В новой книге Наума Синдаловского рассказано более чем о восьмидесяти садах и садиках, парках и скверах, бульварах и аллеях Северной столицы и ее пригородов. На самом деле их гораздо больше, но мы были вынуждены ограничиться заявленной темой и рассказали только о тех из них, которых не обошел своим вниманием петербургский городской фольклор. Вас ждут увлекательные, полные тайн и загадок истории. Книга написана легко и читается на одном дыхании, впрочем, как и все предыдущие книги автора.
Содержание:
Часть I - Город 1
Среда обитания 1
Летний сад 3
Марсово поле 7
Сады и скверы от Адмиралтейства и Сенатской площади - вдоль Невского проспекта до Александро-Невской лавры 10
По обе стороны от Невского проспекта 21
Вдоль Каменноостровского проспекта 29
Парковая зона "Острова" 34
Васильевский остров 39
Сады и парки к северу от Невы 40
Коломна 44
Проспект Стачек 47
По дороге в Царское Село 49
Часть II - Пригород 51
Зеленое ожерелье 51
Вместо заключения 72
Наум Александрович Синдаловский
Легенды петербургских садов и парков
Часть I
Город
Среда обитания
Мало кому из столичных городов мира так не повезло с климатической средой обитания, как Петербургу. Из крупнейших мегаполисов, население которых превышает один миллион человек, Петербург - самый северный. Он находится на 60-й параллели, расположен севернее Новосибирска и Магадана, всего на два градуса южнее Якутска. Шестидесятая параллель, по мнению многих ученых, считается "критической для существования человека". Как писал виктор топоров, именно здесь возникает "крайнее напряжение ума и психики, когда границы существования, сон, бред, лихорадка, границы этого мира и мира потустороннего, иного - все двоится" и начинается "искушение разума и искушение разумом", способствующее развитию неврозов и некого "шаманского комплекса". На протяжении всей своей истории петербуржцы шутили: "климат в Петербурге таков, что большая часть петербуржцев, не успев родиться, торопится поселиться где-нибудь в здоровой сухой местности", и дальше идет перечисление петербургских кладбищ: охтинского, Смоленского, волковского, Митрофаньевского и так далее. "Если вы хотите видеть в Петербурге лето, а в Неаполе зиму, оставайтесь лучше во Франции", - советовал своим соотечественникам Александр дюма, посетивший однажды Петербург. Сами петербуржцы, правда, не столь категоричны, но и они не спорят с очевидными фактами: "климат в Петербурге хороший, только погода его портит".
Далеко не случайно древние государства, владевшие территориями вокруг непроходимых гнилых болот Приневской низменности, на протяжении многих веков к их освоению относились с известной осторожностью. Достаточно напомнить, что великий Новгород за шесть столетий обладания невскими берегами не предпринял ни одной попытки основать здесь город или крепость. Отдельные сторожевые посты на пути "из варяг в греки" не в счет. Да и Петр I первоначально не придавал особого стратегического значения балтийским берегам. Как известно, он пытался выйти в Европу через Черное море. И даже когда он наконец решается на объявление войны могущественной в то время Швеции, войны за возвращение исконно русских Приневских земель и выход россии к берегам Балтики, то, надо признать, скорее всего, он рассчитывал на овладение уже существовавшими портовыми приморскими городами - таллином, ригой или Нарвой, нежели на строительство нового. Среди современных историков даже бытует легенда о том, что и началу войны якобы предшествовала тактическая просьба Петра отдать ему один из городов на Финском заливе - Нарву или выборг. И только после того, как карл XII просьбу проигнорировал, война началась.
Не последнюю роль в выборе такой стратегии играл климат Приневья, о котором еще до основания Петербурга говорили: "Здесь Сибирь сходится с Голландией". А едва город появился, как тут же возникла первая поговорка, в которой народ предпринял первую попытку сформулировать свое отношение к среде обитания: "С одной стороны - море, с другой - горе, с третьей - мох, а с четвертой - "ох"".
Границы времен года в Петербурге так размыты и неопределенны, что за 300 лет существования города в фольклоре сложился целый цикл пословиц и поговорок, каждая из которых способна окончательно запутать питерский календарь: "В Петербурге три месяца зима, остальное - осень"; "Поздняя осень Петербурга, незаметно переходящая в раннюю весну"; "Лето в Петербурге короткое, но малоснежное"; "В Петербурге лета не бывает, а бывает две зимы: одна белая, другая - зеленая"; "восемь месяцев зима, а четыре - дурная погода". Дурная погода в Петербурге сопровождается еще и постоянными, почти как в Лондоне, туманами. Поэт георгий иванов однажды попытался соединить несоединимое и сказал: "Лондонский туман в Северной столице". Японский путешественник, посетивший Россию в XVIII веке, с изумлением писал на родину, что "землетрясения в Петербурге случаются редко и что императрица отправляется весной в Царское Село, чтобы полюбоваться снегом". Тема петербургского климата становится дежурной. Ее подхватывают современные частушки:
В нашей Северной столице
Самый модный - серый цвет,
Он и в небе, и на лицах,
И другого цвета нет.У природы нет плохой погоды.
В Петербурге ж много лет
Замечаем всем народом,
Что погоды вовсе нет.Вот бегут спокойно воды
Переполненной Невы -
Ждем у моря мы погоды,
Но погоды нет, увы.Хорошо тому живется,
Кому солнышко смеется!
В Петербурге ж по полгода
Прячут солнце от народа.В Петербурге небо серо,
Мокрые асфальты.
Почему здесь то и дело
Рождаются таланты.
Петербургские дожди давно уже стали постоянной и привычной приметой городского быта. С началом дождя мало кто стремится укрыться под крышей. В петербургском городском фольклоре этим надоедливым непрекращающимся дождям присвоили даже собственное имя: "Питерская моросявка". К дождям так привыкли, что даже дети радостно восклицают: "Мама, давай не побежим, ведь мы же петербуржцы". Дожди стали местной достопримечательностью. О них рассказывают анекдоты. Приезжий спрашивает у петербуржца: "А есть ли у вас какие-нибудь местные приметы, по которым вы предсказываете погоду?" - "Конечно, есть. Если виден противоположный берег Невы, значит, скоро будет дождь". - "А если не виден?" - "Значит, дождь уже идет". Есть в Питере характерная черта, отличающая его от других городов мира: "Везде дождь идет из туч, а в Петербурге из неба".
Кроме не просыхающей слякоти под ногами и не прекращающегося дождя над головой, Петербург славен своими ветрами. Как утверждает статистика, до 50 процентов всех ветров, проносящихся над нашим городом, всегда или западные, или северо-западные. Может быть, поэтому петербургский ветер обладает странным мистическим свойством. Он всегда ощущается на лице, независимо от того, в каком направлении движется человек, и с какой стороны дует ветер. В городском фольклоре это обстоятельство сформулировано давно: "в Петербурге всегда ветер, и всегда - в лицо".
Лето в Петербурге короткое и жаркое. Как пошутил однажды приятель поэта Михаила Светлова, сообщая ему по телефону о погоде в Северной столице: "В Ленинграде жарко. 25 градусов. Еще 15 и можно пить". Но эта жара продолжается недолго, и петербуржцы на вопрос: "А лето в вашем Петербурге в этом году было?" - вправе ответить: "да лето было. Только я в тот день работал".
В середине XIX века зимой на центральных улицах Петербурга устанавливались легкие дощатые павильоны, в центре которых разводили костры. Вокруг них, греясь, попивая сбитень и балагуря, собирались извозчики в ожидании своих хозяев после ночных балов и вечерних спектаклей. Про такие костры язвительные петербургские пересмешники говорили: "Сушить портянки боженьке". Иностранцы, во множестве посещавшие Петербург, с восторгом рассказывали своим соотечественникам, что зимой в россии так холодно, что "русские принуждены топить улицы - иначе бы, дескать, им и на улицу нельзя выйти".
Впрочем, в конце концов и в Петербурге наступало время, когда в атмосфере возникало всеобщее радостное предощущение весны. С главных улиц и площадей города исчезали сугробы - характерные атрибуты петербургских зим. По воспоминаниям художника Мстислава Добужинского, в конце зимы "целые полки дворников в белых передниках быстро убирали снег с улиц". Среди петербуржцев это называлось: "дворники делают весну в Петербурге". Затем начинался торжественный проход по Неве ладожского льда, или "Ладожских караванов", как называли петербуржцы неторопливо проплывающие между гранитными берегами ледяные глыбы. Они вселяли окончательную уверенность в приходе долгожданной весны. В петербургский климат ледоход вносит некоторые изменения. Среди обывателей живут давние питерские приметы: "Пойдет ладожский лед - станет холодно", и в то же время: "Ладожский лед прошел - тепло будет".
В начале XX века в Москве вышел известный двухтомник "опыт русской фразеологии" М.и. Михельсона, в котором автор наряду с другими устойчивыми фразеологизмами дает и такое понятие, как "петербургский климат" - в смысле "нехороший, нездоровый", и "петербургская погода" - в значении "нездоровая, переменчивая". Это давнее наблюдение время от времени подтверждается фольклором весьма отдаленных от Петербурга регионов. Однажды на Кавказе автору этих строк довелось выслушать традиционное признание горцев в их любви к ленинградцам. Сделано это было в обыкновенной фольклорной форме: "Любим мы вас, ленинградцев, но никак не можем понять, как вы живете на одну зарплату и дышите не воздухом, а водой". Оставим "одну зарплату" на их совести, но вот с "водой вместо воздуха" они угадали. И как бы они удивились, если бы еще знали, что в XIX веке рафинированные предки этих самых невзыскательных ленинградцев не только предпочитали душному летнему городу влажную прохладу болотистого балтийского взморья, но еще и кичились этим! В петербургском фольклоре сохранилась пословица: "Подышать сырым воздухом Финского залива". Понятно, что здесь больше насмешливой самоиронии, чем медицинского смысла. Петербуржцы на этот счет не заблуждались. "Жить в Петербурге и быть здоровым?!" - успокаивают они сами себя, а кашель, подхваченный гостями города, называют "сувениром из Петербурга".
И все-таки наибольшую опасность для первых жителей Петербурга представляли не туманы или дожди, а повторявшиеся из года в год и пугающие своей регулярностью наводнения, старинные предания о которых с суеверным страхом передавались из поколения в поколение. Рассказывали, что древние обитатели этих мест никогда не строили прочных домов. Жили в небольших избушках, которые при угрожающих подъемах воды тотчас разбирали, превращая в удобные плоты, складывали на них нехитрый домашний скарб, привязывали к верхушкам деревьев, а сами "спасались на Дудорову гору". Едва Нева входила в свои берега, как жители благополучно возвращались к своим плотам, снова превращали их в жилища, и жизнь продолжалась до следующего разгула стихии. По одному из дошедших до нас любопытных финских преданий, наводнения одинаковой разрушительной силы повторялись через каждые пять лет.
Понятно, что наводнения связывали с опасной близостью моря. Поговорки: "Жди горя с моря, беды от воды"; "Где вода там и беда" и "Царь воды не уймет" - явно петербургского происхождения. Если верить легендам, в былые времена во время наводнений Нева затопляла устье реки Охты, а в отдельные годы доходила даже до Пулковских высот. Известно предание о том, что Петр I после одного из наводнений посетил крестьян на склоне Пулковской горы. "Пулкову вода не угрожает", - шутя, сказал он. Услышав это, живший неподалеку чухонец ответил царю, что его дед хорошо помнит наводнение, когда вода доходила до ветвей дуба у подошвы горы. И хотя Петр, как об этом рассказывает предание, сошел к тому дубу и топором отсек его нижние ветви, спокойствия от этого не прибавилось. Царю было хорошо известно первое документальное свидетельство о наводнении 1691 года, когда вода в Неве поднялась на 3 метра 29 сантиметров. При этом нам, сегодняшним петербуржцам, при всяком подобном экскурсе в историю наводнений надо учитывать, что в XX веке для того, чтобы Нева вышла из берегов, ее уровень должен был повыситься более чем на полтора метра. В XIX веке этот уровень составлял около метра, а в начале XVIII столетия достаточно было сорока сантиметрам подъема воды, чтобы вся территория исторического Петербурга превратилась в одно сплошное болото.
Но и это еще не все. Казалось, природа попыталась сделать последнее предупреждение. В августе 1703 года на Петербург обрушилось страшное по тем временам наводнение. Воды Невы поднялись на 2 метра над уровнем ординара. Практически весь город был затоплен. Но ужас случившегося состоял даже не в этом, а в том, что наводнение неизбежно. Но в августе?! Такого старожилы не помнили. В августе наводнений быть не должно. Это можно было расценить только как Божий знак, предупреждение. И тогда заговорили о конце Петербурга, о его гибели от воды. И в дальнейшем природа Петербурга напоминала о себе разрушительными наводнениями, каждое из которых становилось опаснее предыдущего. В 1752 году уровень воды достиг 269 сантиметров, в 1777 - 310 сантиметров, в 1824 - 410 сантиметров. Такие наводнения в фольклоре называются "Петербургскими потопами". Еще в XVIII веке в Петербурге сложилась зловещая поговорка-предсказание: "и будет великий потоп".
Наибольшую опасность при наводнениях вызывала их непредсказуемость и бешеная стремительность распространения воды по всему городу. Спасались от разбушевавшейся стихии, как от живого противника, бегством, перепрыгивая через заборы и другие препятствия. Сохранился анекдот о неком купце, который, опасаясь воровства, бил несчастных людей палкой по рукам, когда они бросились спасаться от воды через ограду его дома. Узнав об этом, Петр I приказал повесить купцу на всю жизнь на шею медаль из чугуна, весом в два пуда, с надписью: "За спасение погибавших". Впрочем, для некоторых такие наводнения считались "счастливыми". Известны случаи, когда иностранные купцы приписывали количество погибших от наводнения товаров, чтобы извлечь из этого выгоду у государства. Один из иностранных наблюдателей писал на родину, что "в Петербурге говорят, что если в какой год не случится большого пожара или очень высокой воды, то наверняка некоторые из тамошних иностранных факторов обанкротятся".
Не обошлось без курьезов и во время наводнения 1824 года, о котором в мемуарной литературе осталось особенно много свидетельств очевидцев. Известен анекдот о графе Варфоломее Васильевиче Толстом, жившем в то время на Большой Морской улице. Проснувшись утром 7 ноября, он подошел к окну и, к ужасу своему, увидел, что перед окнами его дома на 12-весельном катере разъезжает граф Милорадович. Толстой отпрянул от окна и закричал камердинеру, чтоб тот тоже взглянул в окно. А уж когда слуга подтвердил увиденное графом ранее, тот едва вымолвил: "Как на катере?" - "Так-с, ваше сиятельство: в городе страшное наводнение". - И только тогда Толстой облегченно перекрестился: "Ну, слава Богу, что так, а я думал, что на меня дурь нашла".
Упомянутый в анекдоте граф М.А. Милорадович был в то время генерал-губернатором Петербурга. Он и в самом деле разъезжал по улицам города на катере, спасая утопающих. В тот день в Петербурге можно было увидеть и не такое. Рассказывают, что перед Зимним дворцом в какой-то момент проплыла сторожевая будка, в которой находился часовой. Увидев стоявшего у окна государя, часовой вытянулся и сделал "на караул", за что будто бы и был спасен.
Не менее страшным было и наводнение 1924 года, когда многие улицы Ленинграда вдруг остались без дорожного покрытия. В то время оно было торцовым, то есть выложенным из специальных шестигранных деревянных торцовых шашек. Видимо, изобретатели этого остроумного способа одевать городские дороги не рассчитывали на подобные стихийные бедствия. С тех пор торцовые мостовые исчезли с улиц города навсегда. Память о них сохранилась разве что в фольклоре. Известна детская загадка с ответом "Наводнение":
Как звали то, которое с Дворцовой
Украло кладку с мостовой торцовой?
Надо сказать, наводнения сегодня уже не вызывают такого страха. В фольклоре даже отмечена некоторая путаница с причинно-следственными связями, которая появилась в детских головках. На вопрос: "Придумайте сложно-подчиненное предложение из двух простых: "Наступила угроза наводнения" и "Нева вышла из берегов", следует ответ: "Нева вышла из берегов, потому что наступила угроза наводнения".
Между тем угроза на самом деле не исчезла. В апреле 1992 года по городу ходил некий Юрий Плеханов, на груди которого висел плакатик с коротким, но категоричным пророчеством: "13 апреля - наводнение!". В редакцию газеты "Смена" Плеханов принес "две странички текста, в которых на основании Священного писания предсказывалось наводнение в Санкт-Петербурге 13 апреля". Как ни странно, но прогноз гидрометеоцентра на этот день был весьма схож с расчетами "христианина" Юрия Плеханова. Однако никакого наводнения не произошло.
Памятные доски с отметкой уровня воды во время того или иного наводнения укреплены на многих петербургских фасадах. Петербуржцы относятся к ним достаточно ревностно, не без оснований считая их памятниками истории. В городе живет легенда об одной из таких досок, которая вдруг оказалась на уровне второго этажа, что никак не соответствовало значению подъема воды в сантиметрах, указанной на самой доске. На вопросы любопытных дворник с удовольствием объяснял: "Так ведь доска историческая, памятная, а ее мальчишки царапают постоянно".
Есть в Петербурге и общая для всех наводнений памятная доска. Она находится у Невских ворот Петропавловской крепости к причалам Комендантской пристани. Ее в Петербурге называют "Летопись наводнений". Еще один указатель уровня наводнений - Шкала Нептуна - установлен у Синего моста.