Люба моя мне буква "К".
Вокруг нее сияет бисер.
И да получат свет венка
Борцы Каплан и Канигисер.
Словом, перед нами решительный антикоммунист. И однако же задолго до революции он предрекал Николаю:
Кто начал царствовать с Ходынки,
Тот кончит, став на эшафот.
А ведь за Ходынкой, Цусимой и Кровавым воскресением последовали ещё и Ленский расстрел, и голод через каждые два года царствования, и гибель армии Самсонова, и захват немцами Польши, изрядной части Прибалтики… И, что, "легендарный тяжеловес" Черномырдин, шибко ли вас просветило всё, услышанное с экрана и от ваших коллег о царе Николае?
Тут интересный материал для раздумий дал Никита Михалков. В гордом сознании своей безупречности он стыдил генерала Варенникова: "Почему вы, офицеры, молчали, когда поносили Сталина? Почему ничего не сделали? Почему приняли как данное? Что вы смотрели? Где ваша офицерская честь? А присяга?".
Старик-генерал то ли не нашёлся, то ли его ответ вырезали. А ответить он мог примерно так: "Антисталинская диверсия Хрущёва в 1956 году на XX съезде партии была очень ловко спланирована и осуществлена. Его доклад о "культе личности", о чем делегаты съезда не знали, не обсуждался предварительно ни на Пленуме, ни на Политбюро, как это всегда водилось, его не было и в повестке дня. Доклад обрушили на головы делегатов как многотонную глыбу - и никакого обсуждения. Спектакль окончен, можете расходиться. Мощнейший эффект внезапности сработал на все сто. Примерно так же, как через несколько лет - "Архипелаг ГУЛАГ"". Теперь-то видно, сколько там и там вранья, подтасовок, притворства, хитрости.
Но тогда - как не верить первому секретарю ЦК, который называет имена, приводит цитаты? Как не верить человеку, который говорит, что всю войну пробыл на передовой и командовал батареей и тоже называет имена, приводит цитаты, цифры… Чтобы понять грандиозность той и другой туфты требовалось время, работа, старание.
А после доклада Хрущёва невозможно было пикнуть. Тебя тотчас объявляли сталинистом, врагом партии, мракобесом. Все видели, как Хрущёв расправился с Молотовым, Маленковым и другими, кто попытался противиться его курсу и опровергнуть клевету на Сталина. Уж если так со старыми большевиками, членами Политбюро, то на что могли надеяться рядовые члены партии и в том числе офицеры.
Но тут возникает параллельный вопрос: а почему молчали, ничего не сделали и приняли как данное воспеваемые вами, Михалков, царские офицеры, когда свергли Николая? Мертвого Сталина лишь оклеветали, что ему было уже безразлично, а тут свергли живого помазанника Божьего! У него за плечами трехсотлетняя династия, а за Сталиным всего сорок лет Советской власти. И советские офицеры даже в годы войны, когда Сталин был Верховным Главнокомандующим и наркомом обороны, принимали присягу правительству, а не ему, царские же офицеры - именно лично царю. И однако - никаких протестов, никакого непослушания. Где была их офицерская честь?
Можно спросить Михалкова ещё и о том, почему молчал, ничего не сделал его родной отец, член партии, лично встречавшийся со Сталиным и щедро им взысканный. Ну, сказал хотя одно протестующее словцо на каком-то писательском собрании. Где была его дворянская честь? Думать надо, прежде чем кукарекать на всю страну…
Гайдар, Чубайс и Геринг - реформаторы
Весьма примечательным своей оказалось обсуждение членами жюри кандидатуры Петра Столыпина. Докладчиком был "повсеградно обэкраненный" Никита Михалков. Представляя его (в этом не было никакой необходимости), ведущий Александр Любимов назвал Михалкова обладателем "всех мыслимых и немыслимых наград". Это не точно. Награды вполне мыслимые, но сочетание их действительно немыслимое. В самом деле: медаль лауреата Государственной премии Казахстана за участие в советском фильме "Я шагаю по Москве" и "Оскар" за антисоветский фильм "Утомленные солнцем". Или: премия им. Ленинского комсомола и какая-то опять антисоветская премия за эпохальный фильм тоже с фельетонным названием "Сибирский цирюльник"… И так далее.
Но главное не в этом. Гораздо важнее то, что почти все превозносили Столыпина, как и царя Николая, аж до небес. Хвалебные псалмы! Торжественные акафисты! Возвышенные оды!.. Илья Глазунов заявил, что когда его "сослали на БАМ" (вы разве не слышали о его ссылке и каторге?), то там он, каторжник, понял: "Петр Аркадьевич - величайший политик всех времён и народов!". При нём, уверял, крестьяне имели по 15 лошадей и по 20 коров, и это ещё что! Однажды он сказал: "У России только два верных союзника - армия и флот". Очень хорошо! Уж так верно! Как будто на зло натовскому соловью Рогозину. Только это сказал не Столыпин, а Александр Третий. Поэт-орденоносец Каблуновский, мыслящий образами, выразился ещё возвышенней: "Пушкин - это солнце нашей поэзии, а Столыпин - солнце нашей политики!". Заметьте, никто не понуждал его. Сам, по доброй воле, не под пыткой.
Непонятый гений виселицы
Но вот странно: иной оратор среди псалма вдруг такое сказанёт, что псалом хвалебный превращается в погребальный. Вспомните, скажем, профессора Андрея Сахарова. Учёная голова! Инструктор отдела пропаганды ЦК КПСС! Кое-кто его даже за академика считает. Он пел-пел, закатывал глаза от умиления перед нарисованной им картиной столыпинского всенародного счастья, выразил благородное возмущение тем, что есть памятник Колчаку, скоро будет Деникину (пожалуй, и Власову), а Столыпину даже не планируется, и вдруг бухнул: "Петр Аркадьевич не знал и не понимал русский народ". Вот те на! Выходит, вроде наших реформаторов. Ну, уж на этих-то мы нагляделись…
Как раз перед Новым годом в телепередаче "Момент истины" Олег Попцов, витавший в ельцинских эмпиреях, рассказал, как в ту пору Гайдар на каком-то совещании излагал суть затеянных реформ. Она многих ужаснула, и кто-то спросил: "А как пенсионеры и старики?". Тот спокойно ответил: "А они вымрут". Чубайс же, как давно известно, даже цифру назвал: 30 миллионов. Примечательно, что эта цифра точно совпала с названной в 1941 году Герингом цифрой обреченных на голодную смерть советских людей. Тоже был большой реформатор. Какая отменная плеяда висельников!..
Чистейшее фразерство!
А вспомните выступление краснодарского губернатора Александра Ткачёва. Тоже пел-пел о Столыпине, млел-млел и вдруг - бац: "В 90-х годах реформаторы, желая преобразовать страну по американскому образцу (как Столыпин - по прусско-курляндскому - В. Б.), подняли его имя на щит, и этим-то именем громили колхозы и совхозы". Да, это имячко для такого дела очень годилось, ибо носитель его сам громил крестьянскую общину. Правда, с меньшим успехом, чем Ельцин, Чубайс и Гайдар колхозы: несмотря на всяческую поддержку, из общин на хутора согласились переселиться лишь 10 % крестьянских хозяйств. Столыпин действительно не знал русский народ, который от веку привык жить артельно. Ну, а 10 % на что угодно и везде всегда найдутся.
А ещё Дмитрий Рогозин, знаток жизни, сокрушался: "В советское время крестьянство было лишено права собственности на землю и даже паспортов не имело". И не могли, мол, деревню покинуть крестьяне. Опять же истинное крепостное право! Да ты, генеральский сынок, бывал ли хоть раз в деревне? Или знаешь о ней по рассказам куда-то сгинувшего Черниченко? До колхозов крестьяне имели общинные наделы, а во время колхозов - изрядные приусадебные участки земли, на которых возделывали, что хотели. Я дедовский участок в деревне Рыльское, что в Тульской области на Непрядве, до сих пор вижу: он уходил за горизонт. А что касается паспортов, без которых-де, крестьяне были как крепостные, то вот вам, Рогозин, факты для размышления. В начале тридцатых годов мой родной дядя из помянутой деревни Рыльское приехал к брату (моему отцу) в подмосковное Раменское и там, несмотря на нередкие и крутые выпивоны, успешно закончил рабфак. А после войны одна его дочь уехала из той же деревни в Ленинград и окончила там институт, а вторая - в Москву, в техникум. И все - без паспортов! Сейчас они, мои двоюродные сестрицы, оказались иностранками - живут в Минске, не так уж далеко от вашего НАТО.
И на фоне "советского крепостного права" Рогозин тоже запел песню во славу Столыпина. Голосил-голосил и вдруг - цитата из воспоминаний Витте, который прекрасно знал Петра-то Аркадьевича: "Если когда-нибудь будут изданы речи Столыпина в Думе, читатель может подумать: "Какой либеральный государственный деятель!". А на самом деле никто столь безобразным образом не произвольничал, не оплёвывал закон. Чистейший фразер!".
И сказал Рогозин ещё о том, что "Столыпин оказался одинок, окружение его ненавидело, а общество не поддерживало".
Столыпин, Ломоносов и Валя Хетагурова
И представьте, о том же самом - об одиночестве - и докладчик Михалков. Он, как тонкая художественная натура, не любит сухие цифры, и когда Г. Зюганов в передаче о Ленине стал их приводить, тотчас перебил его: "Ах, эти цифры! Ими можно доказать что угодно. Оставьте их!". А тут без малейшего смущения обрушил на нас водопад самых разнообразных цифр о невиданном благоденствии России при Столыпине, сопровождая их пронзительными восклицаниями "Вы только подумайте!.. Вы только представьте!.. Вы только вообразите!..". Однако иные из этих цифр невозможно осмыслить. Вот, мол, масла при Столыпине производили в год на 68 млн рублей, и это больше, чем получали от добычи золота в Сибири. Ну и что? Не значит ли это, что добыча золота только начиналась или была поставлена из рук вон плохо? Неизвестно. Чего ж ты ликуешь?
А он дальше: вообразите, например, каким гениальным прозорливцем был Столыпин: он понимал великое значение Сибири и ратовал за её освоение! Господи, да кто ж этого не понимал, начиная с Ермака Тимофеича? А Ломоносов, видимо, по причине своего мужицкого происхождения тоже не попавший в "список Любимова", чуть не за двести лет до Столыпина возвещал: "Могущество России будет прирастать Сибирью!". А сколько Советская власть сделала для освоения Сибири! Один Комсомольск-на-Амуре чего стоит. А слышал ли оратор о хетагуровском движении в начале 30-х годов? Двадцатилетняя комсомолка Валентина Хетагурова бросила клич на всю страну: "Девушки, вас ждёт Дальний Восток!". И сколько их откликнулось…
Да ведь и ныне всем понятно значение Сибири, кроме правителей, которые своими реформами довели до того, что 2 миллиона сибиряков покинули насиженные предками гнезда. Не остановил их даже по-столыпински гениальный фильметон Михалкова "Сибирский цирюльник". Ибо на них гораздо большее эстетическое впечатление произвели такие факты, как закрытие мощного станкостроительного завода "Дальдизель", ликвидация судостроительных заводов им. Кирова и им. Горького, банкротство "Амурмашзавода" и авиакомпании "ДальАвиа", увольнение на заводе "Амурсталь" 1400 работников, сокращения на заводе "Амуркабель"… И всё это, Михалков, вы прикрываете своими роскошными "Цирюльниками" с их пульверизаторами и тройным одеколоном.
Но вот после алмазных цифр благоденствия россиян при Столыпине, вслед за пронзительными призывами "Вы только вообразите!" вдруг, как из уст и других ораторов, слышим: "Петр Аркадьевич остался чужим, непонятым одиночкой".
Столыпин и Кафка
Странно… Участь не понятого современниками чужака-одиночки может постигнуть, допустим, философа, писателя, художника, изобретателя… Эти люди работают в уединении, и работа их никого не затрагивает немедленно, в иных случаях для их понимания и оценки действительно требуется время.
Например, нашлись люди, которые уже после смерти Кафки вдруг провозгласили его гением. Но министр внутренних дел! Но глава правительства!
Во-первых, о каком одиночестве можно тут говорить? У него в руках весь огромный государственный аппарат. Что, он не подчинялся Столыпину? Отказывался выполнять его распоряжения и приказы хотя бы о расстрелах и виселицах? Так расскажите об этом, Михалков!
С другой стороны, какая непонятость? Откуда ей взяться? Правитель работает не за мольбертом или клавиатурой, он принимает конкретные решения по конкретным вопросам, которые так или иначе затрагивают миллионы. И они имеют возможность понять и оценить эти решения и их автора сразу. Ну, конечно, некоторые зигзаги тут возможны. Вспомните Горбачёва. Он произносил прекрасные речи и все радовались. Но когда дошло до дела, все, кроме Валентина Распутина, поняли, что это не мудрец, а балаболка и предатель. Довольно быстро раскусили и Столыпина. Почитайте, Михалков, речи депутатов-крестьян в 1-й Государственной Думе.
Столыпин и Толстой
Если мало, то вот строки из одного письма Толстого вашему герою: "Пишу вам об очень жалком человеке…Человек этот - вы сами… Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность, угрожающую вашему благу, потому что вас каждую минуту хотят и могут убить (Как в воду глядел! - В. Б.), губящую ваше доброе имя, потому что по теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи… Вместо умиротворения вы до последней степени напряжения доводите озлобление людей всеми этими ужасами произвола, казней, тюрем, ссылок и всякого рода запрещений… Вы не только не вводите какое-либо новое устройство, которое могло бы улучшить общее состояние людей, но вводите в самом важном вопросе жизни - в отношении людей к земле - самое нелепое утверждение, которое неизбежно должно быть разрушено - земельная собственность". Далее писатель, в отличие от Михалкова и Рогозина, проживший почти всю жизнь в деревне, писал, что "нелепый закон 9 ноября" (восхищающий нижегородского землевладельца Михалкова), имеет целью оправдание земельной собственности и не имеет "никакого разумного довода, как только то, что так в Европе (пора бы нам уже думать своим умом)". И писал это Толстой от лица "огромной массы людей, никогда не признававшей и не признающей право личной земельной собственности".
И дочери Татьяне тогда же: "Если бы правительство, не говорю уж было бы умным и нравственным, но если бы оно было хоть немного тем, чем хвалится - русским, оно поняло бы, что русский народ со своим укоренившимся сознанием, что земля - Божья и может быть общиной, но никак не может быть предметом частной собственности, оно поняло бы, что русский человек стоит в этом важнейшем вопросе нашего времени далеко впереди других народов… Если бы правительство было не совсем чуждое народу… Слепота людей нашего так называемого высшего общества поразительна…Они слепые, а что хуже всего, уверены, что зрячие".
Г. Зюганов привел одно подобного рода высказывание Толстого. Но поэт-орденоносец Кублановский тотчас заявил, что это некорректно. Почему - неизвестно. Видимо, считает, что можно ссылаться лишь на лауреатов Ленинского комсомола, как Михалков, да премии Солженицына, как он сам. У Толстого, увы, таких премий не было, у него - лишь медаль за оборону Севастополя да Анна четвертой степени…
А слова о том, что если бы правительство не хвалилось, а на само деле было русским, заставляют вспомнить, с одной стороны, нынешнего коллегу Столыпина. Он недавно на вопрос "Что вы любите больше всего?" на всю страну возгласил: "Россию!". С другой стороны, вспоминается сам Михалков, в порыве верноподданного обожания однажды обратившийся к указанному коллеге Столыпина: "Ваше превосходительство!..". Вот и вся их "русскость".
Поговорим о странностях любви…
Лендлорду Михалкову нет дела до Льва Толстого. Он может храбро повторить с детства заученные слова из басни своего папы:
Да что мне Лев!
Да мне ль его бояться?
Он предпочитает Чехова. Что ж, никто не против. Прекрасно! И вот, дабы ещё более прославить и вознести своего героя, закончил речь такими итоговыми словами: "Столыпин следовал великому призыву чеховского профессора Серебрякова: "Дело надо делать, господа! Имя России - Столыпин!"".
Я обмер… Профессор Серебряков из "Дяди Вани" как символ самоотверженного бескорыстного служения прогрессу?! Да это все равно, что городового из чеховского рассказа "Хамелеон" представить образцом твердости взглядов и принципиальности. Или Беликова из рассказа "Человек в футляре" - воплощением безоглядного мужества… Такое понимание образа можно извинить гармонисту Черномырдину или десантнику Миронову - что с них взять для просвещения народа!..
Вот ведь что, сверх уже известного нам, отчубучил второй из них на ниве просвещения. Почему-то решил просветить нас об отношении Столыпина и Достоевского к Тургеневу, и он заявил: "Оба они очень любили Ивана Сергеевича. Очень!". Ну, просто обожали. Как Столыпин относился, я не знаю, никогда не интересовался. Но Достоевский?!
Вот его высказывания на сей счёт разных лет.
В 1867 году после визита к Тургеневу он писал А. Майкову: "Откровенно Вам скажу: я и прежде не любил этого человека лично. А сквернее всего, что я еще с 57 года, с Wisbaden’a, должен ему 50 талеров (и не отдал до сих пор!)". Конечно, как любить того, кому десять лет не отдаешь долг. Но Миронов твердит: всё равно любил! Видимо, исходит из личного опыта: должен, допустим Валентине Матвиенко десять лет 50 шекелей, а всё равно любит.
Ещё: "Генеральство в нём ужасное!.. И неловко выказывать все раны своего самолюбия, как Тургенев". И это сказано едва ли с любовью.
Или: "Тургеневы, Герцены, Чернышевские - все они до того пакостно самолюбивы, до того бесстыдно раздражительны, легкомысленно горды, что просто непонятно…". Мне кажется, что любви и туг маловато.
"Я дал себе слово более к Тургеневу ни ногой никогда". От чрезмерной любви? Или из нежелания вернуть 50 талеров? Неизвестно.
Прошло около пяти лет. Выходит роман Достоевского "Бесы", и там в комической фигуре писателя Кармазинова все узнают шаржированный образ Тургенева.
Прошло ещё лет семь, и весной 1879 года Достоевский говорит одному знакомому: "Тургенев всю мою жизнь дарил меня презрительной снисходительностью… По самой натуре своей он сплетник, клеветник и безмерно мелкодушен. В душе его гнездится мелкая злоба и страшное высокомерие". Неужели если кто-нибудь, допустим, коллега Грызлов сказал бы Миронову что-то подобное, он принял бы это за выражение любви?
Достоевскому мало всего этого, добрался и до родственников Тургенева: "А маменька его, чай, не раз порола этих Калинычей да Хорей (персонажи рассказа Тургенева - В. Б.) и драла с них по семи шкур. Да и сам-то он не отказался бы от этого удовольствия, только положение его не таково…". Ну вы подумайте! А если бы кто-то стал уверять, что Миронов не отказался бы от удовольствия содрать семь шкур с коммунистов или пенсионеров?
Правда, вечером 8 июня 1880 года после своей знаменитой Пушкинской речи Достоевский писал жене: "Все обнимали меня и целовали, все плакали от восторга. "Пророк! Пророк! Вы наш святой!" - кричали в толпе. Тургенев, про которого я ввернул доброе слово, бросился меня обнимать со слезами: "Вы гений! Вы более, чем гений!"… Историческое событие!".