Столь резкий, ничем существенным не вызванный, к тому же принятый в демонстративно одностороннем порядке, отказ от всей прежней, несомненно успешной внешней политики на международной арене не мог не повлечь за собой прямо катастрофические последствия для всех народов социалистической системы, включая СССР. Свидетельства подобного одностороннего отказа администрации Горбачева от союзных обязательств в отношении отдельных социалистических стран можно привести практически на примере каждой из них. Так, например, в связи с 40-й годовщиной со дня основания ГДР - 7 октября 1949 года - он неоднократно заявлял, что ГДР ни в коем случае не следует отступать и что "сдача ГДР являлась бы равнозначной распаду всей системы социализма".
Однако всего несколькими месяцами позже, во время встречи в Вашингтоне в июне 1990 года с президентом США Дж. Бушем (старшим), он заявил, что "судьбы ГДР в руках самих немцев". А на вопрос Буша насчет возможной военно-стратегической и политической ориентации будущей, уже объединенной Германии, ответил что-то вроде: "Если она будет членом Варшавского договора - очень хорошо. Ну, а если будет членом НАТО - тоже очень хорошо!"
По свидетельствам очевидцев, услышав такое, хозяин встречи чуть не уронил чашку с кофе и, не скрывая своего изумления, попросил "дорогого гостя" вновь повторить свою позицию о согласии с возможным будущим членством объединенной Германии в НАТО. Русскоязычному читателю можно прочесть подробнее обо всем этом в одной из книг Н.А. Зеньковича "Тайны уходящего века…" и других.
А относительно некогда тоже "братской" Болгарии можно упомянуть, например, хотя бы о содержании переписки госдепа США с МИДом СССР насчет предстоящего тогда первого визита Государственного секретаря Джеймса Бейкера в эту страну. Подумать только, особенно, с точки зрения сегодняшнего дня - ведь совсем недавно правительство США считало чуть ли не обязательным заранее уведомить СССР о намерении своего высокопоставленного чиновника посетить Болгарию! Выходило, получался как бы "запрос на въезд"…
А вот ответ ведомство Шеварнадзе на такой "запрос" выдало предельно короткий - все это, мол, внутренние дела суверенного государства. Что ж, с точки зрения протокольной, другого и быть не могло. Но в дипломатии, кроме протокола, существуют и так называемые "знаки", когда соответствующая сторона как бы "невзначай" заявляет и о каких-либо своих интересах или позициях в том или ином государстве или прилежащем к нему регионе. Ну, а как можно было понять ответ МИДа Шеварнадзе как бы на запрос со стороны правящих кругов США "на въезд" госсекретаря Бейкера в Болгарию? Никак иначе, кроме "делайте, что хотите..".
Что ж, они и взялись за дело. Показательно, что открыто антикоммунистические лозунги и соответствующие им радикальные призывы впервые прозвучали в Софии как раз во время того визита Бейкера, под окнами гостиницы "Балкан-Шератон" в центре города, где он остановился.
* * *
Но оставим читателям право самим сделать свои заключения об общественно-политической роли, морали, облике, а может быть, и просто о состоянии душевного здоровья человека, в руках которого в крайне напряженный, ответственный период последних десятилетий XX столетия оказались судьбы одного из самых могущественных государств и общественно-политических союзов во всей истории человечества, а также связанных с ним многих сотен миллионов людей по всему свету.
Наличие столь красноречивых, многочисленных "знаков" со стороны правительства Горбачева тут же было подобающим образом оценено другой из "высокодоговаривающихся сторон", а также и всеми прочими враждебными социализму силами. Сразу последовала их повсеместная активизация ив плане внутренне-политическом, причем разворачивающаяся в условиях невиданного, беспрецедентного и исключительно бесцеремонного вмешательства извне. Прямым следствием столь мощного, координированного одностороннего натиска стало разрушение и полная реставрация капитализма как в ГДР, так и во всех странах недавней системы социалистического содружества Восточной Европы. Более того, распался и сам СССР. Часть его прежних союзных республик и все недавние союзники в Европе прямым образом оказались подключенными к агрессивным военно-стратегическим планам и политическим конструкциям США, НАТО и ЕС. Народам этих "новозавоеванных стран", как они вполне официально именуются, например, в рабочих документах организаций типа Всемирного банка и Международного валютного фонда, еще предстоит в полном объеме испытать на себе все последствия того, что в свое время так привлекательно было представлено в виде "отказа от доктрины Брежнева - так называемого "ограниченного суверенитета". Факты говорят, что в нынешней, уже натовской Болгарии, например, даже народные избранники в парламенте не располагают нужной информацией об основных условиях военно-стратегического присоединения страны к ее нынешним "союзникам"…
* * *
К началу 1987 года наметился поворот "направо" и в области экономики. Так же, как и при аналогичных "переменах" в сфере политики, первым "результатом" и здесь явился, прежде всего, отказ от всех реформ и экспериментов начального этапа "перестройки", несмотря на вполне обнадеживающие результаты. Это происходило под воздействием факторов, способствующих уже полному переходу программы и курса центрального руководства в сторону откровенной переориентации экономики к капитализму.
Первое место среди них приходилось на продолжающиеся активные действия по ослаблению позиций и влияния КПСС в обществе и устранению ее от прежней руководящей роли в деле хозяйственного развития страны. Во все возрастающей степени эти процессы подогревались и совершенно уже бесконтрольным засильем "второй экономики". Особенно активизировались ее откровенно криминализованные секторы и группы, деятельность которых отличалась открыто антиобщественным и антисоциалистическим характером.
Другим фактором исключительного значения в том же направлении стали, конечно, находящиеся в руках антикоммунистических и антисоциалистических сил СМИ.
При наличии столь мощно действующих факторов в течение периода 1987–1988 годов процессы "перестройки" в экономической области приобрели уже совершенно иные формы и направления. "Зеленый свет" в этом плане дал принятый в 1987 году "Закон о государственных предприятиях". Строго говоря, сам его текст, одобренный на июльском пленуме ЦК того же года, ничем существенным, казалось, не отрицал систему единого экономического планирования. В нем не объявлялся и открытый переход исключительно к механизмам свободного рынка. И все же узаконенное таким образом своеобразное двоевластие в экономической области привело к довольно чувствительным нарушениям всего ритма нормальной деятельности, да и самого существования социалистического уклада хозяйственной жизни.
Довольно красноречивым проявлением такого сбоя хозяйственной деятельности стало, например, положение Закона о прямом выборе директоров предприятий непосредственно работающими на них людьми.
Каковы бы ни были мотивы принятия подобного решения, самым широко распространенным последствием его явилась, пожалуй, практика безгранично щедрых обещаний о повышенных зарплатах всего персонала на случай "выборной победы" того или другого кандидата. А действующие директора, добивающиеся мандата на следующий период, и прямо вводили неоправданно высокие уровни зарплат еще до созыва соответствующих собраний. Инфляционные последствия от этого вскоре стали принимать такие размеры, что данное положение закона срочно пришлось отменять. Продолжили, однако, действовать другие его положения. Комментируя их, Эльман и Канторович, например, вполне справедливо отмечают "полную немыслимость ситуации, при которой в какой бы то ни было стране мог существовать закон, формулировки которого не обязывали кого бы то ни было к чему бы то ни было". Как раз такая закрепленная законом неустроенность во многом способствовала возникновению общественно-пропагандистской обстановки, которая политически подготовила следующие меры по дальнейшему продвижению направо. И в этом, как часто происходило во время "перестройки", решающее значение сыграли крайне антисоциалистически настроенные средства массовой информации. Под прямым наблюдением, а зачастую и при непосредственном личном участии Яковлева и Горбачева, ими была предпринята исключительно активная кампания в пользу предоставления большей "самостоятельности" предприятиям и другим формам хозяйственной жизни в расчете на дальнейший переход всей экономики на рыночную основу.
К тому же любые затруднения, любое преступление и злоупотребление экономического характера, несмотря на подлинные причины их возникновения, как правило, неизменно записывались на счет существующей системы общественной собственности и якобы присущей ей "сверхцентрализации" планирования. Непрерывно разжигаемые таким образом общественные настроения открыто антисоциалистического характера в определенный момент привели к возникновению политических условий, необходимых для требований полной ликвидации самого института планирования как такового.
* * *
Также под давлением средств массовой информации в декабре 1991 года на самом высшем уровне партии и правительства была предпринята и другая мера прямо-таки рокового значения. По оценке Лигачева, она являлась просто "фатальной ошибкой". Это было решение о резком сокращении объемов государственных заказов и закупок необходимой продукции промышленности. Под натиском Яковлева и Горбачева это сокращение составляло 50 % всего общего объема. Не были приняты во внимание даже возражения премьер-министра Николая Рыжкова (ранее поддержавшего их против Лигачева), выступившего против этого слишком рискованного прыжка от полностью планируемой к вовсе ничем не регулируемой системе хозяйствования. В основе такого решения лежало ничем не обоснованное предположение или, вернее, пожелание о возникновении сразу, из ничего, какого-то нового, никем никогда еще невиданного "оптового рынка" на основании остающихся 50 % советской промышленной продукции. К тому же, исключительно в духе самого крайнего "неолиберализма", предполагалось, что цены товаров на нем будут определяться лишь колебаниями между спросом и предложением.
Вместо этого Лигачев и Рыжков предлагали принять гораздо более осторожный экспериментальный план. Он предусматривал скупку со стороны государства 90 % произведений продукции, предоставляя 10 % действию механизмов спроса и предложения. Полагалось, что таким образом предприятия получат возможность постепенно набраться опыта экономической самостоятельности и умения успешно разбираться в практике свободных цен и рынков.
Последствия навязанного Яковлевым и Горбачевым плана оказались откровенно разрушительными. Экономика оказалась охвачена полным хаосом. В 1988 году стал особенно заметным рост дефицита целого ряда товаров. Впервые после Второй мировой войны инфляция в стране достигла весьма серьезных размеров.
По мнению Эльмана и Канторовича, основы советской экономики были подорваны еще с момента устранения Коммунистической партии от процессов управления хозяйственной жизнью. Губительными оказались также и меры по периодическому урезанию полномочий и функций ряда центральных отраслевых министерств, которые предпринимались, хоть и в несколько ограниченном виде, еще в 1986 году. Гораздо более определенными стали они в 1987 и 1988 годах. Причем речь шла не просто о сокращениях общей численности людей, занятых в отдельных министерствах, а об изменении всего характера взаимоотношений министерств с подведомственными им отраслевыми предприятиями.
К тому же дела, как правило, вертелись почти исключительно вокруг соображений "нового идеологического" характера, воспрещающих "отдачу команд" и утверждающих "полную самостоятельность отдельных предприятий. Фактическое превращение всесоюзных отраслевых министерств в лишенных какой бы то ни было власти безучастных наблюдателей оказалось чреватым крайне пагубными последствиями не только для нормальной деятельности, но и для самого существования системы народного хозяйства как таковой. Все взаимосвязи и балансы внутри ее, как на отраслевых и региональных, так и на всесоюзном уровнях, на деле оказались возможными только в контексте деятельности соответствующих министерств. Ведь деятельность их отделов и прочих структур, как в Центре, так и на местах, далеко не сводилась всего лишь к "отдаванию команд", как любила твердить об этом перестроечная пропаганда. В действительности она была намного сложней и ответственней, осуществляя выработку точных оценок как текущих, так и прогнозных производственных возможностей соответствующих предприятий, обеспечение рабочей плановой дисциплины, соподчиненности между ними и пр.
Разрушая весь этот комплекс функциональных связей и взаимоотношений, Горбачев и его советники наносили непоправимый вред как хозяйственной стабильности страны, так и самой атмосфере существующего доверия к проводимой в ней политике.
По заключениям Эльмана и Канторовича, весьма парадоксальным являлся также факт, что, при всем том, тогдашний генеральный секретарь и группа вокруг него "непрерывно и систематически подвергали постоянной дискредитации как свою политику, так и самих себя. Это получалось из-за, казалось, бесконечной вереницы ошибочных решений, к тому же зачастую принимаемых как бы нарочито нерешительным образом. Причем не так уж редко после принятия таких решений сами зачинщики их вдруг отказывались от них и даже выступали с публичным осуждением ряда их положений".
На наш взгляд, так могли поступать либо люди исключительно некомпетентные и политически близорукие, либо наоборот - настоящие профессионалы, строго преследующие заранее поставленные перед ними цели совершенно целенаправленного, преднамеренного разрушения.
* * *
Основной удар по плановой экономике был нанесен на уже упоминавшейся XIX партийной конференции. На ней был положен конец имеющему место до тех пор как бы "свободному дрейфу" направо и уже в форме безоговорочного приказа было вынесено решение о полном отходе Коммунистической партии как от деятельности Советов и органов их власти на всех уровнях, так и от любого участия в управлении народным хозяйством.
Это решение следовало осуществить как в плане организационном, так и идеологическом. Вслед за тем на всесоюзную систему планирования буквально обрушился очередной "шквал" уже прямо уничтожительных мер. Исключительно важное место среди них отводилось упразднению, в общей сложности, 1064 отделов и 465 секторов Центральных Комитетов союзных и автономных республик, областных и районных организаций КПСС. Оно было проведено Горбачевым осенью 1988 года. В процентном выражении это составляло 44 % всех руководящих структур партии на всех уровнях. Незамедлительным последствием данных мер на состояние экономики явилось то, что вслед за уничтожением общего партийного руководства народным хозяйством, исчезла и связь, обеспечивающая оперативные взаимоотношения Центра в Москве с отдельными хозяйственными единицами и объединениями на местах. Тем самым в экономике был дан "зеленый свет" всевозможным центробежным настроениям, силам и тенденциям.
Весьма интересным в этом плане было развитие "официальных" отношений самого Горбачева с "второй экономикой". Было время, когда дела выглядели таким образом, будто бы он действительно собирался обуздать и поставить ее под контроль. Однако конечным итогом его деятельности стало то, что, по сути, сам генеральный секретарь фактически "расстелил ковер" для "торжественного возврата" в экономику страны зарождающихся сил капитализма. Более того, их объявили даже "предтечами" советского "гражданского общества".
В этой связи научный исследователь из США С. Фредерик Старр выражает в своей статье "Полезное прошлое" (изданной в 1995 году в сборнике А. Даллина и Г. Лапидеса "Советская система - от кризиса к краху") мнение, что, очевидно, тогда и было "время решительного выбора для Горбачева". С одной стороны, он все еще мог пойти по пути оздоровления и совершенствования экономики при помощи повышения контроля и улучшения системы планирования. Вместо этого он предпочел привлечь на свою сторону "все те новые силы в экономике и обществе, утвердившие себя своими самостоятельными действиями, благодаря своей интеллектуальной связи с так долго подавляемой в России традицией либерализма".
Горбачев говорил, что "вторую экономику" следует привлечь к нормальной жизни общества с тем, чтобы ее прибыли облагались налогами". Как бы с этой целью он специальным законом разрешил существование фактически частных предприятий под видом номинально "кооперативных". Примерно так же он всячески превозносил "самостоятельность" добровольных содружеств "неформалов", подчеркивая при этом "необходимость" занять подобающее им "законное место" в советском обществе. По мнению Старра, по всей видимости, "политический гений Горбачева состоял не столько в том, что он сам создавал действующие силы перестройки, - он, скорее, открывал их в уже готовом виде в социальных слоях и структурах реально существующего общества".
Это мнение Старра поддерживает также и британская исследовательница Анн Уайт в своей книге "Демократия в России при Горбачеве (1985–1991) - зарождение "добровольного" сектора" (1999). Она считает, что "неформальными" являлись все виды деятельности, не организованные прямым образом партией. Значительная часть из них, особенно среди молодежи, была преимущественно аполитичными объединениями общекультурной направленности". Другая их часть вела свое начало еще с времен хрущевской "оттепели". По данным Уайт, "к февралю 1988 года общая численность неформальных объединений в стране доходила до 30 000. В нее, наряду с "группами натиска", входили также и всевозможные другие организации. С течением времени, однако, по мере разворачивания курса "перестройки", среди них все заметнее возрастали роль и значение вышеупомянутой первой разновидности".
С принятием так называемых "Закона о кооперативах" и "Закона о наймах", получили возможность уже совершенно свободного распространения и развития самые разные формы собственности явно прокапиталистического характера. Эльман и Канторович также подтверждают, что тексты указанных законов на деле разрешают официальное введение частной собственности под видом формально существующих кооперативов, хотя и приводят, правда, несколько "застенчиво", мысли Ленина о "преемственности кооперативов как форм социалистической собственности". К тому же кооперативы платили меньше налогов и, в принципе, радовались гораздо более благоприятному режиму финансовых льгот по сравнению с государственными предприятиями. В результате наметилась тенденция заметного укрепления деловых связей предприятий государственного сектора с так называемыми "кооперативными фирмами" - со всеми вытекающими из этого последствиями как непосредственного, так и долгосрочного характера.