что это всё незабываемые вещи. Ираклий Луарсабович молитвенно складывал руки и говорил, говорил, говорил. А она в ответ ему: "Вы знаете, я ведь объехала весь мир. И обо мне писали, ну, я не знаю, десятки, сотни газет, но никто никогда так не чувствовал того, что я хотела отдать людям, как почувствовали вы – весь мой замысел, всё, совершенно восхитительно, вы всё угадали и всё вернули". Это было восхитительно, прекрасно. Потом мы распрощались. Андроников вышел очень взволнованный. "Ираклий Луарсабович, – заметил я, – ну вы можете себе представить: май, Пятигорск, кругом розы… И вот что значит провинция! – даже цветка никто не подарил!" "А ведь и мы не подарили, – опомнился он. – Какой ужас! Завтра я пойду на рынок". "Нет, я пойду на рынок!" – возразил я. Он говорит: "Нет, я!" В общем, мы долго препирались. Рано утром я пошёл на рынок и купил какие-то розы… Андроников принялся писать записки Заре Долухановой и Нине. Он писал и рвал, восклицая: "Неинтеллигентно написано!" В конце концов, с горничными были посланы букеты обеим женщинам. Когда мы вернулись с юбилея, у каждого из нас было по записке от них, по бутылке вина и по предложению отобедать вместе.
Обед проходил очень мило. Зара Агасьевна рассказывала, что она должна ехать, по-моему, в Австрию исполнять партию в симфонической кантате Малера "Песнь о земле". И вдруг Ираклий Луарсабович стал легко напевать. "Что вы? Как же это? Мне прислали ноты карандашом написанные, они у нас не изданы – откуда вы можете это знать?" – воскликнула Долуханова. А он говорит: "А вот в таком-то году (я не помню) приезжал Штидри и исполнял это, а я запомнил…" Это феноменально! Я был поражён на всю жизнь! Поразительные способности! В моей жизни не встречалось человека, который воспринимал музыку так, как её воспринимал Ираклий Луарсабович.
В заключение хочу сказать, что довольно скоро, уже через несколько лет, у меня появилось желание, которому не суждено было осуществиться, – мне хотелось быть секретарем у Андроникова. Тем более когда он стал болеть. Но у меня было своё большое дело и это не вышло. Правда, нам случалось работать вместе, и я старался записать что-то в это время. Было очень забавно, как он изящно что-то вычёркивал из моих записей и говорил: "Ах!"
Я счастлив, что судьба подарила музею Пушкина помощь Ираклия Луарсабовича, и это сыграло в судьбе музея необыкновенно большую роль, не говоря уже о моей судьбе. И мне хочется вернуться к началу, к этой статье в "Новой газете", где говорится о том, что Андроников сделал для культуры, и вот, наконец, – это о наших чтениях говорится, – что культура делает для него. Нет. Это культура делает не для него, и мы сегодня это делаем не для него – мы это делаем для себя и для других, потому что мы это делаем для сегодняшнего дня. Мы вызываем образ Андроникова не только для нас, мы вызываем его образ для общества. Поэтому, мне кажется, наши чтения должны продолжиться. Мы задумывали так – и я был небезучастен к этому, – что это вольные чтения и что люди могут выступать по-разному, и хорошо, и плохо, это могут быть люди, которые знали Ираклия Луарсабовича, а могут и те, которые слышали или читали его. Всё это очень важно для культуры.
Итак, да будут продолжены наши Андрониковские чтения!
1996
НИНА НЕЧАЕВА. И. Л. Андроников и московский музей А. С. Пушкина
Не назову точную дату, когда впервые пришел в музей И. Л. Андроников. Это произошло или вскоре после его открытия, которое состоялось 6 июня 1961 года, или незадолго до этого, когда музей был уже готов открыть двери для посетителей. В музее уже побывали московские пушкинисты, историки, искусствоведы, музейщики.
Как рассказал коллегам наш директор А. З. Крейн, после осмотра музея Ираклий Луарсабович обмолвился, что лучше все увидеть своими глазами, а не слушать разговоры о том, что в новом музее одни фотокопии. Как оказалось, он хорошо знал историю пушкинских музеев, знал, что все наиболее ценное, представленное на выставке в Историческом музее в 1937 году, после войны передано в Ленинград. И. Л. Андроников оценил усилия и энтузиазм сотрудников музея и его руководства в поисках материалов пушкинской поры. Большим достижением стало точное воспроизведение рукописей поэта на подлинной бумаге пушкинского времени, а также современное художественное решение экспозиции: в залы старинного особняка включены шкафы и витрины из прозрачного стекла, придуманы "уголки", театральные выгородки: "Детство Пушкина", "Зеленая лампа" и другие.
На многие годы И. Л. Андроников стал преданным другом музея, членом его Ученого совета.
25 апреля 1963 года произошло событие, которое А. З. Крейн считал едва ли не равным по значению дню, когда музей был открыт для посетителей. Это была часовая передача по телевидению, которую провел из музея И. Л. Андроников. Впоследствии она была дважды повторена и показана по Интервидению. Каждой передаче предшествовала большая подготовительная работа. В ней участвовали замдиректора по научной работе Н. В. Баранская, заведующая отделом изофондов Е. В. Павлова и многие другие сотрудники музея. Ираклий Луарсабович отбирал экспонаты, характерные для жизненного и творческого пути Пушкина, особо ценные в художественном отношении, экспонаты с интересной историей, ему важны были люди, которые нашли эти вещи, подарили их музею.
Важным было и то, как будет предмет смотреться на телевизионном экране. В сценарии предусматривались не только рассказы об отдельных вещах, но и история создания музея, огромная заинтересованность общественности, любовь нашего народа к Пушкину. Интересна была и география поисков экспонатов. Рассказывалось и о Книге даров музею. При проходе по экспозиции обращалось внимание на особенности оформления музея. В "Онегинском" зале звучали строки Пушкина в исполнении выдающегося чтеца В. Яхонтова. Работа была трудоемкая, с репетициями, с поисками лаконичных и выразительных комментариев. Передача имела огромный успех, было много откликов. В музей поступили новые дары, отдельные предметы и целые коллекции. Из Казани прислали "Альбом северных муз" за 1828 год, из Москвы – басни Крылова, изданные в 1837 году. Дочь писательницы М. В. Ямщиковой (ее псевдоним Ал. Алтаев), актриса и литератор Л. А. Ямщикова-Дмитриева передала в музей семейные портреты и предметы убранства XVIII – первой четверти XIX века. Рассказ Андроникова о музее послужил также стимулом к тому, что А. С. Головина из подмосковного Калининграда, потомственный врач-офтальмолог, посетительница нашего музея, оформила завещание, по которому впоследствии нам были переданы превосходные старинные вещи, хранившиеся у нескольких поколений ее семьи.
Заинтересованное внимание И. Л. Андроникова привлекла выставка-загадка "Кто они?" Во время подготовки выставки, увидев множество портретов неизвестных современников Пушкина, Андроников говорил, что среди них могут быть и знакомые поэта, и просто его читатели.
Выставка имела успех, этому способствовала и часовая телевизионная передача Андроникова, и небольшой снятый по ней фильм. Было получено много откликов с предположениями, касающимися того или иного лица. Из восьмидесяти портретов двенадцать были определены с помощью посетителей и сотрудников музея.
Невозможно забыть и такое деяние И. Л. Андроникова, как его статья "Высокий поступок" в газете "Известия" от 24 августа 1964 года. Речь шла о том, как Ксения Александровна Марцишевская, вдова профессора И. Н. Розанова, передала музею безвозмездно бесценную коллекцию первых изданий поэтов XVIII–XIX веков, около 10 000 книг. При жизни Ивана Никаноровича к библиотеке обращались ученые-филологи, студенты Московского университета, где он работал, поэты, журналисты. Ксения Александровна увидела в Московском Пушкинском музее место, где этой уникальной коллекции будет обеспечена сохранность и где к ней смогут обращаться исследователи, любители поэзии, читатели, современные поэты.
Статья И. Л. Андроникова имела невероятный успех. В музей стали поступать восторженные отзывы из разных городов: Ленинграда, Оренбурга, Куйбышева и др. Шли не только письма, но и бандероли с томиками Пушкина, со сборниками стихов поэтов XX века. Была получена подборка газетных вырезок с материалами Пушкинского юбилея 1937 года. Из Днепропетровска нам прислали медаль, выпущенную в 1899 году к 100-летию со дня рождения поэта. Из Ульяновска мы получили бронзовую чернильницу с фигурой арапчонка, аналогичную той, которая находится в кабинете Пушкина в доме на Мойке.
В 1975 году вышел каталог библиотеки И. Н. Розанова. Он был создан сотрудниками музея при самом деятельном участии К. А. Марцишевской. Во вступительной статье к каталогу И. Л. Андроников оставил живые и сердечные воспоминания об Иване Никаноровиче Розанове, которого знал лично. В этой же статье охарактеризована библиотека: особую ценность представляют книги с автографами, книги, сохранившиеся в малом количестве, а иногда и в единственном экземпляре. В коллекции почти полностью представлены прижизненные издания Пушкина. Когда в музее устраивался вечер памяти И. Н. Розанова, И. Л. Андроников, естественно, был в числе выступавших.
Как подсчитал А. З. Крейн, Ираклий Луарсабович выступал в музее двенадцать раз. Вспомним некоторые из этих выступлений.
9 мая 1965 года, когда отмечалось 20-летие Победы в Великой Отечественной войне, И. Л. Андроников как всегда блистательно выступил на вечере в музее. В том же году он участвовал в заседании экспертного совета в связи с обсуждением предложенного музею для приобретения портрета полуобнаженной неизвестной дамы работы итальянского художника. Владелица портрета считала это изображение портретом жены Пушкина Натальи Николаевны. Портрет был якобы заказан художнику Николаем Первым. Участниками заседания были пушкинисты, искусствоведы, музейные работники. Версию владелицы портрета разделяла Т. Г. Цявловская. Только И. Л. Андроников, который доказал фантастичность легенды, полное отсутствие достоверности и логики поступков портретируемой дамы и заказчиков портрета, убедил своим выступлением всех присутствующих и Т. Г. Цявловскую в том числе. Портрет приобретен не был.
В музее с самых первых лет его существования было множество интереснейших вечеров и открытых научных заседаний. В марте 1965 года состоялся вечер памяти выдающегося ленинградского чтеца Антона Шварца, с которым И. Л. Андроников был знаком с юности. Публика, придя на вечер, ждала с нетерпением выступления Андроникова, но он задумал этот вечер с использованием магнитофонной записи, чтобы максимально дать возможность услышать самого Шварца, читающего Гоголя и Пушкина. Себя Андроников ограничил вводной лекцией о роли звучащего слова.
Трудно переоценить значение телевизионного фильма "Тагильская находка", созданного И. Л. Андрониковым. Не раз взволнованная публика в нашем зрительном зале в день смерти Пушкина после минуты молчания внимала голосу Андроникова, читающего письма Карамзиных о последних днях жизни Пушкина и его трагической гибели. А. З. Крейн вспоминал: "Он один на экране, никакого антуража, никаких эффектов, ничто не мешает, он говорит для меня и вместе с тем говорит для каждого из нас в отдельности".
В 1977 году после очередной демонстрации фильма "Тагильская находка" в музее состоялась встреча с творческой группой, работавшей над фильмом: с И. Л. Андрониковым, режиссером К. Л. Бромбергом, операторами М. И. Москвитиным и И. М. Ляховицким.
В 1971 году при самом деятельном участии Московского музея Пушкина был открыт музей в селе Берново Калининской, теперь, как и при Пушкине, Тверской области. На встрече с сотрудниками нового музея в Берново выступал и И. Л. Андроников.
Любое появление И. Л. Андроникова в музее на Кропоткинской, 12 было праздником. Мы с удовольствием слушали его рассказы о Всесоюзном пушкинском празднике на Псковщине, поездках в Германию, о его поисках реликвий, связанных с М. Ю. Лермонтовым. Его труд "Лермонтов. Исследования и находки", выдвинутый на Ленинскую премию, обсуждался в музее с участием крупнейших литературоведов и представителей музейной общественности. В одном из рассказов о зарубежной поездке мы впервые услышали имя прапраправнучки Пушкина, живущей в Висбадене. Произнесенное Андрониковым, оно прозвучало очень выразительно: "Клотильда фон Ринтелен!" Для нас это имя еще мало что значило. Но прошло время, и госпожа Клотильда фон Ринтелен стала другом и дарителем нашего музея.
С большим пиететом относился к Андроникову А. З. Крейн. Ему была бесконечна дорога и интересна личность Ираклия Луарсабовича, его творчество, его умение поддержать доброе начинание. К авторитету Андроникова не раз обращался музей в трудную минуту, например, когда возникали какие-либо препятствия при создании мемориального музея на Арбате. Невозможно не оценить ту помощь, которую оказал Андроников при решении квартирных дел пушкиниста, члена нашего Ученого совета Т. Г. Цявловской, которую переселяли из обжитого района старой Москвы в район отдаленный.
Две книги, написанные А. З. Крейном, "Рождение музея" (М.,1969) и "Жизнь музея" (М.,1979), во многом инициированы Андрониковым. Он же и предпослал им вступительные статьи.
Книгу "Рождение музея" Андроников назвал увлекательной, полной глубокого современного содержания и ценнейшего опыта. Книга "Жизнь музея", по мнению Андроникова, обращена к широкому читателю, который узнает: "…как наука, поэзия, звучащее слово, музыка, изобразительные искусства, театр соединились в музее А. С. Пушкина для того, чтобы каждый день раскрывать Пушкина, как вечно живое явление нашей культуры". Андроников пишет далее, что книга Крейна "наводит на размышления о многих музеях, о музейном деле вообще, о музее как институте духовной культуры, о его огромном все возрастающем значении в наши дни, о благородном гуманистическом содержании музейной профессии".
Вчитываясь в эти строки сейчас, невольно с опаской думаешь о некоторых современных тенденциях, о чисто потребительском отношении к музейным ценностям, о недооценке научной работы в музее.
Впоследствии А. З. Крейн был инициатором проведения "Андрониковских чтений", где должна быть осмыслена разносторонняя деятельность Андроникова, все грани его творчества. Первые чтения состоялись музее. В настоящее время в мемориальном кабинете А. З. Крейна хранятся некоторые материалы об этих чтениях.
Мы не коснулись еще одной стороны взаимоотношений И. Л. Андроникова и музея. Он был еще и нашим дарителем. От него поступили в музей листы панорамы Невского проспекта, семнадцать литографий, исполненных по рисункам художника В. Садовникова в начале 1830-х годов. Кроме панорамы, поступили также фотографии потомков Пушкина.
В последние годы жизни И. Л. Андроников не прерывал свои связи с музеем. Звучали по телевидению его рассказы о музее на Кропоткинской, 12. Как всегда, все было тщательно отрепетировано. Конечно, сейчас нельзя без грусти вспоминать, как по просьбе жены Ираклия Луарсабовича, Вивианы Абелевны, к одной из последних передач мы подбирали для ведущего старинное кресло с удобными подлокотниками, чтобы во время эфира не была видна зрителю дрожащая от болезни его рука.
Как хотелось бы, чтобы однажды приоткрылась дверь в кабинет директора или в комнату научных сотрудников, и послышался такой знакомый звучный голос: "Андроников – моя фамилия!"
2013
ГРИГОРИЙ СААМОВ. Встречи с Ираклием Андрониковым
15 мая 1969 года в Государственном музее А. С. Пушкина, что на Пречистенке, 12, было необычное для музея оживление: готовилась телепередача "Неизвестные портреты. Современники Пушкина", посвященная 170-летию со дня рождения великого русского поэта. Съемочная группа в полном составе, кроме осветителей, отрабатывала детали будущей передачи, которую вел сам Ираклий Андроников.
Выход передачи в прямой эфир планировался в первых числах июня, то есть в пушкинские дни, а в этот день была репетиция.
Музей по такому случаю был закрыт, никого не пускали. Удостоверение корреспондента газеты "Молодежь Грузии", где я печатался уже много лет, позволило мне пройти в здание. Но работники Музея и телевидения предупредили: Андроникову может не понравиться присутствие постороннего человека – журналистов он не приглашал.
Но Ираклию Луарсабовичу понравилось и мое присутствие, и, извините, я сам.
Перед началом репетиции я подошел к нему…
Но обо всем по порядку.
Предки Ираклия Андроникова по отцу жили в Кахетии, в той части Восточной Грузии, где множество величественных памятников древнего зодчества, где поют удивительно мелодичные многоголосые песни, где издревле занимаются виноградарством и виноделием. Их родовое селение Ожио находится всего в нескольких километрах от моего родного города Телави. По свидетельству самого Андроникова, его отец, Луарсаб Николаевич Андроникашвили, родился именно в Ожио.
Мой друг детства Георгий Ираклиевич Андроникашвили (он многие годы был мэром г. Телави) приходится писателю дальним родственником.
Когда в 1962 году я впервые приехал в Москву на производственную практику, привез с собой рекомендательное письмо от телавского Ираклия Андроникашвили к его знаменитому тезке и родственнику. Хотелось взять у Андроникова интервью для телавской газеты. Естественно, очень волновался. Мое положение усугубилось еще и тем, что я не знал его телефона. А справочная служба телефоны известных людей не давала.