П. ТОЛСТОЙ: Начали с поезда Душанбе - Москва, но ясно, что дело не в поезде, а в том, куда едут люди, сидящие в этом поезде, в какие условия, где они оказываются и каким образом это все происходит. Сейчас вы видите на своих экранах типичные картинки из жизни тех людей, которые ежедневно работают, ежедневно ездят в метро, на транспорте, ежедневно мы с ними сталкиваемся. Но при этом вряд ли все отдают себе отчет, в каких условиях они оказываются и насколько такая жизнь может быть для человека опасной, к чему она его толкает. Мы возвращаемся к разговору о предложении Дмитрия Рогозина ввести загранпаспорта. У меня в связи с этим вопрос к господину Савельеву. Вы считаете эту меру эффективной?
А. САВЕЛЬЕВ: Нет, я думаю, что пока не заявлена целевая функция этого решения, это абсолютно бессмысленная мера. Целевая функция может быть такая: защита Русской цивилизации от размывания. Если так, миграционные потоки надо прекратить и направить в противоположную сторону.
П. ТОЛСТОЙ: Нет, это звучит громко. Но как? Что значит "русская цивилизация"? То есть мы вводим обязательство въезжать по загранпаспортам для одних и не вводим для других? Так, что ли?
А. САВЕЛЬЕВ: Да, именно так. Мы должны квотировать въезд - это самая эффективная мера. Счетчик работает - и все. Можно по любому документу въезжать. Только когда квота превышена, шлагбаум опускается - уже ни по какому документу въехать нельзя. Отсчитали 1000 пересечений границы - и закрыли ее.
А. ЖУРАВЛЁВ: У нас сейчас квотируется въезд.
А. САВЕЛЬЕВ: Он без контроля абсолютно. И сами квоты запредельно высоки.
П. ТОЛСТОЙ: Да, получается, сейчас тоже эти квоты есть, никто их не соблюдает.
А. САВЕЛЬЕВ: А чем у нас занимается Федеральная миграционная служба? Зачем такая колоссальная структура действует, которая не приводит к результатам?
П. ТОЛСТОЙ: А как она может учитывать?..
А. ЖУРАВЛЁВ: Петр, я могу сказать, чем она занимается. Она активно этим занимается, но толку-то в этом никакого.
П. ТОЛСТОЙ: Понятно. Всех посчитать. То есть возможность всех посчитать.
А. САВЕЛЬЕВ: Да это легко сделать - посчитать! Проще, чем вводить паспорта. 10 лет их печатать, понимаете? И мы 10 лет еще будем стоять вот здесь и обсуждать.
А. ЖУРАВЛЁВ: Загранпаспорта будут введены по-любому. Это еще Президент в своем послании сказал. Они будут ведены, но это не решит всю проблему - абсолютно точно.
В. ФЕДОРОВ: Империя, в отличие от того преимущественно положительного отношения, которое к ней питают эксперты, - для большинства людей все-таки это скорее отрицательное понятие. Это надо просто понимать.
А. САВЕЛЬЕВ: С чего вы взяли? Я думаю, что вы ошибаетесь.
А. ПРОХАНОВ: У вас есть статистика?
В. ФЕДОРОВ: Да. В целом около четверти россиян сейчас всерьез настроены на то, чтобы прикладывать какие-то усилия, и считают, что нужно прикладывать усилия государства, чтобы восстановить это единое государство, большое, СССР, не СССР и так далее. Остальные все-таки считают, что Россия должна развиваться как Россия, как отдельная страна. И чем моложе наши с вами соотечественники, тем больше среди них мнений, что все-таки мы уже…
А. САВЕЛЬЕВ: Причем тут империя? СССР - это не империя, а антипод империи!
Г. ДЖЕМАЛЬ: Три четверти населения просто политически малограмотны. И если ориентироваться на мнение большинства, которому прокомпостировали мозги со стороны медиа, то ни одно политическое решение с точки зрения большого общего дела не будет принято.
П. ТОЛСТОЙ: Господин Савельев, вы согласны с этим?
А. САВЕЛЬЕВ: Отчасти согласен, потому что, действительно, головы людей забиты всяким мусором, который, к сожалению, проходит и через телевизионные каналы. Определенный стиль жизни навязывается, определенное мировоззрение.
П. ТОЛСТОЙ: На державу ориентированы все крупнейшие медиа.
А. САВЕЛЬЕВ: На действующий режим - да, на империю - нет. А люди уже не знают ничего об империи, понимаете? Они ничего не знают о национальном государстве, об империи… вообще мало о чем знают, и режиму это очень выгодно.
П. ТОЛСТОЙ: Это разные вещи, согласимся - национальное государство и империя?
А. САВЕЛЬЕВ: Разные, разные. Но из одного вытекает другое. Национальное государство строится, и из него может вырасти империя. А без него ничего не получится. Поэтому сначала - национальное государство.
П. ТОЛСТОЙ: Я еще раз вас хочу вернуть к тем условиям, в которых живут люди, приезжающие в Россию на работу, и сказать, что проблема, на самом деле, каждый раз будет возвращаться, пока не будет окончательно решена. Как ее решить? Это мой вопрос к нашим гостям. Какое решение, если коротко сформулировать, этой проблемы? Что нужно делать государству?
А. САВЕЛЬЕВ: Две меры. Первая - это счет. Тысяча человек заехала из Таджикистана, 1001-й не запускается. А там сами разбирайтесь, кого вы будете сюда направлять.
П. ТОЛСТОЙ: Счет, то есть загранпаспорта?
А. САВЕЛЬЕВ: Нет, простой счет. Любой паспорт.
П. ТОЛСТОЙ: По головам вы будете считать? Как? Вы видели поезд - там на багажной полке шесть человек едет.
А. САВЕЛЬЕВ: Да, все, тысяча человек заехала на одном поезде - второй уже не допускается, всё! И второе. Для тех, кто свободно владеет русским языком как родным, - без ограничений, без виз, без паспортов свободный въезд-выезд. Вот две базовые основы, которые позволят разрешить миграционную ситуацию.
П. ТОЛСТОЙ: И кто будет проверять? Пришел с деньгами к проверяющему, заплатил, и вот тебе русский язык.
А. САВЕЛЬЕВ: Ну, заплатить у нас везде можно, понятно. Если из этого исходить, тогда вообще можно закрывать все дискуссии. Мы говорим о ситуации, которую должно создать государство. Пришел в посольство, сдал экзамен. Как родной русский язык знаешь - все, свободный въезд-выезд. Остальные - в очередь за квотой. Не досталась - гуляй, жди своей очереди.
Некоторые итоги
(Тезисы)
1. Миграционная политика - часть национальной политики, целью которой является складывание целостной политической нации, то есть, сплочения граждан страны единой политической культурой в политический организм.
2. Иммигранты делятся на желательных и нежелательных. Желательные иммигранты - это носители русской культуры или способные к быстрой адаптации к этой культуре. Нежелательные - это инокультурный элемент, который на территории страны неизменно создает этнические анклавы, противостоящие коренному населению. А также лица, опасные для граждан - преступники, переносчики болезней. Для России желательными мигрантами являются русскоязычные славяне, нежелательными - переселенцы неславянского происхождения.
3. Миграция является явлением негативным, отражающим целый ряд кризисов, которые происходят как в стране, откуда приезжают мигранты, так и в стране, где они ищут работу или намерены поселиться навсегда. Стабильное общество не принимает иммигрантов и не создает эмиграционных потоков.
4. Попытка использовать миграцию "во благо" заведомо обречена на провал. Миграция может принести выгоду отдельным лицам или группам лиц, чьи интересы идут вразрез с национальными интересами России. Иммиграция в Россию - это перенос в нее кризисов из других регионов.
5. Массовая иммиграция в Россию является следствием государственного преступления, совершенного ради выгоды криминальной олигархии, захватившей власть. Стимулирование иммиграции - это не ошибка, а политический заказ, в котором присутствует прямое посягательство на суверенитет нашей страны. Иммиграцию инокультурного населения можно уподобить военному вторжению и захвату территории страны.
6. Целью здравой миграционной политики может быть только немедленное прекращение иммиграции в Россию и стимулирование отказа от эмиграции образованных слоев населения, ищущих работу за рубежом. Лишь через несколько лет после очень жестких мер против миграции может состояться "открытие" страны для переселения на временное или постоянное место жительства лиц славянского происхождения, хорошо знающих русский язык. Склонение граждан России к выезду из страны должно быть признано уголовным преступлением.
7. Вопросом жизни и смерти для России является выселение подавляющего числа нежелательных иммигрантов. Без изоляции иммигрантов от основного населения страны стабилизации межэтнических отношений достигнуть невозможно. Такая изоляция должна быть способом временного размещения масс иммигрантов перед их высылкой на родину. В лагерях временного размещения они должны выполнить работу, стоимость которой покроет расходы на репатриацию.
8. Особый статус в миграционной политике должен быть предусмотрен для соотечественников - иностранных граждан и лиц без гражданства, которые либо рождены на территории России, либо кровно связаны с коренным народом России, либо культурно идентичны коренному населению страны. Главный признак соотечественника - владение русским языком как родным. По этому признаку переселение в Россию должно быть свободным, без квот или каких-либо разрешительных документов.
9. Внутренняя иммиграция столь же разрушительна, как и внешняя. Миграция кавказского населения в центральные районы страны превращает их в арену межэтнической войны, которая разгорается все шире. Прекращение внутренней миграции - одна из насущных задач национальной политики. Она должна, с одной стороны, ввести жесткий мораторий на миграцию (включая обучение в вузах Центральной России), с другой - решительно выселить в места исходного проживания всех недавних иммигрантов (исключая славян). Миграция с территорий со сложными климатическими условиями должна быть прекращена мерами поддержки населения, а также мерами, способствующими переселению на эти территории наиболее активного населения из Центральной России.
10. Либеральная догматика в вопросах миграции имеет деструктивный характер и несет государству гибель. Представление о том, что "все люди равны", "все народы равны" и так далее - это внедренный в нашу правовую систему смертельный вирус. И его надо исторгнуть как можно раньше. Национальное государство, возглавляемое высокообразованными русскими патриотами - гарантия от грубых ошибок в миграционной политике.
Приложение. Этнос, нация, национализм
Проблемы терминологии
Освальд Шпенглер отмечал, что понятие "народ", которое столь широко применяется при описании событий прошлого, оказывается многозначным - на давнюю историю переносится нынешнее понимания, имеющее мало общего с минувшей реальностью. Так, переселение народов вовсе не есть переселение прототипа нынешних народов. ""Народы", как понимаем мы их сегодня, не странствуют, а то, что странствовало тогда, нуждается в чрезвычайно корректном наименовании, и не везде - одинаковом. (…) Нет сомнения, что в этих сильных и простых людях существовал изначальный микрокосмический порыв к движению на широких просторах, поднимавшихся из глубины души, чтобы оформить в страсть к приключениям, дух бродяжничества, одержимость судьбой, в стремлении к власти и добыче, в слепящее томление - какого мы теперь просто уже не можем себе представить - по поступку, по радостной сече и героической смерти. Нередко же причиной служили внутренние распри и бегство от мести сильнейшего, однако в основе неизменно было нечто мужественное и сильное".
Мы привыкли считать историю и культуру результатом деятельности народов в том виде, в котором мы понимаем их сегодня. Для Шпенглера этот вопрос был далеко не однозначен: "Все великие события истории, собственно говоря, совершены народами не были, но скорее породили на свет их самих". "Народы - это не языковые, не политические и не зоологические единства, но единства душевные". "…великие культуры есть нечто всецело изначальное, поднимающееся из глубочайших недр душевности. Напротив того, народы, находящиеся под обаянием культуры, оказываются и по своей внутренней форме, и по общему своему явлению не творцами, но произведением этой культуры". "Определяющим не является ни единство языка, ни единство телесного происхождения. Что отличает народ от населения, выделяя его из населения и позволяя ему вновь в нем раствориться, - это неизменно внутреннее переживание "мы"". Последнее говорит в пользу политической трактовки понятия "народ".
Еще более политическая природа проявляется в нации - некоторых избранных историей "народах": "Народ, по стилю принадлежащий к одной культуре, я называю нацией и уже одним этим словом отличают от образований, имеющих место до и после [культуры]. Это наизначальнейшее из всех великих объединений внутренне сплачивается не только мощным чувством "мы". В основе нации лежит идея… Лишь исторические народы, народу, существование которых есть всемирная история, являются нациями".
Разные времена и разные культуры дают множество оснований для единения в "мы". В античности нации - "это не эллины или ионийцы, но демос всякого единичного города, союз взрослых мужчин, обособленный в правовом отношении, а тем самым - и национально: сверху - от типа героя, а снизу - от рабов". "Греческий "народ" в нашем смысле - это недоразумение: греки вообще никогда не знали этого понятия. Появившееся ок. 650 г. название "эллины" обозначает не какой-либо народ, но совокупность античных культурных людей, сумму наций в противоположность варварству. И римляне, этот подлинно городской народ, не были в состоянии "мыслить" свою империю как-то иначе, чем в форме бесчисленных национальных точек, civitas, на которые они раздробили все пранароды своей империи также и в правовом отношении. В тот момент, когда национальной чувство в этой его форме угасло, завершилась также и античная история".
Шпенглер выделяет различие в понимании нации также и как магического и фаустовского стиля. "Античная нация внутренне связана с одним городом, западноевропейская - с ландшафтом, арабская же не знает ни отчего края, ни родного языка. Выражением ее мироощущения является только письменность, которую всякая "нация" создает сразу же по своем возникновении. Однако как раз потому это в полном смысле слова магическое национальное чувство и является таким внутренним и стабильным, что от него веет чем-то совершенно загадочным и жутким на нас, фаустовских людей, кому явно здесь недостает понятия родины".
Все, что может объединить это разнообразие (впрочем, не такое уж богатое), это политика. Нация является одновременно и объясняющим политическое термином, и важнейшим объектом исследования в политической науке. Дискредитация слова "нация" после второй мировой войны и снятие запрета на него лишь в 60-х годах XX столетия (а в России - еще три десятка лет спустя) предопределило особенность отношения ко всему, с чем связан этот термин.
Крут Хюбнер посвятил бесправному положению понятия "нация" в политической науке и общественном сознании почти отчаянные строки: "Национальное сознание и национализм сливаются в общий котел ужасающего в своей примитивности мышления, благодаря чему и формируются представления о национальном государстве как о государстве националистическом и централизованном. Это изначально закрывает путь к углубленному размышлению о том, что вообще представляют собой нация и национальная принадлежность. Так и не было осознано, что феномен нации никоим образом не является открытием девятнадцатого столетия, но издревле составлял субстанциальную основу государств, не исключая - вопреки расхожему и ошибочному мнению - Античности и Средневековья. Недавно появившиеся предложения по замене - якобы отжившего свое - национального государства на так называемое мультикультурное общество нелепы и коренятся в мышлении, чуждом всякой действительности".
Но мало этого политического диктата, подрывающего науку и порождающего странные теоретические конструкции, будто специально предназначенные подрубить сук, на котором поначалу укрепляется ее сочинитель. Какая-то нарочитость сквозит и в терминологической путанице, которая достигла того предела, за которым мерещится прощание с надеждой на какое-либо понимание текстов иных авторов.
Вадим Цимбурский указывает на влияние языкового синкретизма и причины его возникновения в европейских языках: "Если бы - в порядке гипотезы - европейские языки (или хотя бы подъязыки политики и права) четко различали термины для "государства", "народа-населения" и "этноса", не располагая лексемой, синкретизирующей все три понятия, то "право крупного этноса на создание своего государства" явно утратило бы применительно к полиэтническим территориям значительную часть своей "очевидности". Оно лишилось бы лингвистической точки соприкосновения с "суверенитетом народа" как общности хозяйственной и гражданской. Но для упомянутых подъязыков такая жесткая дифференциация была неактуальна именно из-за тяготения в Западной Европе Нового времени этих трех теоретически несовпадающих понятий к слиянию - под воздействием либерально-рыночной доминанты западной социальности.
Другим способом разрешения указанной омонимии могло бы стать разграничение терминологии, описывающей собственно западноевропейский социополитический космос, от терминологии, относящейся к внешнему миру, куда была бы причислена не только, скажем, Африка с ее трайбалистским наследием, но и регионы, подобные Балканам. Однако и этот вариант был исторически исключен из-за того, что та же рыночная доминанта, обусловливая космополитическое отождествление "западного" с "общечеловеческим", приводила к наложению "западных" концептов на регионы, инородные евро-американской цивилизации по своему социальному генотипу. Традиционное либеральное мышление никогда не хотело всерьез допускать, что в незападных обществах демократизация суверенитета способна выдвинуть на первый план совсем иные его социальные функции, чем в Западной Европе и Северной Америке, - вести не к конституционному "народному суверенитету", а либо к этнократическому паттерну, либо к некой форме чистой политократии, гражданской или вооруженной".
Неясность терминологии может, конечно же, играть не только стабилизирующую, но и конфронтационную роль. Пока государственные дела идут успешно, синкретизация понятий влияет только на научное сообщество, вынуждая его ходить по кругу, постоянно разрешая неизбежные недоумения в ученых дискуссиях. Кризисное общество все эти недоумения выносит в пространство политической борьбы - оказывается, что выбор той или иной позиции может быть сделан достаточно свободно, и даже правовая сторона вопроса, оказывается, не содержит разрешения терминологических противоречий. Еще хуже обстоят дела, когда западная терминология превращает незападное общество в перманентно кризисное - не способное даже на уровне терминов разрешить конфликтные ситуации. Все это требует хотя бы каких-то попыток терминологической определенности, которая могла бы послужить в будущем для умиротворения в политике и конструктивной дискуссии в науке.
Западные мыслители, пораженные всплеском национального самосознания, который к концу XX века невозможно было игнорировать, до сих пор пытаются представить национализм кризисным явлением сознания и власти - не только современных, но начиная с Нового времени. Считается, что национализм стал секулярной идеологией взамен религиозным убеждениям.