Я протянула руки, чтобы принять подарок, но мои руки были пусты.
Голос откуда-то сказал: "Ну, я не очень высокого мнения об этом! Ты работала за это два года, и ты даже не понимаешь, что ты получила.
Ты даже не видишь его!" Но это меня не заботило.
Я знала, что я буду работать еще два года и еще два года.
Одновременно я чувствовала напор ветра позади себя, я взглянула на горизонт, и я могла видеть бесконечно далеко в пространстве.
Это было такое сильное впечатление, что я проснулась и сказала себе, что причиной сна был медитационный центр, и я должна вернуться.
Я возвратилась на следующий день и начала делать Динамическую медитацию, и Динамическая медитация изменила мою жизнь.
Все делали ее обнаженными, и скоро я поняла, что в этом не было ничего сексуального.
Я не чувствовала, что кто-то вообще интересуется моим телом, совсем наоборот, у нас у всех были на глазах повязки.
Первая стадия - это хаотическое дыхание, при этом фоном идет музыка, вторая стадия - это катарсис, чтобы освободить подавленные эмоции.
Я думала, что у меня нет подавленных эмоций, у меня нет причин кричать, и я легко танцевала в этой стадии.
Через несколько дней, во время медитации я была удивлена, когда обнаружила, во время стадии катарсиса, себя, стоящей как амазонка на холме, и крик, вырывавшийся у меня, был таким громким, таким первобытным, что он наполнял всю вселенную.
Я кричала в темноте, и это было выражением агонии и боли всего прошлого человечества.
Но я чувствовала себя не связанной с ним и отделенной, как будто я наблюдала и слышала крик, исходящий от кого-то другого.
Катарсис - это очистительный процесс, перед тем как случается медитация.
Я знала, что я не могу сидеть молча и позволить медитации случиться, потому что мой ум был слишком занят.
В этой точке моей жизни я действительно думаю, я была моим умом.
Не было разделения между потоком мыслей, который постоянно мчался в моей голове, и моим существом.
У меня не было чувства сознания, я знала только мои мысли.
Но после этого опыта я начала понимать, что есть гораздо больше "меня", чем я думаю.
Несколькими днями позже во время стадии катарсиса у меня было другое переживание: я чувствовала, что мое тело не "мое".
Мое тело согнулось и стало как у горбуна.
Мое лицо изменилось, но мой рот оставался открытым, мои глаза странным образом смотрели в стороны.
Вся моя левая половина, как будто закостенела, и из моего рта вырывались странные звуки, как будто я не умела говорить.
Я скорчилась в углу, и у меня было чувство, что меня не понимают, но самым сильным было чувство любви.
Чувство любви окружало это "существо", которое было моим телом.
Я чувствовала себя мужчиной, и этот изуродованный мужчина был полон огромной любви, полон такой мягкости, свежести, что это был прекрасный и очень тронувший меня опыт.
Мне не нужны были никакие объяснения, так как снова я чувствовала себя отделенной; как будто я наблюдала, и у меня не было страха, потому что, каким-то странным образом, это чувствовалось естественным.
Однако я не упоминала об этом никому и поделилась только годы спустя, так как боялась, что меня сочтут сумасшедшей.
Третья стадия заключается в том, что вы прыгаете, руки подняты в воздух, и вы кричите: "Ху! Ху в течение десяти минут, потом раздается крик "СТОП", и вы останавливаетесь в точности в том положении, в котором вы находитесь.
В этой четвертой стадии медитация происходит сама по себе.
Ничего не нужно делать.
В последней стадии вы танцуете, празднуя, и это тоже случается само.
Я делала Динамическую каждый вечер в течение шести месяцев.
Но я была поймана уже после нескольких первых раз.
Я выходила из медитационного центра в полном блаженстве как будто я была под действием какого-то наркотика.
Белл стрит одна из самых ужасных частей Лондона.
Она находится в стороне от Харроу роуд и на пути посадки самолетов.
Постоянно движение грузовиков и тяжелых машин.
Это недалеко от Паддингтонской станции железной дороги и здания из красного кирпича, расположенные здесь, старые и уродливые.
Я выходила в этот мрачный хаос уличного движения и серого цвета и говорила: "Это все так прекрасно".
В то же время это было первый раз в моей жизни, когда я куда-то приходила вовремя.
Каждый день, проезжая через Паддингтон, ровно в шесть часов, я говорила себе:
"Что со мной случилось, я, должно быть, сошла с ума.
Что происходит со мной?
Я никогда не приходила вовремя в своей жизни, ни в школу, ни на работу, ни на свидания".
Санньяса в те дни состояла из трех маленьких соглашений.
Одно - это было носить малу, которая представляет собой ожерелье из 108 деревянных бусин с пластиковым медальоном, в котором находится фотография Ошо.
Малы (без медальона) носили в Индии традиционные санньясины в течение тысяч лет.
Все время также надо было носить оранжевую одежду, и давалось новое имя на санскрите, которое заменяло старое и было свободно от ассоциаций, связанных с ним.
Я была в шоке, когда я увидела в Индии своих первых "традиционных санньясинов".
Они были одеты в точности как я: в оранжевое и малу, и я могла понять, каким ударом для них было видеть западного человека (особенно женщину), одетого как один из их "святых".
Традиционный санньясин отверг мир, и, обычно, это был старый человек, конечно, это не могла быть женщина, и его никогда нельзя было увидеть с женщиной.
Мы не носим больше этот цвет или малу сейчас (когда я пишу эту книгу!).
Видимо, "работа" сделана.
Желание одеваться в оранжевое ко мне пришло естественно; я даже не осознала, что это одно из "правил".
Мала стала необходимостью, без нее я все время чувствовала, как будто я что-то потеряла.
Это начало происходить вскоре после того, как я начала медитировать.
Я задыхалась и хваталась руками за грудь, как будто я потеряла ожерелье.
Это становилось уже неудобным, так как это происходило в любом месте и в любое время.
В конце концов, я подумала: "Черт, я должна добыть одно из этих ожерелий".
Санньясины, которых я встречала в центре, не привлекали меня как личности.
Например, я никогда раньше не встречала женщину, которая не была бы накрашена, а здесь были эти женщины с бледными лицами, с мягкой белой кожей и длинными бесформенными прическами.
И мужчины выглядели очень женственными для меня.
Они не были похожи на людей, которых я хотела бы привести домой и представить любому из моих друзей.
Однако они привлекали меня, я не понимала чем, и я проводила все больше и больше времени в медитационном центре, и ходила все меньше и меньше на вечеринки с моими друзьями.
Была одна женщина, которую я видела каждый вечер в круглом белом туннеле, она сидела и вязала разноцветный шарф с национальным орнаментом.
Она не была санньясинкой, и я узнала, что за ее очень привлекательным лицом и увлечением афганской одеждой и тибетскими ботинками скрывается очень преуспевающая деловая женщина и адвокат.
Ее имя было Сью Апплтон, вскоре оно заменится на Анандо.
Я даже в малейшей степени не подозревала, что наши жизни переплетутся также многоцветно, как нити в ее национальном орнаменте.
Я встретила другую женщину, которую звали Сьюзан, вскоре ее имя заменилось на Савиту.
Она занималась счетами, и ее простой, домашний вид хорошо маскировал ее, потому что именно она сыграла основную роль в разрушении многих жизней.
Ее талант к цифрам даст ей доступ к миллионам долларов и сделает ее преступницей.
Мы делали группу вместе в сельском доме в Суффолке.
Во время группы у нас не было контактов, но в самом конце, в темноте, нам сказали, чтобы мы сняли свою одежду и положили ее в угол комнаты.
Затем нам нужно было взять что-то из кучи одежды и надеть на себя.
Когда зажегся свет, на ней была моя одежда, а на мне ее.
Мы настороженно взглянули друг на друга, и я чувствовала себя странно: как будто против своей воли, в результате церемонии мы стали братьями по крови.
Связь, которой мне не пришлось гордиться.
Для меня случилось так, что медитации не только приносили мне огромную радость, но я постепенно начала осознавать, что то, что я знала, теряет свое значение для меня.
В то время как раньше походы в ночные клубы или на вечера с друзьями заставляли меня трепетать от волнения, сейчас я замечала, что все эти лица, для которых я одевалась, были пустыми и мертвыми.
Даже богатейшие люди выглядели, как будто у них ничего нет.
Мои друзья-интеллектуалы затевали огромную дискуссию, при этом они неопределенно смотрели через плечо человека, с которым разговаривали.
Однажды, разговаривая с одним другом на открытии одной из его картинных галерей, я заметила, что хотя он разговаривает, он не здесь!
Никого не было дома за его глазами!
Он даже не заметил, когда я прекратила говорить и уставилась на него в удивлении.
Все выглядело фальшивым.
Я исписывала страницы и страницы, спрашивая Ошо: "Почему нет ничего настоящего?"
К счастью, у меня хватило ума не посылать большинство своих писем.
Это было начало, дни, когда все было очень взбаламучено, потому что когда я впервые начала смотреть на свою жизнь и людей вокруг меня, это было тяжело.
Я действительно видела некоторые вещи, которые пугали.
Так что во время этих первых месяцев занятий медитацией, очень многое открылось.
Очень многое я увидела впервые.
Динамическая медитация пробуждает жизненную энергию и дает свежесть и ясность глазам ищущего.
Я работала секретарем два дня в неделю у нескольких фотографов мод и их друга художника, который всегда одевался в голубое, и жил со своей, облаченной в голубое, женой, и одетым в голубое ребенком, в голубом доме, с голубыми коврами, голубой мебелью и голубыми картинами на голубых стенах.
Когда я начала носить только оранжевую одежду, он подумал, что я сошла с ума!
Он позвонил фотографам, и они начали обсуждать меня, они волновались, что я сойду с ума, потому что я медитирую.
Они сказали мне, что из всех людей, которых они знают, мне не надо медитировать.
"Ты выглядишь всегда такой счастливой и расслабленной", - говорили они.
Двое других друзей отозвали меня в сторонку и с серьезными лицами спросили меня, принимаю ли я сильные наркотики.
"Нет, я медитирую", - ответила я.
Я работала у одного актера раз в неделю, он говорил, что я его личный ассистент.
То, что я на самом деле делала, заключалось в том, что я слушала, когда он говорил.
Он был очень привлекательный, богатый молодой человек и все же он периодически напивался и крушил всю мебель и окна в своем доме, разбивая себе голые руки в кровь.
Он говорил, что я "трачу свою жизнь, медитируя", и что он не будет никак помогать мне финансово, несмотря на то, что он может себе это позволить.
Мне нужно было встретить человека, который изобрел эту медитацию и изменил мою жизнь так сильно, что я не могла подождать даже один день, перед тем как принять санньясу.
Я приняла санньясу в Лондоне, от Шьяма Сингха, мятежного ученика; это был человек-тигр с горящими желто-зелеными глазами.
Человек с огромной харизмой и мудростью, он очень помог мне, но потом наши пути разошлись.
Он передал мне лист бумаги, на котором рукой Ошо было написано имя - Ма Четана.
Я написала мое первое письмо к Ошо (обращаясь к нему как к Господину Полной луны, что и является значением слова Раджниш), и я писала, что я слышала, что он говорил о "Пути", но я настолько растеряна, что я не могу даже найти свои ноги, чтобы встать на путь.
Его ответ был: "Приезжай, да просто приезжай с ногами или без ног".
Так романтично и с самого начала он подмигнул, чувство юмора.
Я определила для себя дату, когда я должна уехать в Индию.
У меня не было денег, но когда дата наступит, я была готова уехать с билетом или без билета.
Я упаковала все, как будто я никогда не вернусь.
Я отдала своих двух кошек эксцентричной старушке, живущей в деревне, у которой было примерно две сотни кошек.
Для моих она приготовила специальное место в своем саду.
Я привезла мою собаку к своим родителям в Корнуоле.
Они очень легко восприняли мой "новый каприз, который продлится недолго", и моя мама даже сопровождала меня рано утром на пляж, где я делала динамическую.
Взяв меня с собой, когда она пошла за покупками, она говорила соседям и владельцам магазинов: "Наша Сандра теперь медитирует".
Но через несколько дней она начала беспокоиться, что медитировать каждый день - это слишком часто, и она предрекла, что я: "либо сойду с ума, либо окончу свои дни в монастыре".
Огромной красотой моей матери была ее простота и невинность.
А моего отца - было его чувство юмора.
Я попрощалась со своей бабушкой, моим братом и моей сестрой.
Я плакала, когда я прощалась со своими родителями и прилипла к окну, когда поезд проходил мимо причудливого старого вокзала на холме в Лискерде.
Я думала, что я уезжаю навсегда, и никого больше не увижу.
Лоуренс проводил меня в лондонский аэропорт, чтобы увидеть начало моего путешествия вовнутрь, так как сам он собирался начать путешествие во внешнем мире: из Голливуда к диким примитивным племенам в Новой Гвинее.
Мы не знали, когда мы встретимся снова, и сквозь слезы, я спросила его: "Как ты думаешь, я смогу учиться там йоге?" Он обнял меня одной рукой и сказал: "О, я уверен, ты научишься там многому".
ГЛАВА ВТОРАЯ.
СВЕТЯЩАЯСЯ ТЕМНОТА
ПОСЛЕ МОЕЙ ПЕРВОЙ НОЧИ в индийском отеле в Пуне я решила отказаться от поисков истины.
Отель казался снаружи хорошим, и я прибыла в него усталая и потрясенная своими первыми впечатлениями от индийского аэропорта и вокзала.
Вокзал выглядел как лагерь беженцев, целые семьи спали на грудах узлов, прямо посреди платформы, а пассажиры торопливо пробегали около них или прямо через них.
Калеки, голодные тянули меня за одежду, просили подаяния и смотрели, как будто они хотели съесть меня.
Носильщики и шоферы такси орали, даже пускали в ход кулаки, разбивая друг другу физиономии, чуть ли не душили друг друга, чтобы заполучить клиента.
И сотни человек, везде.
Взрыв народонаселения!
На стене в моей комнате в отеле сидело самое отталкивающее существо, которое я когда-либо видела, со спиной, покрытой панцирем.
Это был таракан около восьми сантиметров длиной, и он полетел на меня.
Он действительно полетел, и я закричала так громко, что со всех сторон прибежали люди.
Я до сих пор помню недоверчивое выражение на лице мужчины, когда он увидел, что я подняла такой шум из-за таракана.
Повернув кран в ванной комнате, я была удивлена, когда вода прошла через раковину и образовала лужу у моих ног.
Водопровод никогда не был закончен, и не было трубы, соединяющей раковину с канализацией.
Я пошла к портье и попыталась объяснить, что произошло; потом я привела менеджера в свою ванну и показала ему раковину без дна.
Но он не мог понять, в чем проблема и в любом случае у него не было другой свободной комнаты.
Кровать представляла собой металлическую раму, которая была когда-то покрашена в голубой цвет, с пружинами, которые почти проникали через тонкий матрас, и сверху лежали две истертые простыни, которые не менялись уже долгое время.
Но самым ужасным была свастика, нарисованная кровью на стене.
Это было, как я думала, какая-то черная магия.
Я не знала, что свастика родилась в Индии, и является символом хорошей судьбы.
Это Гитлер поменял направления креста и, не зная, превратил свастику в символ зла.
И она была нарисована не кровью, а травой, которая становится, если ее пожевать, красного цвета.
У нее такое же действие как у табака, она очень популярна, и везде можно увидеть плевки от нее.
Была поздняя ночь, я не хотела выходить в сумасшествие улицы, так что я сидела полностью одетая, всю ночь на кровати, потому что я не решалась ложиться на нее, и плакала.
Проснувшись в скомканной груде на постели от очень громкого радио, играющего музыку из индийского кинофильма, и криков людей, я решила немного времени провести где-нибудь, где есть солнце, и возвращаться в Лондон.
У меня было несколько книг, которые я должна была привезти в ашрам, для библиотеки Ошо, так что я взяла рикшу до ашрама и оттуда собиралась уехать на побережье.
Я только успела высунуть одну ногу, выходя из рикши, как я увидела Риши.
Это был человек из моего сна, который подарил мне "подарок", за который я билась два года.
Он привел меня к себе в дом, нашел для меня постель, и там я пробыла одну неделю.
Тогда я стала готова.
Я начала посещать дискурсы на хинди.
Ошо в то время давал дискурсы каждое утро, один месяц на хинди, другой на английском.
Это был месяц лекций на хинди.
Сначала я не смогла увидеть красоту и грацию Ошо, но я определенно чувствовала что-то.
Мастер находится на таком уровне сознания, что обычному человеческому существу трудно сначала его понимать.
Только скрытая, мистическая часть человека, та, которая может чувствовать волшебство в жизни, как-то находит путь к Мастеру и может узнать его.
Сидеть и слушать язык, который человек не понимает, сидя на мраморном полу два часа, кажется, что это для тронувшихся.
Но аудитория Чжуан-Цзы с очень высокой крышей, поддерживаемой колоннами и открытая со всех сторон в сад, такой роскошный и экзотический, она была очень специальным местом.
Голос Ошо, когда он говорил на хинди, был самой прекрасной музыкой, которую я когда-либо слышала.
Я никогда не пропускала лекции на хинди, я даже предпочитала их лекциям на английском.
Во время муссонов, в сезон дождей, было очень мало людей (иногда не больше сотни), и дождь барабанил по окружающим джунглям.
Было очень легко соскользнуть в медитацию, даже не понимая этого.
Дискурс заканчивался через два часа словами на хинди: "Аж Итна Ии", - на сегодня достаточно, и я думала: "0,нет! Я ведь только что села".
Я сидела и чувствовала так много энергии, я была везде в аудитории, как дикий жеребец, галопируя, голова закинута назад, грива развевается; к тому времени, когда я успокаивалась и сидела тихо, дискурс заканчивался.
Ошо всегда понижал тон своего голоса в конце дискурса, так что слушатель мягко пересекал границу забвения.
Время теряло всякое значение, когда вы сидели с Ошо; два часа могли быть двумя минутами.
Я чувствовала себя очень живой.
Я чувствовала, как будто Ошо давал мне жизнь.
Я была и раньше живой, в теле; я наслаждалась собой, но теперь я чувствовала качественную разницу.
Первые несколько дней, когда я посещала дискурсы, со мной происходила странная вещь: я покидала аудиторию, бежала прямо в туалет, и там меня начинало рвать.