Известие содержало короткий рассказ пастора Иоганна Веттермана о том, как в 1566 году Иван Грозный показал ему свою библиотеку и попросил сделать ее описание и перевод на русский язык.
Немецкая книга 1753 года была знакома Н. Карамзину, который в девятом томе "Истории государства Российского" написал: "Царь отменно уважал сего добродетельного мужа и велел ему разобрать свою библиотеку, в коей Веттерман нашел множество редких книг, привезенных некогда из Рима, вероятно царевной Софьей".
В 1818 году в только что созданный Дерптский университет из Мекленбург-Шверинского герцогства был приглашен профессор Христофор фон Дабелов. В 1822 году он опубликовал в Риге статью Veber die Juristen Fakultat zu Dotrat, в которой сообщил, что в архивных неизданных бумагах он нашел список юридических рукописей, "хранившихся в библиотеке московского царя".
Эта неясная статья, возможно, так бы и прошла незамеченной, несмотря на важность ее темы, но товарищ фон Дабелова по Дерптскому университету профессор Фридрих Клоссиус начал рассылать эту статью многим европейским ученым и историкам и выступать о ней с публичными речами перед большими аудиториями.
В 1829 году Клоссиус по собственной просьбе получил от фон Дабелова полную копию с пока еще не наделавшего огромного шума документа и сообщил потрясенному ученому миру: "Если бы эта библиотека московских государей сохранилась, то Россия могла бы возобновить для Европы времена князей Медичи, Петрарки и Боккаччо, когда из пыли библиотеки будут извлечены неведомые сокровища древности".
Перевод документа фон Дебелова о царской Либерее с немецкого языка, сделанный в XIX веке, гласил:
"Сколько у царя рукописей с востока.
Таких всего до восьмисот, которые он частью купил, частью получил в дар. Большая часть суть греческие, но также много и латинских. Из латинских видены мною: Ливиевы истории, которые я должен был перевести. Цицеронова книга de Republica и восемь книг Historianum. Светониевы истории о царях, также мной переведенные. Tacitus Histor. Corpus Ulpiani. Papiniani. Pauli. Justiniani Cod. Constitut и Codex Novellar.
Сии манускрипты писаны на тонком пергаменте и имеются золотые переплеты. Мне сказывал царь, что они достались ему от самого императора и что он желает иметь перевод оных, чего я, однако, не был в состоянии сделать…"
В списке Дебелова также упоминались Полибий, Аристофан, Пиндар, неизвестные Гелиотроп, Замолей, Эфан и другие авторы.
Многие места копии были неразборчивы, и Клоссиус попросил у Дабелова посмотреть оригинал.
Дабелов смутно ответил, что видел и копировал оригинал в Дерпте или в архиве Перновского городского совета, в связке, названной Collectanea Pernavensia № 4, и что он был написан на двух листах разговорным немецким языком, мелкими нечеткими буквами желтыми чернилами на совсем пожелтелой бумаге.
Клоссиус обыскал весь дерптский и перновский архивы и документа не нашел. Он попросил Дабелова назвать автора документа или хотя бы составителя описи, в которой был этот документ. Скрупулезный немецкий профессор уклончиво сказал, что он не помнит фамилий, и документ вошел в историю как "anonymus Дабелова". Оригинал этого документа никто и никогда в глаза не видел.
В 1834 году в шестом номере "Журнала Министерства народного просвещения" появилась статья профессора Дерптского университета Фридриха Глоссиуса "Библиотека великого князя Василия Иоанновича и царя Иоанна Васильевича". Глоссиус опубликовал собранный из всех известных в то время печатных и рукописных текстов Хроники рижского бургомистра Франца Ниенштедта материал о Либерее Ивана IV Грозного вместе со своими комментариями anonyma Дабелова.
Именно после этой статьи Фридриха Глоссиуса началась удивительная и специально запутанная история "Либереи Ивана Грозного", имевшего в общем-то к ней условное отношение и которую правильно надо называть "библиотекой московских государей XIV–XV веков", в которой были собраны не только книги великой княгини Софьи Палеолог, но и старинные книги Владимирского, Московского великих княжеств, не погибших в страшном тохтамышевом пожаре Москвы 1382 года, и в которой, возможно, также хранились книги из библиотеки Ярослава Мудрого. После 1834 года началось активное изучение архивов, в которых многие историки и дилетанты искали любые документы, которые могли пролить свет на библиотеку московских государей XIV–XV веков.
Хроника Франца Ниенштедта в статье Фридриха Глоссиуса выглядела так:
"Великий князь отменно уважал Иоганна Веттермана как ученого мужа и велел показать ему свою великолепную Либерею, находящуюся в Москве и полученную от патриарха из Константинополя в давние времена, когда предки его приняли христианскую веру. Эта библиотека состояла из еврейских, греческих и латинских книг и хранилась подле его покоя в двух каменных сводах, как драгоценное сокровище.
Наслышавшись много хорошего о сем ученом муже, великий князь велел разломать каменные своды с книгами [в русском переводе Хроники Ниенштедта 1883 года: "отворить свою великолепную Либерею"], и через своего верховного канцлера и дьяков Андрея Солкана, Solkana, Вызровату, Wysrovata, и Никиту Юника, Junika, призвать Иоганна Веттермана и других, понимавших по-русски, Томаса Шреффера, Иоахима Шредера и Даниила Бракеля. В присутствии их вынуто было из сводов несколько книг, которые и отданы Веттерману для просмотрения.
Он нашел между оными некоторых значительных авторов, на коих ссылаются у нас многие писатели, но коих творения уже не видны более в наших странах, потому что оные, вероятно, погибли и сгорели в прежние войны. Веттерман, несмотря на свою бедность, охотно согласился бы отдать все, что имел, дабы эти книги достались протестантским университетам, потому что они, без сомнения, принесли бы много пользы роду христианскому. Но канцлер и дьяки великого князя требовали, чтобы он перевел на русский язык какую-нибудь из этих книг, обещая придать ему в помощь для сего труда вышеназванных трех мужей и нескольких писцов и искусных людей, служащих у великого князя, и уверяя, что постараются доставить им в изобилии все, что для них потребно, содержание, жилище и вознаграждение, и что вообще согласие их на желание великого князя принесет немалую выгоду как им самим, так и их единоземцам.
На следующий день совещались они о сем предложении и рассудили, что, окончив одну книгу, им должно будет начинать перевод другой, так что этой работе не будет конца до самой их смерти. Сверх того, благочестивому Веттерману пришлось бы забыть о своей пастве, а им о своих ремеслах и промыслах.
Поэтому выдумали они хитрую уловку и сказали в ответ, что когда первосвященник Анания послал из Иерусалима к египетскому Птолемею семьдесят два толковника, то при этом должны были присутствовать мужи самые ученейшие, которые ведали смысл и разум писания – для исследования и проверки всего, что те делали. А потому, чтобы это предприятие проведено было в действие как можно основательнее, должны участвовать в оном не они одни, люди простые, но и мужи самые разумные, самые сведущие в Писании и самые начитанные.
Получив такой ответ, Солкан, Вызровата и Юник стали толковать между собой и начали опасаться, что великий князь, если они донесут ему таким образом об отзыве Веттермана, не назначил их самих для надзора и присутствия при этом деле, где не достанется им богатой поживы, и они будут, как на цепи прикованные [в русском переводе Хроники 1883 года: "и тогда для них ничего хорошего не выйдет, придется им, наверное, умереть при такой работе точно в цепях"].
Поэтому уговорились они донести великому князю, что пастор и другие трое не довольно сведущи в языках и потому не в состоянии произвести ничего хорошего. Через это они счастливо и освободились от работы, как сказывали мне и уверяли меня во всем этом господин Томас Шреффер и господин Иоганн Веттерман.
Книги же были опять отнесены в своды и тщательно сокрыты.
Франц Ниенштедт".
В разных списках Хроники были разные варианты текстов:
"Они просили поверить им одну только книгу на шесть недель, но Solkan отвечал, что если про это узнает великий князь, то всем им не сносить своих голов, ибо великий князь тогда догадается, что они убоялись работы. На книгах была густая пыль, и они были снова спрятаны в три двойных свода".
"Эта библиотека хранилась подле его покоя в двух каменных сводах, где книги были снова тщательно закрыты".
"Спрятаны в два подвала, в две кладовые со сводами".
Русский перевод Хроники 1883 года: "Книги были страшно запылены, их снова запрятали под тройные замки в подвалы".
Клоссиус и многие известные историки признали тексты Хроники Ниенштедтской и anonymusa Дабелова достоверными. Многие выдающиеся историки признали текст Хроники Ниенштедтской достоверным, а anonymus Дабелова фальсификацией, подделкой и подлогом, и это тогда было обоснованным. Правда, есть свидетельства, что оригинал списка Дабелова видели перед Второй мировой войной в Латвии, а это значит, что эта тема еще не закрыта.
Достоверны ли опубликованные в Хронике сведения о том, что в 1566 году пастор Веттерман видел царскую библиотеку? Безусловно, и с этим согласны все исследовавшие проблему знаменитые историки. Царский титул Ивана IV не признавался в Европе, и в тексте он назван, как и должно, великим князем. Веттерман и его товарищи, приехавшие в Москву из Северной Европы, отлично понимали, что в разгар ужасной опричнины они, случайно узнавшие какую-то государственную тайну из книг, навсегда останутся на московской или в московской земле, и вознаграждение за труд им уж точно не понадобится. Что касается поведения "великого канцлера и дьяков" Андрея Шелкалова, Никиты Фуникова и Ивана Висковатого, известнейших людей своего времени, еще не знавших, что жить двум из них осталось по собственной вине и по вине Ивана IV всего ничего, то оно полностью соответствовало тому страшному времени на Москве, уверенно катившейся в ужасающую Смуту начала XVII века. Именно такая обстановка и отношения на государевом дворе были на Руси в царствование ужасного царя. Веттерман и его товарищи избрали совершенно правильную тактику и поэтому остались живы и здоровы, и это была большая редкость в тогдашней допетровской Москве, где жизнь человека не стоила ничего.
Что касается слов о том, что книги были переданы константинопольским патриархом, будто бы в годы принятия Русью христианства, то есть в X–XI веках, то они просто подчеркивают их древность или происхождение из библиотеки Ярослава Мудрого.
В 1567 году из Москвы в Литву от несправедливой опалы бежал герой взятия Казани князь Андрей Курбский, который в своих посланиях к Ивану Грозному, широко известных в Европе, писал о полной необразованности первого московского царя. Возможно, именно поэтому Иван вспомнил о существовании уникальной библиотеки своих предков и решил рассказать о ней всем критикам его правления, тем самым показав, что у варваров не может быть таких всемирных сокровищ. Однако он почему-то ограничился только показом книг нескольким иностранцам и не стал вызывать для составления каталога библиотеки настоящих специалистов, например тех же афонских монахов.
Веттерман, умерший в 1570 году, кажется, был из выселенных царем юрьевских-дерптских немцев, оказавшихся в свите шведского принца Магнуса, женатого на племяннице Ивана Грозного и приехавшего в Москву для заключения политического союза. Царь специально показал пастору и его товарищам Либерею, чтобы они рассказали о ней в Европе, что и произошло, а значит, он добился желаемого для себя результата.
Из Хроники Ниенштедтской и статьи Клоссиуса следует, что в знаменитой Либерее были не только книги Софьи Палеолог, но и рукописи, собираемые в московском княжестве со времен Александра Невского и Ивана Калиты, бывших лучшими умами своего времени. Возможно, в Либерее были и книги Ярослава Мудрого, которые из Киевской Руси в конце XII века, как и чудотворную икону, вывез сын первого владимирского великого князя Юрия Долгорукого и сам великий князь Андрей Боголюбский. Не за эти ли богатства он был убит своими боярами в своем дворце в Боголюбове?
История знаменитой Либереи московских государей оставила значительные следы и в истории Московского государства:
Приглашение в 1518 году в Москву Максима Грека великим князем Василием Ивановичем для перевода церковных книг.
Спасение в страшных пожарах Москвы 1547 и 1571 годов.
Исчезновение сокровищ Ивана Грозного в 1582 году перед его смертью. Опись царского архива 1575 года.
Конец Бориса Годунова, безусловно знавшего все тайны Кремля, Смута начала XVII века и тотальные польские грабежи Кремля в 1611 году. Пожар Москвы 1627 года.
Сообщение Конона Осипова 1718 года о поручении правительницы Софьи Алексеевны дьяку Василию Макарьеву в 1682 году обыскать московские подземелья для проверки сохранности тайных ходов под Кремлем.
Поиски Либереи по приказу Анны Иоанновны.
Поиски Либереи и споры о ней историков в конце XIX века.
Поиски Либереи Игнатием Стеллецким в 1914 и 1933 годах.
Поиски комиссии академика М. Тихомирова в 1963–1964 годах.
Веттерман говорил, что царская библиотека хранилась около покоев царя в трех тайных двойных сводчатых подвалах в нижнем подклетном этаже Кремлевского Теремного дворца. Этот дворец был построен Алевизом Новым в самом начале XV века.
Считается, что в эти годы покои Ивана III во дворце находились рядом с дворцовой церковью Святого Лазаря, построенной еще Иваном Калитой в начале XIV века, недалеко от церкви Спаса на Бору. Покои жены Ивана III Софьи находились рядом, у церкви Иоанна Предтечи на Бору, разобранной до подвалов и фундамента в 1847 году. Под всеми кремлевскими церквями были подвалы, подклети, где надежно от частых пожаров хранились ценности как казны, так и частных лиц. Вполне вероятно, что великокняжеские богатства, в том числе и бесценная библиотека, хранились именно в глубоких церковных подвалах, что было совершенно правильно.
Кажется, у церкви Святого Лазаря в 1396 году была построена церковь Рождества Богородицы, которая вместе с ней обрушилась, вероятно, в 1480 году, и вроде бы по приказу Василия Ивановича ее стал разбирать зодчий Алевиз Фрязин. Знаменитая библиотека была, очевидно временно, перенесена на новое место и опять попала в исторические документы.
Во второй половине XVI века было написано "Сказание о Максиме философе, иже бысть инок Святые горы Афонские преславные обители Ватопедские, еже здесь пострада довольно лета за истину". Впервые "Сказание", которое приписывают авторству князя Андрея Курбского, было опубликовано в 1872 году в Москве в "Описании рукописей А. Хлудова" и в "Описании рукописных сборников Императорской Публичной библиотеки", изданном в Петербурге в 1882 году. Впрочем, документ и до этого был известен в ученом мире: "Преславный государь и великий князь Василий Иванович отверзе царские сокровища древних князей, прародителей своих, и обрете в неких палатах бесчисленное множество греческих книг, словенским людям отнюдь неразумных".
Тяжелым и сложным дьяческим языком XVI века "Сказание", авторство которого, кстати, приписывают князю Курбскому, рассказывало о том, что Василий Иванович попросил греческого патриарха прислать к нему "мужа ученого истолковать книги греческого языка на словенский". По этой просьбе в 1518 году в Москву приехал Максим, прозванный в Москве Греком по национальному признаку, ученый инок, "вельми хитр еллинскому и римскому и словенскому, и о божественной философии рачительство имел".
"Сказание" сообщает: "Великий князь Василий Иванович сего инока Максима призвал и ввел его в свою царскую книгохранительницу и показал ему бесчисленное множество греческих книг. Сей же инок с клятвой рече перед государем, яко и в Грецех толикое множество книг сподобися видеть. Великий князь преда ему книги на рассмотрение разобрати и повелел Максиму Псалтирь толковую перетолмачить".
Архивные документы о пребывании Максима Грека в Москве до нашего времени почти не дошли. Известны только две грамоты: письмо Василия Ивановича на Афон с просьбой послать к нему на время "книжного переводчика Савву" и ответ старцев.
Савва болел и поехать не смог. Вместо него Ватопедский монастырь прислал в Москву "возлюбленного брата нашего Максима, искусна суща и пригожа к толкованию и переведению всяких книг церковных и эллинских, понеже он от иной младости в сих учениях". Максим Грек, до пострижения в монахи имевший имя Михаил Триволис, учился во Флоренции, там же участвовал в фанатичном движении Джироламо Савонаролы и после его казни ушел на Афон, где постригся в монахи, откуда и выехал в далекую Москву.
Московская летопись отметила приезд афонских монахов: "Лета 7026 [1518], марта 4 дня, в четверг на третьей неделе поста, приеде к великому князю Василию Ивановичу государю и самодержцу всея Руси на Москву милостыни ради от Благовещения Святые Богородицы из Ватопеда монастыря три старца: Максим Грек, да Неофит священно-инок Грек, да Лаврентий Болгарин".
Летопись ни слова не говорит о причинах приезда монахов, отделываясь словами "милостыни ради", которые совсем не означают, что они приехали без денег спасаться в Москву от голодной смерти. Возможно, афонских монахов призвали в Москву совсем не для разбора бесценной библиотеки, о чем говорит "Сказание", а для срочного перевода греческих церковных книг, необходимых для борьбы с популярной в то время на Руси "ересью жидовствующих". Сам Максим Грек в дошедших до нас сочинениях ни слова не упоминает ни о посещении, ни о составе библиотеки Ивана III и его жены Софьи, что в общем-то ничего не значит. О богатствах московских государей было не принято кричать на Москве направо и налево, можно было остаться без головы. Правда, Максим сам писал о том, чем почти девять лет занимался в Кремле: "По грамоте великого князя Василия Ивановича всея Руссии, его же повелением толкование псалтырное исполнено, переводы с греческого языка на руський, и иные богодухновенные книги, растленные от переписчиков, предобрейше исправил, яко же и вам, государям моим, то ведомо есть".
В XIX, да и в XX веке комментаторы перевели слова Максима при посещении им великокняжеской библиотеки как "Государь, такого богатства нет и во всей Греции!", хотя сам Грек указывал в написанном не им "Сказании" только, что книг очень много. В своих сочинениях Максим подтверждал факт существования великокняжеской библиотеки, называя ее книгохранительницей, в которой были и греческие рукописи, однако ничего не говорил о самих книгах.