У вас же и у тебя вышло спокойно и твёрдо. Extremely thankful and greeting you ("Чрезвычайно благодарен и приветствую тебя". – С.К.)…"?
Деликатные поручения Ленина, требующие воли и умения, Арманд выполняла и позднее, тем более, что уже скоро у Ильича возникли новые заботы и новые проблемы – началась Первая мировая война.
Сегодня стандартное клише, связанное с именем Инессы Арманд, – "любовница Ленина", и правды здесь вряд ли больше, чем в клише: "Ленин – германский шпион".
Я не намерен уделять в этой книге теме "Ленин – Инесса" много места, поэтому сразу сообщу, что слух о том, что у Ленина была с Арманд "тайная любовь" запустил в оборот в начале 50-х годов бывший французский интернационалист Марсель Боди… Сообщая об этом, упомянутый выше Владимир Ефимович Мельниченко, далее продолжает:
"Из пальца высосан вымысел об интимной связи Владимира Ильича с Арманд "на протяжении десяти лет"… Поднята до "научного" уровня одна из давних побасенок: "Имелась версия, что Сталин угрожал Крупской в случае её малейшего неповиновения объявить официальной женой Ленина Инессу Арманд"…"
Написанную в жанре документальной миниатюры книгу Владимира Мельниченко "Личная жизнь Ленина" рекомендую читателю со спокойной совестью… Как справедливо сказано в издательской аннотации, автор – "один из тех немногих историков, которые знают о Ленине, пожалуй, всё, за исключением того, что уже не узнает никто и никогда".
Конечно, знать всё и всё понимать – вещи нередко разные, и в эпохе Ленина-Сталина и в её творцах доктор Мельниченко понял, на мой взгляд, не всё. Однако понял он – при глубоком знании темы, немало, и написал о Ленине не только со знанием, но и с пониманием – честно, с хорошей страстью.
Одна из книг Мельниченко имеет яркое название: "Нужно быть сумасшедшим, чтобы не признать величия Ленина", и в своём месте я ещё буду ссылаться на интереснейшую информацию Владимира Ефимовича о жизни Ильича.
Так вот, из постсоветской книги компетентного эксперта однозначно следует – со ссылками на документы, что Арманд Ленина любила, что и Ленин к Инессе Арманд был очень душевно расположен и видел в ней "верного товарища по работе". Однако, привожу прямое мнение автора "Личной жизни Ленина":
"Любил ли Владимир Ильич Арманд? На этот вопрос мог бы ответить только он сам. Документы, которыми мы располагаем, не дают однозначного ответа, всяческие вымыслы любого толка – неуместны, недостойны".
Точно так же смотрит на этот аспект жизни Ленина и другой подлинный эксперт – ульяновский лениновед Жорес Трофимов. Он, в частности, сообщает, что в 1953 году 17-летняя Лариса Васильева, впоследствии известная поэтесса, попросила высказать своё мнение о возможном "романе" Ленина с Арманд Ивана Фёдоровича Попова (1886–1957).
Большевик с 1904 по 1914 год, адресат ряда ленинских писем, участник того "объединительного" совещания в Брюсселе, о котором выше было рассказано, а после Октября – литератор, Попов в 10-е годы как представитель ЦК в Международном Социалистическом Бюро был тесно связан с Лениным, с Арманд и Крупской, ситуацию знал не понаслышке. И юной Васильевой Попов ответил так: "Упаси бог! Она любила его как своего учителя. Она поверила Ленину, как никому. Пошла за ним. Сначала заочно. Потом рядом".
После революции Арманд – умелый организатор, работала в Московском губкоме партии, в Московском губисполкоме, была председателем Московского губсовнархоза, а с 1918 года заведовала отделом работниц при ЦК РКП(б). В 1920 году она лечилась от туберкулёза в Кисловодске и во время эвакуации ввиду наступления белых, умерла от холеры. Её младший сын Андрей, инженер-механик, погиб в 1944 году на фронте.
А теперь пора вернуться к письму, посланному Лениным Арманд 16 января 1917 года из Цюриха в Кларан. Я уже писал, что ввиду его важности для освещения подлинного финансового положения партии большевиков накануне Февральской революции, приведу его полностью, что ниже и делаю.
Ленин писал Арманд:
"Дорогой друг!
Если Швейцария будет втянута в войну, французы тотчас займут Женеву. Тогда быть в Женеве – значит быть во Франции и оттуда иметь сношения с Россией. Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили её на себе, в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны). Пишу об этом Григорию (Зиновьеву. – С.К.). Это только планы, пока между нами.
Я думаю, что мы останемся в Цюрихе, что война невероятна.
Лучшие приветы и рукопожатие! Ваш Ленин".
Итак, вся партийная заграничная партийная касса большевиков в начале 1917 года могла спокойно разместиться на груди изящной Инессы Арманд. Но даже если бы она имела, пардон, бюст шестого размера, миллионы марок (или там – франков, фунтов и долларов) на нём разместить не удалось бы…
Повторяю, логичный вывод из сказанного напрашивается сам собой: никаких миллионов в распоряжении Ленина не было. А отсюда вытекает и тот вывод, что никто ими Ленина не снабжал. Это, как со стороны кайзера Вильгельма, генерала Людендорфа, германской разведки, так и со стороны союзников было бы, вообще-то, просто глупым делом.
Несомненная же историческая правда заключается в том, что финансовая база политической деятельности Ленина и его партии в ходе Первой мировой войны имела, как и до войны, вполне видимое происхождение. Она пополнялась членскими взносами, литературными гонорарами, пожертвованиями сочувствующих и т. п., и была весьма скромной.
Вот ещё один убийственный для версии о антироссийском финансировании Ленина факт… Ещё до проекта разместить партийную кассу на груди Арманд как в сейфе, Ленин пишет той же Арманд 6 января 1917 года очередное письмо. С одной стороны, это письмо лишний раз подтверждает, что о близящейся "спецоперации" российской и союзной элиты по свержению самодержавия Ленин даже не догадывался. Однако "финансовая" часть письма ещё более интересна!
Ленин в ней обсуждает с Арманд возможность издания ряда брошюр, просит выяснить – сможет ли Арманд "достать (или авансировать) деньги на это издательство" в размере до 500 (всего пятисот!!!) франков – примерно 300 рублей, обсуждает вопросы распространения брошюр и далее продолжает:
"…(а) Окупится ли? (б) И в какое время назад вернутся деньги?
От этих двух вопросов (а + б) зависит всё.
Если (а) вообще не окупится, то тогда нельзя и браться, ибо жертвователя денег у нас нет (жирный шрифт мой. – С.К.). Ставить можно лишь то, что окупится…"?
Что же до личного финансового положения Ленина на рубеже 1916 и 1917 годов, то отчаянным оно не было, однако и стабильным его назвать было нельзя!
Узнать об этом можно не из тех или иных мемуаров, а всё из той же ленинской переписки, опубликованной в Полном Собрании сочинений. Ведь все эти письма – личные и деловые, писались не в предвидении того, что через сто лет в России, пересозданной Лениным из буржуазной в рабоче-крестьянскую, а затем пересозданной Горбачёвым, Ельциным и Путиным вновь в буржуазную, найдутся некие "историки", возводящие поклёп на Ленина, и надо-де заранее – за сто лет, подстраховаться серией соответствующих писем.
Эти письма были написаны для того, для чего обычно письма и пишутся, то есть – для осведомления адресата, для совета с ним и т. д.
Скажем, 20 сентября 1916 года Ленин в письме в Петроград Марку Тимофеевичу Елизарову – мужу старшей сестры Анны, передаёт привет своей сестре Марии Ильиничне:
"…Большущее также спасибо Маняше за хлопоты с издателями: засяду писать что бы то ни было, ибо дороговизна дьявольская, жить стало чертовски трудно… (200 руб. я получил и писал об этом; спасибо ещё раз)…"
Это при якобы миллионах марок в кармане такие жалобы?
Увольте, увольте, милостивые государи!
Марк Елизаров, живший в Петрограде и занимавший солидную должность в правлении пароходного общества "По Волге" на Невском проспекте, как и Мария Ильинична, были тогда для Ленина чем-то вроде литературных агентов в России, и 22 октября 1916 года Ленин интересуется у Марии Ильиничны:
"Дорогая Маняша!..
Получена ли новым издателем рукопись о новейшем капитализме (имеется в виду классическая впоследствии работа "Империализм как высшая стадия капитализма". – С.К.)… Ты пишешь, что ""Аграрный вопрос" (полное название: "Новые данные о законах развития капитализма в земледелии. Выпуск I. Капитализм и земледелие в Соединённых Штатах Америки". – С.К.) издатель хотел бы выпустить книгой, а не брошюрой". Я понимаю это так, что я должен прислать продолжение… Засяду за эту работу, как только покончу с тем, что я должен написать в оплату аванса у старого издателя…"
26 ноября 1916 года Ленин вновь адресуется к "Маняше", сообщая из Цюриха о получении от неё книг и вообще о жизни в Швейцарии. В приводимом ниже отрывке этого письма обращаю внимание читателя на то, что Ленин, как из него видно, владел немецким и английским языками настолько, что мог зарабатывать на жизнь и переводами:
"Дорогая Маняша! Только что отправил на адрес Марка Тимофеевича заказную открытку, как пришли от тебя книги…
…Мы живём по-старому. Дороговизна всё сильнее. За деньги большое спасибо (писал М.Т. о получении мной 500 р. = 869 frs. [франков. – С.К.])… Насчёт переводов предложил три книги: Kemmerer: "Technischer Fortshritt"; Hobson: "Imperialism"; Gilbreth: "Motion study". Ответа ещё не имею; жду его (ибо издатель должен справиться, не издано ли уже).
Ещё раз крепко жму всем руки и целую тебя и Аню (старшую сестру. – С.К.)…"
Спрашиваю ещё раз: это что – при якобы миллионах марок в кармане?
Странно получается! По уверениям разного рода "исследователей" то ли немецкого, то ли – союзнического, следа в политической деятельности Ленина во время Первой мировой войны, Ленин купался в деньгах. И при этом, оказывается, хватался за любую возможность литературного заработка.
Ему если не в швейцарских ресторанах на шпионские гонорары кутить (нет, нельзя – конспирация!), то уж, во всяком случае, работать и работать над планами будущего развала России! А он, понимаешь, отвлекается от "поставленной задачи" и собирается переводить каких-то Кеммерера и Хобсона…
Неувязка, однако…
Касающиеся "издательских" коллизий места попадаются в ленинской переписке на протяжении многих лет. Он ведь, живя в эмиграции, не бомбы для подрыва "буржуев" мастерил, и не сибаритствовал, а много работал, занимаясь не только текущей партийной, но и серьёзной литературной и научной работой.
Ленин работал – при возможности – во всех крупнейших библиотеках Европы, в том числе – собирая материалы для будущих книг. И литературный доход от публикации статей и книг, от заказов редакций и т. д. был важным источником его бюджета.
Порой, увы, всё шло не так гладко… 21 декабря 1916 года Ленин отправляет из Цюриха во Францию письмо Михаилу Покровскому, будущему известному советскому историку, где касается и издательских дел:
"Уважаемый М. Н.! Получил Вашу открытку от 14.XII.1916. Если Вам пишут, что издатель должен мне "кроме 500 р. ещё 300 р.", то я должен сказать, что считаю за ним больше долгу…
Писал об этом в Питер, но мои сношения с Питером архиплохи и невыносимо медленны…"
А через пару недель – 3 января 1917 года, Ленин пишет Покровскому ещё одно письмо, где сообщает и неплохие, и грустные новости:
"Уважаемый М. Н.! Только что отправил Вам открытку по поводу брошюры, … как стал получать деньги и получил теперь в два приёма 500 frs (франков. – С.К.), за что очень благодарю.
Получил также ответ формальный (почты), что мою рукопись по экономике, посланную Вам 2. VII. 1916, saisi l`autoritй militaire!!! ("конфисковали военные власти". – С.К.)
Прямо невероятно! Можно ли ещё где похлопотать или безнадёжно?
Лучшие приветы и пожелания.
Ваш В. Ульянов".
Пропавшая рукопись – это как раз та, о которой Ленин беспокоился в письме Марии Ильиничне Ульяновой от 22 октября 1916 года то есть – рукопись книги "Империализм как высшая стадия капитализма"!
Писать книгу по империализму по предложению легального издательства "Парус", основанного в декабре 1915 года в Петрограде Горьким, Ленин начал в начале 1916 года. 2 июля 1916 года Владимир Ильич отправил заказной бандеролью рукопись Покровскому, который, живя во Франции, редактировал серию брошюр, выпускаемых издательством "Парус" в Западной Европе.
Однако до адресата бандероль не дошла по причине, читателю уже известной. Но Ленин-то долго не мог понять – затерялась рукопись, что ли?
И, наконец, в январе 1917 года Ленин получил своего рода "новогодний подарок" от французской военной цензуры – сообщение о том, что рукопись изъяли. Хорошо, что имелся второй экземпляр рукописи "Империализма…", и его – ещё до извещения о конфискации первого экземпляра – удалось переслать редактору, то есть, Покровскому, вторично.
Вот как оно, порой, бывало.
Уже Пушкин жил на "литературные" доходы, что и зафиксировано им в знаменитом: "Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать…"
Ленин никогда не продавал ни честь, ни совесть, ни свои убеждения, ни Отечество… Но рукописи своих трудов он продавал постоянно.
И их, представьте, покупали!
Они ведь того стоили – не как будущие ленинские автографы, а как полноценный продукт интеллектуального труда.
Конечно, ленинские литературные гонорары были скромными – их ведь издавали не тиражами Дарьи Донцовой, и издавали небольшие прогрессивные издательства, а не крупные издательские концерны. Но это были, всё же, гонорары, и то, как Ленин о них беспокоился, лишний раз убедительно опровергает глупую ложь о его содержании в эмиграции немцами или союзниками.
К тому же, как мы ниже увидим, с начала 1917 года литературные доходы Ленина несколько увеличились. Стали приходить деньги за издания, устроенные в издательства через Михаила Покровского – о чём мы уже знаем. Но кроме того шли и гонорары, устроенные через "Маняшу" – младшую сестру.
А вообще-то жизнь в Швейцарии у Ульяновых в зиму 1916–1917 года шла достаточно размеренно, и особо бурные перемены в ней не предполагались.
Глава 5. "Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв…"
Начало 1917 года…
Нейтральная Швейцария – островок спокойствия и тишины в Европе, охваченной войной.
С одного бока у швейцарцев – имеющая фронт с Германией Франция. С другого – имеющая фронт с Россией и Сербией Австро-Венгрия. Сверху – Германия, застрявшая во Франции, где кроме французов держит фронт английский экспедиционный корпус… Снизу – хотя и вяло, но тоже ввязавшаяся в драку Италия со своими берсальерами, украшенными шляпами с петушиными хвостами.
Везде война, но в Швейцарии – непрочное спокойствие.
И в этой мирной Швейцарии – Ленин. Но не тот Ленин, о котором знает весь мир, а пока что всего лишь изгнанный царизмом из России российский подданный Владимир Ульянов, на европейский лад – Oulianoff, проживающий по адресу: 14. Spiegelglasse. 14. Zьrich (Suisse).
Кем он был тогда для мира, в который пришёл сорок шесть лет назад?
Скромный политический эмигрант, как говорится – широко известный в узких кругах… Не то что для Европы, в которой он вынужденно жил почти десять лет, но даже для России он был тогда никем.
Даже для хорошо знавших его по долгу службы чинов Охранного отделения и Департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи он был всего лишь лидером не очень опасной нелегальной партии, занимающейся пропагандистской деятельностью среди рабочих… Но и тут его влияние было не очень-то прочным, потому что в ходе войны партийные оппоненты Ленина – меньшевики, вошли в России в военно-промышленные комитеты, и это позволяло им усиливать свои позиции в рабочей среде.
Конечно, Ленин, и находясь в меньшинстве был более опасен для царизма, чем меньшевики. Это жандармы понимали. Его сила была в решимости, в непримиримой принципиальности там, где быть непринципиальным означало скатиться на уровень политиканства. Однако жандармы понимали и то, что даже с Лениным большевики моря сейчас не зажгут – не те силы.
Бомб большевики в царских сановников не бросали, не бросают и бросать не собираются, так что жандармы больше опасались эсеров с их Боевой организацией, с их бомбистами-смертниками и с их влиянием в крестьянстве, да ещё и в зажиточном крестьянстве!
Крестьянство – это 70–80 процентов населения России. Это – к 1917 году, миллионы вооружённых мужиков. Всколыхни их эсеры под пару-тройку удачных террористических актов – Россия могла бы и полыхнуть…
А Ульянов-Ленин?
Ну, он прочно застрял в Швейцарии и занят написанием рефератов то на французском, то – на немецком языке…
Ну и пусть его!
Всё ведь тогда так и было! Знакомство с ленинской перепиской второй половины 1916 года и начала 1917 года однозначно убеждает, что о назревавших в России событиях (если иметь в виду элитарный заговор, ставший катализатором уже народного взрыва) Ленин не имел ни малейшего представления и на скорый революционный подъём в России не рассчитывал.