Храм
Девочка рисует на сером асфальте рожу с оттопыренными ушами и, чтобы не было сомнений, кого она изобразила, крупно надписывает: "Вовка Никитен дурак, осел и глупый крокодил". У палисадников, на кудрявой траве, пасутся гуси. Бабушки беседуют на лавочках, а мужики перекуривают, сидя на свежераспиленных чурбаках: дрова к зиме уже заготавливают. К церковной железной ограде привязана палевая пушистая коза. Когда хозяйка подходит к ней, коза вытягивает шею и нежно целует хозяйку в лицо.
Идиллия маленького городка. Юрьев-Польской. Круглая церковная площадь. Тихий вечер.
И в центре площади, в центре этого обыденного житейского круга, приземистый каменный куб с таким же массивным, тяжелым куполом - Георгиевский собор.
Горожане, особенно те, чьи дома выходят окнами на площадь, его почти не замечают. Когда они родились, он уже стоял здесь. И когда их отцы родились, он тоже был. И когда их деды, прадеды и прапрапрадеды... Для них он - часть пейзажа, как небо.
Георгиевский собор в Юрьеве-Польском - единственный на Руси.
Он сам по себе, еще с момента рождения, - некая художественная загадка. А дорогу к ее решению как будто нарочно запутала судьба.
Нынешний собор построил в 1234 году практически неизвестный в истории князь Святослав, один из многочисленных сыновей Всеволода Большое Гнездо. При этом он разрушил старый, будто бы обветшавший храм, поставленный при основании города его дедом - Юрием Долгоруким, и на его месте возвел новый. Да такой, что спустя сто лет его взяли за образец при строительстве Московского Успенского собора.
Но в середине пятнадцатого века случилось непонятное - Георгиевский храм в Юрьеве-Польском обвалился. Любители предзнаменований могут вспомнить ту, старую, разрушенную церковь и спросить: так ли уж обветшала древняя каменная кладка за каких-то восемьдесят лет, что ее надо было сносить с лица земли? Может, то гордыня говорила в Святославе, желание утвердить себя и построить свое? Пусть даже ценой разрушения старого храма. И вот, мол, расплата...
Кто теперь знает, как было на самом деле. Вообще-то князь Святослав был далеко не самым амбициозным из многочисленных буйных детей Всеволода, заливших немалой кровью родную землю. Скорее наоборот, Святослав был, по сравнению с братьями, тихим. Во всяком случае, удельный городок Юрьев-Польской в то время почти никакой роли в политике не играл, и летописями Святослав никак не отмечен.
В пятнадцатом веке Юрьев-Польской был уже владением Москвы, и потому сюда из Москвы направили зодчего Ермолина с заданием - восстановить Георгиевский собор. Что он и сделал, собрал его из прежних блоков. Но при обвале некоторые блоки раскололись, и потому другая их часть оказалась "лишней", так что одного-двух поясов явно не хватает и нынешний собор гораздо приземистей, чем он был при рождении.
Вдобавок ко всему многие блоки перепутались, чего нельзя было допускать никак, потому что они являлись составными частями единой композиции. Единой картины.
Суть в том, что Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, пожалуй, единственный на Руси, снизу доверху украшен резьбой по белому камню.
С художественной стороны горельефы собора сами по себе давно уже признаны всеми специалистами "уникальными", "непревзойденными", "вершиной древнерусского искусства", так что не мне состязаться с ними в оценке. Я - о другом. О самом мастере и - о темах, о сюжетах его работы.
Гений
Итак, представим себе: на дворе у нас начало тринадцатого века. Городок Юрьев-Польской - довольно глухой уголок Руси вообще и Северо-Восточной Руси, в частности. Не Ростов Великий и не Муром, не Суздаль и не Владимир, тем более не Новгород и не Киев, не Болонья, Кембридж или Саламанка с их тогдашними университетами и богословскими кафедрами. Однако мир христианской культуры един. И потому вполне естественны и понятны сюжеты-композиции "Троица", "Преображение", "Семь спящих отроков эфесских", "Даниил во рву львином", "Вознесение Александра Македонского"...
Но дальше начинается нечто не очень понятное. Во-первых, львы. Их много, на всех стенах. Скорбные, мудрые, ухмыляющиеся, философски задумчивые, размышляющие, сложив тяжелую голову на скрещенные лапы в позе совершенно человеческой... Как будто сошли с древнеперсидских миниатюр, со страниц персидского эпоса и персидской истории, в которой традиционно львы - опора престола, гроза всем и всему. А здесь... Многовато их все-таки для владимирского городка, не самый популярный и не самый характерный зверь для тутошней природы. Ну хорошо, говорю себе, и древнеперсидские "львиные" мотивы не диковинка, потому как торговля всегда шла и персидские ткани всегда ценились, да и давно уже лев повсеместно стал символом мощи и власти. В Персии живые львы сидели по обе стороны от престола царя царей. В евангельских преданиях от Матфея и Иоанна лев становится символом могущества Христа. Лев появляется на знаках английского и шведского королей.
Произведения искусства - особая статья, они могут питаться и отраженным светом из глубины минувших веков и фантазиями и личными пристрастиями художника или группы художников. Но вот факт самый что ни на есть государственно-житейский: на гербах всех владимирских городов - лев. Лев с крестом.
Понятно, гербы городов появились в России уже при Петре Великом. Но задолго до этого лев был знаком галицких (нынешний центр Галиции - город Львов) и владимиро-суздальских князей...
Наверно, трудно точно установить, где раньше появился лев - на храме Покрова на Нерли, воздвигнутом в 1157 году, или на знаках владимирских князей. Во всяком случае, на личной печати Александра Невского, а он жил век спустя - конный воин, поражающий копьем дракона....
Но ни древнеперсидские, ни русско-державные поздние львы не идут ни в какое сравнение с юрьев-польскими - загадочными, как сфинксы...
Однако и ангелы здесь тоже не совсем обычные. У них я, присмотревшись, увидел на горельефах четко прорисованные детали крепления крыльев к рукам! То ли автор знал миф об Икаре и Дедале и творил нечто по мотивам мифа, то ли... Впрочем, меня занесло, сдаюсь, поскольку в древнерусском искусстве мало что смыслю и более чем вероятно, что за детали крепления я принял традиционные, постоянно повторяемые художественные приемы, как и доказывала мне музейная научная работница, поначалу даже растерявшаяся от неожиданности моего дилетантского предположения.
Но ведь среди тех, кто смотрит горельефы, специалистов - считаные единицы, так что мы, простые смертные, имеем небольшое право на свое восприятие и на удивление. И как же не удивляться этим сюжетам, столь непривычным для православных храмов.
Позднее они будут расцениваться блюстителями церковных правил как "языческие" и даже "кощунственные", неподобающие для убранства церквей. Так их и не будет потом. А это - начало тринадцатого века, и жесткого церковного канона для художников на Руси еще нет.
Вот, например, чудо-юдо непонятное: торс и голова человека с узкоглазым скуластым ликом - на туловище зверя. Лауреат Ленинской и Государственной премий доктор исторических наук Николай Воронин, всю жизнь отдавший изучению архитектуры Владимиро-Суздальской земли, называет эти существа кентаврами-китоврасами. Но ведь кентавры -это полулюди-полукони. А здесь же ничего лошадиного нет, туловище и лапы - львиные. Так что, скорее всего, это больше сфинкс, нежели кентавр.
Но в любом случае ясно одно: этот человек, автор, художник, мастер древний - одинаково хорошо знал мифы и о кентаврах, и о сфинксах, если сотворил по мотивам легенд нечто напоминающее и тех, и других. Кстати, все львы у него - почти с человеческими лицами. Чуть-чуть подправить - и юрьев-польской сфинкс. А на той стене, где изображены маски людей и зверей, совершенно отчетливо и сознательно все двоится: не то львочеловек, не то человеколев, а может быть, и человековолк...
Но и это не все. На одном горельефе рядом - целитель Козьма и ...грифон. Это чудище из древневосточных мифов - помесь, опять же, льва с орлом.
Еще одна птица - на другом горельефе. Точнее,. полудева-полуптица. Сирена - из древнегреческих мифов.
И еще сюжеты, понять, уразуметь которые я не могу, потому что знаний не хватает. А я все-таки книжки читал, поскольку в двадцать первом веке живу и ученые люди собрали эпосы, мифы народов мира, перевели на русский язык и таким образом дали мне возможность узнать их.
А тогда, повторю, на дворе стоял тринадцатый век. Если точно - тысяча двести тридцатый год. И университета в городке Юрьеве-Польском не было, и библиотеки, и книгопечатания, да и бумаги тоже... Князь был, дружинники были, смерды в курных избах, мастера-камнерезчики...
И был мастер, художник, автор. Человек, который все это придумал. Человек, который знал все мифы стран и народов тогдашней ойкумены. Не только знал. Он жил в них, трансформировал, переводил их на язык рисунка и камня. Кто он был, кем он был? Княжеского ли рода сын, вместо меча взявший в руки кисть и резец? А может, из дружинников, а то и из смердов? Где он учился, в каких краях? Или залетная птица? Из византийских, македонских, болгарских, ближних литовских пределов? Как попал он сюда?
Смотрю на городок, на сорняки в канавах, на избы и сараюшки, воображаю, каким же он был почти восемь веков назад. И поневоле хочется крикнуть изумленно: не мог в ту пору жить здесь такой человек!
Однако ж он был! Вот в чем дело!
Плотен туман восьми веков, трудно, невозможно вживе и въяве представить себе этого человека, тем более в тогдашнем юрьев-польском быте. Имя бы знать, но имя неизвестно. И остается лишь вековой туман.
Хорошо хоть знаем имя князя, задумавшего и волей своей поставившего храм. И не только имя - лицо его можем видеть воочию. Маска Святослава, кстати, из горельефа храма, сейчас хранится внутри, под стеклянным колпаком. Но я все равно боюсь за нее. Зимой собор промерзает насквозь, заледеневает. Весной оттаивает, и потоки воды струятся по стенам. О реставрации же собора по нынешним временам и речи нет. Да и раньше не было. Несколько блоков-горельефов, оказавшихся "лишними" во время восстановления собора в пятнадцатом веке, лежат прямо на улице. Так и представляешь себе какого-нибудь пьяного мужика с кувалдой, который, куражась, на спор вдребезги разбивает "каменюгу" с трех ударов...
Работая над книгой, я звонил в Юрьев-Польской, спрашивал, по-прежнему ли блоки лежат на улице. А мне сказали, что нет, они все в запасниках. И только я порадовался, как служительница музея добавила, что никогда они на улице и не лежали. Вот тут я и засомневался...
А про маску я уже говорил. Слов нет, драгоценная, древняя. Но... Иногда я думаю, что будь эта маска другого князя, тотчас бы забрали ее в Москву, хранили, показывали, писали и говорили. А что Святослав... Ничем и никому не известен. Если бы он сжег сорок деревень и городов чьих-нибудь или десять тысяч русских людей вздернул на дыбу, тогда - да, тогда мы сразу признали бы его "исторической личностью" и создавали вокруг него легенды. А так - что ж... Ну, поставил храм. Пусть даже и единственный в своем роде. Ну и что. Этим нас не удивишь.
Глава 4
НЕ СМЕШИТЕ МОИХ СТАРЫХ, РВАНЫХ ТАПОЧКОВ...
Как только заходит речь о тайнах и парадоксах нашей истории, в широких читательских кругах тут же возникает вопрос: "А как вы относитесь к работам Фоменко?"
То есть исторические эскапады математика-академика А. Фоменко стали уже чем-то вроде популярного фильма. О них, во всяком случае, пусть даже понаслышке, знают почти все. Мы "Повесть временных лет" в полном, неурезанном виде не читали, что означает слово "полк" в "Слове о полку Игореве" - не знаем, а Фоменко - пожалуйста, у всех на устах. На всех прилавках. Гигантскими тиражами выходит. Так что феномен не в Фоменко, а в нас. И потому и тем более нельзя обходить его стороной. Нельзя отворачиваться ни в коем случае.
Новомодные исторические теории академика-математика Фоменко опровергаются очень просто. Одним примером. Если самые разные источники говорят о посланиях Римского папы Иннокентия IV к великому монгольскому кагану Гуюку и Александру Невскому в 1248 году, то они были. И послания, и персоны, и год. Все хронисты-летописцы древности договориться не могли. Да и ради чего? Чтобы одурачить г-на Фоменко? Который не одурачился и ныне всех разоблачил? Как говорят в Одессе, не смешите моих старых, рваных тапочков.
Но тем не менее серьезные ученые собирались в МГУ на специальную научную конференцию и приняли решение издать целый том материалов, разоблачающих теории А. Фоменко. И такая книга была издана. Правда, олимпийцы от науки могут сказать: "Не много ли чести? Зачем из пушки по воробьям?" Но "воробей" Фоменко - массовый. А к массовым явлениям, по-моему, не стоит относиться свысока.
Феномен Фоменко прост. Он - в пролетарском сознании большинства населения. У нас - особенно. С первых лет революции внедрялось, что простой человек заранее умнее всех этих очкариков... Не хрена нас учить, мы сами с усами. Одним махом - всех побивахом.
История увлекательна в книгах. А писать ее - утомительное занятие. Самая главная и самая трудная дисциплина в истории - источниковедение. Любое свидетельство, любую летопись-хронику ученый проверяет со всех сторон, каждый ее факт. Сопоставляет со всеми документами всех стран и народов! Потому как мало ли что может написать хронист! Забыл, перепутал, под влиянием ложных идей писал, под давлением князя-герцога-хана, который заставил умолчать свое поражение, зато велел приписать ему подвиг другого князя, в другое время совершенный. Потом, хроники ведь переписывались. А у переписчиков тоже были свои мысли и свои идеи на сей счет, они тоже что-то убирали и вставляли свое. Разбираться в этом - голову сломаешь!
То ли дело, узнав о противоречиях в летописях-хрониках, заявить: "Все это брехня! Все это сочинено в XVIII веке. На самом деле ничего не было! Дурят нашего брата!"
Какая радость для "нашего брата"!
Самую яркую иллюстрацию этого тезиса подбросила сама жизнь. В "Комсомольской правде" - газете с огромным тиражом - вышло интервью с Фоменко, в котором он утверждал, что Георгий Победоносец - это Чингисхан. А общий заголовок, которым газета снабдила это интервью и еще несколько мелких материалов, такой: "Георгий Победоносец - это Чингисхан. Только в чалме".
Фоменко неведомо, что культ Георгия Победоносца сложился за века до Чингисхана, что одно из первых иконописных изображений датировано аж X веком. А его поклонникам в редакции "Комсомольской правды" неизвестно, что Чингисхан к чалме никогда и никакого отношения не имел. Но "нашему брату" ведь все равно: если азиат - то мусульманин, и нечего тут сложности разводить... Так, одна литературная героиня из Шотландии считала, что за пределами Эдинбурга весь мир - это первобытные джунгли с редкими дикарскими стойбищами в Лондоне, Париже и Риме...
Вот в каком конфузе трогательно сошлись два апломба - Фоменко и его почитателей в редакции "Комсомольской правды", в редакциях многих других газет.
Еще один источник феномена Фоменко - Мечта об Одной Книге, В Которой Сказано Все. Не случайно же многие, в том числе и великий шахматист, говорят: "Ну все, теперь я все знаю, никакой историк меня с толку не собьет". Это и есть та самая мечта об Одной Книге. Не хочется всю жизнь читать и что-то узнавать по крупицам. А тут прочитал Одну Книгу - и сразу в дамках, все науки превзошел.
При всем при том у Фоменко всегда под рукой блистательный выход из положения. Он в любой момент может сказать: "Ребята, да я же вас разыграл! А вы и всерьез подумали?! Ха-ха!"
И все останутся в дураках. А Фоменко - в белом. Да ладно бы последователи и почитатели Фоменко - туда им и дорога. Но ведь и его опровергатели, серьезные ученые, тоже окажутся вроде как в неловком положении...
Но не надо этого бояться! Был уже такой случай, когда не сочли нужным... А потом не знали, куда глаза прятать...
Фоменко играет на скептицизме. И действительно, нас столько обманывали, что разрушителям и развен-чателям теперь верят сразу, не задумываясь. А в семидесятые годы был такой же Фоменко, который играл на патриотизме. "Почему это история славянства ведется только с начальных веков нашей эры? - гневно вопрошал он. - Нет, славяне были задолго до нашей эры". И начинал доказывать, что Ахилл - не кто иной, как древнерусский князь (архонт).
Да-да, не смейтесь. Все тогда всерьез было. Его сочинения на сей счет издавались и переиздавались.
И ладно бы, на здоровье. Но дело в том, что никто и нигде ему не возразил. Не спорили! Боялись обвинений в "непатриотизме"... Лишь легкомысленный журнал "Юность" однажды, скорее всего по неосторожности, откликнулся на изыскания в юмористическом (!) разделе. Но тут же последовал грозный окрик из тогдашней "Литературной газеты": кто вам дал право так непочтительно говорить об уважаемом писателе?!
Хорошо помню свой тогдашний разговор с крупнейшей специалисткой по античной литературе А. А. Тахо-Годи, кстати, женой всемирно известного исследователя античной философии и античной эстетики А.Ф. Лосева. Я спросил, почему она не вмешается в этот балаган, не скажет свое веское слово. Она посмотрела на меня как Зевесова орлица и сказала клекочущим голосом, испорченным древнегреческим произношением: "Молодой человек, вы нашли точное слово! Это балаган! И мы никогда не опустимся до этого балагана!"
Одним словом, олимпийцы. Но мне все-таки гораздо ближе и понятней позиция современных ученых, которые не стесняются испачкать свои белые одежды спором с Фоменко. Хотя... известна почти притча о том, как на экзамене по английскому некий недоросль стал читать: "Тхе...тхе..." На что преподаватель сказал: "Молодой человек, идите..." Потому что когда начинается "Тхе, тхе...", то говорить совершенно не о чем.
Точно также невозможно всерьез спорить с Фоменко, который утверждает, к примеру, что "Ватикан" ведет свое название от русского "Баты-хан", а точнее, "Батя-хан", потому что именно так русские звали хана Батыя и принесли его отеческое имя в католическую столицу! Понимаете, это уже полное "тхе...". Но - надо спорить. И опровергать. Как писал Лев Николаевич Гумилев, задача науки - борьба с невежеством. И с шарлатанством тоже, - добавлю я от себя. Хотя я и не научный работник, и мне достаточно услышать "тхе, тхе, тхе", чтобы сказать: "Идите..."
Глава 5
КНЯЖЕСКИЙ КРЕСТ
Александр Невский - спаситель или предатель Русской земли?
Уничтожать свою историю мы мастера. Равно как и мастера искажать ее в ту или другую сторону. Именно об этом и именно такими словами думал я, сидя ранним утром в большой лодке посреди Плещеева озера.
Слева от меня на фоне неба четко прорисовывались купола Никитского монастыря. Понятно, когда храм стоит прямо на берегу, над тихой водой. Но ведь Никитский монастырь в большом отдалении отсюда, на взгорках - а все равно непостижимым образом отражается в озерной глади!