Вступительных экзаменов не было, будущих разведчиков подвергли только долгим, разнообразным и сложным тестам на проверку умственных способностей, реакции, памяти, мышления и, никого не отсеяв, разделили на две группы: агентурной разведки и технической. Я попал во вторую группу и прошел там прежде всего специальную инженерную подготовку по радиоразведке.
Качество подготовки на этих курсах было, видимо, настолько серьезным или даже уникальным, что по военно-учетной специальности, при увольнении со службы, я, референт-переводчик по основному образованию, оказался в инженерном и техническом составе запаса. Считаю, что мне опять повезло, так как после Центральных курсов объем и глубина полученных знаний и навыков позволили лучше понимать объект моего профессионального интереса - Китай. Несомненно, все это помогло мне после увольнения со службы спокойно перейти в бизнес, быстро освоить его и успешно им заниматься.
7 августа 1976 года я прибыл в Пекин для работы на должности младшего референта Посольства СССР в КНР. Прошла всего неделя после сильнейшего землетрясения в Китае, унесшего в одном Таншане более ста тысяч жизней. Пострадал и Пекин. Опасаясь разрушений от повторных толчков, население Пекина обитало вне домов.
Зрелище массы столичных китайцев, со стариками и детьми расположившихся со всем носимым скарбом где только можно под открытым небом, поразило меня видом неприкрытой, доступной обозрению бедности. Так что позднейшие социально-экономические успехи Китая было с чем сравнивать.
Через месяц после моего прибытия, 9 сентября 1976 года, умер Мао Цзэдун. Еще через месяц преемники Мао были объявлены "бандой четырех". Следующий за тем период истории Китая уже неплохо известен мне как очевидцу, а иногда - и участнику событий.
Три командировки на скромных дипломатических должностях в Посольстве СССР в Пекине (1976–1979;
1982–1986; 1989–1992) и почти семь лет (1993–1999) самостоятельного свободного предпринимательства на курорте в Бэйдайхэ (300 км восточное Пекина) составляют содержание того личного опыта разведки и бизнеса в Китае, который и будет использован в дальнейшем повествовании.
В промежутках между командировками в Китай я был рядовым офицером Генерального штаба. Однако и тут мне с кругозором повезло. В ГРУ ГШ я вел направление Китая в структуре, которая в глобальном масштабе непрерывно прощупывала "нервную систему" и Запада и Востока, а по результатам ставила диагноз состоянию Вооруженных Сил наших вероятных противников и уровню исходящей от них угрозы.
Этими нервами мирового военного организма являются стратегические и оперативные (театра военных действий) системы управления и связи войсками и оружием.
Как оперативный дежурный этой структуры ГРУ, отвечающий за оценку срочной информации, я был обязан разбираться и в процессах управления, прежде всего, Вооруженными Силами США. Причем разбираться на всех театрах военных действий: сухопутных и океанских, во всех зонах командования на земле, в воздухе и космосе. Как специалист-направленец по Китаю в глобальной структуре разведки, я участвовал во многих стратегических тренировках, играх и учениях Генштаба. Редко, но бывал и в войсках: как в дальних гарнизонах на территории СССР, так и в частях, выполнявших задачи за рубежом.
В качестве безмолвного статиста при карте на стратегическом командно-штабном учении я слышал, как и на основании каких данных разведки министр обороны Д. Ф. Устинов принимал решение на неограниченное применение ядерного оружия в "ответно-встречном" массированном ракетном ударе по США. А решение это, в масштабе реального времени, принималось по устному докладу начальника ГРУ генерала армии П. И. Ивашутина, основанному исключительно на формализованных данных радио- и радиотехнической разведки, в которых мало кто разбирался.
Как оперативный дежурный (что-то вроде ночного директора), по своему опыту доподлинно знаю о полной неспособности нашей тогдашней системы высшего руководства страной принять хоть какое-нибудь своевременное (а при угрозе ракетного нападения значит быстрое) решение по вполне достаточным данным, но не учебной, а живой, не предусмотренной алгоритмами заранее спланированных действий, обстановки.
В 1980 году, когда у американцев дала сбой система предупреждения о ракетном нападении, и на их экранах отображения пошли цели, как если бы стартовали ракеты для внезапного массированного удара по США, они успели провести селекторную конференцию штабов командований и аппарата Белого дома; выводя из-под удара систему управления, подняли в воздух воздушные командные пункты и самолеты-ретрансляторы; передали сигналы управления и привели в наивысшую готовность к боевому применению дежурные силы; потом разобрались и дали отбой.
Случилось все это утром по московскому времени. Я в кресле оперативного дежурного получал данные, начиная с селекторного совещания. И если американцы не понимали, что творится с их системой предупреждения, то мы - тем более. Реальность же их реакции и чреватая непоправимым срывом готовность к действиям нами отслеживалась, докладывалась по инстанции и, в конце концов, дошла до нашего высшего руководства в личном докладе начальника ГРУ. Но произошло это лишь после обеда. Потом, правда, американцы для извлечения урока напечатали в газетах, что и как у них было. А у нас была создана высокая комиссия по выяснению причин задержки прохождения информации, однако все спустили на тормозах.
Впрочем, то же касается стратегической разведки и руководства США, вчистую проворонивших ввод советских войск в Афганистан, осуществленный в канун протестантского "Кристмаса" 25 декабря 1979 года. Всю эту праздничную для американцев ночь П. И. Ивашутин лично (что бывало крайне редко) вникал в детали состояния американских систем управления, остававшихся расслабленно спокойными.
Добавлю, что когда в Москве уже ночь и высокое начальство спит, то в Вашингтоне - день и жизнь кипит, а в Пекине встает утро новых суток, и потому на очень скромного "ночного директора" в ГРУ падала немалая информационная нагрузка, зачастую требовавшая быстрой и точной реакции.
Все это, конечно, способствовало пониманию роли и места Китая как фактора силы в современном мире. А знание тех или иных закономерных аспектов в структуре и функционировании ВС США и НАТО заставляло меня уже в качестве исследователя искать схожие, но еще не выявленные или не осмысленные разведкой закономерности строительства и организации китайских вооруженных сил.
Повезло мне также с непосредственными и прямыми воинскими начальниками доперестроечного периода (с началом реформ их по возрасту отправили на пенсию). Это были опытные, высокопрофессиональные, широко мыслящие и глубоко понимающие людей и дело руководители разведки, которые поддерживали меня в научной работе. Для стиля руководства того времени характерен такой эпизод. Последний из мудрых начальников моего управления, подписывая ходатайство о зачислении меня соискателем ученой степени в сугубо гражданской области языкознания, заметил примерно следующее: "Генералиссимус Сталин незадолго до смерти написал работу "Марксизм и вопросы языкознания". Я в этом не разбираюсь. Но, видимо, в языкознании есть что-то важное. Раз уж Сталин обратил на это внимание, то и ты можешь дерзать".
Вряд ли кто из моих соратников в ГРУ скажет, что я не умел в Китае добывать разведывательные данные и в качестве добывающего офицера был неудачником. Но сам я считаю, что высших своих результатов достиг в обработке данных - производстве конечного интеллектуального продукта.
Вскользь замечу, что добывание данных легальной стратегической зарубежной разведкой в мирное время - как раз то, что красиво называется "деятельностью, несовместимой со статусом дипломата". Во всех странах эта тайная деятельность противозаконна, а потому рискованна. Ощущение опасности, концентрация воли и напряженная изворотливая работа ума в противостоянии с контрразведкой - вот то, что дает высшее наслаждение разведчику в короткие моменты проведения операций. Знаю это по себе и по другим. Сами же данные, получение которых есть цель, в момент операции отходят на второй план. Их ценность или пустяковость, а соответственно, радость или разочарование осознаются и испытываются разведчиком потом.
Обработка же данных, информационная работа стратегической разведки, по своим методам есть научная работа. Результаты этой работы суть открытия, а удовлетворение от процесса долгого поиска и, наконец, прорыва ума к знанию куда глубже, чем яркое, но короткое чувство риска и преодоления опасности.
Информационная работа стратегической разведки в своих результатах отличается от науки лишь тем, что научные открытия бессрочны, а открытия стратегической разведки быстро устаревают. Так, периодический закон химических элементов Д. И. Менделеева - вечен, а вскрытую разведкой группировку войск противника, порядок и нормативы их перевода с мирного на военное положение и развертывания нужно регулярно уточнять и подтверждать. Именно поэтому открыватели законов природы, общества и познания становятся знаменитыми, а открыватели чужих государственных и военных тайн остаются неизвестными.
В информационной работе по Китаю мне удавалось по крупицам очень мелких и отрывочных данных складывать довольно целостную картину того или иного положения вещей. Удавалось потому, что я исходил из тезиса о конкретно-символическом, связанном с иероглифическим письмом, характере мышления китайцев. И поэтому смею утверждать, что в любой заранее спланированной деятельности у китайцев есть система, иногда периодическая.
О своих трех основных открытиях такой системы в вооруженных силах Китая, два из которых спустя годы были рассекречены и подтверждены китайцами в открытых материалах, а третье (и главное) подразумевается как обязательное и не подлежащее сомнению знание, я пока лишь кратко упомяну.
Первое - это вскрытие данными радиоразведки в ноябре 1987 года перевода некоторых звеньев системы управления и связи вооруженных сил Китая на военное положение, а по их функционированию - замысла и розыгрыша масштабного стратегического учения с участием войск, авиации, сил флота и пусками (на ядерной фазе) тяжелых баллистических ракет. Учение проводилось с развертыванием сухопутной группировки на пекинский оборонительный рубеж (то есть против СССР). Свои обобщения и выводы я делал исключительно методом системного моделирования, не имея никакой текстовой или другой смысловой информации. Впоследствии же все подтвердилось: об этом учении, проводившемся под общим руководством председателя Центрального Военного Совета КНР Дэн Сяопина, китайцами был сделан гордый документальный фильм "Стальная стена".
Второе - это осуществленное в 1989 году радиотехническими средствами вскрытие факта окончания разработки и отслеживание испытательного пуска ракеты первого китайского твердотопливного мобильного комплекса средней дальности. Все оценки содержания радиоэлектронной картины (а это - частотно-временные характеристики импульсов) и расчеты примерных баллистических характеристик предполагаемого в этой картине пуска (дальность, скорость, высота) делались мною по моделям признаков системы. И также при отсутствии какой-либо смысловой информации. В 1995 году в ходе намеренного обострения обстановки в Тайваньском проливе этот неуловимый ракетный комплекс "Ветер с Востока-31" был показан по центральному телевидению КНР как жест устрашения и демонстрации силы.
И наконец, главной вершиной, достигнутой с опорой на принцип наличия системности в мышлении китайцев, стало вскрытие в начале 90-х годов, по сути, таблицы всего боевого состава и группировки стратегических ракетных войск Китая, включая как ракетные полки и их стартовые дивизионы, так и части ракетно-технического обеспечения, хранения и подачи ядерных головных частей, учебно-тренировочные подразделения, госпиталя. Работа завершилась созданием матрицы, по которой знание одних элементов позволяло предполагать наличие и других.
Достоверность моей матрицы позже была подтверждена средствами видовой космической разведки. Подтверждена не в свободном поиске "иголки в стогу сена", а по наводке на вытекающие из данных таблицы районы расположения ракетных войск. Надо заметить, что до этого в течение двадцати лет противостояния с "опасностью с Востока" Генштаб ВС СССР в качестве целей для поражения держал искусственные насыпные горы, так называемые "бугры" не существовавших там никогда китайских ракетных баз.
Мое пребывание в Китае закончилось 29 июня 1999 года по совершенно независящим от меня обстоятельствам и для меня абсолютно внезапно. Подтвердилось правило военной разведки: "вход - рубль, выход - два". Это правило изложил в широко известном романе про ГРУ "Аквариум" Виктор Суворов (Резун). Правда, он на закате советской власти, будучи действующим оперативным офицером ГРУ, сам перешел на Запад и как безусловный изменник Родины сделал себя невъездным. Я же, ни дня не прослужив на должности в ГРУ при новой власти и будучи уже 7 лет свободным предпринимателем, сначала был объявлен китайцами "персоной нон грата", а затем дважды депортирован ими в Россию. Тем не менее правило подтвердилось: следствия проявленной самостоятельности в обоих случаях наступили с подачи ГРУ.
Документальных подтверждений истинных причин моей депортации из КНР и принудительного закрытия моего русского бизнеса в Китае, видимо, добыть никогда не удастся, но аналитически картина выглядит следующим образом.
В декабре 1992 года заканчивалась моя третья командировка в Китай. В стране к этому времени произошли кардинальные изменения:
- Советский Союз, служить которому я дал присягу, был распущен;
- коммунистическая партия, в которой я состоял по искреннему убеждению в правоте идеи жить по совести и справедливости как мечты человечества, была запрещена и находилась под судом;
- взамен необходимости всех и всяческих согласований и разрешений была объявлена полная Свобода, включая свободу предпринимательства;
- столпы советской государственности - армия и КГБ (и не в последнюю очередь разведка и сыск) - сотрясались сокращениями, расчленениями и деморализацией.
Имея к тому времени звание полковника, 26 лет выслуги и льготы "воина-интернационалиста", я решил уволиться. Сознавая, что в советской военной разведке я себя уже неплохо реализовал, при скромном служебном положении качественных перспектив карьерного роста не имею да и служить неизвестно чему не хочу, я принял решение не упускать шанс и сыграть по новым правилам на новом поле стяжания богатства, как самостоятельный и свободный предприниматель.
Переход в бизнес был моим ответом на вызов времени. Уход из разведки в самом плодотворном возрасте - 41 год - предательством не считаю. Присяге я не изменил, мундир не менял. В 1917 году Николай II отрекаясь, освободил офицеров от присяги, а вот Горбачев в 1991 году - забыл. Я же давал клятву "до последнего дыхания быть преданным своему народу", "не щадя своей крови и самой жизни" служить своей Советской Родине и ее Советской власти, а вовсе не мировому "свободному рынку товаров и капитала". Из партии я тоже не вышел и стал "красным купцом". Да и с "китайского фронта" не сбежал, первым основав новый частный русский бизнес в Китае.
23 февраля 1993 года, аккурат в день Советской Армии, я был "исключен из списков части" и отправлен на пенсию за выслугу лет, а 5 марта уже вернулся в Пекин и окунулся в море бизнеса.
Свой отход в бизнес, как вспомогательный вариант на случай сложностей с продолжением службы в постсоветской России, я начал готовить загодя, еще будучи на должности в посольстве СССР в Пекине. Шла перестройка, и в посольстве я был неформальным лидером левой оппозиции. Как таковой отвечал в Объединенном парткоме всех советских учреждений в Китае за социально-бытовые вопросы нашей колонии. На перестроечной волне раскрепощения строгого посольского режима, в 1991 году, был восстановлен прерванный еще "культурной революцией" регулярный летний отдых совзагранработников на китайском правительственном курорте, на Желтом море в Бэйдайхэ. Я занимался организацией этого отдыха и общался с китайской стороной по хозяйственным и финансовым вопросам. Руководство санатория для иностранных специалистов в Бэйдайхэ, где был организован отдых, вынашивало планы привлечения иностранных инвестиций. Для модернизации и развития своего курорта. Получение не внутренних кредитов (взятие долга на себя), но внешних инвестиций (риск остается на иностранце), рассматривалось ими как воплощение задач новой китайской политики реформ. Китайцы настойчиво предлагали мне три варианта вложения капитала, и возвращался в Китай я не на пустое место.
В 1993 году, в дни сентябрьского двоевластия, перед расстрелом Верховного Совета, я легально получил российский общегражданский заграничный паспорт. Правда, у соратников в ГРУ я разрешения на самостоятельный выезд за рубеж не спрашивал, а госбезопасность в той обстановке с ними мой вопрос не согласовывала. 4 октября 1993 года, "под грохот танковых орудий", я получил в китайском посольстве в Москве постоянную рабочую визу на 5 лет и убыл в Китай. В Бэйдайхэ без проволочек было зарегистрировано мое китайско-российское совместное предприятие: консалтинговая компания со своей гостиницей. Начался трудный и интересный период бизнеса.
Моя совесть по отношению к своему народу и своему Отечеству чиста: в приватизации общенародной собственности я не участвовал, капитал из России не вывозил, взяток никому не давал.
Чиста моя совесть и перед китайцами. В моем СП была самая высокая среди местных гостиниц зарплата для рядовых рабочих, горничных, официанток. Я принял изношенный и устаревший по всем статьям "профсоюзный санаторий", а оставил китайцам современную "трехзвездную" гостиницу паркового типа. Я начинал практически при отсутствии на курорте в Бэйдайхэ туристов из России, а закончил при потоке в двадцать тысяч человеко-дней за сезон. Что же до консалтинговой части, то советы я давал русскому бизнесу и, естественно, в интересах русского капитала.
Коротко замечу: главное в бизнесе - человек, который придумает и реализует схему с получением дохода, превышающего возмещение затрат капитала. Хороший высокоприбыльный бизнес это не реклама, не конкурентоспособность - это как добывание данных в разведке, со взвешенным риском, быстро и тихо. Теория и практика бизнеса - абсолютно разные вещи. Теория перво-наперво связана с получением максимальной прибыли, а практика - с минимальным риском убытков. Финансовые же риски в бизнесе куда весомее, чем риск провала в разведке с легальных позиций.
В 1997 году у меня близился к концу пятилетний срок действия общегражданского загранпаспорта. Моя полная независимость и самостоятельность, верность коммунистическому идеалу, а главное - зримый хозяйственный и финансовый успех раздражали некоторых близких мне раньше соратников в ГРУ. При моей попытке получить новый паспорт они предприняли все, чтобы его мне не давать. Находясь в Китае, я два года вел официальную тяжбу с ГРУ, которую выиграл лишь весной 1999 года. Эти последние два года у меня в КНР никакого действующего паспорта Российской Федерации не было, а личность свою и гражданство перед иностранными властями я вынужденно удостоверял своим старым дипломатическим паспортом СССР (серии ДК, "снятым с вооружения" в РФ еще в 1992 году).