***
Роман, надо это признать, удался. Одни читатели находили в нем мушкетерские приключения, другие - крутую фантастику. Тинэйджерам нравился острый сюжет, интеллигенции - диссидентские идеи и антитоталитарные выпады. На протяжении доброго десятка лет по всем социологическим опросам роман этот делил первое-второе рейтинговое место с "Понедельником".
На сегодняшний день (2003 год) он вышел в России общим тиражом свыше 2 миллионов 600 тысяч экземпляров, и это не считая советских изданий на иностранных языках и на языках народов СССР. А среди зарубежных изданий он до сих пор занимает прочное второе место сразу за "Пикником". По моим данным, он вышел за рубежом 40 изданиями в двадцати странах. В том числе: в Болгарии (4 издания), Испании (4), ФРГ (4), Польше (3), ГДР (2), Италии (2), США (2), Чехословакии (2), Югославии (2) и т. д.
9
"ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ"
(1964)
Повесть о магах, ведьмах, колдунах к волшебниках задумана была нами давно, еще в конце 1950-х. Мы совершенно не представляли себе сначала, какие события будут там происходить, знали только, что героями должны быть персонажи сказок, легенд, мифов и страшилок всех времен и народов. И все это - на фоне современного научного института со всеми его резонерами, хорошо известными одному соавтору из личного опыта, а другому - из рассказов многочисленных знакомых-научников. Долгое время мы собирали шуточки, прозвища, смешные характеристики будущих героев и записывали все это на отдельных клочках бумаги (которые потом, как правило, терялись). Реального же продвижения не происходило: мы никак не могли придумать ни сюжета, ни фабулы.
А практически все началось с дождливого вечера на Кисловодской горной станции, где дружно изнывали от скуки два сотрудника Пулковской обсерватории - м. н. с. Б.Стругацкий и старший инженер Лидия Камионко. На дворе стоял октябрь 1960 года. БН только что прекратил труды свои по поискам места для Большого Телескопа в мокрых и травянистых горах Северного Кавказа и теперь ждал, пока закончатся всевозможные формальности, связанные с передачей экспедиционного имущества, списанием остатков, оформлением отчета и прочей скукотищей. А Л. Камионко, приехавшая на горную станцию отлаживать какой-то новый прибор, отчаянно бездельничала по причине полного отсутствия погоды, пригодной для астрономических наблюдений. И вот от скуки принялись они как-то вечером сочинять рассказик без начала и конца, где был такой же вот дождь, такая же тусклая лампа на шнуре и без абажура, такая же сырая веранда, заставленная старой мебелью и ящиками с оборудованием, такая же унылая скука, но где при всем при том происходили всякие забавные и абсолютно невозможные вещи - странные и нелепые люди появлялись из ничего, совершались некие магические действия, произносились абсурдные и смешные речи, и кончалась вся эта четырехстраничная, вполне сюрреалистическая абракадабра замечательными словами: "ДИВАНА НЕ БЫЛО!!!"
Домой БН возвращался через Москву с заездом к брату-соавтору и там, в кругу семьи, зачитал вслух эти брульоны, вызвавшие дружный смех и всеобщее одобрение. Впрочем, тогда все на том и закончилось, нам и в голову не пришло, что таинственно исчезнувший диван - это на самом деле сказочный диван-транслятор, а разные странные типы, описанные там же, - это маги, которые за названным транслятором гоняются. Все шло своим чередом, впереди был еще не один год размышлений и самонастройки.
Замечательно, но история написания "Понедельника..." совершенно вылетела из моей памяти. Вылетела до такой степени, что сейчас, перечитывая разрозненные строчки из писем и дневников, я ловлю себя на том, что не всегда понимаю, о чем там идет речь.
19 марта 1961 - АН:
Ты зря взялся сейчас за "Восьмое небо"...
(Странность номер один. "Восьмое небо" - это одно из самых ранних условных названий "Понедельника". Но неужели же я "взялся за него" так рано - в марте 61-го? Сегодня это представляется мне совершенно невозможным.)
23 июля 1961:
Что, если нам попробовать добить "Магов"? Если не более 4-х листов- вышло бы очень неплохо...
4 августа 1961:
Соображения по "Магам". Не знаю. Это должна быть небольшая веселая вещица. Листа три от силы. Три части. Первая написана...
(Странности номер два и три. Как так - "добить магов"?! Значит ли это, что у нас уже есть нечто готовое, которое остается теперь только "добить"? И в каком смысле - "первая написана"? По-моему, так ничего у нас тогда еще не было написано, даже в черновом варианте... Странно, странно...)
Вторая. Герой уверен, что теперь его маги оставят в покое. Но весь день, куда бы он ни пошел, маги преследуют его а-ля секретарь Прыща. Они жалобно высовываются из стен и канализационных люков, делают ему непонятные знаки, мешают ему на свидании с девушкой и с тоскливым воем улетают, когда он начинает свирепеть.
Серость и неграмотность их наводит изумление. Мага легко отличить от прочих людей, спросив таблицу умножения на семь.
На Земле собрались маги со всех концов Вселенной. Им нужен Белый тезис, утраченный в незапамятные времена - его спрятали в какое-то дерево, потом он перешел в мастерской в диван, а потом в нашего героя...
(Кто такой Прыщ? О чем вообще речь? Однако написано у нас было к этому моменту что-нибудь или не было написано ничего, но ясно, что будущий "Понедельник" смотрелся в начале своем совсем иначе, чем в конце.)
1 ноября 1962:
Я вставил нас в план "Детгиза" на 1964 год под названием "Седьмое небо". Название пока не обязательное, но книжечку надо бы написать. Про магов. Легкомысленную. Веселенькую. Без затей. А? Мечта! А?..
Выступал в Политехническом музее совместно с Андреевым, Громовой, Днепровым, Полещуком, Парновым и Немцовым... Я с амвона как трахнул: "Нужно будет - про ведьм и колдунов напишем, нам наука не указ". Что тут было! Хохот, аплодисменты, негодование!..
Я сильно подозреваю, что к этому моменту у нас всего-то и было в загашнике, что Кисловодский брульон, переработанный и развернутый до размеров будущей главки из "Суеты...". Но вот, наконец...
Дневник АН:
6 сентября 1963. Приезжал Борис, кое-что переделали в "Трудно быть богом", составили план на "Суету вокруг дивана"...
26 декабря 1963. Вернулся из Ленинграда. Написали "Суету вокруг дивана"...
Наконец-то! Первая часть будущей повести образовалась - не прошло и трех лет. Однако до полного текста было еще далеко. Сохранилось довольно много заметок, набросков, хохмочек и идеек того времени.
Человек - это животное, которое может стать магом. Волк рождается волком и всю жизнь остается волком. Свинья рождается свиньей и всю жизнь остается ею. Человек рождается обезьяной, но вырасти он может волком, свиньей и магом.
Директор института - оборотень Кир Янус. Он может растраиваться: Отец, сын и дух святой.
Контраст - заставляют магов заниматься ерундой: собрания, поездки в колхоз.
Бухгалтерия, где берегут копейку (а не миллионы и не время).
Маги страшно хотят сделать всех людей счастливыми. Основная сюжетная линия - работа отдела "Счастья". ИДЕЯ: нельзя обрушить благосостояние на головы нынешних людей. А ДЛЯ НИХ ЭТО САМОЕ ЛЕГКОЕ.
Отдел "Счастья и довольства". Там все время получается не то, что задумано.
Отдел "Цирковой техники". Исторически институт сложился как НИИЦИРТЕХ. Об этом вспоминают с благоговением, и до сих пор образцом служит отдел "Циртех". (Аналогия с астрометрией.)
Показать, как мешает работать догматическая, все подавившая официальная теория.
И так далее. "Понедельника..." еще нет, авторы только нащупывают пути к нему, но это - верные пути. Дело идет на лад. И идет быстро.
Дневник АН:
25 июня 1964. Май провел в Ленинграде, где писали и написали остальные две части "Суеты вокруг дивана" - "Ночь перед Рождеством" и "О времени и о себе"...
Обратите внимание на чехарду с названиями. Авторы еще не знают, как должны называться части новой повести да и сама повесть тоже. А между тем название "Понедельник начинается в субботу" к тому времени уже существовало. Это название имеет свою историю и довольно забавную.
Надо сказать, что начало 1960-х было временем повального увлечения Хемингуэем. Никого не читают сейчас с таким наслаждением и восторгом, ни о ком не говорят так много и так страстно, ни за чьими книгами не гоняются с таким азартом, причем все - вся читающая публика от старшеклассника до академика включительно. И вот однажды, когда БН сидел у себя на работе в Пулковской обсерватории, раздался вдруг звонок из города - звонила старинная его подруга Наташа Свенцицкая, великий знаток и почитатель (в те времена) Хемингуэя. "Боря, - произнесла она со сдержанным волнением. - Ты знаешь, сейчас в Доме Книги выбросили новый томик Хэма, называется "Понедельник начинается в субботу"..."
Сердце БН тотчас подпрыгнуло и сладко замлело. Это было такое точное, такое подлинно хемингуэевское название - сдержанно грустное, сурово безнадежное, холодноватое и дьявольски человечное одновременно... Понедельник начинается в субботу, это значит: нет праздника в нашей жизни, будни переходят снова в будни, серое остается серым, тусклое - тусклым... БН не сомневался ни секунды: "Брать! - гаркнул он. - Брать сколько дадут. На все деньги!.." Ангельский смех был ему ответом...
Шутка получилась хороша. И не пропала даром, как это обычно бывает с шутками! БН сразу же конфисковал прекрасную выдумку, заявив, что это будет замечательное название для будущего замечательного романа о замечательно-безнадежной любви. Этот роман никогда не был написан, он даже никогда не был как следует придуман, конфискованное название жило в записной книжке своей собственной жизнью, ждало своего часа и через пару лет дождалось. Правда, АБС придали ему совсем другой, можно сказать, прямо противоположный, сугубо оптимистический смысл, но никогда потом об этом не жалели. Наташа тоже не возражала. По-моему, она была даже в каком-то смысле польщена.
Таким образом, историческая справедливость требует, чтобы было воздано по заслугам двум замечательным женщинам, бывшим сотрудницам Пулковской обсерватории, стоявшим у истоков самой, видимо, популярной повести АБС. Исполать вам, дорогие мои, Лидия Александровна Камионко, соавтор знаменитой, сюжетообразующей фразы "ДИВАНА НЕ БЫЛО", и Наталия Александровна Свенцицкая, придумавшая этот бесконечно грустный, а может быть, наоборот, радостно оптимистический афоризм "Понедельник начинается в субботу"!
Вообще, "Понедельник" - в значительной степени есть капустник, результат развеселого коллективного творчества.
"Нужны ли мы нам?" - такой лозунг действительно висел в одной из лабораторий, кажется, ГОИ.
"Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим" - гениальный стих моего старого друга Юры Чистякова, великого специалиста по стихосложению в манере капитана Лебядкина.
"Мы хотим построить дачу. Где? Вот главная задача..." - стишок из газеты "За новое Пулково".
И т. д., и т. п., и пр.
***
В заключение не могу не отметить, что цензура не слишком трепала эту нашу повесть. Повестушка вышла смешная, и придирки к ней тоже были смешные. Так, цензор категорически потребовал выбросить из текста какое-либо упоминание о ЗИМе. ("Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим".) Дело в том, что в те времена Молотов был заклеймен, осужден, исключен из партии, и автомобильный завод его имени был срочно переименован в ГАЗ (Горьковский автомобильный завод), точно так же как ЗИС (завод имени Сталина) назывался к тому времени уже ЗИЛ (завод имени Лихачева). Горько усмехаясь, авторы ядовито предложили, чтобы стишок звучал так: "Вот по дороге едет ЗИЛ, и им я буду задавим". И что же? К их огромному изумлению Главлит охотно на этот собачий бред согласился. И в таком вот малопристойном виде этот стишок издавался и переиздавался неоднократно.
Многое тогда нам не удалось спасти. "Министра государственной безопасности Малюту Скуратова", например. Или строчку в рассказе Мерлина: "Из озера поднялась рука, мозолистая и своя..." Еще какие-то милые пустячки, показавшиеся кому-то разрушительными...
Дневник АН:
26 декабря 1963. Вернулся из Ленинграда. Написали "Суету вокруг дивана", "К вопросу о циклотации", "Первые люди на первом плоту", "Бедные злые люди"...
Увы, почти ничего не помню про рассказ "К вопросу о циклотации". Там был, кажется, пришелец из будущего, и судьба его была печальна. И еще, кажется, он принес герою рассказа, нашему современнику, трагическую весть об изначальной обреченности человечества. В генах человечества, оказывается, заложена - еще при создании вида Homo sapiens sapiens прародителями нашими, учеными некоей сверхцивилизации - биологическая бомба, рассчитанная на "автоматический останов" в энном поколении... Что-то в этом роде. Сохранилось в архиве начало одного из черновиков. Чистовик пропал бесследно. Странно, не правда ли? Загадочная какая-то история. Тем более что, судя по письмам, этот рассказ посылался летом 1964-го в "Уральский следопыт" и был даже там вроде бы принят благосклонно. Но был ли он там опубликован? По-моему, нет. Ей-богу, странная история.
10
"ХИЩНЫЕ ВЕЩИ ВЕКА"
(1964)
В дневнике АН сохранилась цитата из Саймака:
The darkness of the mind, the bleakness of the thought, the shalbwness of purpose. These were the werewolves of the world. - Темный ум, холодная мысль, мелкая цель. Вот какие они были - оборотни нашего мира.
Сначала именно эти строчки хотели мы сделать эпиграфом к новой повести о людях, ставших жертвами фантастического электронного наркотика- слега (хотя само это слово тогда еще не было придумано). События должны были развиваться на острове Булли, что в Рижском заливе, - там АН отдыхал с семьей в июле 1963-го} и места эти поразили его воображение. Называться новая повесть должна была "Крысы".
Дневник АН:
6 сентября 1963. Приезжал Борис... попробовали представать сюжет "Крысы" - дневник писателя, попавшего в соседство с новыми наркоманами - электронного типа.
Не помню уже всех деталей, помню только, что вещь задумывалась как совершенно реалистическая. Время действия - наши дня. Место действия - Латвийская ССР. Действующие лица - наши современники, только странные и страшные, словно оборотни. Собственно, они и были оборотнями, ночным ужасом острова Булли.
Идея была такая: под воздействием мощного электронного галлюциногена, воздействующего впрямую на мозг, человек погружается в иллюзорный мир, столь же яркий, как и мир реальности, но гораздо более интересный, насыщенный замечательными событиями и совершенно избавленный от серых забот и хлопот повседневности. За наслаждение этим иллюзорным миром надобно, однако, платить свою цену: пробудившись от наркотического сна, человек становится беспощадным животным, стремящимся только к одному - вернуться, любой ценой и как можно скорее, в мир совершенной и сладостной иллюзии.
Дело, впрочем, застопорилось в самом начале. Название "Хищные вещи века" придумано было, видимо, еще в конце 1963-го, и эта строчка из Андрея Вознесенского ("О, хищные вещи века! На душу наложено вето...") взята была в качестве нового эпиграфа, но построить сюжет никак не удавалось.
21 января 1964 - БН:
Много думаю над "Хищными вещами века". Есть в нашем замысле что-то, что отталкивает меня от него, как от "Кракена". Наверное, это - сугубый реализм обстановки. Он имеет массу минусов. Невозможность писать все, что левая нога захочет. Неуверенность в достаточном знании материала. Ограниченность картины в такой постановке сюжета. Можешь меня ругать, но чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли делать что-то вроде "Трудно быть богом" - чужой мир, другие люди, широкая картина, множественность линий, более острый сюжет, меньшая рыхлость, большая концентрированность идей и проблем. Я тоже давеча перечитал тот план - где Бенни Дуров попадает на страшную планету мещан. Что-то в этом есть. Подумай и разубеди меня...
Сюжет про Бенни Дурова на планете мещан - это что-то совершенно ныне забытое и, видимо, в принципе невосстановимое. А вот упоминаемый выше "Кракен" - это повесть, над которой АБС бились несколько лет, заходили то с одного боку, то с другого, написали несколько десятков страниц (писал в основном АН, в одиночку), да так и не сумели довести ее до конца. И, как я понимаю, именно из-за "сугубого реализма обстановки".
С самых ранних детских лет АБС, оба, интересовались крупными головоногими, будь то спруты, осьминоги или гигантские таинственные кракены-мегатойтисы. Трудно сказать, откуда пошел этот повышенный интерес и как именно стал он быть. То ли осьминогоподобные (во всяком случае - на иллюстрациях) марсиане Уэллса тому первопричиной, то ли блистательный рассказ того же Уэллса "Пираты морских глубин", а может быть, новелла ныне совсем забытого писателя по имени, кажется, Чарльз - про подводного фотографа, схваченного и пожранного чудовищным осьминогом, - не знаю, не помню и не берусь ответить с полной определенностью.
Однако же по той или иной причине, но образ гигантского спрута, что называется, красной нитью проходит через многие и многие сочинения АБС, а было время (несколько лет из середины 60-х), когда мы напряженно и сосредоточенно обдумывали фантастическую повесть, главным героем которой должен был стать гигантский спрут-кракен, отловленный на Дальнем Востоке и привезенный в Москву на предмет научных исследований. Сохранились планы, наметки, вопросы, которые надлежало нам в повести поставить, и даже варианты эпиграфов ("Раз в году можно безумствовать" - из Скиапарелли и "Перед нами была огромная мясистая масса футов по семьсот в ширину и длину... и от центра ее во все стороны отходило бесчисленное множество длинных рук, крутящихся и извивающихся, как целый клубок анаконд..." - из "Моби Дика" Германа Мелвилла).
Там, в этой повести, привозят в один современный НИИ гигантского спрута-кракена, который, как потом выясняется, умеет проникать в сознание людей и превращать их в холодных эгоистов, абсолютно лишенных морали. Вообще замысел был хорош, много обещал, но не давал возможности как следует развернуться: АБС еще не сформулировали тогда свой основной принцип - "писать следует либо о том, что знаешь хорошо, либо о том, чего никто не знает", - но инстинктивно уже следовали ему. В достоверно построенном, хорошо придуманном мире, снабженном необходимым количеством реалий, они чувствовали себя свободнее, чем в мире сугубо реальном, списанном с натуры.
Повесть у нас, впрочем, не получилась. Нельзя, правда, сказать, что труды наши пропали совсем уж втуне. Многое и многое из придуманного попало в романы и рассказы разных лет: в "Сказку о Тройке", например, или в рассказ "О странствующих и путешествующих", или в "Волны гасят ветер".