Раненных выкладывают под гусеницами. Режут, бинтуют, колют, накладывают жгуты. Кровь темными пятнами просачивается в пыль.
Фотографирую. Фотоаппарат заляпан Терековской кровью.
Странная война. Я, русский, ветеран двух чеченских кампаний, в Грузии, в Южной Осетии, в грузинском селе, вытаскиваю из-под огня грузинских танков командира взвода чеченского спецназа - офицера российского ГРУ. Сказал бы кто в 99-ом.
Терека уже перебинтовали, вкололи обезболивающее. Подхожу:
- Ты как?
Он вдруг расплывается в улыбке:
- Нормально. Болит.
Захорошело от промедола. Хлопаю его по руке:
- А вина мы с тобой так и не попили. Извини, что так вышло.
- Все в порядке. Нормально все. В Москве попьем…
На перекрестке уже тихо. Бой закончился. Не видно ни одного человека. Ни одного движения. Танки молчат. Саушки тоже молчат. Поселок словно вымер. Кто там? Наши, грузины?
- Надо назад, Тоха, ничего не поделаешь.
- Поехали, - соглашается он легко. Молодец парень.
По дороге подбираем Юру Котенка из "Красной звезды". Он заметно нервничает.
- Аркаша, мы с тобой сейчас сами в задницу едем…
- Знаю. Давай так. Мотолыгу оставляем здесь, идем пешком. Если чисто, зовем. Понял, Тоха?
Впереди поднимается пыль. Из села что-то движется. Что-то гусеничное. Пылит прямо на нас. Из всего оружия на броне только две "Мухи".
- Юра, я дитя света, я не могу больше брать в руки оружие…
- Верующий что ль?
- Нет. Журналист.
Юра смотрит непонимающе:
- Давай сюда. Я сделаю. Как она работает?
Как работает? Да черт его знает, как она работает…Гусеничное уже недалеко. Грузинские казармы оно проехало и оттуда по нему не стреляли. Надо бежать к каналу. Интересно, из САУ можно подбить танк?
- Так как "муха" работает?
- "Муха"? А, "Муха"! В общем, вытаскиваешь чеку, поднимаешь планку, если взводиться, взводишь, если нет, так бьешь. Главное, направление стрельбы не перепутай, вот здесь стрелочка. Всё, к машине! Тоха, первым делом будут жечь мотолыгу. Смотри, чтоб тебя не задело. Отбегай метров на двадцать и залегай.
Отбежать не успеваем. Из пыли показывается "бэха" с пехотой на броне. Наши - по чумазым рожам видно. Останавливаются. Какой-то офицер.
- Село так и не взяли. Сейчас выходим. Вы туда? Передайте своим, что минут через десять начнет работать артиллерия - я к саушкам, корректировать буду.
Батальон уже выходит. С собой ведут двух каких-то помятых мужиков. Пленные. Грузинские резервисты. У одного от удара прикладом над глазом выросла жуткая гематома размером с кулак, как какой-то дикий нарост.
Село, оказывается, называется Земо-Никози. Там еще осталась пехота и корреспонденты - Орхан Джемаль из "Русского Newsweek" и сьемочная группа "Рен ТВ" во главе с Андреем Кузьминовым. Чуть позже выходят и они. Дают расклад - в Земо-Никози заскочили дуриком, задачи чистить грузинские села, оказывается, никто и не ставил. Шли сразу в Гори. Заблудились просто. Потому и вошли походной колонной. В середине села колонну разрезали надвое - противотанковыми ракетами сожгли два танка, БМП и "Урал". Головная часть осталась в селе, еще часть ушла по другой улице и тоже осталась там. "Восток" дошел до танков, но дальше продвинуться не смог - саушки. Плюс стрелковое оружие. За танками сидел грузинский корректировщик. Когда его убили, огонь сразу прекратился.
Артиллерия так и не начинает обрабатывать Земо-Никози. Отходим на полкилометра и становимся лагерем у канала.
Итог боя: девять убитых и восемь раненых. Двое чеченцев - Терек и Ибрагим, оба в ноги - и шестеро солдат.
Два завернутых в плащ-палатки трупа вывозят на броне.
Над казармами по-прежнему развевается грузинский флаг. Его что, сразу видно не было?
* * *
Пленных кладут лицом вниз и связывают руки. Подхожу.
- Ребят, что с ними делать будете?
- В "Камаз" грузить будэм! Груз 200 делать будэм!
Черт… Только этого не хватало. Иду к Ямадаеву.
- Сулим, прошу тебя, не режь их…
Ямадаев в полном обалдении:
- Ты что, с ума сошел? Кто их резать собирается? - видно, что он ошарашен моей просьбой.
Возвращаюсь к пленным. Те смотрят, как затравленные собаки:
- Что, умирать будем?
- Нет.
- Что, поживем еще?
- Да. Поживете.
Пленные - обычные крестьяне. Одного взяли около убитого корректировщика - вроде как охранник, но вояка из него никакой, сразу видно. Второй вообще шел по селу в хламину пьяный с гранатой в руках, и орал, что Саакашвили дурак. Осетины пытаются попинать пленных, но чеченцы мягко отводят их в сторону - не надо. Дают им еду, сигареты, воду. Сдавать пленных собираются кому угодно, только не осетинам - пристрелят сразу.
Пропаганда насчет того, что русские мародерничают, а чеченцы режут головы всем подряд - такое же вранье, но уже с другой стороны. Российская армия по отношению к мирным жителям ведет себя крайне корректно. Орхан рассказывает, что в селе, когда их совсем уж прижали, рассыпались по подвалам. В подвалах банки с компотом. Вскрыли одну. На её место чеченец положил сто рублей: "Чтоб ни одна сволочь не сказала, что я мародер".
Отношение к пленным - точно такое же, как в самом начале первой Чечни. Живут с нами, едят то же что и мы, имеют все то же что и мы. Ненависти еще нет. И надо заканчивать всю эту бодягу, пока она не пошла.
* * *
Канал - мутная грязная вода с медленным течением. Люди сидят на берегу. Все в пыли, в грязи, в копоти. По одному начинают тянуться к воде. Я заставить себя умыться не могу. Не могу смыть кровь Терека с ладоней. Нельзя это. Какой-то ступор. Полное опустошение. Все тело ломит, в руках дрожь, ноги налиты свинцом. Сидеть бы вот так и сидеть. Так всегда после боя.
Кровь засохла, и я отрываю её длинными полосами.
Подходит медик с бинтами, показывает на ногу. Штанина в крови. Правая. Это уж как водится. Правая нога у меня невезучая. Не было еще случая, чтобы я куда-нибудь не съездил и не заработал в неё дырку. Рассматриваю. Нет, все же не ранило, лишь кожу содрало. Это не моя кровь.
Рядом двое фотокорреспондентов. Из каких-то мировых агентств.
- Хороший парень, - кивает на одного из них чеченец. - В подвале просил дать ему автомат.
Андрей Кузьминов говорит всем достать из мобильников батарейки и сим-карты. В селе у его оператора выключенный телефон включился сам собой, из него стала слышна грузинская речь и по этому месту тут же стала бить артиллерия. Называется такая штука инициатор. Запеленговать уже работающий телефон и навести по координатам - плевое дело.
- Да ну, глупости все это, - зачем-то говорю я.
- Не глупости, - возражает один из чеченцев. - На Пауке так же было.
- Вон водокачка, видишь? - поднимаю я руку. - Зачем пеленговать, если можно просто наблюдателя наверх посадить, и мы как на ладони? Хотели бы, давно бы уже всех накрыли. Не хотят они нас долбить. Потому и уйти дали. Но и в село пускать не хотят.
- Слушай, братан, тебя там не было, - начинает Кузьминов. - Ты там под огнем с нами не ползал…
- Был он, - перебивает вдруг Руслан. - Был. Он нам очень помог.
Смотрю на Руслана. Хм. Молодец. Я его с вином подставил, а он вписался. Не ожидал. Спасибо.
- Извини, что так с вином вышло, - хлопаю его по плечу.
- Нормально все, - повторяет он фразу Терека. - Потом попьем.
Встаю и иду мыться.
* * *
Ночь проводим в поле. Я заснуть не могу. Штурмовики постоянно бомбят что-то в Грузии. Вспышки разрывов освещают небо сериями мощных долгих всполохов. Но звук не доходит, далековато. Представляю, что чувствуют там сейчас дети. Представляю, что они чувствовали в Цхинвале.
Слева, со стороны Цхинвала, при свете фар идет колонна. Кто-то говорит, что это 71-й полк. В штабе о нас, вроде, все-таки знают. Выслали подкрепление.
А справа, со стороны Грузии, в Земо-Никози стягиваются танки. Судя по звуку - дивизия. Гул не прекращается ни на минуту уже часа четыре. Что ж здесь завтра-то будет? Курская Дуга?
С танков по пролетающим "сушкам" бьют из зенитного пулемета. Сдуру, не иначе. Самолетов вообще не видно, они проходят на большой высоте. Но танки совсем рядом, метрах в пятистах.
В самом селе раза три-четыре вспыхивают то ли краткосрочные перестрелки, то ли просто стороны обрабатывают огнем пространство перед собой. Рядом с перекрестком загорается дом. В нем рвутся боеприпасы. Совсем уж под боком.
Со стороны резервистов пока все спокойно, но я чувствую себя крайне неуютно в своем "Камазе". На лавочке, в двух метрах над землей, за досочками - ловушка для осколков. Да к тому же мы первые с этой стороны. Чуть позади артиллеристы, чуть впереди танки, а перед нами - никого. Пехота, похоже, даже охранения не выставила.
В "Камаз" залезает еще один парень. Чеченец.
- Не мерзнете, ребят?
- Да уж не жарко…
Зря я это сказал. Он тут же стягивает с себя куртку и протягивает мне. Пытаюсь отказаться:
- Слушай, я не возьму твою куртку. Мне здесь спать просто, а тебе еще на фишке четыре часа стоять.
- Бери, бери. Я спальник сейчас найду. И вообще можете брать все, что найдете.
На все мои попытки сопротивляться он отвечает однозначным "нет". Мнение о ямадаевцах я изменил. Это не армия, это семья. Отношения типа "эй ты, полудурок, иди сюда" здесь немыслимы. Остались только те, кто не ушел к Кадырову. Все воюют великолепно, хотя и много молодых, для которых это был первый бой. Подрастерялись чуть-чуть, но все равно - по ним танками долбят, а они вперед прут.
В батальоне не только чеченцы. Есть калмыки, кумыки, русские и даже грузины. Переводчики.
Русских трое. Один из них "Снег". Это позывной. Снег - прикомандированный к "Востоку" офицер ГРУ. Прислали его из Москвы на должность советника, чтобы пресечь все разговоры о том, что "Восток" является личной бандой Ямадаева. Теперь это вроде как полноценное подразделение Разведуправления. Снегу в батальоне тяжело. Начальник ты, не начальник, из Москвы не из Москвы, советник не советник - все строится только на личном авторитете. Снегу приходится добиваться этого авторитета. В селе он шел в полный рост, не пригибаясь и не ложась под огнем. И пленного допрашивал так же - стоя. Тот заговорил.
В Земо-Никози группа Снега вошла первой. А вышла последней. И вывела за собой пехоту - около роты.
В кузове темно. Фонарика никто не зажигает. Парень перебирает вещмешки, пытается найти свой. И вдруг начинает говорить.
- Я у Сулима командиром взвода был. У меня в подчинении находилось пятьдесят четыре человека. Когда начались все эти терки с Кадыровым, пятьдесят один тут же перешел к нему. Я остался с тремя. Мне предлагали новую "десятку" и сто тысяч, чтобы тоже перешел. Отказался. Тогда они взяли мою жену. Потом взяли и меня. Две недели держали. Привезли куда-то. Завели во дворик. Там на столе уже инструменты разложены. Наручники, дубинки. Палка такая, с набитыми в неё гвоздями. Требовали сказать, куда я отвез Сулиму трупы. Я про трупы ничего не знаю. Тогда, говорят, мы тебе сейчас эту палку в зад засунем. Засовывайте, не знаю я ничего ни про какие трупы. Приковали наручниками, стали бить дубинкой по почкам. Потом отпустили, дали сутки, чтобы я пришел и показал место. Мне удалось освободить жену - у неё дядя в ОМОНе работает. Отвез её в Дагестан, спрятал. Сам теперь живу на базе в Гудермесе, за ворота не выхожу. Я детдомовец, у меня тейпа нету. Но они адрес жены все равно вычислили. Заставили её написать отказ от дачи показаний. Я тоже написал отказ. Вот так вот…
Говорил он долго, со всеми подробностями. Мы сидели, слушали, открыв рты. Когда он выпрыгнул из кузова, успел лишь спросить:
- Зовут-то тебя как?
- Иса.
* * *
Посреди ночи пленные начинают орать. Руки связали им слишком туго, боль от этого дикая и терпеть они больше не могут. Это серьезно, если доступ крови надолго перекрыть, то может начаться гангрена. Кто-то из чеченцев говорит, чтоб они заткнулись. Андрей Кузьминов подходит и все же развязывает их - никуда не денутся, часовой с автоматом рядом. Пленные начинают стонать во весь голос, трут руки об траву - кисти уже не работают. От холода их колотит. Андрей дает им свой свитер и пачку сигарет. На шум собирается человек пять. Начинается импровизированная комедия с допросом, который Андрей же и проводит. Разговаривает, как с детьми. Но цепочку выстраивает грамотно. Включаю диктофон:
- Резервистом когда ты стал? Когда тебе дали эти жетоны?
- Знаю, жетоны, да…
- Кто тебе их дал?
- Саакашвили…
- Что, сам Саакашвили приехал?
- Я по-русски плохой.
- Сейчас я отдам тебя чеченам, ты не то, что по-русски, ты по-чеченски заговоришь, братан. Оно тебе надо? Ну что, может, начнем говорить по-русски?
- Я не резервист.
- Как тебя зовут?
- Заза.
- А его?
- Тамаз.
- Заза, ну спроси Тамаза. Он же резервист?
Говорят по грузински.
- Что он говорит?
- Он не умеет говорить русский.
- Ну, пусть говорит по-грузински, а ты переводи.
- Если резервист не идешь, Саакашвили четыре год дает. Турьма.
- А что вы должны делать? Приказ какой?
- Приказ кто дал? Он. Саакашвили.
- Сам? Или грузинский офицер, наверное, приехал?
- Да, да.
- Где он, этот грузинский офицер, Заза? Когда он приезжал?
- Прошлый год.
- С прошлого года резервисты?
- Да.
- И оружие вам выдали?
- Да.
- Ну и где ваше оружие, ребят?
- Там оставили. Не дома, там. Где был. Офицер.
- А офицер где живет?
- В городе.
- А как называется город?
- Ну, это… Гори, или как там. Терани (неразборчиво)… Там осталось. Он был, я не был резервист.
- А танки где, Заза?
Говорят по-грузински.
- Он говорит, не было танков.
- Не было танков? А что же нас сегодня, горохом из трубочки обстреливали? У вас приказ какой был?
- Ну, как стройбат, такой войска примерно.
- А что строили?
- Ну, так, работали, лопата.
- Траншеи рыли?
- Окоп, да.
- А где рыли?
- Не знаю. Он резервист. Один неделя был. И назад. Он говорит, нету в американской форме. Никто в село не приезжает.
- Нет, ребят… Не хотите вы говорить. Слушай, Заза, мы же завтра вперед пойдем, да?
- Да.
- А ты думаешь, ты здесь останешься? Бока в "Камазе" отлеживать?
- Да.
- Нет, дорогой. Ты первым пойдешь. Наши солдатики завтра пойдут на штурм, а ты перед ними пойдешь. На первом танке. Будете нашими проводниками. Мы тебя привяжем к носу БМП, тебя и Тамаза, и вас свои же первыми и сожгут. Видел, как сегодня танк горел?
- Да.
- Вот завтра в таком же танке ты гореть будешь. Вот до рассвета несколько часов осталось, вот вам несколько часов и жить. Хочешь этого?
- Да, да!
- Правда хочешь?
- Да! Хочу!
- Ну, завтра пойдем.
Понятно, что никто их никуда привязывать не будет. Представляю, какая была бы картина по всему миру - русские прикрываются щитом из заложников - мирных жителей. Хотя провалятся сутки со связанными руками в кузове при плюс тридцати тоже то еще удовольствие.
Комедия начинается по новой: "Ну, так, где танки, Заза?" "Лопата Саакашвили дал" Все ржут в полголоса. Какая-никакая, а развлекуха. Впрочем, мне надоедает:
- Оружие в селе есть?
- Да.
- Какое?
- Пулеметы, гранатометы, автоматы.
- Сколько?
- У резервистов.
- Завтра опять стрелять будут?
- Да.
- Где огневые точки? Окопы где?
- Нет окопов. Там деревья. На деревьях эта… стояли. Поселок.
- Откуда стреляли?
- Поселок.
- Резервистов сколько?
- Триста.
- И у всех оружие?
- Да.
- Мне кажется, ты врешь…
- Поселок. На деревья. Там.
Ладно, никакого толку здесь не будет. Снегу они и так уже рассказали все, что знали - а не знали они, похоже, ни черта - и больше из них ничего не вытянешь. А Снег информацией делится, не будет. Он вообще к прессе настороженно относится.
Решаю все же попробовать поспать. Слышу, как пленных связывают обратно:
- Не туго?
- Нет.
- Точно нормально? А то смотри, без рук останешься.
- Нормально. Хорошо.
Тамаз осмелел настолько, что решается попросить водки - похмелье у него, видимо, дикое. На что ему отвечают, что он совсем уже обнаглел. Живой, иголки под ногти никто не загоняет, сигарет дали, свитер дали, так сиди не рыпайся. Все-таки ваши по нам сегодня весь день долбили. И завтра еще будут.
Триста резервистов с гранатометами… Однако…