В общем-то, мысль была здравой. Зачем губить людей в походах на Крым? Не лучше ли взять богатые и плодородные области Правобережья? Без боев, без потерь. Но разве могли Софья и Голицын нарушить интересы своих западных партнеров? Предложение Палия с негодованием отвергли. На 1689 г. назначили следующий поход. По стране третий год подряд трясли чрезвычайные поборы. Правда, генерал Гордон доказывал, что одной промежуточной базы для такой операции мало, земляные городки с припасами надо построить через каждые четыре перехода, заранее заготовить и подвезти поближе к Перекопу штурмовые лестницы, осадные орудия, шанцевый инструмент. Но это оттянуло бы поход еще на год. А царю Петру исполнилось 16 лет, оппозиция женила его. По русским обычаям, это давало статус совершеннолетнего. Вот-вот он мог предъявить права на престол! Победа нужна была временщикам, как воздух.
Чтобы обосновать спешку, они даже запустили ложный слух – хан намерен напасть на Россию, и его необходимо упредить. По росписи численность армии должна была составить 118 тыс. человек, 350–400 орудий, Мазепа обезал привести 40 тыс. казаков. Сколько ратников собралось на самом деле, история умалчивает. Учиывая свои прошлые просчеты, Голицын назначил сбор войск на 1 февраля. Решил не брать тяжелую артиллерию. Намечал проскочить налегке, до летнего зноя. Чтобы двигаться быстрее, распорядился идти не единым каре, а разделиться на 6 корпусов. Но… все его решения оказались выигрышными только с точки зрения дилетанта. Армия выступила по снегу, воины страдали от холодов. Потом грянула оттепель. Переправы через разлившиеся ручьи и реки стали бедствием. Степь залило морями грязи, в ней увязали пушки, телеги, сапоги. А личный состав был перегружен до предела: каждому солдату и стрельцу было велено иметь с собой запасы на 4 месяца! Все это тащили на себе и в обозах. Промокшие до костей люди выбивались из сил, лошади надрывались.
Хана в Крыму не было. Он никак не ожидал, что русские вторично попрутся на Перекоп. Действительно отправился в поход – не на Россию, а на австрийцев. Но в Буджаке его догнала весть о приближении Голицына, и он с 40 тыс. конницы повернул обратно. В Крыму остался ханский сын Нуреддин, у него было всего 10–15 тыс. всадников. Но ведь Голицын на этот раз разделил армию. Нуреддин стал нападать то на один, то на другой корпус, выбирая слабые места. Потом подоспел и хан со всей ордой, атаки посыпались более мощные и яростные. Полки кое-как устояли, отогнали татар. 20 мая армия все-таки дошла до Перекопа. Но здесь были сильнейшие укрепления. Перекопский перешеек пересекал ров глубиной до 30 м и земляной вал с 7 каменными башнями. Единственные ворота в Крым защищала цитадель со множеством пушек. Вся равнина перед валом простреливалась.
Конечно, об этом следовало разузнать заранее, хотя бы распросив запорожцев. Но ведь у Голицына и Софьи возобладали совсем другие соображения, политические. А что оставалось делать теперь? Взять нахрапом мощные укрепления нечего было и думать, у русских не было даже тяжелых орудий. А если вести осаду, подходить к валам траншеями, засыпать ров, это потребовало бы нескольких недель. Но масса людей и лошадей не могла долго стоять в степи без воды, еды, фуража. Да и лето уже наступило, солнце пекло немилосердно. Ночью Голицын собрал военный совет, и все командиры заявили: "Служить и кровь свою пролить готовы, только от безводья и безхлебья изнужились, промышлять под Перекопом нельзя, и отступить бы прочь!" Другого выхода не оставалось.
На следующий день армия выступила в обратную дорогу. Мелкие татарские отряды преследовали, тревожили налетами, поджигали степь. Голицын испугался, что татары окружат его, отрежут от России. Посыпались панические указания подчиненным: готовиться прорываться с боем. Избавлялись от "лишних" грузов, выкидывали поклажу с возов. Потери составили 20 тыс. убитыми и умершими, 15 тыс. пропавшими без вести (пленными и дезертирами), при отступлении бросили 90 пушек. Успеха добились только донские казаки и запорожцы. Они опять "отвлекали", из устья Дона и с Днепра в море вышли флотилии лодок, соединились, захватили несколько турецких судов и разорили Тамань.
Но это уже ничего не значило. Катастрофа в степях ускорила развязку в Москве. 8 июля в праздник Казанской иконы Божьей Матери Петр бросил Софье открытый вызов. Прилюдно объявил, что крестный ход должен возглавлять царь, а "она, как женщина, не может быть в том ходу без неприличия и позора". Правительница опять хотела признать поход "победой", но Петр не согласился, список наград не утвердил. О том, что в России назревают решающие события, прекрасно знали за рубежом. В Москве этим летом оказались послы Голландии, Дании, Швеции, Польши, Бранденбурга, Персии, Австрии. Вместе с поляками приехал де Невиль, иезуит и шпион Людовика XIV. В столицу примчался и Мазепа. Словом, клубок собрался еще тот.
Закручивали закулисные переговоры. Поляки, иезуиты и Невиль навещали Голицына на дому, тайно беседовали. В частности, как писал Невиль, речь шла о том, что после переворота патриархом поставят Сильвестра Медведева, "который немедленно предложит посольство в Рим для соединения церкви латинской с греческой, что, если бы совершилось, доставило бы царевне всеобщее одобрение и уважение". Несколько раз француз переодевался в русскую одежду, доверенный астролог канцлера Силин водил его к Мазепе. Обсуждали, что Украине будет лучше перейти под покровительство польского короля, и гетман уже в те годы изъявлял полную готовность к предательству. Голицын знал об этом. Но считал вполне нормальным пожертвовать и Украиной, и верой за помощь в захвате престола. Канцлер прорабатывал вопрос и о том, чтобы в случае неудачи бежать в Польшу и, "соединившись с казаками и татарами, достигнуть силой того, чего он не мог бы добиться посредством своей политики". То есть раздуть новую смуту в России.
Однако от проектов перехватить власть при широкой поддержке военных, на гребне победных торжеств, Софье теперь пришлось отказаться. Какая уж поддержка, если по России растекались слухи о позоре и огромных бессмысленных потерях. Оставался обычный переворот, и было решено использовать старый сценарий Стрелецкого бунта. В ночь на 17 августа полки подняли по тревоге. Объявили – "потешные" Петра идут на Москву, хотят захватить дворец и убить Софью. Стрельцы заняли Кремль, расставили пушки. Правительница со слезами на глазах благодарила их: "Если бы не мои предосторожности, они бы нас всех поубивали!" Версия выглядела не слишком убедительной. У Петра в двух "потешных" полках, Преображенском и Семеновском, было всего 600 человек, а в Москве располагались 17 стрелецких, 2 гвардейских полка и несколько солдатских и рейтарских. Но в поднявшейся неразберихе отряд во главе с Шакловитым поскакал в Преображенское – убить Петра.
Хотя патриотическая партия оказалась настороже: ее сторону держал начальник Преображенского приказа (политического сыска) Федор Ромодановский, племянник убитого полководца. Петра вовремя предупредили, он ускакал в Троице-Сергиев монастырь. За ним двинулись слуги, "потешные", укрылись за стенами обители. К царю стали съезжаться верные бояре. Разослали указы войскам – идти в Троице-Сергиев монастырь. Софья тоже стала рассылать приказы – идти в Москву. Вот тут-то и выяснилось, какая партия была в России более популярной. В каждый полк приходило два противоположных распоряжения, но все они выступили к Петру, а не к Софье. Туда начали уходить и московские стрельцы.
Остальное было уже делом времени. Подергавшись и пометавшись, Софья была вынуждена капитулировать. В доме Голицына нашли неимоверное количество драгоценностей, украшений, 400 пудов одной лишь серебряной посуды, а в подвале под слоем земли открылись золотые россыпи, 100 тыс. червонцев, украденные у Самойловича и из украинской войсковой казны. Но за него ходатайствовал двоюродный брат, приближенный Петра, и канцлер отделался пожизненной ссылкой в Холмогоры. Медведева, Шакловитого и двух его помощников казнили. Софью заключили в Новодевичий монастырь. Клевретов временщиков тоже отправили в ссылки.
10 сентября 1689 г. двор торжественно вернулся в Москву. Петр обнялся с Иваном, и немощный старший брат уступил первенство младшему. А какие силы боролись между собой, проявилось сразу же. На следующий день первым актом новой власти иезуитам было предписано в две недели покинуть страну. К императору и польскому королю направили грамоты, оповестили – отныне и навсегда иезуитам въезд в Россию закрыт. Было запрещено католическое богослужение. Отменили и договоры с Польшей и Швецией о транзитной торговле через русскую территорию. А Невиль, вернувшись во Францию, рекомендовал Людовику XIV – когда король разберется с австрийцами и голландцами, надо организовывать войну против русских. Потому что они "незнакомы с правилами вежливости" и "чтобы достигнуть каких-либо результатов, с ними не должно обращаться учтиво". Да и впрямь, какие могут быть "правила вежливости" и как можно учтиво "достигнуть каких-либо результатов", если власть изменников закончилась?
Но Мазепа выкрутился. Во время бурных событий августа 1689 г. он сумел остаться в тени. Иезуиты, по понятным причинам, о контактах с ним не распространялись, и Голицын счел за лучшее промолчать – иначе себе дороже. Украинский гетман поздравил победившего Петра. Выражал готовность служить ему верой и правдой. Хотя в конце этого же году он отправил в Варшаву своего доверенного связного, еврея Соломона. Переслал письмо Яну Собескому. Сообщил, что желает возвращения Украины в состав Речи Посполитой, и просил помощи, чтобы избавиться от опеки Москвы. Да, такая уж натура. Изменил Польше, изменил Дорошенко, изменил Самоловичу, теперь взялся готовить новую измену.
Борьба за выход к морю
Война "Священной лиги" против турок шла своим чередом. Из русских жертв союзники извлекли немалые выгоды. Пока Голицын оттягивал на себя татар, войска Габсбургов наступали в Венгрии, вступили в Сербию и Валахию. Венецианцы высадили армию в Греции, завладели Пелопоннесом, подступили к Афинам. Как раз тогда был разрушен знаменитый Парфенон. Древнегреческий храм простоял целых два тысячелетия, а при осаде турки устроили в нем пороховой склад, и туда попало венецианское ядро. Бурлили восстания в Черногории, Македонии, Болгарии.
В самой Турции тоже кипели дрязги. Когда султан Мехмед IV после поражения под Веной решил пожертвовать великим визирем Кара-Мустафой Кепрюлю, к власти дорвались противники этого клана, которых семейство Кепрюлю в свое время "недочистило". Но у покойного великого визиря Фазыл Ахмеда и Кара-Мустафы оставался еще один брат, Фазыл Мустафа Кепрюлю. Он, как и его родственники, был популярен в армии и после следующих поражений объявил виновным султана и его новое окружение. Взбунтовал янычар, заставил Мехмеда IV отречься от власти и посадил на трон его брата Сулеймана II. Этот султан просидел в "клетке" аж 40 лет. Разум он сумел сохранить, потому что был очень набожным, постоянно читал Коран. Но он и на престоле постоянно читал Коран, ни на что другое был не способен. А править и воевать взялся Фазыл Мустафа. Дряхлый и ожиревший Сулейман прожил недолго. Но когда умер, великий визирь заменил его Ахмедом II – точно таким же, 40 с лишним лет просидевшим в "клетке".
А у "Священной лиги" дела пошли совсем не так гладко, как представлялось. Господарь Валахии Кантакузин готов был выступить против турок вместе с русскими. Но к нему-то пришли не русские, а австрийцы. Их власть румыны уже испробовали и считали, что под турками живется лучше. Войскам Габсбургов оказали ожесточенное сопротивление. Потомок сербских королей Георгий Бранкован поверил в освобождение своей родины, обратился в Вену с проектом автономной Сербии под протекторатом императора. Да какая там автономия! Австрия нацелилась попросту покорить южнославянские земли. Бранкована спровадили в распоряжение военного командования. Он присмотрелся и понял, Сербию не освобождают, а оккупируют. Отказался подчиняться имперским генералам, но его арестовали и отправили в заточение, чтобы не мешался.
Фазыл Мустафа снова сумел укрепить армию, одерживал победы. Восстание в Болгарии турки круто вырезали. Разбили и выгнали из Сербии войска Габсбургов, заняли Белград. Опасаясь мести, с австрийцами ушло 100 тыс. сербских беженцев. Император принимал их на службу, сформировал целый корпус. Но денег у него не было, и он придумал устроить сербских воинов наподобие казаков. Селил их в приграничных районах, опустошенных войной, дал землю, некоторые права самоуправления – и воюйте за империю, охраняйте ее. Этих воинов стали называть "граничарами".
Правда, и турки не смогли развить успехи. В битве под Саланкеменом шальная пуля попала в щеку Фазылу Мустафе, он умер. Но и "Священной лиге" не удалось переломить ситуацию. Австрийский главнокомандующий Кроа де Круи опять двинулся на Балканы, осадил Белград. Однако действовал так плохо, что турки совершенно растрепали и прогнали его армию (император уволил Кроа де Круи, но у него были хорошие связи при дворе, ему дали блестящую аттестацию. Он и тыкался с этой аттестацией к разным монархам, пока его не принял на службу Петр I, и Кроа де Круи благополучно погубил русскую армию под Нарвой).
А на русском фронте наступило затишье. Война, затеянная предшественниками, повисла теперь на молодом царе Петре. Его правительство поначалу вело себя осторожно. Союзнических обязательств не нарушало, договоров не расторгало. Но и жертвовать своими воинами ради чьих-то интересов не желало, самоубийственных походов не предпринимало. Хотя затишье было обманчивым. Турки тоже не вели активных действий против русских, перебросили силы на других противников. Но они развернули интенсивное строительство крепостей. В низовьях Днепра в дополнение к Очакову и Кызы-Кермену принялись возводить еще пять штук! Аслан-Кермен, Таван, Мустрит-Кермен, Ислам-Кермен, Мубарек-Кермен. Крепости все ближе придвигались к царским владениям. Если русские будут наступать, на их пути вставали новые преграды. Но крепости служили и прекрасными базами, если удар соберутся нанести турки.
А уж для крымцев война развязала руки. Их загоны постоянно терроризировали Украину, отлавливая "живой товар", угоняя скот. Хан не оставлял без внимания и русскую оборону. В каком она состоянии? Как несут службу войска? Как сказалась на них перемена власти? Может быть, уже саму Россию получится грабить, как Украину? В 1692 г. хан вдруг вывел орду, двинулся к системам пограничных укреплений. Но у воеводы Белгородского разряда Бориса Шереметева служба была налажена образцово, разведка тоже. Получив сведения о приближении татар, он мгновенно поднял войска и выступил навстречу с 40-тысячным корпусом. Хан счел за лучшее не принимать сражения. Повернул воинство куда полегче – очередной раз прочесать польские владения.
На Правобережье в казачьих полках наконец-то выдвинулся толковый гетман, винницкий полковник Самойло Самусь. Навел кое-какой порядок, отбивал города и местечки у очередного "турецкого гетмана" Стецика Ягорлыцкого. Тот уже был совсем слабеньким, о нем никто всерьез не говорил. Единственное, чем известен, – участвовал в набегах вместе с татарами. Но появился еще и "татарский" гетман Петрик Иваненко, бывший войсковой писарь Запорожской Сечи. В 1692 г. он вдруг отделился от своих товарищей, привел в Кызы-Кермен "войско" из 60 человек. Объявил себя гетманом и в таком качестве от лица "Войска Запорожского" заключил "вечный мир" с Крымским ханством. При этом провозгласил, что "поднимает восстание" против России. Правда, Россия этого восстания не заметила. Потому что у Петрика так и не собралось более 500 человек, он поселился в Перекопе и присоединялся к крымцам в их предприятиях.
Запорожская Сечь в эти годы развернулась в полную силу. Татарских набегов казаки не оставляли безответными. Действовали, как привыкли. Перехватывали загоны, возвращавшиеся в Крым, отбивали полон и добычу. Сами нападали на улусы, снова выходили в море вместе с донцами. Кстати, много украинских казаков оказалось к этому времени и в Сибири – ведь туда ссылали участников прошлых мятежей, измен. Но сылали-то их не в тюрьмы, не на рудники. Их зачисляли на государеву службу, платили жалованье (причем довольно высокое, и платили его регулярно). Они оставались казаками. Занимались привычным делом: охраняли границу и сибирские города, отбивали набеги кочевых племен – а жизнь там была очень неспокойной. Казахи, каракалпаки, калмыки, киргизы и прочие соседи не прочь были поживиться грабежом, нападали постоянно. Вчерашние украинские мятежники проявили себя в Сибири с самой лучшей стороны. Службу несли добросовестно, умело. Например, в Красноярске прославился атаман Василий Многогрешный. Отражал набеги тувинцев и киргизов, совершал ответные экспедиции в их земли, одерживал победы. Эта часть малороссийских казаков и запорожцев так и влилась в сибирское казачество.
Ну а Речь Посполитую крымцы совершенно разорили. В Москву приезжали посольства императора, Венецианской республики, привозили послания папы римского. Ян Собеский боялся, что турки, разбив австрийцев под Белградом, навалятся на него. Принялся скандалить. Писал в Москву, будто русские не внесли никакого вклада в общую борьбу. Шантажировал, что разорвет "вечный мир", вместо этого договорится с турками. Но ведь и российское Левобережье татары совсем замучили. Становилось ясно – хоть в войну ввязались Софья с Голицыным, но завершить ее надо достойно, с выгодой для России. Петр с детства мечтал о воинских подвигах, тренировался со своими "потешными". Он мечтал и о море. А древние выходы Руси к южным морям перекрыли турки.
Осенью 1694 г. царь провел маневры, Кожуховский поход, а на 1695 г. наметил нанести удар. У него нашлись умные советники, план составили блестящий. При Голицыне противник привык, что русские лезут на Крым, а с Дона осуществляются отвлекающие операции. Теперь решили сделать наоборот. Под командованием Шереметева собиралась большая армия, 100 тыс. человек. Ей поручали, как и раньше, идти к Новобогородицкой крепости, соединиться с Мазепой и запорожцами. Но дальше двигаться не в крымские степи, а на днепровские турецкие крепости. Оттянуть неприятелей на себя, отрезать турок от татар.
А вторая армия в это время должна была спуститься по Дону и захватить Азов. Она была небольшой, 31 тыс., но Петр отобрал в нее лучшие части: Бутырский и Лефортовский полки (гвардию своего отца – бывшие "выборные" полки Кравкова и Шепелева), собственную гвардию – Преображенский и Семеновский полки, московских стрельцов. Их дополняли пограничные части Тамбовского разряда и донские казаки. Азов был сильнейшей крепостью, после прошлых кампаний его укрепления наращивались и совершенствовались. Но гарнизон был небольшим, 3 тыс. человек, и расчет строился на внезапности – налететь, штурмовать, и десятикратное превосходство гарантирует победу. Чтобы быстрее двигаться, даже не стали брать тяжелых пушек.
Но с самого начала расчеты перечеркнули грубейшие ошибки. У второй армии не было единого командующего, руководила "консилия" при молодом и неопытном царе. О планах болтали на всех застольях, а шпионов в Москве хватало. Турки узнали, увеличили гарнизон Азова до 10 тыс., изготовились к обороне. Даже когда подошло русское войско, к крепости прибывали эскадры с янычарами, боеприпасами. Осада велась бестолково. Обстреливали, атаковали. Но при штурмах и вылазках неприятеля только несли большие потери. Татарская конница в степи перхватывала обозы.