Есть люди, которые выступают глашатаями коллективного руководства. Дескать, будет коллективный орган из уравновешивающих друг друга олигархов и чиновников и они, под руководством Путина будут противостоять попыткам его преемника узурпировать власть. Как это будет реализовано практически, опять же никто не знает. В советское время несколько раз объявлялось "коллективное руководство" Политбюро. Заканчивалось это все стационарно - вся власть оказывалась у одного человека в течение трех лет. Так пришли к власти Сталин, Хрущев, Брежнев. Дальше победитель, усевшийся в центральное кресло, еще пару-тройку лет тратил на добивание своих конкурентов, после чего воцарялся на длительный срок.
Ни коллективное руководство, ни выделение под контроль Путина гигантской госкорпорации или даже всех Вооруженных сил страны не спасут его и, главное, его окружение, от удара со стороны преемника. К этому приведет сама логика развития политической системы - правитель должен быть один. В централизованном государстве, подобном нашему, эта логика работает железно.
Некоторые проповедуют, что Путин станет своего рода Дэн Сяопином. То есть верховным руководителем, не занимающим официально никаких постов, но контролирующим все. Ссылаются при этом на "древнюю китайскую традицию". Но дело даже не в том, что в России нет китайцев в достаточном количестве для утверждения подобной традиции. Механизм личной власти Дэн Сяопина не был "древним". Просто у власти находилось поколение, много претерпевшее в период культурной революции. Тогда должности не значили ничего. В самом деле, Лю Шаоци, формальный глава государства, председатель КНР, был фактически умерщвлен в годы "культурной революции".
Карьера того же Дэн Сяопина в те годы могла развиваться так: сегодня - могущественный заместитель Мао по партии, заместитель главы правительства и начальник Генштаба (все эти посты Дэн занимал одновременно), завтра - перевоспитываемый рабочий на каком-нибудь удаленном заводе, живущий под надзором "органов". При этом статус с "поднадзорного" на "высшего руководителя государства" менялся только за 1970-е годы несколько раз. В этих условиях ориентация на должности была бы глупа. Понятно, что те люди, которые занимались политикой в Китае того периода, ориентировались только на личности. Привычка осталась и после смерти Мао. Но с приходом к власти нового поколения руководителей роль официально занимаемых должностей вновь выросла. Сегодняшний лидер Китая Ху Цзиньтао занимает все высшие посты - генсека компартии, председателя КНР и председателя двух Центральных военных комиссий - партийной и государственной.
* * *
Исходя из вышеизложенного, повторить Дэн Сяопина у нас не удастся, ибо во власти нет целого поколения людей, ориентированных лично на Путина, считающих его Вождем и Другом вне зависимости от занимаемых постов.
Но ведь Борис Ельцин и его сторонники не понесли ущерба во время правления Путина, скажете вы. Все это так. Ибо Ельцин весьма мудро использовал для самосохранения совершенно иной ресурс, который обычно не учитывается в спорах вокруг сценариев преемства. Он подписал всю политическую элиту страны за себя. Непонятно? Сейчас поясним. Наша политическая и экономическая верхушка получила собственность в 1990-е годы, в годы правления Ельцина. Эта собственность была оформлена ельцинской Конституцией. Конституцию утвердил Ельцин. Следовательно, удар по Ельцину означал бы, что автоматически наносится удар по его детищу - Конституции.
Удар по Конституции означал бы удар по элите 90-х, старт тотального передела собственности. Этого наш правящий класс допустить никак не мог. Именно поэтому он согласился на неприкосновенность Ельцина. Именно поэтому он так трепетно относится к возможности внесения поправок в Конституцию. С Ельцина при жизни пылинки сдували. Мы не знаем, как - хорошо или плохо, относился к Ельцину президент Путин. Мы знаем лишь, что он был вынужден учитывать эти настроения. Потому никакого ущерба не претерпели ни сам Ельцин, ни его семья, ни олигархическое окружение "первого президента России".
Путин не может обеспечить безопасность себе и своим людям никакими бумажками о неприкосновенности, никакими коллективными руководствами, никакими "советами безопасности". Все это легко отменяется, как легко отменяется и статус международного чиновника. Гарантии со стороны Запада Путин вряд ли получит - Запад неоднороден, а президент Буш, который может их дать, вот-вот станет, если уже не стал, "хромой уткой". Он сам нуждается в гарантиях, если уж говорить всерьез. Другие же западные лидеры, рангом помельче, не смогут противостоять давлению США, если последним почему-то понадобится Путин для того, чтобы превратить его в нового Милошевича.
Поэтому гарантии Путину может дать только Россия как государство. А для этого надо связать Путина и страну, сделать так, чтобы Путин, если угодно, въелся в плоть и кровь государственных институтов, чтобы от него было невозможно отказаться. Задача эта нетривиальна. Повторить "подвиг" Ельцина не удастся. Принять путинскую Конституцию было бы очень хорошим ходом, но элиты боятся обвального пересмотра результатов 1990-х, и потому Конституция, как неоднократно заявлял Владимир Путин, останется в неприкосновенности. Значит, должны быть обходные пути.
Из новейшей истории мы знаем примеры, когда государственный деятель, уходя от власти, получал подобные гарантии. Например, китайский лидер Цзянь Цземинь, передавая власть нынешнему генсеку и главе КНР Ху Цзиньтао, стал видным марксистским теоретиком. Партийный съезд провозгласил, что Цзянь - фигура, сопоставимая с Мао и Дэн Сяопином, а придуманная уходящим руководителем "теория трех представительств" (изложение ее смысла увело бы нас слишком далеко от темы нашего исследования), была включена в партийный устав. Именно это обстоятельство до сих пор защищает Цзянь Цземиня и возглавляемую им "шанхайскую группировку" (китайский аналог питерских) от полного разгрома.
Наша логика находит здесь свое подтверждение. Уходя на пенсию, Цзянь Цземинь оставил себе пост верховного главнокомандующего. В Китае глава армии - председатель Центральной военной комиссии - избирается парламентом независимо от председателя КНР и не подчиняется последнему. Казалось бы - вот она, гарантия. Но как только Ху Цзиньтао обрел власть, он легко сломал сопротивление своего предшественника и добился его отставки с поста главковерха уже в 2004 году (между тем планировалось, что Цзянь пробудет в этой должности до нынешнего, 2007 года и, быть может, даже дольше).
Но пересмотреть решение партийного съезда гораздо сложнее, чем убрать бывшего руководителя с последнего крупного поста. За Цзянь Цземиня "вписаны" десятки миллионов китайских коммунистов. Они не могут без потери лица перед народом отказаться от теории "трех представительств". Вот и приходится терпеть и Цзяня, и его "шанхайских".
* * *
Подобная методика "вписки" за лидера популярна и в других странах, но, увы, неприменима в России. Дело в том, что китайские коммунисты слиты с государством. Партия не может исчезнуть, ибо она есть становой хребет КНР. Ее устав вполне стабилен. Коммунисты и вертикаль власти неотделимы друг от друга. Не то у нас. Партия "Единая Россия", которая хотела было принять некий "План Путина" и выдвинуть самого вероятного преемника президента в свою первую тройку, не может быть гарантом пенсионного статуса Путина просто потому, что сама является плодом политтехнологических усилий администрации президента.
Сегодня есть план Путина - завтра нет. Да и сама партия может легко перестать существовать, если Кремль решит, что ее надо подвергнуть реформе или переименовать.
Беда, однако, в том, что у нас нет ни одного политического института, который, подобно КПК в Китае, мог бы "подписаться" за Путина. Парламент слаб и неавторитетен, губернаторы назначаемы и как гаранты не годятся. Разумеется, можно созвать какую-нибудь Ассамблею народов России, которая заявит, что Путин - самое ценное, что только есть у дорогих россиян. Но на следующий день люди забудут, как эту Ассамблею звали.
Церковный собор? Увы, Церковь обладает огромным престижем в обществе, но как политическую силу ее никто слушать не будет. Русская православная церковь многие годы борется за введение предмета "Основы православной культуры" и никак не может его ввести в школах, где уж тут гарантировать преемственность президентской власти. Когда в октябре 1993 года в центре Москвы состоялась "маленькая гражданская война", патриарх пообещал отлучить от церкви тех, кто первым вступит в конфликт. Тем не менее Ельцин, как мы знаем, победил силовым путем и отлучен не был. Короче говоря, собрания, какими бы авторитетными они не были - слабая гарантия.
В нашем обществе единственным институтом, который обладает политической реальностью, является институт президентства. Но именно президентский пост Путин и покидает. Казалось бы, выхода нет?
И тем не менее один институт все же имеется. И этот институт обладает реальностью просто потому, что включает весь народ. Это институт референдума.
Решение референдума в наших условиях стоит решения китайского партийного съезда. Разумеется, оно не дает абсолютной гарантии. Но абсолютной гарантии не может дать никто, даже президент США.
Что выносить на референдум - это большой вопрос. И я прямо сейчас не готов дать на него однозначный ответ. Понятно, что не Конституцию, раз Путин категорически против этого варианта. Но это может быть программа развития страны на ближайшие годы, путинский пятилетний план, например. В общем, такой документ, который был бы аналогом "теории трех представительств" и мог послужить охранной грамотой для уходящего лидера и его окружения. Если Путин все же решится внести изменения, нет, не в Конституцию, а в закон о правительстве, в сторону ограничения полномочий главы государства, как уже предлагалось рядом аналитиков - это был бы идеальный вариант.
Или же это должен быть закон о статусе уходящего лидера. В любом случае, референдум позволяет "подписать" за Путина максимальное количество людей и сделать максимально безболезненным трансферт власти.
Вызов Медведеву
Что оставляет Путин, уходя? Бессмысленно рассуждать, что означает здесь слово "уход", будет ли Путин премьер-министром, станет ли он вновь президентом после скоропостижной отставки Медведева или же сам Медведев будет править десять тысяч лет. Не такова цель нашего текста (хотя мы и обещаем вернуться к вышеупомянутым темам в будущем).
Вопрос в том, чтобы провести ревизию путинского наследства. Понять, что осталось в наследство его преемнику (простите за неприличное слово). Какие вызовы перед ним возникнут?
Сегодня уже очевидно, что те тренды, которые были заложены в последние четыре года путинского правления, в ходе его второго срока, исчерпаны.
Главный соблазн, который стоит перед страной и властью сегодня - это воспроизвести 70-е. Застой, "и Брежнев такой молодой", конфронтация с Западом одновременно с "конвергенцией" и "разрядкой".
Уже сегодня режим столь старательно калькирует времена "дорогого Леонида Ильича", что даже у человека моего поколения, видевшего Брежнева лишь на трибуне 26-го съезда КПСС, возникает дежа-вю. Еще большее дежа-вю возникает при взгляде на результаты американских праймериз. Восходит звезда сенатора Маккейна, ястреба в вопросах отношений с Россией, который рассматривается как фаворит предварительных выборов в Республиканской партии. Старый сенатор - точь-в-точь вылитый Рейган. Хитрая дворничиха История грозит после трагедии краха Советского Союза сыграть нам даже не фарс, а водевиль краха его карманной, игрушечной копии - современной России. В которой все мало и незначительно, начиная от широко объявленных великодержавных устремлений Кремля и заканчивая деятелями правящей верхушкой.
Впрочем, нам от этого не легче. Ведь хоть разыгрываемый неосоветский спектакль идет на, так сказать, малой сцене, трагедия страны может за ним последовать настоящая. Ведь НАТО, бесшумно подползающее к нашим границам, что твой индеец Джо, не шутит. А значит, если Украина и Грузия в ближайшие годы вступят в Альянс (а пока не видно, чтобы Москва могла противостоять этому), следующим ходом встанет вопрос о территориальной целостности России. Аналогии - грубое дело. Но все же, при всей грубости сравнения, Украина - это наша Хорватия. Белоруссия - наша Черногория. Россия - Сербия и Кавказ имеет все шансы стать Косово.
А раз так, вызовы, стоящие перед Россией, носят реальный, а не иллюзорный характер. Одним из главных вызовов является, кстати, угроза утопить работу над ответами на них в блекотании. Дескать, кругом глобализация, международизация, ноосфера, вселенская гармония и прочая "перестройка". Нужно понимать, что подобная идеология - это идеология однозначной капитуляции и один раз нашу страну уже погубили "под сладкий лепет мандолины". Мы, русские, заинтересованы, чтобы этого не случилось во второй раз.
* * *
Стремительное движение в НАТО Украины и Грузии, уход Казахстана и Средней Азии под покровительство Китая, угроза прихода к власти в США сил, которые сделают ставку на деструкцию России - все это указывает, что страна после Путина оказывается "не в хорошем положении" (если воспользоваться фразой Кальвина Кулиджа, красноречивейшего из американских президентов).
В самом деле, если президентом США станет, например, сенатор Маккейн, похожий на Рейгана как брат-близнец, сможет ли Россия противостоять давлению со стороны Запада, со времен 80-х неимоверно усилившегося и превосходящего нас уже в десятки раз? Да и Хиллари Клинтон, с учетом ее заявлений, что у Путина нет души, в общем, не подарок. Конечно, "мало ли что пьяная женщина пообещает", чего не скажет кандидат в пылу предвыборной борьбы. Но проговорки такого рода указывают, что отношение к России в западных элитах ухудшается и, больше того, его даже не считают нужным скрывать.
Запад может уже в течение ближайших лет настолько нарастить давление на Россию, что она будет вынуждена заняться новой "перестройкой". На новом этапе и с такими потерями, по сравнению с которыми крах СССР может показаться детской шалостью.
Да, конечно, Запад может согласиться, чтобы в России существовал режим мягкой либеральной автократии, похожий на правление "доброго Пиночета" и режим нового Хоннекера сразу. Проблема только в том, что чем дальше, тем больше существование такого режима будет зависеть от его величества Запада и ни от кого больше. Пространство для маневра Москвы постоянно сужается. Облеты британской территории, совершаемые нашими стратегическими бомбардировщиками - тому свидетельство. Ведь ядерное оружие - это последний аргумент, аргумент Судного дня. И если начинают грозить его применением, значит, иных козырей у государства уже не осталось.
Не лишним было бы помнить, что этот аргумент в споре не помогает. Просто потому, что элиты и президенты, выбирая между проживанием в подземном бункере под радиоактивными развалинами столицы и где-то в американской глуши, под елочкой и прикрытием ЦРУ, выбирают почему-то последнее.
И сколько бы "наши" не говорили про конвергенцию и вступление в мировые клубы элит, полезно помнить, что все эти "клубы" интегрированы в западные политические структуры, а сами элиты вынуждены считаться с интересами государств, которые они представляют. Именно поэтому вместо вступления в пятый Интернационал "мирового капитала", правящего лохами всех наций мира, почему-то всегда получается проигрыш России конкретным странам Запада.
Поэтому никакой "андроповщины" в обозримом будущем, скорее всего, не будет. Просто потому, что историческая "андроповщина" была "контр-рейгановщиной", то есть проектом ответа со стороны СССР на атаку рейгановского Запада. Скоро выяснилось, что отвечать нечем. Началась перестройка, Советский Союз развалился.
* * *
Перед нами опять, как и в приснопамятном 85-м, стоит проблема выбора пути. Конечно, нынешний политический режим и политический класс могут сделать выбор в сторону стагнации. Действительно, та стабильность, которая установилась сегодня, - легка. Режим кажется прочным, отношения - урегулированными, политическая система - крепкой и скроенной на века. Лишь нарастающее внешнее давление, которому Россия с каждым годом все меньше способна противостоять, является индикатором слабости режима.
А значит, рано или поздно встанет вопрос о реформах, позволяющих модернизировать экономику страны или об обвале государства внутрь себя и образовании на территории Российской Федерации множества мелких "-станов".
У нас много говорят о том, что Россия должна подражать Китаю. Дескать, политические системы очень схожи (я сам писал об этом, как и о сходстве политической системы России с ГДР). Пора бы, наконец, начать и модернизацию экономики. Пусть даже это будет "подражанием Китаю". Россия исчерпала лимит на революцию, говорят политики. Быть может. Но она почти исчерпала лимит на авторитарную модернизацию.
Авторитаризм без модернизации - такова программа второго срока Путина. Можно сказать, она выполнена. Теперь мы вступаем в очередную точку бифуркации. Либо власть окажется способной к модернизации экономики и общества, причем модернизации экстренной, направленной на преодоление сырьевой специализации экономики страны, либо Россия впадет в штопор и новый этап провала последнего куска советской империи внутрь себя с отделением целых регионов будет неминуемым.
Опыт показывает, что для наших элит увещевания абсолютно бесполезны.
Тем не менее об этом следует сказать.
Властелин колец
Победа Сочи в борьбе за право принять у себя зимнюю Олимпиаду 2014 года - очевидный успех России и лично Владимира Путина. Радуясь за спортсменов и зрителей, мы, тем не менее, должны обратиться к политическим последствиями решения МОК.
Олимпиада - дело политическое. Таковым она была всегда. Даже в Древней Греции, где на время Олимпиад прекращались боевые действия. Нынешний век далек от древнегреческой цивилизованности. Тем не менее нечто сакральное (а ведь Олимпийские игры проводились во имя олимпийских богов) в этом суконно-спортивном мероприятии все же осталось. Что же?
Олимпиада понимается как главное спортивное событие мира. Страна, которая ее принимает, становится мировой спортивной сверхдержавой, центром спортивного "мироздания". К ней обращены взгляды болельщиков, о ней говорит телевидение, пишут газеты.
За такую великую честь можно многое отдать. Ибо страна-хозяйка Олимпиады хоть на мгновение, но поднимается до уровня мировой империи - империи спорта. А это сильно повышает как престиж страны в мире, так и престиж государства в глазах сограждан.
Вот почему борьба за Олимпиаду всегда вызывала столько споров. Чтобы занять место США на вершине мировой великодержавности, нужны десятилетия, а чтобы получить Олимпиаду - всего лишь годы. Понятно, почему она так популярна, особливо среди небольших стран, которым сверхдержавность в политике не светит априори.