Затем прощались уже и другие. Император лежал поперек комнаты на очень простой железной кровати. Голова покоилась на зеленой кожаной подушке, а вместо одеяла на нем лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного дворца. Все, что окружало его, дышало самой строгой простотой, начиная от обстановки и кончая дырявыми туфлями у подножия кровати. Стены оклеены простыми бумажными обоями, несколько картин. Небольшой диван и письменный рабочий стол. Истертый коленями молитвенный коврик под иконами…
На этом легенда, связанная с небольшой комнаткой в большом зале, о Рыцаре (своего рода Дон Кихоте самодержавия) и Прекрасной Даме, собственно, заканчивается. Но рассказ наш можно еще несколько продолжить.
По своему завещанию Николай I оставил В.А. Нелидовой значительный капитал. Очевидно, на приданое. Варвара Аркадьевна отказалась принять завещанное: ее любовь была бескорыстна. Все передала солдатам, пострадавшим в войне. После кончины Николая Павловича Варвара Аркадьевна тотчас же хотела удалиться из дворца. Новый император, Александр II, по соглашению со своей матерью, лично просил ее не оставлять дворца. Нелидова осталась при своей прежней службе. Только уже больше не дежурила в установленное время, а приходила читать Александре Федоровне и беседовать с ней о минувшем.
Она скончалась 18 октября 1897 года уже во время царствования Николая II.
Зимний после штурма
О событиях, связанных со штурмом Зимнего дворца в октябрьскую ночь 1917 года, много писали, рассказывали. Особенно впечатляли эпизоды штурма, изображенные в художественных кинокартинах. У многих в памяти остались кадры фильма: карабкающиеся по узорчатой решетке главных дворцовых ворот вооруженные люди. Затем ворота медленно раскрываются, и ликующая масса по мраморной лестнице вливается в залы… Победа! Джон Рид описывает в своей известной книге, как сразу после захвата дворца был пресечен грабеж дворцового имущества: установлены были караулы и из дворца выпроваживались "все вон… кроме комиссаров". В те годы творение Растрелли для многих стало ассоциироваться не с красотой, не с художественными и историческими сокровищами, которые находятся в стенах дворца, а с тем кинокартинным штурмом. Ну а свидетельство Джона Рида позволяло видеть в этом достаточно цивилизованный процесс. Насколько живо это представление! Вот и в наши дни одним из первых актов "победившей демократии" стало проведение митингов у стен Зимнего дворца, у тех самых ворот. Фотографии в газетах тогда запечатлели карабкающуюся по той самой решетке пока не вооруженную публику.
Сейчас существует возможность ознакомиться с воспоминаниями не только тех, кто бежал через затемненную Дворцовую площадь к ярко освещенным окнам таинственного здания, но и тех, кто был по другую сторону сложенных из дров баррикад. С соответствующими переживаниями, обвинениями, утверждениями - с той и с другой стороны.
Но за этими громкими, подчас спорящими голосами как-то забылось, что в той ночной драме были не только штурмовавшие и защищавшиеся. Была еще и третья сторона - значительно уступавшая первым двум по численности, но не уступавшая, пожалуй, по проявленным в это время мужеству и чувству долга.
Третьи лица, о которых здесь идет речь, были дворцовые служители - смотрители залов, хранители имущества, представители других придворных должностей. В эту грозную октябрьскую ночь они могли уйти домой или спрятаться под сводами многочисленных дворцовых подвалов. Ведь не было у них никаких симпатий к устроившемуся в бывших царских покоях бесцеремонному Керенскому и его свите.
Нападающие долго не решались броситься в наступление - истек не один назначенный срок… Большая часть защитников дворца к ночи вернулась в казармы, оставив на произвол судьбы верный присяге женский батальон.
Служители ведомства Государственного имущества (бывшего Придворного) продолжали оставаться на тех местах, которые были определены их служебным положением. И притом уже в нерабочее время. Здесь рядовой петербургский чиновник, духовный брат Акакия Акакиевича, показал, что отнюдь не шуба-шинель и даже не боязнь за собственную жизнь являются определяющими моментами его поведения, а некие другие категории морального порядка. Здесь можно вспомнить о милиционере 1-го Адмиралтейского подрайона. Он не покинул в ту ночь с 25 на 26 октября 1917 года свой пост на Дворцовой площади. Осколком снаряда он был контужен. Его фамилия газетой не названа ("Новое время", 1917 г. 18 (31) октября, № 14 900).
Хранителями Эрмитажа были закрыты массивные огнеупорные железные двери, отделившие императорский музей от Зимнего дворца. Как в 1837 году, когда здесь был остановлен охвативший все здание пожар, так и теперь у двери остановились штурмующие потомки тех, кто погасил пожар восемьдесят лет тому назад.
До тех, кто был в музее, в его затемненных, пустых, гулких залах, лишь доносился тревожный шум борьбы. Иное положение было у служителей Зимнего дворца: они очутились в водовороте развернувшихся событий. В воспоминаниях штурмовавших упоминается о фигурах в серых тужурках или синих ливреях, встретивших их во дворце. Уже на верхней площадке лестницы, ныне называемой Октябрьской (о чем сообщает прикрепленная здесь памятная мраморная доска), Антонова-Овсеенко остановил швейцар:
- Сюда, господа-товарищи, не знаю, как вас величать.
Это был один из служителей дворца, несущих здесь круглосуточную вахту. Борясь с вполне понятным страхом, эти люди открывали двери и показывали кратчайшую дорогу к министрам. Чтобы не был нанесен лишний урон дворцу, в меру своих возможностей, в основном увещеваниями, они старались предотвратить разрушительные действия - с какой бы стороны они ни исходили.
Скромные и для нас безымянные, эти представители третьей стороны не оставили после себя мемуаров. Но голос их все-таки может быть услышан. Служебное положение обязывало их в случае непредвиденных происшествий подавать рапорты начальству. Часть из этих служебных документов сохранилась среди бумаг архивных дел. Наверное, не нужно их пересказывать, а представить так, как они есть - документы из потрясших нашу страну дней.
Начальнику Петроградского дворцового управления от смотрителя комнатного имущества Зимнего дворца 25 декабря 1917 года
Рапорт
Представляя при сем в шести фотографических снимках, изображающих ряд комнат на разных половинах Зимнего дворца, а также помещений кладовых (на хорах собора Зимнего дворца и в ливрейной кладовой), особенно пострадавших при погроме и вооруженном ограблении Зимнего дворца в ночь с 25 на 26 октября, в продолжении целого дня 26 октября и до полудня 27 октября сего года.
Доношу вашему превосходительству, что почти во всех комнатах Зимнего дворца (за весьма редким исключением) произведен грабеж разного рода имущества комнатной обстановки, а также много поломок из мебели и причем как из простого озорства, так и от орудийных снарядов, пулеметных и винтовочных выстрелов. Немалое количество предметов обстановки окончательно приведены в негодность и не могут быть реставрированы, ибо потеряли свой первоначальный вид, так, например, отыскивались на полах, окнах, мебели части бронзовых канделябр, часов, ваз и иных украшений, а самих предметов совершенно не находилось, были налицо механизмы от часов, но не было их корпусов или были корпуса, но не находились механизмы. Мелкие кусочки разбитых ваз, части бронзовых канделябр валялись в куче мусора и разного хлама в разных комнатах дворца, на лестницах и в коридорах. Имелись в разных местах спинки от диванов, ножки от стульев или кресел, но самые предметы не находились или были превращены в мелкие куски или щепки. Среди обломков дерева и другого мусора в помещениях дворца имелось порядочное количество морской травы, мочалы, пуху и перьев, все упомянутое было от мебели, с которой была спорота материя или кожа, от матрацев и диванных подушек, с которых были срезаны их оболочки, состоящие из тика, доместика, сафьяна и замши. В некоторых помещениях, в целом ряде комнат, была составлена мебель у окон и балконов для устройства баррикад, дабы таковые могли служить защитой от обстрела снаружи, и само собой разумеется, что мебель, служившая для баррикад, в конце концов оказалась частью совершенно уничтоженной, частью поломана и требует капитального ремонта.
Во всех помещениях дворца, за редким исключением, похищены с окон и дверей шторы, полузанавески, занавеси, драпировки, все эти вещи были сделаны из бумажных, шелковых, пеньковых, тюля, шерстяных и суконных материй, некоторые из упомянутых предметов украдены даже с карнизами, шнурами, грузиками и медными подвесами… Штучные ковры и салфетки для столов бархатные, суконные, плюшевые, находившиеся в разных помещениях дворца, похищены, а некоторые салфетки изрезаны ножами и превращены в мелкие куски или полоски, никуда не пригодные и найденные брошенными в залах и коридорах дворца в кучах мусора.
В некоторых помещениях срезаны целыми полотнищами шелковые материи, которыми были обиты стены или оборваны тюль, кружева и разные ленты, служившие украшениями упомянутых стен. В большом количестве похищены чехлы с мебели, покрышки со столов и полов, все эти предметы были сделаны из доместика и полотна. Из биллиардной комнаты императора Николая II украдены биллиардные шары и много попорчено мебели, материй и других предметов.
В большом количестве с различных предметов комнатной обстановки срезаны и спороты обивки, сделанные из разных материалов, но преимущественно из тех, которые представляли большую ценность, как, например, шелк, трип и кожа.
Подверглось хищению и разгрому помещение на хорах собора Зимнего (кладовая № 42), где хранились письменные приборы, умывальные фарфоровые и другие приборы, каменные украшения, изделия из бронзы, как то: часы, канделябры, фигуры из бронзы и фарфора и прочее. Пасхальные яйца, фарфоровые и каменные, разные сорта тех и других украдены в весьма большом количестве. Яйца-брелоки, сделанные из уральских камней, украдены…
В № 8 Камер-юнгферского коридора, где хранятся вещи, лично принадлежащие их императорским величествам и которых было много по имеющимся описям сдано на прием Художественной комиссии, также подверглись ограблению, а некоторые из них намеренной порче. По коридору, у комнат императора Александра III находилось большое количество вещей, которые его величеством были привезены из путешествия на Восток в бытность его наследником цесаревичем, а также некоторые предметы, поднесенные их величествам в разное время и разными лицами. Эти вещи имеют свои описи и были мною также сданы в прием Художественной комиссии. В настоящее время некоторые из упомянутых предметов окончательно уничтожены, некоторые попорчены поломками настолько, что едва могут быть исправлены, так как все пострадали от попавшего орудийного снаряда, который разорвался внутри Секретарских комнат… Полному же разгрому и хищению подвергли квартиры графини Гендриковой, фрейлины Буксгевден, быв. квартиры фрейлины княжны Оболенской, князя Долгорукова, князя Раткова и др., а также помещения сестер милосердия в номерах Большого фрейлинского коридора, номера комендантского коридора, и вообще едва ли найдутся в Зимнем дворце такие помещения, где не был бы произведен разгром (который понимают в смысле намеренной поломки и порче вещей до неузнаваемости и кражи).
Затем докладываю вашему превосходительству, что всякого рода частичные хищения в Зимнем дворце начались с того момента, когда в Зимний дворец были допущены различные общественные организации. О таких частичных кражах доносил вашему превосходительству своевременно. Такие частичные кражи особенно усилились, когда значительное количество помещений Зимнего дворца обслуживало потребности членов Временного правительства и когда во дворец на жительство переехал бывший председатель Совета министров А.Ф. Керенский и когда с его переездом во внутренние помещения дворца были допущены войска. Затем сообщаю, что во многих номерах большого Фрейлинского коридора, Камер-юнгферского коридора, на III запасной половине, в номерах IV запасной половины, в номерах комендантского коридора переехали на жительство разные лица, имевшие отношение к Временному правительству и к А.Ф. Керенскому…
В заключение считаю своим долгом доложить, что с 25 октября 1917 года и по сей день сложился такой порядок в Зимнем дворце, что имущество зачастую вывозят без моих пропусков и, следовательно, без моего ведома, а потому нести какую-либо ответственность за целость имущества фактически не могу.
Смотритель комнатного имущества Зимнего дворца Н. Дементьев
Что мы можем сказать об авторе этих строк?
Коллежский асессор Николай Николаевич Дементьев писал приведенные выше строки, очевидно, в своей квартире, в доме № 31 по Миллионной улице, с тревогой за будущее своего сына Николая - офицера.
H.H. Дементьев называет и тех, кто положил начало хищениям, порче дворцового имущества. Это А.Ф. Керенский и его нечистое на руку окружение. Вина их, однако, не только в этом. Поглощенные мыслями о своем престиже, они поселились во дворце, тем самым подставив его под удары всякого рода политических случайностей.
История учит - в этом главный смысл обращения к ней. И думается: а надо ли вновь включать Зимний дворец в сферу всякого рода политических борений, организованных по коммерческим инициативам подогретых пивом сборищ. Надо ли около стен его устраивать митинги, шоу-представления? Ведь это опасно, это все равно, что курить у пороховой бочки. Вот из ракетницы подожгли будку, в которой реставрировалась скульптурная группа над аркой Главного штаба, повредили богиню Славы в знаменитой колеснице. Давайте наконец станем ответственными гражданами и будем всякого рода демонстрации реализовывать в других, более подходящих для этого местах. Чтобы не пришлось уже новому H.H. Дементьеву докладывать горестно о новых невозвратных потерях.
Прощание с историческими комнатами
До революции громадный Зимний дворец представлял собой город в городе. Здесь были и государственное представительство, и государственные учреждения, и многочисленные жилые комнаты для придворных, прислуги, и богатое кухонное хозяйство. Собственно жилые помещения для царской фамилии - "внутренние покои" - занимали лишь небольшую часть в общем объеме дворца. Они находились в западном его корпусе, обращенном к Адмиралтейству.
После 1917 года "город в городе" остался. Только получил он наименование Дворца искусств. В нем разместились новые учреждения, стали жить новые люди, обслуживаемые старым персоналом. Так появился в нем Музей Ленинского комсомола с входом в него через Октябрьский подъезд (через который врывались, чтобы свергнуть Временное правительство) - это со стороны площади Урицкого (так некоторое время именовалась Дворцовая площадь). Что же касается покоев недавно царствовавшей фамилии, то они оказались в ведении Государственного Музея Революции. Бывшие царские комнаты для идеологического удобства стали именовать историческими комнатами и в них стали водить экскурсии. Желающих увидеть то, что раньше было недоступно, нашлось много.
При царских апартаментах был собственный подъезд и лестница. Это было удобно - и для музея тоже. Для посещения Музея Революции нужно было приобрести билет стоимостью в 30 коп., отстоять очередь и надеть на свою обувь специальные тапочки, предохраняющие памятные полы от уличной грязи.
Кабинет-спальня цесаревича Александра Николаевича. Г.Г. Чернецов. 1837 г.
В 1925 году эту очередь отстоял и В.В. Шульгин - монархист в дореволюционное время и идеолог Белого движения в годы Гражданской войны. Писатель и журналист Шульгин тайно пробрался в том году в Советскую Россию.
Потом он описывал свои впечатления от увиденного. Вспоминал Василий Витальевич и об исторических комнатах: "Морозный воздух, который был холоднее, чем во дворе, сменился приятной теплотой отапливаемого помещения. Мы вошли в личные покои последнего государя. Они, по жестокой иронии, охраняются его убийцами с особой тщательностью. И внимание горсти людей как-то повысилось, обострилось. Они стали еще тише, впечатлительнее. Трагизм недавнего мученичества веял в этих комнатах.
В покоях Николая II и Александры Федоровны нет особенно ценных вещей: все это вещи интимные, которые имели ценность только постольку, поскольку они были им дороги. Здесь сохранились перья и ручки, которыми писал Николай II, это бювар Александры Федоровны. Это коллекция пасхальных яиц, которые она получила в подарок…
Но действительно удивительно, каким образом все это уцелело во время "жестокого беспощадного русского бунта"?"
Понятно удивление прошедшего через Гражданскую войну эмигранта Шульгина. Но то, что сохраняется при беспощадных бунтах и войнах, часто потом исчезает при мирном реформировании и реконструкциях. В то время, когда Василий Витальевич внимал в бывшей царской спальне рассказам экскурсовода о предметах, здесь бывших, уже составлялись проектные листы для капитальной реконструкции и реставрации Зимнего дворца. "Город в городе" должен был стать частью грандиозного художественного музея со своей системой отделов. В 1926 году то, что было вычерчено на листах ватманской бумаги, пошло в работу…
Фотограф исполнил положенную в таких случаях официальную "фотофиксацию", и все вещи, мебель, святыньки и милые украшения, собранные в этих комнатах прежними владельцами, были унесены в другие места и зажили каждый своей отдельной жизнью.
На чердаке и крыше Зимнего дворца
В тридцатых годах прошлого века литератор А.П. Башуцкий, описывая Зимний дворец, так вопрошал современников: "Кто когда-либо видел эти поистине необъятные чердаки дворца, глубокие, как стремнина, с висящими на середине их высоты дощатыми ходами, подобные мостам, переброшенным через пропасть, кто видел эти леса огромных дерев, стоящие теснее матч неисчислимого и сжатого в гавани флота, кто видел подпертые им богатырские стропила векового здания?.." Тогда (да и в наше время) мало кто мог ответить положительно: за железные двери на верхних площадках дворцовых лестниц, ведущих на чердак, посторонних не пускали.
И вот полтора века спустя поднимаемся по крутой Телеграфной лестнице дворца на ее самый верх. Чтобы не заблудиться в лабиринтах чердака, берем с собой план. На копии со старого чертежа помечены названия помещений чердака - Георгиевский, Гербовый, Фельдмаршальский, Николаевский, Белый залы…
Поворот ключа - и темнота, слегка рассеянная светом, пробивающимся сквозь щели в слуховых окнах, охватила нас. Затем щелчок выключателя - вспыхнули лампочки. Мы не увидели "леса огромных дерев", описанного Башуцким. Собственно, этот грандиозный "лес" стропил и стал причиной гибели дворца в 1837 году. Когда в декабре того года огонь прорвался на чердак, его ничто не могло остановить. Не были тогда доведены до кровли капитальные стены здания (брандмауэры), все было на чердаке единым неразделенным пространством. Не встречая на пути преград, огонь переносился с одной части дворца на другую. Лишь у Малого Эрмитажа, там, где хранились бесценные художественные сокровища, его остановили гвардейцы, разобрав стропила и наспех возведя каменную стену.