8 апреля 2012 г. по каналу "Вести" в РФ показали репортаж из города Рубэ на севере Франции с населением примерно 100 тысяч человек. По официальным данным за 2008 год, 20 тысяч из них были иммигрантами. Но по неофициальным, Рубэ – первый во Франции город, в котором иммигранты и их потомки мусульманского вероисповедания уже составляют большинство. Причем три четверти из них проживают в арабских гетто Рубэ. Через неделю после трагедии в Тулузе там, как и в других "горячих точках" Франции, проходили аресты экстремистов, высылки имамов-джихадистов и предполагаемых боевиков – граждан Туниса, Алжира, Турции. В Рубэ, где уже действуют шесть мечетей, а четыре строятся дополнительно, влияние радикальных исламистов таково, что там можно было брать каждого второго. В таких кварталах Рубэ, как Альма, – рассказывал корреспондент "Вестей", рискнувший там побывать, – "о том, чтобы выйти из машины с камерой на улицу, нет даже и речи. Общественный транспорт сюда давно не ходит, полиция если и появляется, то только большими группами и в тяжелом обмундировании, готовая к беспорядкам. Законы Пятой Республики здесь не действуют: все углы поделены между наркоторговцами, товар есть в любое время суток, надо только спросить". Вот в таких неподконтрольных властям гетто и создана идеальная почва для вербовки "воинов джихада" вроде Мера и ему подобных "стрелков".
О том, что такие гетто, как Альма в Рубе, есть почти в каждом крупном городе Франции, Марин Ле Пен заявила публично после кровавых событий в Тулузе. По той же причине "Национальный фронт" выступил и против строительства во Франции мечетей на деньги, поступающие от исламистов из-за рубежа. И не потому, что "Национальный фронт" принципиально против ислама. Он против пропаганды радикального ислама, ваххабизма в таких мечетях. Так, власти Катара выделили 50 млн. евро для поддержки мусульман, проживающих среди "неверных" в пригородах Франции. Согласно официальной версии, эти деньги предназначены для развития малого бизнеса в мусульманских районах. Однако, по мнению экспертов, власти Катара способствуют распространению ваххабизма среди сотен тысяч молодых мусульман Франции. Дело в том, что эмир Катара шейх Хамад Бен Халифа аль-Тани, долгое время стремившийся к созданию имиджа прозападного политика, внезапно заявил, что приложит все усилия для того, чтобы исламский фундаментализм завоевал весь мир. Согласно недавнему исследованию, посвященному распространению ислама на территории Франции, наибольшей властью в иммигрантских гетто обладают мусульманские проповедники из Марокко и Турции, всеми силами работающие на установление шариата в неблагополучных пригородах.
7 февраля 2012 года в Париже специальный комитет по депортации рассматривал дело, возбужденное министерством внутренних дел, о высылке из страны Мохаммеда Хаммами, имама мечети Омара, расположенной в XI аррондисмане французской столицы. Хаммами, который родился в 1935 году в Тунисе, а прибыл в Париж в 1960-м, обвиняли в пропаганде антисемитизма и насилия. В своих проповедях в мечети Омара он неоднократно призывал мусульман не вкладывать деньги в банки, так как все они принадлежат евреям. Кроме того, он открыто высказывался в поддержку смертной казни по законам шариата для неверных жен. Хаммами заявлял, что изменницы должны быть забиты камнями до смерти. В МВД Франции им основательно занялись после того, как узнали, что Хаммами стал одним из основателей экстремистской исламской организации Forsan Alizza ("Всадники гордости"), призывающей к вооруженной борьбе с противниками ислама. Эта группировка, основанная в августе 2010 года, выступала за создание исламского государства на территории Франции и введение повсеместно законов шариата. Ее участники, включая лидера, были задержаны в Нанте, Марселе, Ницце и Тулузе. Спецназовцам удалось захватить у них целые арсеналы оружия. Согласно решению МВД республики, она была распущена (Le Figaro, 08.02.2012). Но сколько таких группировок действует во Франции подпольно, не знает никто. На место одной, официально распущенной, организуется десяток других. И все они ведут свою работу в предместьях и городских иммигрантских гетто.
Действия "духовных лидеров" направлены на то, чтобы превратить иммигрантов-мусульман в маргиналов, отвергающих традиции и законы страны, в которой они живут. И с этим французы сталкиваются уже не только в больших городах, но и в провинции. Так защитники французской самобытности из молодежной организации "Блок Идэнтитэр" региона Аквитания, расположенного на юго-западе страны, выступили за сохранение исторического облика средневекового города Ла-Реоль. Реольские мусульмане, при поддержке муниципальных властей захотели заменить свой молельный дом, который, по их мнению, стал слишком мал для них, на настоящую "мечеть-собор", которая будет располагаться в пятистах метрах от монастыря X века. Но что могут сделать эти ребята, когда их сразу же стали называть в печати расистами и нарушителями законов толерантности?!
"Существует такое понятие, как радикальный ислам, – говорит Марин Ле Пен. – В некоторых пригородах влияние его сторонников и проповедников весьма ощутимо. И попытки его легализовать во Франции – это все равно, что легализовать такое радикальное экстремистское движение, как "Братья-мусульмане". Что касается строительства мечетей. Мы знаем, что финансируют это строительство из Алжира, из Марокко, Катара. Ну, давайте заключим с этими странами соглашение – вы у нас строите одну мечеть, а мы у вас один христианский храм…"
В передаче радиостанции RTL–Lt Monde-LCI ведущий Патрик Коэн задал Марин Ле Пен такой вопрос:
"Вы считаете, что иммиграция это угроза безопасности граждан?"
"Нет, – ответила Марин, – я не так сказала. Я сказала, что это одна из причин небезопасности. Это не одно и то же. Я сказала, что разрушение всех великих основ нашего общества это также одна из причин отсутствия безопасности, за что несут ответственность те, кто нами управляет".
"Какую иммиграцию из трех вы имеет в виду, – допытывается Коэн. – Французов, которые происходят из семей иммигрантов, иммигрантов получивших право на въезд в страну законным путем или незаконную иммиграцию?"
"Прежде всего, мы против незаконной иммиграции, – ответила Марин Ле Пен. – Она продолжает расти быстрыми темпами. И во всех странах с этим борются, кроме нашей. У нас ее узаконивают".
По официальным данным, только в 1988 г. вид на жительство во Франции получили около 100 тысяч незаконных иммигрантов. С тех пор, как заявляет М. Ле Пен, по данным министерства юстиции, статус законного эмигранта ежегодно получают до 17 процентов незаконных, в том числе под предлогом предоставления политического убежища. Нередко те, кто приезжает во Францию на законных основаниях, как туристы, остаются затем уже здесь нелегально… А потом используют любые возможности, чтобы легализоваться. И в этом им во Франции власти потакают… Что касается французов, по происхождению из семей иммигрантов, то они же французы, с французским гражданством. Никто в "Национальном фронте" не ставит под сомнение то, что они – французы. "Тех же, кто живет во Франции незаконно, – считает Марин, – надо провожать до границы" (RTL–Lt Monde-LCI 27.01.2003).
Расизм наоборот
Новые иммигранты, прежде всего нелегальные, тяготеют к своим – но не к тем, кто полностью интегрировался во французское общество, а к тем, кто живет в гетто, где воспроизводится привычная для пришельцев родная среда. Чтобы в этом убедиться, надо просто пройтись в Париже по району Барбес-Рошешуар у Монмартра, либо по улицам парижского пригорода Сен-Дени, где быт обитателей (около 50 процентов жителей Сен-Дени – иммигранты либо их потомки), напоминает быт их сородичей в Центральной Африке или в арабских странах Магриба. Единственно, чем эти "новые французы" отличаются от своих соплеменников, мечтающих хоть одним глазком повидать Францию, так это воинственным неприятием всего французского, всего белого и христианского. Французы встречаются с этим вызовом ежедневно. В метро какой-нибудь чернокожий пацан может демонстративно улечься сразу на двух сиденьях с ногами и не уступит место ни старику, ни женщине. Французы будут молчать, даже если этот молокосос начнет дымить им в лицо самокруткой из марихуаны. Они будут ждать вмешательства полиции, которая, по идее должна, наказать нарушителя порядка в метро. Но полиция чаще всего тоже не вмешивается. В сознание французского обывателя всей системой обучения и образования вбито этакое чувство коллективной вины за "преступления французских колонизаторов" и "жертвы рабства". День памяти этих жертв теперь во Франции отмечают официально. Власти стараются их потомков не раздражать и умиротворяют всячески. Мало поэтому кто в метро решится взять такого обнаглевшего негритенка за шиворот и вышвырнуть его из вагона, как он того заслуживает. Тут же получишь в ответ: "Ах ты, грязный расист!".
Жан-Мари Ле Пен такого рода обвинения в свой адрес решительно отвергает. "В действительности я не расист и не ксенофоб. Просто я не верю во "всемирную деревню" и в то, что для счастья человечества достаточно взяться за руки и водить хоровод вокруг глобуса – говорит он. – Я обеспокоен тем, что за последние тридцать лет в одну только Францию прибыли десять миллионов иностранцев, хотя на протяжении всей мировой истории армия численностью всего в десять тысяч человек, подошедшая к границам государства, служила поводом для немедленной мобилизации. Некоторые политики рассматривают государство как предприятие, с бюджетом, прибылью, отделом кадров, наемными работниками и т. д. Моя концепция государственности в корне отлична от подобного механистического подхода. Для меня страна – понятие, прежде всего, национальное. Нация – это не столько настоящее и даже не будущее, сколько – в первую очередь – ее прошлое. Все, что есть у народа – культура, материальные ценности, уровень жизни, – заработано трудом, страданиями и самопожертвованием предшествующих поколений. Я остро ощущаю свою связь с историей моего народа, что подразумевает и мою личную ответственность перед потомками. Естественно, мне бы не хотелось, чтобы мои дети были похожи на соседа, приятеля жены или вообще неизвестно кого. Национальность наследуется человеком от родителей, а другую надо еще заслужить. Я ничего не имею против того, чтобы достойные люди могли стать гражданами той или иной страны, но абсолютно невозможно автоматически предоставлять это право всем желающим, как это сейчас делается в некоторых европейских государствах.
В результате такой "открытой" политики блага, накопленные трудом многих поколений европейцев, оказываются предоставлены всему миру. Разумеется, уровень жизни коренных обитателей падает прямо пропорционально количеству акклиматизировавшихся мигрантов. Например, с начала массовой иммиграции Франция, не переставая, деградирует в экономическом плане. Еще десять лет назад по уровню ВВП на душу населения наша страна занимала четвертое место в Европе. Сейчас мы – тринадцатые, сразу после Португалии и Греции. Лавину иммигрантов приходится постоянно поддерживать и финансировать, поэтому теперь у нас чудовищные налоги, а социальных преимуществ у иммигрантов даже больше, чем у этнических французов. По-моему, такая ситуация хуже, чем абсурд, – это чистой воды безумие! Таковы последствия замены традиционной национально ориентированной морали на революционную идеологию глобализма, которая будет дорого стоить европейской цивилизации" (цит. по: Д. Великовский. Expert Online. 19.04.2007).
В тех местах, куда французские власти направляют эмигрантскую рабочую силу, для новых поселенцев строится муниципальное жилье, так называемые "эшелемы" (от сокращения HLM). Фондом социального действия в отношении рабочих-иммигрантов и их семей в 1988 г. на строительство жилья HLM было выделено 524 млн. франков (там же, с. 102). Но уже в 1992 году, в связи с ростом иммиграции, на эти цели выделялось, по данным Счетной палаты Франции, 5,43 млрд. франков или 830 млн. евро (см.: HLM, Wikipedia). Начиная с 2010 года, на эти цели выделяется более миллиарда евро ежегодно. "Эшелемы" в районах расселения иммигрантов быстро превращаются в гетто, где гораздо выше уровень преступности и насилия, чем в среднем по стране. Коренные французы из таких мест бегут, нередко бросая свое жилье, в котором жило не одно поколение их предков. Мне довелось это видеть собственными глазами в небольшом городке Мант-ле-Жоли, в 50 километрах от Парижа. Великолепные пейзажи, старинный готический храм XII века, изысканная архитектура семейных вилл и замков, расположенных вдоль Сены на знаменитой Дороге Каролингов, привлекали туда парижан, которые покупали там недвижимость. Многие жили в Манте постоянно, чаще – сбегали туда из Парижа на уик-энд или летние каникулы. И вот за какие-то десять лет после строительства в городке нескольких эшэлемов для иммигрантов, началось бегство французов из тех мест. Больше половины старых вилл там продали. И главная причина – бесконечные грабежи этих дач, которые в прежние времена нередко даже не запирали на замок, нападения хулиганья из нового гетто на стариков и женщин, изнасилования (даже женщину из полиции арабские подростки однажды подвергли групповому насилию) и участившиеся убийства. Да и под Парижем некоторые пригороды превратились в гетто, откуда бежало коренное население. Это подлинное бедствие, что признают теперь и левые, и правые. "Отсюда и фраза, которую президент Франсуа Миттеран произнес в 1989 году: "Всякому терпению приходит предел", имея в виду пропорцию иммигрантов в обществе", – пишет журнал "Экспресс". В 1990 году премьер-министр социалист Мишель Рокар заявил, что "Франция не может принять у себя все беды мира". Президент Франции Николя Саркози, который сам происходит из иммигрантов, родившись в семье венгерского еврея, в июле 2011 г. признал публично, что недостаточно регулируемая иммиграция и преступность тесно связаны.
"Я думаю, что текущая ситуация связана с нашей колониальной историей. Владимир Путин был очень прав, когда сказал, что через 20 лет Франция станет колонией своих бывших колоний, – сказала Марин ле Пен в интервью телеканалу RT (Russia Today). – По сути, мы наблюдаем месть со стороны этих народов. Францию заставляют ощущать себя виноватой, ей говорят – "вы кучка негодяев, колонизаторов, работорговцев, вы не имеет права препятствовать тем, кто приезжает во Францию". Французы смирились с массовой иммиграцией. И сегодня они в курсе, что эта масштабная иммиграция чревата гигантскими проблемами: проблемами государственного финансирования, самосознания и совместного существования. Послушайте, что они говорят – многие из этой молодежи просто ненавидят Францию, теперь, когда они добились независимости. Можно подумать, что они будут развивать свои собственные страны, демонстрируя, что без нас им лучше (France is not a democracy, stop telling fairy tales – French far-right leader. Russia Today. 09.06.2011).
Еще несколько лет назад эти слова Марин Ле Пен были бы процитированы во всех либеральных и левых СМИ в доказательство экстремизма и расизма, если не фашизма "Национального фронта". Но сегодня их воспринимают иначе, потому что французы то и дело встречаются с расизмом наоборот, как это давно уже происходит в Соединенных Штатах под лозунгом "Черное – прекрасно!" (Black is beautiful!).