Внешне, казалось бы, все просто – непрестанно со вниманием повторять краткую молитву: "Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуя мя грешного". На деле же оказывается, что это целая наука и даже "наука из наук", по выражению православных мистиков, постигавших это учение личным опытом.
Преподобный Исихий (V век) пишет:
"Внимание есть сердечное беспрестанное безмолвие (исихия, отсюда исихазм) от всякого помысла, Христа Исуса Сына Божия и Бога присно, непрерывно и непрестанно единого Того точию призывающее и воздыщущее".
Насколько это дело не простое, видно из следующих слов того же святого:
"Же́стоко и прискорбно человеком является душевно безмолствовати от всякого помысла, и воистину есть дело трудное и болезненное".
А. Позов (Позидис) различает в аскезе четыре элемента: внимание, концентрацию, медитацию и молитву. Аскезы отличаются друг от друга по тому положению, какое занимают в них эти отдельные элементы.
В христианском умном делании внимание – начало, а молитва – конец, через концентрацию и медитацию.
В йоге же внимание – начало, а конец – медитация, через концентрацию ума.
Слово "медитация" в прямом переводе с латинского означает "размышление". Что же понимает под медитацией индуизм? По определению Свами Шивананды, медитация (дхиана) есть состояние ума, при котором отсутствуют мысли, связанные с чувствами. Медитация-дхиана есть продолжительное течение в уме одной мысли, относящейся к объекту концентрации. Шивананда: медитация-дхиана – это поддержание непрерывающегося течения божественного сознания; все мирские мысли удалены от ума, который наполнен или насыщен божественными мыслями, божественной славой и божественным присутствием.
Но какого бога исповедует индуизм? Вопрос этот непростой, наверное, для самого индуизма. к наиболее почитаемым божествам индуизма относятся Брахма (созидатель), Вишну (хранитель) и Шива (творец, хранитель и разрушитель одновременно), в чем проявляется генетическая связь с древнеиндийской религией – брахманизмом. к почитаемым божествам индуизма, кроме этих верховных богов, относятся также их так называемые воплощения (аватары) – Кришна, Рама с его женой Сита, богиня Сарасвати, богиня Лашми и др.
"Тантрическая йога влечет человека к микрокосму или к змею, как центру", – говорит А.Позов. "Всякая йога, даже в виде самых высших и тончайших форм раджа-йоги, этой самой аристократической из всех йог, кончается пробуждением змея Кундалини, который затем становится полным хозяином в организме йога и руководителем его духовной жизни. Йогическая медитация завершается кундализацией человека, человек превращается в змеечеловека… С христианской точки зрения эта специфическая змеиная духовность, достигаемая в йоге, есть одна из худших и сильнейших форм демонской одержимости".
После этого становится понятной широта индуизма, вмещающего не только всевозможные религии, но и магию, и оккультизм, и демонизм.
Вивекананда, вероятно, уже считал себя сверхчеловеком, когда воскликнул:
"Я чувствую за собой власть более могущественную, чем человек, или бог, или дьявол!"
Этот настрой диаметрально противоположен христианству, призывающему к смирению.
Св. Иоанн Лествичник: "Смиренномудрие есть дверь Царства Небесного". Без отсечения своей воли, самости, гордости невозможно приобрести смирение. "Да будет воля Твоя" (а не моя), – молится христианин.
Йог же откровенно заявляет: "Да будет воля моя!" Он и не скрывает своей воли к власти и не прочь овладеть силами человеческой и космической природы. Но именно "своя воля" ведет к самоутверждению, самовозвеличиванию и гордости, которая, как известно, является качеством сатанинским, в противоположность Божественному смирению. "Своя воля" сталкивается с другой "своей волей" и это столкновение воль принесло и приносит человечеству неисчислимые бедствия.
Трудно сказать, пришел ли Сэлинджер в результате занятий Исусовой молитвой к чистому Православию, отказался ли от заблуждений индуизма и пр. В последней, напечатанной в 1965 году работе "Хэпворт", вместе с религиозной тематикой в христианском духе, он продолжает рассуждать и о перевоплощении (реинкарнации), а рассказ "Тедди", посвященный этой же теме, он до конца жизни не исключил из сборника (девять рассказов).
Одно дело в литературной подаче, а иное дело – то, что было в реальной жизни. Занятия Исусовой молитвой первой жене Сэлинджера, Клэр, на пользу не пошли. Окончательно расстались супруги в 1967 году, а перед этим она обращалась за помощью к психиатру. Слишком высоко сразу было взято, использовались даже психосоматические приемы умного делания, синхронизация сердечного ритма со словами молитвы, и это для новоначального. А главное – крутой замес индуистско-буддистского учения, по-видимому, и ставшего главной причиной неудачи.
Захарии (Зуи) не нравится Евангельское учение о сокровище:
"Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Мф. 6, 19-21).
Да, конечно, "Бхагавадгита" учит другому в рассуждениях о йога-медитации, которые Захария читает в комнате Симора и Бадди с огромного листа картона, где выписаны и иные цитаты из произведений мировой литературы:
"Итак, да будет у тебя устремленность к делу, но никогда к его плодам, да не будет плод действия твоим побуждением". Опять проблема перевода: "You have the right to work, but for the work’s sake only. You have no right to the fruits of work". Не правильнее ли будет перевести так: "Ты имеешь право на работу, но только ради самой работы. Ты не имеешь права стремиться к плодам работы".
Гуру непререкаемо командует (они привыкли командовать, как наши сегодняшние "старцы" и "младостарцы"). Что же получается? Искусство для искусства? И кому это надо? И далее:
"Desire for the fruits of work must never be your motive in working" – "Желание получить плоды от работы никогда не должно быть побуждением к работе".
Итак, работай, как белка в колесе? Что же получится из субъекта, занимающегося такой деятельностью? Ясно, что получится бесчувственный болван, который имеет глаза, но не видит, имеет уши, но не слышит.
Далее бьет в ту же точку: "Renounce attachment to the fruits" – "Отвергай привязанность к плодам (деятельности)".
"Ищи спасения в познаиии Брахмана" – "Seek refuge in the knowledge of Brahman".
Брахман в индуизме – некий безличный абсолют, имеющий самые различные истолкования.
Можно смело сказать, что Гек Финн, далекий от "чумы интеллектуализма", по простоте своей на такую приманку бы не клюнул.
К слову сказать, на огромном картоне Симора и Бадди, прибитом гвоздями к внутренней стороне двери комнаты, кроме "Бхагавадгиты", было множество иных, весьма любопытных цитат различных авторов, охват у Сэлинджера был весьма широк. Например, обширная цитата из Эпиктета заканчивалась словами, приписываемыми партии, к которой принадлежали Улисс и Сократ: "I move not without Thy knowledge!" – "без Бога – ни до порога".
Или, например, классическое японское хокку, которое написал поэт Исса:
O snail,
Climb Mount Fuji,
But slowly, slowly!О, улитка,
Взбирайся на гору Фудзи,
Но не спеши, не спеши!
Глубокий смысл заключен в трех строках. Прямо не в бровь, а в глаз Захарии и Фрэнни (и Сэлинджеру) в связи с занятиями умной Исусовой молитвой.
Во-первых, не забывай, кто ты, смирись, вспомни великого русского поэта Г. Державина, сказавшего: "я царь – я раб; я червь – я бог"; или ближе к первоисточнику, как сказано в Псалтыри: "аз есмь червь, а не человек" (Пс. 21, 6). И, наконец, карабкайтесь, поднимайтесь на великую гору Фудзи, но не спешите, for Chrissake, не торопитесь!
Вернемся, однако, к истолкованию Захарией понятия "сокровище".
"Ты говоришь, – продолжает он довольно занудно поучать сестру, – про собирание сокровищ – деньги, имущество, культура, знания и прочее, и прочее. А ты, непрерывно повторяя Исусову молитву, не собираешь ли и ты тоже сокровище в своем роде? И это нечто можно точно так же пустить в оборот… как те, другие, более материальные вещи?"
Отсюда Захария делает ложный вывод, что 90 процентов известных нам святых были, по сути дела, "такими же непривлекательными стяжателями, как и все мы".
Однако, как индуизм-буддизм затемняет ум и занижает мыслительные способности! Ведь в Евангелии в притче прямо сказано, что Царство Небесное подобно сокровищу:
"Подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то. Еще: подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее" (Мф. 13, 44-46).
Притча о купце, жертвующим всем своим достоянием, чтобы приобрести бесценное сокровище и драгоценную жемчужину, занимает центральное положение в христианстве.
Именно этому купцу предлагается подражать в Великом покаянном каноне Андрея Критского (вторник Великого поста, песнь четвертая на повечерии): "Бди, о душе моя, мужествуй, якоже древле великий в патриарсех, да стяжеши деяние с разумом, да будеши ум, зря Бога, и достигнеши в незаходящий мрак в возрении, и будеши великий купец".
Итак, сокровище, которое следует искать – это Царство Небесное, которое, как сказано "внутри вас есть" (Лк. 17, 21). А где Царство Небесное, там Христос.
Исаак Сирианин пишет об этом следующее:
"Кто возгнушался всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутрь сердца своего… Если будешь чист, то внутри тебя Небо, и в себе самом узришь ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку ангелов… Сокровище смиренномудрого внутри его, и это – Господь… Кто желает видеть Господа внутри себя, тот прилагает усилие очищать сердце свое непрестанным памятованием о Боге".
Ап. Павел говорит: "Дух Божий живет в вас… Христос в вас" (Рим. 8, 9-11).
Максим Исповедник: "Он (Христос) есть сокровище, скрытое в поле сердца твоего".
Никифор монах говорит о задаче христианской религиозной аскетики: "найти сокровище в поле сердца скрытое".
Кратчайший путь к этому – умно-сердечная Исусова молитва.
А. Позидис (Позов): "Молитвенная концентрация ума в сердце в умной Исусовой медитации, "молитва умом в сердце совершаемая" при произнесении имени Исуса, считается всеми древнецерковными аскетами наивысшей формой аскезы".
В Псалтыри недвусмысленно, в противоположность индуизму-буддизму, говорится также о благих плодах следования заповедям Божиим: "Возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретаяй корысть многу" (Пс. 118, 162).
Какую корысть? – Спасение души, обретение Царства Небесного, Христа. Главное в деятельности христианского аскета – плоды, результаты его деятельности.
И далее: "неправду возненавидех, и ме́рзе ми, закон же Твой возлюбих" (Пс. 118, 163).
А йогу запрещено любить и ненавидеть, ему предписана бесчувственность ("be even-tempered", что переводят, как "уравновешенность", но, пожалуй, более подходит "безразличие").
"Буддийская апатия, – пишет А. Позидис (Позов), – есть неделание обоих аспектов чувственности: наслаждения и страдания… Буддизм есть самое бесчувственное учение и в теоретическом, и в практическом смысле. Буддизм хочет стать выше всякого чувства вообще, и потому в нем нет аскетической интеграции чувства, есть полное убиение его. С этим чувственным индифферентизмом гармонирует в буддизме и моральный индифферентизм: буддизм хочет быть также выше добра и зла, поэтому он учит о неделании добра, как и о неделании зла, так как и то, и другое создают карму (воздаяние)".
Весьма важны также следующие слова св. Исаака Сирианина:
"Сообразна с житием твоим должна быть и молитва твоя. Ибо тому, кто привязан к земному, невозможно домогаться небесного, и тому, кто занят мирским, нет возможности просить Божественного".
Чем закончились духовные искания Сэлинджера – нам неизвестно, но, несомненно, что он занимался Исусовой молитвой, а какие были результаты знает лишь он сам да Господь Бог.
Одно можно сказать с уверенностью, что своей проповедью православного умного делания, Исусовой молитвы, в Западном полушарии (и не только в Западном) Сэлинджер сделал большое дело.
Загадка Сэлинджера (Ирина Галинская)
Последнее из произведений Сэлинджера (р. 1919), повесть "Хэпворт 16, 1924", увидело свет в 1965 г., и с тех пор писатель не опубликовал ни одной новой строки, если не считать интервью, которое он дал газете "Нью-Йорк таймс" в 1974 г. "Не публикуешь – и на душе спокойно. Мир и благодать. А опубликуешь что-нибудь – и прощай покой!" – говорил он корреспонденту этой газеты.
Между прочим, это было второе интервью, которое когда-либо давал писатель. А со времени первого, данного им в 1953 г. девочке Шерли Блейни для школьного отдела газеты г. Корниша (штат Нью-Гемпшир), куда только что из нью-йоркского пригорода переселился писатель (и где он живет поныне), прошло ни много ни мало – двадцать один год. Правда, интервью, взятое девочкой, газета напечатала не в скромном уголке школьного отдела, а на месте передовой статьи, чем Сэлинджер был крайне недоволен. Однако с тех пор ссылки на эту беседу, поскольку писатель сообщил в ней несколько неизвестных дотоле фактов своей биографии, фигурируют буквально во всех фундаментальных работах о нем.
Что касается интервью в "Нью-Йорк таймс", то оно появилось исключительно в связи с тем, что писатель в 1974 г. узнал о попытке опубликовать без разрешения некоторые из его ранних рассказов, не вошедших в сборники. "Я люблю писать, но пишу главным образом для самого себя, для собственного удовольствия. За это, конечно, приходится расплачиваться: меня считают человеком странным, нелюдимым. Но я всего-навсего хочу оградить себя и свой труд от других", – заключил Сэлинджер беседу с корреспондентом "Нью-Йорк таймс".
Несмотря на столь длительное молчание писателя, критическая "сэлинджериана", давно уже составляющая внушительную область американистики, продолжала и продолжает пополняться все новыми работами. Одни лишь набранные мелким шрифтом списки рецензий, статей, диссертаций и книг, посвященных, как выразился американский литературовед Эдмунд Уилсон, "крупнейшему из ныне здравствующих писателей", занимают десятки страниц. Не повлияло затворничество автора и на популярность его произведений. "Люди продолжают покупать и читать книги Сэлинджера, – писал в начале 80-х годов американский критик Дэннис О’Коннор. – Сэлинджер по-своему такой же провидец, как Эмерсон и Уитмен, и такой же законченный мастер, как Элиот и Фолкнер".
Известно, что необычайная популярность – вначале в США, а затем и во всем мире – пришла к Сэлинджеру после выхода в свет в 1951 г. его повести "Ловец во ржи". И сразу же вспыхнула дискуссия о творчестве этого художника, не утихшая, впрочем, и поныне. Укажем, например, на происшедший в 80-е годы коренной пересмотр, казалось бы, совершенно традиционного уже истолкования образа героя повести Холдена Колфилда, предпринятый в советском литературоведении. Если дотоле этот персонаж своим романтическим бунтом против порядков американского капиталистического общества вызывал, по определению В. Скороденко, "сердечное умиление" не у одного поколения критиков, то в монографии Г, Анджапаридзе "Потребитель? Бунтарь? Борец?" Холден Колфилд охарактеризован как истеричный, капризный юный буржуа, мучимый смутной неудовлетворенностью от того, что общество не соглашалось признать его идеи и выдумки гениальными, отказываясь принять его с распростертыми объятиями в свое лоно. Но если повесть "Ловец во ржи", написанная в реалистической манере, вызвала (и продолжает, как видим, вызывать) споры об идейной принадлежности ее героя, то все последующие произведения Сэлинджера – сборник "Девять рассказов" (1953) и повести о Глассах (1955-1965) – питают дискуссии о творчестве писателя (реалист он или модернист, религиозный мистик, испытывающий сильное влечение к реализму, или декадент), помимо прочего, еще и тем, что изобилуют множеством "темных мест", загадочных эпизодов, символов, намеков и знаков, не поддающихся на первый взгляд логической интерпретации. Порой – это отдельные слова, фразы, иногда – целые эпизоды и даже сюжетные ходы.