Прежде всего, еврейство представляет собой безусловно расу, а не религиозное сообщество. Сам еврей никогда не называет себя еврейским немцем, еврейским поляком или еврейским американцем, а только немецким, польским или американским евреем. Никогда еще еврей не перенимал от других народов ничего, кроме языка… Даже иудейская вера не может быть определяющей в вопросе, является ли человек евреем или неевреем… Благодаря тысячелетнему кровосмешению, часто осуществлявшемся в самом узком кругу, евреи в целом лучше сохранили свою расу и свои особенности, чем многие другие народы, среди которых они жили. Таким образом, налицо факт, что среди нас живет не немецкая, а чужая раса, которая не хочет и не может пожертвовать своими расовыми особенностями, отказаться от своих чувств, мыслей и стремлений и которая тем не менее имеет в политическом плане те же права, что и мы. Если уж даже чувства евреев сосредоточены на чисто материальных вещах, то тем более это касается их мыслей и стремлений. Танец вокруг золотого тельца становится ожесточенной борьбой за все те вещи, которые, по нашим понятиям, не могут быть высшей целью. Ценность каждого человека определяется уже не его характером, не значением его достижений для общества, а исключительно величиной его состояния… Величие нации измеряется уже не по сумме ее моральных и духовных сил, а только по богатству ее материальных ресурсов. Из этих чувств вырастают те мысли и стремления к деньгам и к защищающей эти деньги власти, которые заставляют еврея выбирать любые средства для достижения этих целей и безжалостно пользоваться ими. В государствах, управляемых аристократией, он ищет покровительства королей и князей и использует их в качестве сосущих кровь пиявок для собственного народа. В демократических странах он ищет благоволения масс, пресмыкается перед кумирами народа, но признает только один кумир - деньги. Он разлагает характер правителя византийской лестью, разлагает национальную гордость и силу народа издевкой и бессовестным насаждением пороков. Его средством в этой борьбе является общественное мнение, которое извращается прессой. Его власть - это власть денег, которая с помощью процентов бесконечно умножается в его руках… Все, что заставляет человека стремиться к высшим идеалам - будь то религия, социализм или демократия, - превращается для него в средство, чтобы удовлетворить свою алчность к деньгам и власти. Его деятельность превращается в расовый туберкулез для народов. А из этого можно сделать следующий вывод: антисемитизм, возникший по чисто чувственным причинам, найдет свое последнее выражение в форме погромов. Разумный же антисемитизм должен привести к планомерной законной борьбе и устранению привилегий для евреев. Его конечной целью неизбежно должно стать полное удаление всех евреев".
ГЛАВА 5
ДУХОВНЫЙ МИР
Когда тридцатилетний Гитлер появился в Мюнхене после первой мировой войны, которую он считал более важной, чем "тридцать лет учебы в университете", у него в ходе прожитых лет уже в общих чертах сформировалось мировоззрение. "Вена была и осталась для меня школой жизни, - пишет он в ландсбергской тюрьме, - где сложились основы моего мировоззрения в целом и политический подход к частностям. В дальнейшем мне пришлось усовершенствовать эти основы в некоторых деталях, но они уже никогда не покидали меня". Это "мировоззрение" (любимое слово, которое постоянно присутствовало в лексиконе Гитлера уже начиная с 1908 г.) поэтапно складывалось в Линце, Штайре, Вене и Мюнхене. Родительский дом и окружение, некоторые из учителей, учеба в Линце, Вене и Мюнхене, диспуты с зачастую агрессивно настроенными разношерстными обитателями общежития в Вене с 1909 по 1913 г., опыт фронтовика с 1914 по 1918 г., агитатора в рейхсвере и партийного деятеля, изучение литературы стали источниками этого мировоззрения, которое окончательно сформировалось между 1922 и 1925 гг.
На судебном процессе над Гитлером после путча в ноябре 1923 г. в Мюнхене он сказал: "Я уехал из Вены абсолютным антисемитом, заклятым врагом всего марксистского мировоззрения и пангерманистом по убеждениям", а вскоре после написания книги "Майн кампф" он заявил в суде, что дух противоречия и готовность к борьбе, даже если она не обещает успеха, являются главным содержанием его мировоззрения. Когда он в 1913 г. приезжает в Германию, он ненавидит свою родину, евреев, социал-демократию, профсоюзы, парламент, демократию, "массы" и людей вообще. Он ненавидит всё и ни к чему не испытывает сострадания. Не случайно он не заводит новых знакомств, делая эскизы в районе ночлежки для беспризорных в Майдинге. Ему импонируют только жестокое насилие и отсутствие жалости. "Если иссякла сила для борьбы за собственное здоровье, - пишет он в "Майн кампф", - то исчезает и право на жизнь в этом мире, полном борьбы". А четыре года спустя, 2 апреля 1928 г., он заявляет: "Какой бы цели ни достиг человек, он обязан этому своим творческим силам и своей жестокости". В биографической литературе такие его высказывания объясняются следствием негативного опыта в общении с обитателями ночлежки, с тунеядцами и ворами в Вене. То, что эти выводы могли стать результатом интенсивного изучения литературы, не укладывается в схемы биографов, хотя однозначно доказано, что эти представления происходят из литературных "источников". Гитлер не только регистрировал результаты своего самообразования, но и постоянно давал им оценку, а в конечном итоге сделал их основополагающими, причем не только для своей собственной жизни. Поэтому решающее значение имеет то, что он читал и в чем сомневался, чему учился и во что верил. До сих пор почти все без исключения биографы сводили круг его чтения всего лишь к немногим образцам духовного наследия и к тривиальной литературе, принимая на веру его собственные высказывания на этот счет, хотя они в очень многих случаях не соответствуют действительности. Кроме того, взгляды Гитлера, сформировавшиеся в Вене, хорошо укладываются в рамки его более поздних представлений, которые он формулировал с несколько другими оттенками, а нередко и придавал им совершенно другой смысл. Лишь очень немногие авторы взяли на себя труд непредвзято проанализировать его познания в литературе и духовный мир. Исключение составляют только Эрнст Нольте и Перси Эрнст Шрамм, но и они пытаются втиснуть Гитлера в слишком узкие рамки. Так, Гитлер предстает в описании Шрамма исключительно как духовное порождение XIX столетия, что верно лишь отчасти. Это видно уже из того факта, что на егоотношение к религии оказали влияние стоики и что оно демонстрирует весьма тесную связь с идеями эпохи Просвещения. Особенно сильно искажается образ Гитлера теми биографами, которые не могут оценить его с позиций исторической дистанции. Так, например, у Ганса Бернда Гизевиуса написано: "Возникает вопрос, насколько обширными были его знания. Критики охотно рассуждают о его половинчатом образовании, чему он сам постоянно способствовал своими рассказами… Очевидно, ему помогала удивительная память, но перед этим он должен был многое накопить в ходе интенсивного чтения… Самое поразительное и пугающее в этом человеке - это не его невежество, а то, что он вобрал в себя слишком много знаний и постоянно был готов отстаивать свои политические воззрения в манере, которая была убедительной для образованных людей и по меньшей мере временами разоружала их".
Это мало что объясняет. Еще более неубедительно мнение Михаэля Фройнда: "В свободное время и в периоды безработицы он без разбору проглатывает политическую и научно-популярную литературу, брошюры, трактаты, памфлеты в расползающихся на части дешевых книжонках, с помощью которых утоляется жажда необразованных слоев к просвещению". Да и Перси Эрнст Шрамм в принципе обосновывает свои выводы в 1965 г. не намного лучше. "Ему (Гитлеру. - Прим. автора) не хватало денег на покупку книг", - пишет он вопреки фактам и делает из этого ложный вывод, что молодой Гитлер из-за нехватки денег мог читать только газеты, журналы и брошюры, которых недостаточно было для приобретения "основательных" знаний. Его аргументы, опирающиеся на предположения, противоречат доказанным фактам. Утверждения, что Гитлер читал лишь то "что ему волею случая попадалось под руки", что он, даже если бы у него была такая возможность (а это так и было), "покупал бы лишь книги сомнительной ценности", - это всего лишь домыслы, против которых говорят многие факты. Совершенно неверно мнение Шрамма, что "до того момента, как Гитлер пошел служить в армию, у него, пожалуй, никогда не было возможности подискутировать с по-настоящему образованным человеком и на собственном опыте понять, Что означает правильная постановка вопроса и ответ на него и что такое систематика в построении мысли".
Ни от биографов, ни от самого Гитлера за некоторыми исключениями не удается узнать, что же он прочел в своей жизни. Его воспоминания чрезвычайно скудны, во всяком случае, тогда, когда речь идет о конкретных данных, об именах авторов и названиях книг. Так, например, в "Майн кампф", говоря о книгах, прочитанных в детстве, он упоминает лишь несколько книг военного содержания и народное издание о немецко-французской войне 1870 - 71 гг. Из газет, которые произвели на него впечатление после ухода из школы, он называет только австрийские "Нойе фрайе прессе", "Винер тагеблатт" и "Дойчес фольксблатт". В общих словах и очень скудно он сообщает о том, что в Вене купил первые антисемитские книги и впервые начал интересоваться там еврейским вопросом. Тем не менее это высказывание Гитлера, чей репертуар политических лозунгов поразительно напоминает стиль австрийской газеты "Альдойчес тагеблатт", привело немало авторов к выводу, что его антисемитские воззрения сформировались под влиянием невероятно примитивных сочинений Георга Ланца фон Либенфельса, что, разумеется, не соответствует действительности.
Август Кубицек, повторяя общие высказывания Гитлера, заявлял, что его друг и в Линце, и в Вене "чрезвычайно много читал" и что оба они почти ежедневно ходили в театры на оперные и драматические спектакли. Подробных данных об авторах и произведениях, которыми интересовался Гитлер, Кубицек почти не сообщает. В извинительном тоне он объясняет: "Мне трудно перечислить то невообразимое количество книг, которые Адольф прочел в Линце и позднее в Вене, и вспомнить, какие из них произвели на него особое впечатление". Правда, он называет несколько имен, сопровождая их порой комментариями, но особой содержательностью его данные не отличаются, что и неудивительно после 40–50 лет, прошедших со времени, проведенного вместе с Гитлером. К тому же сам он в 1904–1908 гг. не имел сколько-нибудь значительных познаний в литературе, и поэтому ему трудно было запомнить ничего не говорящие имена. Упоминаются, например, Франк Ведекинд, Отто Эрнст, Артур Шопенгауэр, Фридрих Ницше, Штифтер, Шиллер, Лессинг, Петер Розеггер и некоторые другие имена писателей XIX и начала XX века. Ибсен, которого он тоже называет в этой связи, в 1908 г. еще не производил на Гитлера особого впечатления. Гитлер, который впоследствии постоянно с раздражением полемизировал с "прогнившим буржуазным обществом" и выдавал себя за его злейшего врага, хотя, по сути, был одним из самых радикальных защитников его интересов, вплоть до 1908 г. воспринимал мысли автора "Столпов общества" всего лишь как голое сочинительство без связи с реальностью. Замечание Кубицека о том, что он "почти никогда не видел Гитлера с книгой естественнонаучного содержания" и что "здесь проходила четкая граница его обычно ненасытной тяги к знаниям", свидетельствует в лучшем случае лишь о том, что девятнадцатилетний Гитлер в отличие от более позднего времени еще не слишком интересовался естественнонаучными вопросами. Йозеф Грайнер, который со ссылкой на свидетелей перечисляет названия произведений и их авторов в своей книге, где даже не делает попыток соблюсти объективность и расцвечивает образ Гитлера своими фантазиями, пишет: "Гитлер с головой ушел в переводы из древнегреческой и древнеримской литературы - Софокла, Гомера, Аристофана, а также Горация и Овидия. Особенно он любил легенды о древнегерманских богах, а содержание 25 тысяч строф "Парсифаля" знал наизусть лучше, чем некоторые профессора. Ему очень близок был Мартин Лютер и вся история Реформации. Доминиканец Савонарола также вызывал его живой интерес. Он был осведомлен о деятельности Цвингли в Цюрихе и Кальвина в Женеве, изучал учение Конфуция и Будды, а также историю их эпох. Он прочел множество книг об учениях Моисея и Иисуса, ознакомился с историей возникновения иудейской и христианской веры, а также изучил в этой связи труды Ренана и Росальти. Из классиков он читал Шексипира, Гёте, Шиллера, Гердера, Виланда, Рюккерта и Данте, а также Шеффеля, Штифтера, Хамерлинга, Хеббеля, Розеггера, Гауптмана, Зудермана, Ибсена и Золя". Отто Дитрих вспоминал, как Гитлер частенько рассказывал, что всегда любил Карла Мая (автор популярных приключенческих книг, главным образом об индейцах. - Прим. перев.), и не только в детстве. В 1933 - 34 гг. он якобы "еще раз перечитал" все тома Карла Мая, которых насчитывалось более шестидесяти. Своему племяннику Хайнцу Гитлеру, сыну сводного брата Алоиза, он подарил в годы его учебы в школе полное собрание сочинений Мая. Ганс Северус Циглер, который был таким же страстным почитателем Гитлера, как и Август Кубицек, рассказывал, что Гитлер хорошо разбирался в музыке, истории искусств и "во многих разделах всемирной истории - древней и новейшей, германской и европейской, а также, не в последнюю очередь, и американской, и при этом знал множество удивительных подробностей. Особенно его интересовала история Америки". Ганс Франк сообщал, что Гитлер, находясь в заключении в ландсбер-гской тюрьме, которую он порой называл своим "университетом за государственный счет", очень много читал, в частности, Ницше, Трайчке, Чемберлена, Ранке, Маркса, Бисмарка ("Мысли и воспоминания"), а также других мыслителей и политиков и проштудировал "многочисленные военные мемуары немецких и иностранных полководцев и государственных деятелей". Хотя воспоминания как противников Гитлера, так и его почитателей всех мастей совпадают во многих деталях, однако эти данные вследствие особенностей работы Гитлера по самообразованию могут лишь условно считаться объективным отражением его познаний общего характера и, в частности, в области литературы и истории. Гитлер постоянно стремился перерабатывать полученные в ходе самообразования знания, которые он считал "правильными", то есть встраивать мысли своих предшественников в рамки своего "мировоззрения" (нередко придавая им совершенно другой смысл). Именно поэтому данные свидетелей не всегда полностью соответствуют действительности. Так, например, спорным представляется утверждение Циглера, что Гитлер особенно хорошо знал историю Америки. Высказывания Гитлера об Америке в "Майн кампф", в частных беседах, а также в выступлениях перед аудиторией свидетельствуют о том, что США до 1940 г. находились далеко за пределами его "картины мира". Будучи в духовном плане ярко выраженным континентальным европейцем, который недостаточно хорошо знал даже английскую историю и поэтому не смог учесть ее последствия, влияющие на современность, он, пожалуй, впервые столкнулся с историей Америки лишь в тот момент, когда его вынудили к этому политические события, виновником которых был он сам. Спустя пятнадцать лет после издания "Майн кампф", поздним летом 1939 г., лишь Геринг из числа его непосредственного окружения осознавал, какую роль Америка будет играть в случае ее вступления в войну против Германии. Сам Гитлер был в 1939 г. убежден, что может не бояться активного вмешательства США в войну. Он полагал, что быстро разгромит континентальных противников рейха (включая Великобританию), создаст европейский блок под германским руководством и тем самым настолько усилит изоляцию Америки, что может не опасаться американского вмешательства в Европе. Вплоть до лета 1940 г. Гитлер неправильно оценивал позицию США, что, однако, вовсе не говорит о том, что его политика в отношении Америки априори была принципиально неправильной. Сол Фридлендер писал в 1965 г.: "Во всяком случае, проводимую Гитлером политику (в отношении Америки. - Прим. автора) нельзя считать неправильной даже задним числом". Лишь начиная с лета 1940 г. Соединенные Штаты начали играть конкретную роль в планах Гитлера. Только тогда он начал учитывать в своих решениях и мероприятиях возможные действия Америки и ее реакцию.