10
На другой день, однако, Фред явился лишь под вечер и при этом выглядел каким-то помятым, осунувшимся, белейшая шерстка на нем была такого цвета, словно все это время он просидел в печной трубе. Александр Наумович открыл для него банку консервов, налил молока. Фред с хищным урчанием съел консервы, облизнулся, вылакал молоко и разлегся на своем излюбленном месте - перед камином. И тут Александр Наумович заметил на шее у него какие-то бурые пятна, присмотрелся - и понял, что это кровь. Вперемешку с сукровицей она сочилась из ранки на горле. У Александра Наумовича защемило сердце. Он вспомнил об опоссуме, вспомнил, как его предупреждали - и Фил, и Нэнси... Он представил себе опоссума, которого никогда не видел: маленькое хвостатое чудовище с острыми, как ножи, зубами, вонзившимися в горло Фреда...
Им овладело горькое, безысходное чувство вины - и не столько перед Филом и Нэнси, сколько перед самим Фредом. Он попытался промыть ранку теплой водичкой, но кот не дался. Попробовал перетянуть шею бинтом, но Фред цапнул его за палец и раскарябал руку. Александр Наумович воспринял это как заслуженное наказание. Он раскрыл еще одну коробку консервов, подлил молока, положил на край блюдечка ломтик сыра и кружок копченой колбасы. Кот выхлебал молоко, но ни к чему больше не прикоснулся. Александр Наумович решил, что это дурной знак. Он позвонил жене в Кливленд. Жена была врачом, правда, не ветеринаром, а окулистом. Она его успокоила. Она сказала, что он всегда делает из мухи слона, у животных имеются особые защитные средства, предохраняющие их от различных болезней, и ему, Александру Наумовичу, следует положиться на эти средства и не терзать себя понапрасну, не провоцировать тем самым обострение желудочной язвы, которую здесь, в Америке, слава богу, чуть-чуть удалось подлечить...
После разговора с женой ему сделалось немного легче, но сознание собственной вины не исчезло, и ночью он уже не протестовал, когда кот прыгал через него на подоконник и завывал там с неослабевающей силой. Правда, из дома он уже Фреда не выпускал. И поскольку ночь у него была бессонной, у Александра Наумовича оказалось достаточно времени, чтобы сформулировать, а затем и попытаться решить проблему: можно ли, не изменяя демократическим принципам, ограничивать свободу личности? Достойна ли в таком случае демократия называться демократией? Не угрожает ли ей при этом превращение в тиранию? А также: от чего зависит успех (или неуспех) демократии - от ее собственных, имманентных свойств или же от слабой подготовленности к ее восприятию самого субъекта, каковым, к примеру, является Фред?.. Все это были вопросы, которые мучили его еще в России, мало того - вопросы, над которыми, и без большого успеха, билась вся русская интеллигенция, ее лучшие, совестливейшие умы... Теперь они приобрели для Александра Наумовича, в связи с бедняжкой Фредом, особенную конкретность и остроту. Надо ли говорить, что он так и не нашел на них ответа?..
11
На утро Александр Наумович убедился, что ранка на горле у кота не подживает, а напротив - как будто даже увеличивается. Пока Фред спал, как обычно, растянувшись у камина, давая себе отдых после ночного бдения, Александр Наумович успел хорошенько рассмотреть бурое, начинающее гноиться пятно у него на шейке, для чего несколько раз опускался на корточки, поддевал пальцем кошачий подбородок и дул на пушистую шерстку, чтобы изучить в полной мере нависшую над Фредом опасность... Трижды в тот день звонил он жене, но ее уговоры на него уже не действовали. Наконец он обнаружил среди примагниченных к холодильнику бумаг и записок адрес кошачьей клиники (Animal clinic) и телефон такси. Он имел при себе сто долларов - на статую Свободы, музеи, экскурсии по Нью-Йорку и т. д. Но сейчас речь шла о жизни и смерти... Он заказал такси. На чердаке обнаружил клетку, в которую Фред вошел без особых уговоров. Стоя на краю изумрудной лужайки перед домом, он ждал такси, опасаясь, что из-за плохого английского его неправильно поняли. Однако машина пришла, как было заказано, минута в минуту. Шофер покосился на клетку, которую Александр Наумович водрузил себе на колени, сочувственно вздохнул и даже не спросил адреса. Вскоре они подъехали к одноэтажному домику с цветочными клумбами перед приветливо смотревшимся фасадом. У Александра Наумовича отлегло от сердца. У него возникла уверенность, что кот будет спасен. К тому же он был доволен собственной решительностью. Правда, он с некоторым запозданием обратил внимание на счетчик. Там стояло: 17 долларов 90 центов. Александру Наумовичу захотелось протереть глаза. Шофер ждал, глядя прямо перед собой сквозь лобовое стекло. Александр Наумович расплатился и, не взяв сдачи (десять центов) подхватил клетку с Фредом и направился в Animal clinic. По пути он вычеркнул из своего списка экскурсию по Манхэттену и музей Гугенхейма, сказав себе, что жизнь, чья бы она ни была, стоит любых жертв.
Молоденькая улыбчивая секретарша попросила его подождать в маленьком вестибюльчике с удобными, мягкими креслами и яркими рекламками, разложенными по низеньким столикам. На стенах висели фотографии собак и кошек - с медалями, в бантах, в затейливых ошейниках с серебряной насечкой. Звучала тихая, приятная музыка. Фред сидел в своей клетке спокойно, подобрав под себя лапки, и, казалось, дремал. Александру Наумовичу невольно вспомнились забитые народом коридоры поликлиник - там, в Союзе, - и было горько сознавать, до чего бесчеловечно относятся там к людям, совсем не так, как здесь - к собакам и кошкам...
Еще больше укрепился в этой мысли Александр Наумович, когда та же секретарша пригласила его пройти к доктору. В комнате, куда он вошел, держа перед собой в обеих руках клетку с Фредом, не было ничего, кроме длинного узкого стола посредине и нескольких пустых клеток, стоявших вдоль стены. Фред испуганно мяукнул и забился в угол. Но доктор - здоровенный рыжий детина с простецким, усыпанным веснушками лицом и толстыми, круглыми, как кегли, руками - добродушно улыбнулся, отворил клетку, подхватил всеми пятью пальцами Фреда за толстый загривок и выволок наружу. Потом он осмотрел кота, сунул ему под хвост градусник, покачал головой и начал что-то быстро-быстро объяснять Александру Наумовичу.
Александр Наумович, слушая, силился сосредоточиться, но чем больше силился, тем меньше понимал. Он только понял, что дела у Фреда плохи, нужна операция... Это он понял. Но дальше он перестал понимать. Он попросил повторить. Доктор повторил, положив кота на стол, поглаживая его по спинке огромной ладонью. Александр Наумович попросил его повторить еще раз, сославшись на скверное знание английского... Доктор повторил снова, улыбаясь толстыми, мясистыми губами - еще добродушней, еще приветливей, потом он пощелкал пальцем по циферблату на толстом, круглом запястье - было пять, начало шестого, пора закрывать...
Теперь уже не Фред, нет - сам Александр Наумович, казалось, был заперт в клетке - такие безнадежно потерянные глаза были у него, вдобавок увеличенные мощными, вывезенными из Союза линзами в роговой оправе.
- Триста долларов... - бормотал он, переходя с русского на английский и с английского на русский. - Триста долларов... Но у меня их нет... Откуда я возьму столько денег?.. - Все, все в эту минуту окончательно рухнуло, обратилось в прах... Восемьдесят два доллара десять центов - это все, что у него было. Даже просто восемьдесят два доллара, десять центов он оставил таксисту. Ноги его не держали, окажись рядом стул, он опустился бы на него, но стула не было, он прислонился к стене.
Доктор, привыкший иметь дело с бессловесными тварями, кое-что понял по его виду. Он сложил руки - ладонь в ладонь, склонил голову и зажмурил глаза... Он предлагал усыпить кота, это будет стоить гораздо дешевле... В том состоянии, в котором он находился, Александр Наумович не сразу сообразил, что значит - усыпить...
Он вышел из Animal clinic в половине шестого. Его покачивало. Он дошел до угла, не думая, куда идет. Он сел на первый попавшийся автобус, не думая, куда едет. Он оставил Фреда в Animal clinic, объяснив, что ему надо подумать, посоветоваться с друзьями. Завтра утром он позвонит. Ему пошли на уступку: он рассказал, что хозяева кота уехали, он сам здесь человек посторонний, случайный, приехал из Кливленда...
Он добрался до дома в десятом часу. Он думал, что ему уже никогда не добраться. Ему охотно подсказывали, на какой автобус нужно сесть, на какой пересесть, где сойти... Но он все путал, поскольку пытался решить, что ему выбрать: стать убийцей или... Собственно, у него не было выхода. Но что скажет Фил? Что скажет Нэнси?.. За окнами мелькали вывески, рекламные щиты, игрушечного вида домики с лужайками, клумбами, шезлонгами, разбросанными по шелковистой, аккуратно подстриженной травке... Зачем он выпустил кота?.. Зачем он приехал в Нью-Йорк?.. Зачем он родился?..
12
Дом, такой ухоженный, сияющий довольством и чистотой, показался ему склепом, в котором он обречен быть похороненным заживо. Безмолвный телевизор в ливингрум, фотографии на стенах, чайник, который он попытался было вскипятить, блюдечко, из которого Фред лакал молоко, - все, все в доме взирало на него с угрюмым осуждением. Он снял чайник, погасил плиту. Он достал из ящика нож с длинным, в острых зубчиках, лезвием, чтобы отрезать кусок хлеба, но тут же его отбросил: ему представилось, что с ножа капает кровь... Впрочем, ему и не хотелось есть...
Было почти 12, когда ему пришла мысль позвонить Игорю Белоцерковскому, с которым он, в числе прочих, разговаривал прошлым вечером. Игорь был его студентом, потом аспирантом, Александр Наумович руководил его диссертацией ("Серебряный век" и развитие "свободного стиха" в русской поэзии"). Здесь, в Америке, он прожил около пяти лет, работал на бензоколонке и был рад встретиться со своим учителем, вспомнить прежнее и потолковать о "свободном стихе", которым никто из его нынешнего окружения особенно не интересовался.
Александр Наумович поднял Белоцерковского с постели, смущенно извинился за поздний звонок и попросил совета... Но прежде чем объяснить, какого характера совет ему требуется, он принялся рассказывать, все более волнуясь, о котике Фреде и опоссуме, о прокушенной глотке, о таксисте, который взял с него семнадцать долларов девяносто центов, но это еще пустяки, поскольку за операцию нужно уплатить триста долларов, да, целых триста долларов, а у него нет таких денег, они с женой получают по вэлферу всего 157 долларов в месяц и ни центом больше...
Хотя Игорь Белоцерковский всегда отличался ясным, четко работающим умом, он - вероятно, со сна - не сразу понял, кто такой Фред и на кого напал опоссум, он даже принялся убеждать Александра Наумовича не делать операции, поскольку он, Александр Наумович, вполне свободно говорит по телефону, значит, рана не такая уж глубокая, и когда Александр Наумович объяснил, что речь идет не о нем, а о Фреде, и что Фред - это кот, а не человек, Игорь, очевидно, лишь теперь проснувшись окончательно, долго извинялся за то, что все перепутал, но все-таки, спросил он, в чем, собственно, проблема?..
- Игорь, - сказал Александр Наумович, - мне нужен ваш совет, именно ваш - вы давно в Америке, вы ориентируетесь в здешнем образе жизни... Что мне делать?.. Усыпить кота?.. Но это значит - стать убийцей... Да, убийцей!.. И кроме того - что скажут его хозяева, Фил и Нэнси?.. Какой выход?..
Игорь Белоцерковский долго не отвечал, по всей вероятности погрузившись в размышления. Александр Наумович живо представил себе его длинное, лошадинообразное лицо, высокий, выпуклый лоб с ранними, далеко уходящими залысинами, прямые, сведенные к переносью брови... Александр Наумович терпеливо ждал.
- Так что же? - заговорил он, когда молчание Белоцерковского стало невыносимым. - Что вы мне посоветуете?..
- М-м-м... - Игорь не бросал слов на ветер, что в нем всегда особенно нравилось Александру Наумовичу. - Проблема, на мой взгляд, имеет два решения, выбор зависит от менталитета, самоидентификации...
- Менталитета? Самоидентификации?.. - не понял Александр Наумович. Ему показалось, что кто-то из них двоих спятил. Какая может быть самоидентификация у кота?..
Он переспросил Игоря - что тот имеет в виду?..
- Я имею в виду вашего брата и его жену, - пояснил Белоцерковский холодно. - Кем они сами себя считают - русскими, американцами?
- Американцами, - сказал Александр Наумович не задумываясь, припомнив слова Нэнси: "наплевать и забыть..."
- Тогда нет проблем, - сказал Белоцерковский. - В Америке не убивают домашних животных. Если вы усыпите кота, вам этого не простят. Здесь кот - это член семьи.
Тон у Белоцерковского был твердый, безапелляционный.
- Спасибо, Игорь, - отмякшим голосом произнес Александр Наумович и расслабленно опустился на стул. - Вы меня вывели из крайне затруднительного положения... Поверьте, мне еще никогда не приходилось в такое попадать... - Он и в самом деле испытывал огромное облегчение. Душа его, истомленная переживаниями, жаждала излиться... Но Белоцерковский вежливо извинился: завтра ему в 6 утра нужно быть на заправочной бензоколонке. Александр Наумович снова извинился за свой звонок, и снова поблагодарил, и снова извинился... И только положив трубку, вспомнил, что за операцию нужно заплатить триста долларов, которых у него нет...
13
Обычно сны ему снились редко, но здесь, в Нью-Йорке, они стали его одолевать. Всю ночь ему снилось, что его несет какой-то бешеный поток, он тщетно пытается за что-нибудь зацепиться, но его крутит, как щепку, в каких-то воронках, колотит о камни, тащит все дальше, дальше... Тем не менее проснулся он довольно поздно (что было не удивительно после двух почти бессонных ночей) и в испуге посмотрел на часы. Ему казалось, поток вынес его прямо к телефону...
Он позвонил в Animal clinic, сказал, что согласен на операцию, пускай делают...
- О’кей, - весело, звонким голосом откликнулась секретарша - похоже, она и не сомневалась в его согласии. Потом она упомянула знакомую ему цифру - триста долларов, присовокупив к этому свое жизнерадостное "о’кей?..", на что Александр Наумович ответил, хотя и куда более вяло: "о’кей", и секретарша все тем же веселым, жизнерадостным голоском попросила его подождать и не вешать трубку... Какие только мысли не рождались в голове у Александра Наумовича, пока он ждал!.. Что, если Фред уже умер?.. Или можно как-нибудь обойтись без операции?.. Или вдруг сейчас выяснится, что стоимость операции куда меньше, в конце концов это всего лишь кот - не лев, не тигр, не крокодил... Иначе с чего бы она сказала: "Не вешайте трубку"?..
Ангельский голосок (именно таким голоском, подумал Александр Наумович, должны были разговаривать ангелы) сообщил ему, что на третий день после операции кота можно будет взять домой, "о’кей?" ("о’кей" - отозвался Александр Наумович). Так что всего за кота придется уплатить пятьсот долларов...
- Триста, - поправил он.
- Ай эм сорри, - весело извинилась девушка. - Триста за операцию и двести за четыре дня пребывания в Animal clinic, считая и вчерашние сутки, о’кей?..
Александр Наумович не заплакал, не застонал - он зарычал, чего с ним не случалось никогда в жизни. В этот момент ему захотелось убить кота, или секретаршу с ласковым голоском, или рыжего доктора, или, на худой конец, убить себя самого, не важно даже - кого, но кого-то непременно убить...
- Это выходит - пятьдесят долларов за сутки?..
- О’кей..
- Но у меня нет таких денег...
- Нет проблем, - утешила его трубка. - Хозяева приедут и заплатят. А пока они приедут, кот поживет в госпитале... О’кей?..
14
Положив трубку, Александр Наумович кинулся подсчитывать, во что таким образом обойдется котик Фред. Получалось что-то около тысячи долларов. Цифра фантастическая. Он не мог в нее поверить. Он сидел за столом с карандашом в руке и писал, рисовал на листочке, лежавшем перед ним, нули, нули, нули...
Он был один-на-один с огромным домом, с керамическими ботфортами и березовыми лапоточками, с голубым камином и похожем на могильную плиту бильярдом в бейсменте... Ему казалось, мир перевернулся вверх дном. Даже в худшие времена в Союзе не могло и прибредиться такое: тысяча долларов за кота!.. Там было бесплатное медицинское обслуживание, да-да! Бес-плат-ное!.. Впрочем, Александр Наумович тут же уличил себя в симпатиях к тоталитаризму. А 37-й год?.. - возразил он себе. - А лагеря?.. А "дело врачей"?.. А общество "Память"?.. В Америке ничего подобного не было и быть не могло, - подумал он. - "Великая, великая страна", - вспомнились ему слова Фила. Но тысяча долларов... Как быть с ними?..
Мир перевернулся вверх дном... Если бы так! Это бы попросту значило, что верх и низ поменялись местами... Ему пришел на память аттракцион: человек находится внутри конструкции, состоящей из трех сфер, каждая из которых вращается вокруг собственной оси. Как-то раз он испытал это на себе, будучи пристегнутым ремнями к помещенному в центре креслу - потом ему понадобилось полчаса, не меньше, чтобы прийти в себя и сызнова почувствовать, что земля не уходит из-под его ног, небо не валится за горизонт и все вместе не мчится по гиперболической кривой в пропасть...
То же самое понадобилось ему и теперь. Он вышел на улицу и быстрым шагом двинулся вдоль залитой асфальтом дорожки. Улица изнывала от полуденного зноя. Поливальные установки посреди зеленых лужаек пронзали раскаленный воздух веерами тонких упругих струй, переливающихся на солнце, как многоцветные павлиньи хвосты. В тени кленов и сикомор в шезлонгах дремали старики в сквозных, продуваемых ветерком картузах, с кипой газет на коленях, и нарумяненные старушки с завитыми в мелкие колечки серебряными волосами. Малышня гомонила в плескательных бассейнах. В траве и по деревьям беспрестанно сигали не знающие страха белки...
Александр Наумович вернулся домой, ощутив, что какая-то часть душевного равновесия у него восстановилась. Тому же способствовала тоскливая, ноющая боль в желудке - проснулась растревоженная переживаниями язва, она возвращала его к обычным заботам. Обнаружив, что в многочисленных шкафчиках на кухне отсутствуют овсянка и манка, входящие в его ежедневный рацион, Александр Наумович отправился в ближайший магазин, где купил на захваченные из дома фудстемпы и то и другое, сварил овсяную кашу и съел полную глубокую тарелку (есть хотелось, да и язва требовала), запил жидким чаем и достал из дорожной сумки, с которой приехал, голубую картонную папку с завязочками, затянутыми в бантик...