Городское население, вовлеченное в революцию, оказалось способным к весьма эффективной самоорганизации. Это касается не только рабочих с их успешным опытом выросших из забастовочных комитетов Советов рабочих депутатов в 33 городах, но и интеллигенции и служащих. Уже в первые месяцы 1905 г. были созданы 14 профессионально-политических союзов: профессоров и преподавателей высшей школы (Академический), адвокатов, писателей и журналистов, учителей и деятелей народного образования, медицинского персонала, агрономов и земских статистиков, инженеров и техников, почтово-телеграфных и железнодорожных служащих, конторщиков и бухгалтеров, служащих правительственных учреждений и т. д. Каждый из этих союзов был весьма представителен. Например, академический насчитывал в своих рядах в разное время 1500–1800 членов, что приблизительно равнялось 70 % всего преподавательского состава высшей школы. В мае эти организации образовали общественно-политическое объединение Союз союзов, включавшее в себя до 50 тыс. человек (15 % всей российской интеллигенции и служащих). В начале октября призыв Центрального бюро Всероссийского железнодорожного союза о всеобщей забастовке привел к остановке 14 дорог, на которых работало 700 тыс. рабочих и служащих. Вскоре стачка стала всероссийской, к ней присоединились фабрично-заводские рабочие, печатники, горняки, телеграфисты, общее количество бастующих составило около 2 млн человек в 66 губерниях и 120 городах. В Москве и Петербурге к 14 октября закрылись магазины, прекратили работу банки и электростанции (а в Москве и водопровод), перестали ездить трамваи, конки и даже извозчики. "В России жизнь остановилась", – констатировали современники. Следствием Октябрьской стачки и стал императорский Манифест от 17 октября "Об усовершенствовании государственного порядка", открывший новую эпоху в истории России.
Манифест обещал "даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов" и "установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей". И эти обещания вскоре во многом были реализованы. 23 ап реля 1906 г. были утверждены Основные законы Российской империи, разделявшие законодательную власть на паритетных началах между императором, Думой и реформированным Государственным советом (половина его членов теперь выбиралась от духовенства, дворянских и земских собраний, Академии наук и университетов, торговых и промышленных организаций); для принятия всякого закона требовалось его одобрение большинством голосов в Думе и Госсовете, а затем – подписание императором. Преобразовывалась и власть исполнительная – 19 октября 1905 г. был учрежден Совет министров, коллегиальное правительство во главе с председателем, подотчетным лично императору. 4 марта 1906 г. были приняты "Временные правила об обществах и союзах", провозглашавшие отмену разрешительного порядка создания обществ: общества и союзы могли теперь быть образованы "без испрошения на то разрешения правительственной власти".
Итак, впервые за все века русской истории верховная власть в России гарантировала своим подданным основные гражданские права и даровала им права политические, ставя себя под – пусть и ограниченный – контроль общества, отрекаясь тем самым от своей надзаконной сущности. Империя стала конституционной или думской монархией. Хотя в Манифесте не прозвучало слово "нация", именно 17 октября 1905 г. следует считать днем рождения русской политической нации. Недаром один из идейных вождей освободительного движения либерал-националист П. Б. Струве писал позднее, что "актом 17 октября по существу и формально революция должна была завершиться".
Но судьба новорожденной нации висела буквально на волоске, подвергаясь смертельной опасности как "справа", так и "слева". С одной стороны, Манифест был вырван у императора силой, и последний, подписав его, вовсе не собирался расставаться с привычным положением "хозяина земли русской", как не собиралась расставаться с надзаконным стилем управления значительная часть имперской бюрократии, воспринимавшая акт 17 октября как временную уступку. В этом их поддерживали правые политические организации (Союз русского народа, Монархическая партия и др.), чьи многочисленные симпатизанты из среды городского мещанства – черносотенцы – сумели объединиться и устроили с 17 октября по 1 ноября в 36 губерниях и 660 населенных пунктах страны серию антиреволюционных и антиеврейских (еврей ассоциировался в их сознании с революционером, что имело некоторое фактическое основание, если вспомнить непропорционально высокое еврейское представительство в революционных партиях) погромов, стоивших жизни примерно 4 тыс. человек. С другой стороны, большей части интеллигентской общественности Манифест виделся лишь первым этапом в осуществлении ее социалистических грез, и в этом она совпадала не только с рабочим движением, но и с крестьянским бунтом, происходившим под лозунгом "черного передела" – отъема и равного распределения помещичьих земель.
Вплоть до 1907 г. Россия переживала новую Смуту. Продолжались стачки (хотя уровня Октябрьской уже не достигавшие). То тут, то там вспыхивали волнения в армии и на флоте. К концу ноября крестьяне в европейской части России разгромили до 3 тыс. имений, а всего за 1905–1907 гг. там произошло более 18 тыс. крестьянских выступлений. Иногда возникали даже самоуправляющиеся крестьянские "республики", например подмосковная Марковская, просуществовавшая 6 месяцев, жители которой поделили между собой помещичьи земли, отказались платить налоги и поставлять рекрутов и отменили сословные различия, решив называться отныне просто "русские граждане".
Зашкаливал революционный террор: в 1905 г. его жертвами стали 591 человек (233 убитых и 358 раненых), в 1906-м – 1588 (768 и 820 соответственно), в 1907-м – 2543 (1231 и 1312), только с 1908 г. он пошел на спад (394 убитых и 615 раненых). В ответ нарастал террор правительственный: в 1905 г. было казнено 10 человек, в 1906-м – 144, в 1907-м – 456, в 1908-м – 825. К ноябрю 1905 г. в 40 губерниях было введено военное положение. В декабре того же года вооруженное восстание в Москве, в ходе которого погибло более 1000 человек, удалось подавить только с помощью присланного из Петербурга гвардейского Семеновского полка. Впрочем, армию применяли для борьбы против революции по всей стране: в 1905 г. с этой целью использовалось 3,2 млн солдат и казаков; за первые 10 месяцев 1906 г. войска вызывались "для наведения порядка" 2330 раз, общее число участников карательных акций составило 2 млн.
В такой ситуации либералы, призванные по идее быть политическим центром, ощутимо сместились "влево", даже на уровне деклараций неоднократно подчеркивая, что там у них "врагов нет". Партия кадетов включила в число своих требований принудительное отчуждение земли у помещиков в пользу крестьян, впрочем, в кадетской программе вообще отсутствовало упоминание в числе основных прав ключевого для либерализма права собственности. Первые две Думы прошли в яростном противостоянии исполнительной и законодательной властей и были распущены.
Национализм в действии
Россию разрывали крайности, каждая из которых вела прямиком к диктатуре – правой или левой. И это естественно при катастрофической слабости в стране среднего класса. Идеи Манифеста 17 октября могли обрести под собой прочный социальный фундамент только тогда, когда класс этот стал бы реальной общественной силой. Указанную задачу и должны были решить реформы П. А. Столыпина, назначенного Председателем Совета министров в июле 1906 г. "Новый политический порядок в нашем отечестве для своей прочности и силы нуждается в соответственных экономических основах и, прежде всего, в таком распорядке хозяйственного строя, который опирался бы на начала личной собственности и на уважение к собственности других. Только этим путем создана будет та крепкая среда мелких и средних собственников, которая повсеместно служит оплотом и цементом государственного порядка", – говорилось в особом журнале Совета министров от 10 октября 1906 г. "Пока крестьянин беден, пока он не обладает личною земельною собственностью, пока он находится насильно в тисках общины, он останется рабом, и никакой писаный закон не даст ему блага гражданской свободы… Мелкий земельный собственник, несомненно, явится ядром будущей мелкой земской единицы; он, трудолюбивый, обладающий чувством собственного достоинства, внесет в деревню и культуру, и просвещение, и достаток. Вот тогда, тогда только писаная свобода превратится и претворится в свободу настоящую, которая, конечно, слагается из гражданских вольностей и чувства государственности и патриотизма", – заявил глава правительства 16 ноября 1907 г. с думской трибуны.
Столыпин был последним шансом Петербургской России для ее эволюционного перехода к национальному государству европейского типа. Именно в годы его премьерства впервые за все время существования империи Романовых русский национализм стал действительной (а не декоративной, как при Александре III) государственной программой. Да, как справедливо отмечалось в мемуарной и научной литературе, в реформах Столыпина не было ничего принципиально нового, не предлагавшегося ранее теми или иными его предшественниками, однако заслуга Петра Аркадьевича как раз в том и состояла, что он сумел все эти прекрасные, но лежавшие годами под сукном предложения сделать неотложными правительственными мерами и незамедлительно принялся за их энергичную реализацию.
Без распространения права частной собственности, других гражданских прав и грамотности на подавляющее большинство русских – крестьян – построить русскую нацию было невозможно. Уже через полтора месяца после назначения на должность новый премьер обнародовал главные пункты своего курса: улучшение крестьянского землевладения и землепользования, введение всеобщего начального образования, гражданское равноправие, неприкосновенность личности, введение всесословного волостного самоуправления и т. д. 5 октября 1906 г. был издан указ, отменявший все правоограничения лиц крестьянского сословия. 9 ноября – указ "О дополнении некоторых постановлений действующего Закона, касающегося крестьянского землевладения", который предоставлял крестьянам право выхода из общины со своим земельным наделом, переходившим из временного владения в личную частную собственность (принят Третьей думой в качестве закона 14 июня 1910 г.). Обрело полную свободу переселенческое движение, стимулируемое теперь рядом льгот: выдавались ссуды, достигавшие 400 руб., на новом месте переселенцев ожидали 15 десятин земли и 3 десятины леса на душу мужского пола.
Еще ранее Министерство народного просвещения выработало законопроект "О введении всеобщего начального обучения". На его первом обсуждении правительством 8 августа 1906 г., в частности, прозвучало, что в ближайшие годы усилия и средства МНП будут сосредоточены на развитии школы в Центральной России, чтобы "постепенно двигаться от центра к окраинам". Открытие новых школ и признание готовности того или иного региона к обязательному обучению возлагалось на земства и городские органы самоуправления, министерство брало на себя содержание преподавателей. В проекте формулировались основные параметры новой школы: ее бесплатный характер, возраст учащихся (8-11 лет), продолжительность учебного процесса (4 года), число учащихся, приходящихся на одного учителя (не более 50 человек), протяженность школьного района (3 версты в диаметре) и т. д. Срок реализации было предложено определить в десять лет – 1907–1917 гг. В конце 1906 г. Министерство внутренних дел представило проект закона о создании всесословной волости в качестве мелкой земской единицы, но яростное сопротивление дворянства не позволило провести эту идею в жизнь.
Риторика и практика Столыпина в национальном вопросе также показывают его как последовательного русского националиста. Россия виделась Петру Аркадьевичу не сословно-династической или абстрактно либеральной, а национальной империей, "не стыдящейся быть русской": "Можно понимать государство как совокупность отдельных лиц, племен, народностей, соединенных одним общим законодательством, общей администрацией… Но можно понимать государство и иначе, можно мыслить государство как силу, как союз, проводящий народные, исторические начала. Такое государство, осуществляя народные заветы, обладает волей, имеет силу и власть принуждения, такое государство преклоняет права отдельных лиц, отдельных групп к правам целого. Таким целым я почитаю Россию". Сама нация, а не только верховная власть определяет политический курс государства: "С введением нового строя в России поднялась… реакция русского патриотизма и русского национального чувства, и эта реакция… вьет себе гнездо именно в общественных слоях… В прежние времена одно только правительство имело заботу и обязанность отстаивать исторические и державные приобретения и права России. Теперь не то".
В то же время права других народов империи не должны ущемляться, а, напротив, расширяться (скажем, Столыпин предлагал отменить ограничения для евреев, но встретил резкое сопротивление царя), целью правительственных мер в отношении "инородцев" провозглашалось их "мирное приобщение… к общему течению русской государственной жизни и возможное сближение… с русскою общественностью при условии сохранения религиозных и племенных… особенностей".
Под покровительством Столыпина весной – летом 1908 г. был создан Всероссийский национальный союз – первая легальная русская собственно националистическая партия, образовавшая в Третьей думе вместе с умеренно правыми фракцию националистов в количестве 78 депутатов (17,6 % от общего числа последних; лидеры – П. Н. Балашев, В. А. Бобринский, В. В. Шульгин и др.), вторую по численности после октябристов, это положение она сохранила и в Четвертой думе (88 депутатов). Причем, по подсчетам Ф. А. Гайды, "националисты по своему составу были демократичнее фракции "Союза 17 октября". В период I сессии дворяне составляли в октябристской фракции 58 %, крестьяне – всего 10, в то время как у умеренно-правых и националистов в совокупности – 40 и 28. После их объединения для единой фракции была характерна наиболее высокая численность крестьян во всей Думе (29 % всех депутатов-крестьян)". Председатель ВНС С. В. Рухлов в 1909 г. вошел в правительство в качестве министра путей сообщения. Опираясь на "своих" националистов и на союз с октябристами, премьер провел в Думе ряд ограничений автономии Финляндии (в частности, из ведения местной компетенции изымались права русских подданных, не состоявших финляндскими гражданами).
В мае 1910 г. Дума приняла правительственный законопроект о земствах в Западном крае, по которому там вводились вместо сословных курий (дворянской и крестьянской) курии национальные (русская и польская), что обеспечивало русское преобладание, ибо дворянство в ЗК было почти сплошь польским, а крестьянство – русским (малоросским и белорусским). "В этом законе проводится принцип не утеснения, не угнетения нерусских народностей, а охранения прав коренного русского населения, которому государство изменить не может, потому что оно никогда не изменяло государству и в тяжелые исторические времена всегда стояло на западной нашей границе на страже русских государственных начал", – подчеркивал Столыпин. Характерно, что проект был провален дворянским большинством Госсовета, для которого в данном вопросе сословная солидарность оказалась важнее национальной. Премьер-министр буквально продавил этот закон чрезвычайно-указным порядком, угрожая императору отставкой.
Именно в столыпинские годы национализм снова перестает быть монополией правых, сделавшись достоянием самых различных идейно-политических течений. Национализм черносотенцев (А. С. Вязигин, Б. В. Никольский, К. Н. Пасхалов, С. Ф. Шарапов и др.) играл в их идеологии скорее подчиненную роль сравнительно с охранением традиционных основ российской государственности и продолжал пребывать в качестве третьего, служебного члена уваровской триады, что, например, находило отражение в программных документах Союза русского народа, в коих ценности, отстаиваемые "союзниками", перечислялись в следующем порядке: "1. Святая православная вера; 2. Исконно русское неограниченное царское самодержавие и 3. Русская народность". Какие бы чувства ни обуревали черносотенцев, на интеллектуальном уровне нация никогда не имела для них самоценного характера. Наиболее значительный консервативный мыслитель того времени Л. А. Тихомиров неоднократно выступал с резким осуждением "узкой идеи русского интереса", "национального эгоизма", доказывая, что Россия велика лишь как носительница "идеалов общечеловеческой жизни", "христианской миссии, дела Божия". Творческое развитие националистической мысли явно стало прерогативой тех или иных вариантов национал-либерализма.
Превращение либерального национализма во влиятельное направление общественной мысли неразрывно связано с именем его признанного вождя П. Б. Струве, для которого национализм являлся "одним из незыблемых столпов его интеллектуальной биографии, можно сказать, ее константой, тогда как в отношении остального его политическая и социальная точки зрения постепенно менялись. Великая, полнокровная, культурная русская нация была для него… главной целью всей его общественной деятельности" (Р. Пайпс). По Струве, без "признания прав человека… национализм есть либо пустое слово, либо грубый обман или самообман". С другой стороны, и либерализм "для того, чтобы быть сильным, не может не быть национальным". Струве снимает противоречие, возникшее во второй половине XIX в., между русским европеизмом и русским национализмом в своей знаменитой и только внешне парадоксальной формуле: "Я западник и потому – националист". Единомышленник Петра Бернгардовича В. С. Голубев доказывал, что "бессилие "русского освободительного движения"" происходит прежде всего из-за его "бесплодной космополитической идеологии", что сама успешность борьбы за "европейские формы государственности" в России "во многом зависит от силы нашего национального самосознания".
Струве отстаивал "открытый", "прозелитический" национализм англосаксонского типа, втягивающий в орбиту русской культуры другие народы империи (кроме поляков и финнов, ассимиляция которых "немыслима"), в сочетании с их юридическим равноправием это, по его мнению, могло бы стать решением национального вопроса в России. В то же время он не уставал подчеркивать, что Российская империя "есть государство национальное" за счет своего русского "национального ядра". Петр Бернгардович пропагандировал активную внешнюю политику во имя "политического и культурного преобладания России на всем так называемом Ближнем Востоке", прежде всего на Балканах. К 1917 г. "струвизм" числил в своих рядах немало талантливых пропагандистов, как именитых (А. С. Изгоев, С. А. Котляревский, А. Л. Погодин), так и начинающих (В. Н. Муравьев, Д. Д. Муретов, П. Н. Савицкий, Н. В. Устрялов), в его распоряжении находился один из лучших журналов того времени "Русская мысль", в 1910–1917 гг. возглавляемый самим Струве. Другим важнейшим печатным органом национал-либералов была газета "Утро России", финансируемая капиталистами-старообрядцами П. П. Рябушинским и А. И. Коноваловым, где, в частности, выделялись статьи публициста В. Г. Тардова.