Авторы не говорят, в какой стране происходит действие, не говорят, какую формацию имеет описываемое ими общество. Но по всему строю повествования, по тем событиям и рассуждениям, которые имеются в повести, отчетливо видно, кого они подразумевают. Фантастическое общество, показанное А. и Б. Стругацкими... - это конгломерат людей, живущих в хаосе, беспорядке, занятых бесцельным, никому не нужным трудом, исполняющих глупые законы и директивы. Здесь господствует страх, подозрительность, подхалимство, бюрократизм...
Поневоле задумаешься: а не был ли автор критической заметки скрытым диссидентом, прокравшимся в партийный орган, дабы под благовидным предлогом полить грязью самое справедливое и гуманное советское государственное устройство? Впрочем, эта заметка была только первой (хотя и самой глупой) в целой серии разгромных рецензий по поводу "Улитки".
В результате повесть была впервые опубликована целиком, в ее настоящем виде, уже только в новейшие времена, в 1988 году. А тогда, в конце 60-х, номера журнала "Байкал", где была опубликована часть "Управление" (с великолепными иллюстрациями Севера Гансовского!), были изъяты из библиотек и водворены в спецхран. Публикация эта оказалась в самиздате, попала на Запад, была опубликована в мюнхенском издательстве "Посев", и впоследствии люди, у которых при обысках она обнаруживалась, имели неприятности - как минимум по работе.
Сами соавторы дружно любили, более того - уважали эту свою повесть и считали ее самым совершенным и самым значительным своим произведением. В России (СССР) по понятным причинам общий тираж ее изданий сравнительно невелик - около 1200 тысяч экземпляров, а вот за рубежом ее издавать любят: 34 издания в 17 странах - уверенный третий результат после "Пикника" и "Трудно быть богом".
12
"ВТОРОЕ НАШЕСТВИЕ МАРСИАН"
(1966)
Ни одно, кажется, из произведений АБС не писалось так легко и весело, как эта повесть. Сама идея о вторжении марсиан (и вообще инопланетян) на Землю сегодняшнего дня интересовала авторов давно. В частности, эта идея промелькнула, скажем, в "Хищных вещах века": Жилин там мрачно констатирует - для собственного сведения, - что в наши дни уэллсовским марсианам не понадобился бы ни тепловой луч, ни ядовитые газы - достаточно было бы предложить человечеству иллюзорное бытие, человечество вполне созрело для того, чтобы погрузиться в виртуальную действительность немедленно и с охотой. Мысль о том, что современное нам человечество в массе своей настроено дьявольски конформистски и начисто лишено таких понятий, как ЦЕЛЬ, СМЫСЛ, НАЗНАЧЕНИЕ применительно ко всем людям сразу, - мысль эта неизбежно приводила к естественному сюжетному ходу: человечество не надо завоевывать - его можно без особого труда просто купить.
Повесть была начата и закончена в апреле 1966 года, причем черновик ее получился настолько удачным, что сколько-нибудь существенной чистки, правки и доработки не понадобилось. Повесть состоялась с первого же захода - большая редкость в нашей практике!
Друзья наши и знакомые встретили ее довольно прохладно, официальная критика - раздолбала, главным образом, за то, что авторы позволяют себе оскорблять святые для всех нас слова - "патриотизм", "ордена", "ветеран", - вкладывая их в уста обывателей и прочих неположительных персонажей. Сами же авторы, вопреки всему, нежно ее с самого начала любили и - не понимали! Мы не понимали главного - существуют все-таки понятия ЦЕЛЬ, СМЫСЛ, НАЗНАЧЕНИЕ применительно ко всему человечеству разом? А также смежные с ними понятия ЧЕСТЬ, ДОСТОИНСТВО, ГОРДОСТЬ опять же в самом общечеловеческом, если угодно, даже космическом смысле? Или не существуют? Каждый отдельный человек - это понятно - может променять "право первородства" на чечевичную похлебку. А человечество в целом? Может или не может? А если может, то позволительно ли это или, наоборот, позорно и срамно? И кто все-таки в нашей повести прав: старый, битый, не шибко умный гимназический учитель астрономии или его высоколобый зять-интеллектуал?
Мы так и не сумели ответить - себе - на этот вопрос.
13
"СКАЗКА О ТРОЙКЕ"
(1967)
Я весьма основательно забыл, с чего начиналась работа над "Сказкой". В письмах и в дневнике фигурируют аббревиатуры МПС, ГС и даже ЖОП - совершенно не помню, как они расшифровываются. Если базироваться только на документах, то создается впечатление, что никакой предварительной подготовки у нас вообще не было - просто съехались 6 марта 1967 года в Доме творчества, что в подмосковном поселке Голицыне, понапридумывали на протяжении четырех дней разных хохмочек, нарисовали план Китежграда, построили какой-никакой сюжетец да и начали - на пятый день, - помолясь, работать черновой текст. Очень возможно, что так оно все и было. Первый план не сохранился - видимо, составлен был на отдельном листочке, который потом либо выбросили, либо потеряли. Сохранилась только запись в дневнике: "Составлен 1-й план повести. 18 пунктов. Из них 5, 9, 13, 17 - Кодло обедает. Составлен подробный план 1-го пункта. Имя резонера - Панург". "Кодло" - это несомненно прообраз Тройки. Похоже, само понятие "Тройка" появляется только 11 марта:
Комиссия-тройка (ТПРУНЯ[с]) Тройка по рационализации и утилизации необъясненных явлений [сенсаций].
Председатель - Вунюков Лавр Федотович
Члены: полковник мотокавалерии б/и (то есть Без Имени)
пищевик-хозяйственник Рудольф Архипович Хлебоедов
процедурщик Фарфуркис
научный консультант и секретарь Саша Привалов
представитель горисполкома, комендант колонии тов. Зубо Иннокентий Филиппович...
Здесь мы видим, кажется, единственное в истории упоминание имени-отчества товарища Зубо, а что же касается товарища Хлебовводова, то здесь он пока еще зовется Хлебоедовым. (Между прочим, фамилия Хлебовводов означает по замыслу авторов "хлеб вводящий", но многие воспринимают ее как "Хлебов+водов", и в ФРГ даже перевели эту фамилию на немецкий буквально: Brotundwasser.)
Не могу не рассказать о возникновении имени Фарфуркис.
Письмо БН от 22 декабря 1966:
Получил еще одно письмо из-за границы (вернее, из Ленинграда, но от какого-то заезжего туриста Мойры Фарфуркиса). Написано по-русски на бланке "Роял-отеля" и начинается так: "Дородой госродин! Длимое время я бываю ваш поклоник через ваши книги. Я приехал Ленинград, желая участвовать вами беседе. Прошу собчитъ мне вашу возможность... и т.д." Сообщить ему мою возможность я не в состоянии, потому что он забыл написать, где остановился и где его здесь искать. Но он дает обратный адрес в Лондоне...
БН не только написал АН об этом курьезном послании неведомого М. Фарфуркиса, но и рассказал о нем же друзьям и коллегам в ресторане Дома писателей. Коллеги восприняли его рассказ довольно равнодушно, но в прищуренных глазах Ильи Иосифовича Варшавского появился вдруг странный, прямо скажем, дьявольский блеск, и заметивший этот блеск БН моментально догадался обо всем. Варшавский был тут же разоблачен, во всем (с явным удовольствием) признался и благосклонно подарил БН замечательную фамилию "Фарфуркис" для дальнейшего и произвольного употребления.
***
Вообще же, в отличие от "Понедельника", "Сказка" мало напоминает коллективный капустник - практически все там придумано АБС, и практически единовременно, на протяжении этих трех Голицынских недель. Может быть, именно поэтому авторы оказались к концу срока выжаты как лимон, и вымотаны, словно галерные каторжники.
25 марта 1967 появляется запись:
Сделали 8 стр. и ЗАКОНЧИЛИ ЧЕРНОВИК на 132 стр. Устали до опупения. Последние страницы брали штурмом - не кровью - сукровицей!
Признание в своем роде уникальное. Мы действительно устали от "Сказки" необычайно, непривычно и мучительно. Очень и очень нелегкая это работа: непрерывно хохмить и зубоскалить на протяжении двадцати дней подряд. Полагаю, это под силу только безукоризненно молодым, здоровым и энергичным людям. Во всяком случае, никогда более на подобный подвиг АБС не оказывались способны. Укатали сивку крутые горки, "Сказка" оказалась их последним юмористическим произведением. Хотя попытки продолжить "Сказку" делались неоднократно - сохранились наметки, специально придуманные хохмочки, даже некие сюжетные заготовки. Последние по этому поводу записи в рабочем дневнике относятся к ноябрю 1988 года:
Тройке поручено решать межнациональные отношения методом моделирования в НИИЧАВО, Китежграде и окрестностях. Пренебрежение предложениями ученых. Главное - чтобы Тройка ничего не теряла - фундаментальное условие. Поэтому все модели ведут к чуши.
- Гласность! - произнес Лавр Федотович, и все замолчали и выкатили на него зенки преданно и восторженно.
- Демократизация! - провозгласил он с напором, и все встали руки по швам и выразили на лицах решимость пасть смертью храбрых по первому требованию председателя.
- Перестройка! - провозгласил Лавр Федотович и поднялся сам...
Мучительные и опасные поиски бюрократа. Нет таких. Кругом - только жертвы бюрократизма.
Однако мы так и не собрались взяться за это продолжение - пороху не хватило, заряда бодрости и оптимизма, да и молодости с каждым годом оставалось в нас все меньше и меньше, пока не растворилась она совсем, превратившись в нечто качественно иное.
Как продолжение "Понедельника" - сюжетное, идейное, стилистическое - "Сказка" скорее не получилась. "Понедельник" - сочинение веселое, юмористическое, "беззубое зубоскальство", как говаривали Ильф с Петровым. "Сказка" - отчетливая и недвусмысленная сатира. "Понедельник" писали добрые, жизнерадостные, веселящиеся парни. "Сказка" писана желчью и уксусом. Жизнерадостные парни подрастеряли оптимизм, добродушие свое, готовность понять и простить и сделались злыми, ядовитыми и склонными к неприязненному восприятию действительности. Да и времена на дворе образовались соответствующие.
Слухи о реабилитации Сталина возникали теперь чуть не ежеквартально. Фанфарно отгремел смрадный и отвратительный, как газовая атака, процесс над Синявским и Даниэлем. По издательствам тайно распространялись начальством некие списки лиц, публикация коих представлялась нежелательной. Надвигалось 50-летие ВОСР (Октябрьской революции), и вся идеологическая бюрократия по этому поводу стояла на ушах... Даже самому изумрудно-зеленому оптимисту ясно сделалось, что Оттепель "прекратила течение свое" и пошел откат, да такой, что в пору было готовиться сушить сухари.
Замечательно, что в переписке АБС почти никаких примет времени подобного рода нет. Предусмотрительность и осторожность! Всем известно было о наличии "в тени власти" Любителей Читать Чужие Письма - точнее сказать, не любителей, конечно, а как раз профессионалов, каковых Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин называл некогда "собирателями статистики", а также "гороховыми пальто". Дневники тех времен тоже не блистают откровенностями - из тех же соображений предусмотрительности и осторожности. Однако БН 14 июня 1968 года не удержался-таки и переиначил в духе времени соответствующую статью тогдашней Конституции СССР: "СВОБОДА вступительного СЛОВА. СВОБОДА круглой ПЕЧАТИ. СВОБОДА отчетно-перевыборных СОБРАНИЙ. СВОБОДА первомайских ШЕСТВИЙ И ДЕМОНСТРАЦИЙ".
***
"Сказка" писалась для "Детгиза" и по заказу "Детгиза". Но то, что у нас получилось, "Детгиз" вряд ли рискнул бы напечатать даже и в лучшие времена, а уж теперь о публикации и речи быть не могло.
Еще в конце мая 1967-го АН пишет:
"Сказку о Тройке" ждут очень - и в "Детгизе" и в "Молодой гвардии"...
В этот момент положение дел было таково: повесть отдана в распечатку; авторы все еще исполнены надежд; первые читатели (жены) отозвались о "Сказке" вполне одобрительно, но при этом дружно усомнились, что ТАКОЕ можно будет напечатать. Тем не менее авторы продолжают размышлять над текстом, готовят какие-то изменения и дополнения. БН беспокоится, что в "Дьяволиаде" Булгакова, оказывается, "тоже имеет место "Чрезвычайная Тройка в составе шестнадцати человек". Что делать?" В том же письме он сообщает:
Мне еще пришло в голову, что в послесловие надо обязательно включить обсуждение данной рукописи на заседании Тройки. Пусть повысказываются наши орлы - так сказать от лица будущей критики... В "Сказке..." знаешь чего недостает? Сюжет не выровнен, не построен прочно и сплошняком, как у нас обычно. Рыхлость имеет место. И еще меня смущает мизерность разворачивающей сюжет пружины: "Как одолеть Тройку". Это что-то не то. В общем, будем еще думать. У меня есть ощущение, что нам будет предоставлено много времени для размышлений над этой вещью...
Святые слова! Как в воду глядел БН.
12 июня 1967-го в рабочем дневнике появляется запись: "Б. прибыл в Москву в связи с отвергнутием "Сказки о Тройке""Детгизом"". Далее идет набросок сюжета повести "Обитаемый остров", а на следующий день: "Афронт в "Молодой гвардии" со "Сказкой..."". "Молодая гвардия" тоже отказалась иметь дело с этим опасным материалом ("Не те времена, ребята, не те времена!"). Все было кончено. Отныне - вслед за "Улиткой" - и для "Сказки" тоже начинался длинный и печальный период литературного небытия.
Авторы, впрочем, еще барахтались. В конце июля повесть отнесли в ленинградскую "Неву". Одновременно разрабатывались титанические планы раздать ее по главам и даже вообще по кусочкам в разные дружественные журналы - "Знание - сила", "Искатель", "Химия и жизнь"...
Ничего из этой затеи, естественно, не вышло. Отказ последовал в разное время, но отовсюду. Как правило, отказывали на уровне знакомых редакторов - вежливо и сожалительно, но иногда "Сказка" доходила до начальства, и тогда она удостаивалась высокого раздражения, переходящего в высочайшее негодование. С особенно громким скандалом выброшен был из журнала "Знание - сила" отрывок с монологом Клопа Говоруна.
27 апреля 1968 - АН:
Отрывок велели снять. Начальник цензора, который ведает журналом, давать объяснения отказался, однако стало известно, что и сам он в недоумении. Оказалось, что отрывок читал сам Романов (!) - это глава Главлита - и заявил, что в отрывке есть некий вредный подтекст. Будучи робко спрошен, что это за подтекст, Романов якобы только буркнул: "Знаем мы какой"...
Вот загадка, так и оставшаяся неразгаданной: почему всех их так пугал (либо приводил в праведное негодование) Клоп Говорун? Какая, скрытая даже от самих авторов, антисоветская аллюзия заключалась в этом образе - несомненно, ярком и выпуклом, но, по замыслу авторов, ведь не более чем шутливом и вполне балаганном? Мы так и не сумели выяснить этого в те времена, а теперь эта тайна, видимо, умерла вместе со своей эпохой. Ходили смутные слухи, что кто-то из начальников среднего звена заподозрил в Клопе (осмелился заподозрить!) кого-то из самых наисильнейших мира сего, но - кого именно? И заподозрил ли? Ведь заподозрить несложно. Но как донести до подчиненных свое подозрение? Не является ли подозревающий крамолу такого рода уже и сам, в свою очередь, в некотором смысле крамольником? Имел ли на самом деле место факт подозревания как таковой, а если имел, то кому, когда и каким именно образом сделался известен? Нет ответа.
В октябре вдруг открылась возможность опубликовать "Сказку" в альманахе научной фантастики издательства "Знание". Составителем очередной книжки альманаха оказался Север Гансовский, прекрасный писатель, чудесный, милый человек и наш хороший приятель. Он выразил готовность попытаться пробить "Сказку", но при условии, что она будет сокращена до 5-6 авторских листов. То есть почти наполовину. Мы решили взяться за эту работу, и взялись очень энергично, так что закончили сокращенный вариант (черновик) буквально в три дня (23-25 октября 1967 года). И это при том, что, противу ожиданий, работать пришлось в полную силу: повесть решительно отказалась подвергнуться простому механическому сокращению, ее фактически пришлось переписать заново, создать новый, вполне самодостаточный вариант: "Сказка о Тройке - 2".
Этот вариант, единожды родившись, зажил своей, самостоятельной жизнью, отдельной от печальной судьбы "Сказки - 1" (так и оставшейся в архиве), жизнью особенной, в какой-то степени не зависимой даже от самих авторов. В альманах научной фантастики он, разумеется, не попал (начальство поднялось на дыбы), снова рассмотрен был и снова отвергнут и в "Детгизе", и в "Молодой гвардии", а потом, спустя некоторое время, оказался, по случайному знакомству, в иркутском альманахе "Ангара", где и был благополучно (поначалу) опубликован в двух номерах.