Матвей с четырнадцати лет был чашником царя Алексея Михайловича, а в девятнадцать лет занял пост его оруженосца, сопровождая государя в походах и поездках. Затем он становится военачальником, сменяет отца на посту витебского воеводы и участвует в войне с Польшей и Швецией. В декабре 1656 Матвей Васильевич был назначен псковским воеводой и получил приказ атаковать шведские войска, вторгшиеся на русские земли, и преследовать их "до стен Риги или Ревеля и потом сжечь и выпустошить всю страну". И уже в марте под Псково-Печерским монастырем у деревни Мигузице войска "стольника и воеводы Матвея Васильевича Шереметева… графа Магнуса и его полку неметцких людей многих побили и языки поймали".
Успехи Матвея побудил царя в июне 1657 года отправить его на выручку Афанасию Ордину-Нащокину, которого осаждал генерал Левен. И в битве под Валком, когда отряд Шереметева завяз в болоте и начал отступать, он продолжал отбиваться до тех пор, пока не упал вместе с лошадью, раненый двумя пулями в живот.
Алексей Михайлович до последнего был уверен, что Матвей Шереметев выживет. Пока тот был еще жив, царь писал своему двоюродному брату Афанасию Матюшкину: "А о Матвее не тужи, будет жив, вперед ему к чести; радуйся, что люди целы, а Матвей будет по-прежнему".
Но 10 июня 1657 года Матвей Васильевич Шереметев скончался. В память о своем полководце царь велел взять его жену, Анастасию Федоровну, у которой не было своих детей, во дворец, в "мамы" к царевне Екатерине Алексеевне, родившейся 27 ноября 1658 года.
Кроме того, как и его брат, Петр участвовал в войнах с Польшей и Швецией. В 1654 году Шереметев сопровождал царя в первом походе против польского короля Яна Казимира, во время похода на Смоленск командовал отрядом легкой конницы, следовавшим впереди главного войска для изучения местности и разведки, а в 1655 году участвовал во втором царском походе на Великое княжество Литовское, а год спустя – в походе на Ригу. Во время похода он командовал ертаульным полком – то есть занимался разведкой, двигаясь впереди основных сил, а затем два месяца оставался в Смоленске, пока там находился Алексей Михайлович, а когда после неудачной осады русские войска отступили – прикрывал со своей конницей их отход, удерживая шведов от преследования, и взяли множество пленных.
В январе 1676 года, после смерти царя Алексея Михайловича и вступления на царский престол его сына Федора Алексеевича, Милославские, родственники молодого царя, решили удалить влиятельного боярина Шереметева от двора и устроили ему назначение на должность воеводы в Тобольск. Зимой путь до Тобольска занял почти два месяца, и к службе Шереметев смог приступить лишь в апреле. Служба эта продлилась два года. За эти два года он очень многое сделал для блага города, при нем были открыты в Забайкалье месторождения олова, серебра и золота, а в 1677 году Шереметев отстроил Тобольск, полностью сгоревший от удара молнии – деревянные здания занялись мгновенно, огонь перекидывался с одного дома на другой, и погасить пламя не удалось.
Но царь решил вернуть к себе Шереметева, велел ему возвращаться в Москву, Уже в сентябре 1678 года он сопровождал царя Федора Алексеевича и всю царскую семью в богомольном походе в Воскресенский монастырь. Правда, Шереметева не мог долго задержаться в Москве – в следующем году он был отправлен в Киев для защиты города от турок-османов и крымских татар, а затем остался там же воеводой. Заместителем его на этой должности стал его второй сын, Федор Петрович Шереметев. Долгорукие от престола тоже не удалялись…Так, Юрий Алексеевич Долгорукий был близок к царю Алексею Михайловичу, который назначил его опекуном над малолетним сыном Федором, но Долгоруков отказался от опекунства в пользу своего сына Михаила Юрьевича…
Глава 6. Юрий Долгоруков против Разина
Несмотря на то, что очередная попытка породниться с царским домом окончилась для Долгоруковых неудачно, они по-прежнему оставались возле трона. В годы правления второго русского царя из династии Романовых – Алексея Михайловича – Долгорукие оказались рядом с троном. Так, наравне с Шереметьевым, Юрий Алексеевич Долгорукий был одним из самых верных слуг государя.
Недаром, когда от Астрахани до Нижнего Новгорода запылал огонь бунта, поднятого Степаном Разиным, именно князю Юрию было поручено восстановить в стране порядок. За несколько месяцев бунта отряды донского казака Степана Разина залили кровью все Поволжье, дошли даже Белгорода. И везде сельское и городское население встречало их с восторгом – граждане жаждали крови и всегда хотели, чтобы на Руси появился некий аналог Робина Гуда. Ведь всегда приятно, когда у богатых отбирают золото и отдают бедным, и не важно, сколько сил купцы и бояре потратили, чтобы заработать свое состояние…
И вот, такие посылы Степана Разина, как призывы к воле и выкрики типа "грабь богатых, бей воевод и дьяков, гуляй, пей, на дворе лето" возымели свой эффект. Эдакая оппозиция пришлась по душе простому люду…
Именно Юрию Долгорукому было поручено усмирить бунт… И вот он начал собирать солдат, надеясь вступить против Разина. Но пока собирались силы, Степан своевольничал все больше: для него было главное это власть над толпой. Этим Разин наслаждался в полной мере, он умел привлечь внимание горожан и мог дать им то, чего они желали… Например – казнь над теми, кто имел власть…
Когда Юрий Долгорукий услышал, что под восторженные крики толпы Степан Разин своими руками столкнул с многометровой высоты астраханского воеводу Прозоровского, то понял – пришло время проводить решительные действия! Теперь Долгоруков точно знал: разожженный Разиным пожар людского негодования, сметающий все на своем пути и оставляющий за собой хаос и разрушение, можно лишь очень большой кровью… В душе его вспыхнула лютая ненависть – он хотел уже просто смерти зачинщику бунта и не желал брать его в плен и доставлять царю. Воистину, ненависть дворянская ни в чем не уступает ненависти мужицкой, и Долгорукий был зол не меньше самого Степана Разина.
Пока Долгорукий готовил армию к выступлению, развернулась первая в истории России пропагандистская война. Ходоки разносили по городам и весям письма атамана, в которых он винил во всех смертных грехах бояр и чиновников-дьяков… Удивительно, но при этом Царя Степан не трогал – видимо, был у него какой-то свой хитрый расчет… Писал он, что бояре, мол, плохие, а царь – хороший, он ничего не знал. Поэтому нужно их всех поднять на вилы да посадить на колы! Царя же нужно оставить, но жить в России исключительно по казачьим законам – только тогда жизнь будет хорошо и привольна, просто рай наступит!
В ответ из Москвы рассылались царские грамоты, в которых рассказывалось о зверствах разинской вольницы. Им вторили грамоты святейшего Патриарха Иоасафа. Глава церкви писал, что "Стенька – не кто иной, как аспид, испущающий яд свой, уязвляющий телеса невинных яко змий из ложа своего, поглощая верные христианы и низводясь собой в ров погибели, яко лев, плотоядец хищаи".
Но слушали мужики разинские письма и верили им. Действительно, бояре – кровопийцы. Слушали они царские грамоты и не понимали, как еще земля носит такого разбойника как Стенька. И не знали, что делать, кому верить, куда идти…
Но царских писем становилось все больше – и постепенно царская пропаганда брала верх. А когда в церквях провозгласили Разину анафему, общественное мнение стало от него отворачиваться. К тому же и армия Долгорукова начала активные боевые действия…
Все-таки, будучи воеводой, Долгорукий в своей жизни одержал ряд побед во время русско-польской войны 1654–1667 годов, в том числе в битве под Верками. 1 августа 1670 года возглавил войска, действовавшие в районе Арзамаса и Нижнего Новгорода против отрядов Степана Разина, которым нанес тяжелое поражение. Первая же победа придала царским властям уверенности. В начале октября князь Барятинский разбил основные силы Разина неподалеку от Симбирска. Лихая казацкая атака налетела на пушечный и мушкетный огонь. Сам атаман был ранен, и с поля боя его вынесли верные есаулы. С этого дня началось великое избиение повстанцев. Численно бунтовщики во много раз превосходили полки Долгорукова, но ни казачьи сотни, ни толпы крестьян с вилами и топорами ничего не могли поделать с регулярной армией. Войска одерживали одну победу за другой, брали город за городом, село за селом и устраивали там дознания.
Князь Долгоруков также был суров. Ненависть вспыхнула в нем с огромной силой!!! Он продолжал крушить войска Разина и 4 декабря 1670 года он подошел к разинскому городу Темников, и сразу же начал сыск. Пойманные признались на дыбе, что вместе с атаманом Федором Сидоровым в городе всем заправляла монастырская старица Алена. Долгоруков приказал всех бунтовщиков повесить, а Алену велел сжечь на костре живьем, как ведьму. Более того, Юрий Алексеевич и сам пришел смотреть на казнь…
Посреди площади вкопали в землю столб, старицу привязали к столбу, густо обмазали дегтем, в ногах разложили хворост. Неверную и лукавую, которая подняла хищные руки свои на жизнь наимудрейшего и величайшего из владык приговорили к прилюдной казни у позорного столба… Смотреть на казнь согнали всех жителей городка, но перед тем как взойти на облитый смолою сруб, Алена обернулась к Долгорукову и спокойно сказала, что если бы все ее товарищи сражались так, как она, князю пришлось бы спасаться из здешних мест. Затем осенила себя крестом и сама позволила привязать себя к столбу.
Из всех городов к радости царя воеводы шли отчеты о том, сколько сподвижников Разина было убито и казнено. Новый астраханский воевода Яков Одоевский вообще перебил почти всех жителей, а город приказал срыть. Всего было казнено больше 70 тысяч человек. Долгорукий одобрял такую политику. После того, как огромное число сподвижников Разина было казнено, с оставшимися они поступили следующим образом: повелели вырвать ноздри, заковать в шейные кандалы, некоторым отрезать и языки и, с выжженным клеймом "ВОР", гнать на каторгу.
Атамана Разина выдали свои же казаки. Его привезли в Москву, долго пытали, а потом прилюдно четвертовали на Красной площади. Долгоруков вернулся в столицу героем. Всем казалось, что князю удалось добиться главного – ужас, охвативший народ при виде тех страшных наказаний, которым подверглись мятежники, навсегда отбил охоту бунтовать.
Но в России никогда нельзя говорить "никогда". Прошло чуть больше 10 лет, и в стране разгорелся новый бунт. Восстали стрельцы, которых подстрекали царевна Софья и ее родственники – князья Милославские. Поводом стало возведение на престол 9-летнего сына Алексея Михайловича – царевича Петра. Это было сделано в обход его сводного брата – 15-летнего Ивана. Стрельцам сказали, что царевича Ивана вообще убили.
15 мая 1682 года разъяренная толпа ворвалась в Кремль. Ее попытались успокоить, на Красное крыльцо вышла мать Петра, царица Наталья Кирилловна, вывели и двух малолетних царевичей – вот, мол, смотрите, вас обманули, оба царевича живы и здоровы… Но это не помогло – стрельцы жаждали крови, и кровь эта пролилась.
Братья царицы Иван и Афанасий Нарышкины, князья Григорий и Андрей Рамадановские, князь Михаил Черкасский, боярин Матвеев и многие другие сторонники царевича Петра Алексеевича были зверски убиты. Одним из немногих, кто с оружием в руках пытался остановить стрельцов, был сын Юрия Долгорукова Михаил. С одной саблей он бросился на толпу, и толпа поначалу в ужасе отступила, но потом, опомнившись, стрельцы навалились на молодого князя всем скопом, и на глазах у царицы и царевичей подняли его на пики.
Старый князь Юрий Долгоруков в то время лежал больной в своем доме. Услышав на улице крики, он послал слуг узнать, что происходит. И когда ему сказали, что стрельцы ворвались в Кремль, князь поспешил ко дворцу. В гневе, подпоясанный саблей, он вышел на площадь и тут увидел растерзанное тело своего сына. Над убитым рыдала жена Михаила Долгорукова.
– Все будете гореть в гиене огненной! – в гневе закричал князь.
Но его пророчество не сбылось. Стрельцы убили старика, а труп бросили на Лобное место.
Глава 7. Долгоруковы и Демидовы
Пересекался род князей Долгоруких и с еще одним знатным родом – родом Демидовых. Правда в данном случае речь шла не о любовных делах, а о делах государственных. Долгорукие и Демидовы оба были приближены ко двору государя Петра Первого…
Михаил Владимирович Долгорукий родился в 1667 году и в возрасте 18-ти лет вместе со своим братом Василием Владимировичем начал службу при дворе царей Ивана и Петра в чине стольника, позднее женился на княжне Евдокии Юрьевне Одоевской. Участвовал в Крымском походе, а позже был назначен Петром I в первый состав правительствующего Сената.
В конце 1717 года при образовании коллегий Михаил Долгоруков был назначен президентом Ревизион-коллегии. Его брат Василий служил в гвардейском Преображенском полку, участвовал в Северной войне, в чине капитана отличился при осаде Митавы и даже сопровождал Петра I в Голландию и Францию.
Именно при Петровском дворе и столкнулись Демидовы с Долгорукими… Демидовы в тот момент ходили в любимчиках государя: тульский кузнец, будучи сам работником, прекрасно знал все хитрости и секреты производства. Сначала он сам, а потом его сын Акинфий лично смотрели за всем, что делается на их заводах, и руководили мастерами и рабочими.
Акинфий Демидов не терпел ослушников и был скор на расправу. Работали у него на заводах не только вольные рабочие – таковых было немного, – но и ссыльные поляки и шведы, у которых образовалось целое поселение, и крепостные крестьяне. А поскольку жизнь крестьян, прикрепленных к горным заводам, была сложной, а работа тяжелой, то и дело вспыхивали бунты, и наказывать зачинщиков Акинфию приходилось часто.
Крестьяне боялись сурового хозяина, и работа кипела. Десяток новых заводов открыл Акинфий, вместо десяти тысяч пудов железа, как было при казенном управлении, стал давать завод четыреста тысяч. Огромное количество пушек и ружей поставлялось в казну. Петр I был доволен! Он пожаловал старшему Демидову, прочно обосновавшемуся в Туле, дворянство и назначил комиссаром, то есть сборщиком податей на Верхотурских заводах.
Недоброжелателей у Демидовых было достаточно. Его внезапное богатство и милости, которые оказывал государь этой семье, вызывали зависть. Многие старались очернить Демидовых перед Петром I, оклеветать, написать донос, но Никита Демидович и Акинфий, уверенные в поддержке царя, всегда выходили сухими из воды, когда оправдываясь перед сенатом, а когда попросту откупаясь, чтобы проверяющие закрывали глаза на беглых людей, которых он держал на своих заводах. Беглых таких было немало. От чего они бежали? От закона, от рекрутских наборов, от гонений за веру, от жестокости прежних хозяев, бежали из тюрем и ссылок. Раскольники, которым тяжело жилось по всей России, находили за Уралом приют, где никто не спрашивал, как они крестятся и во что веруют, так что демидовские заводы скоро стали центром старообрядчества. Казалось, что здесь, за Уралом, где не сможет достать их закон, жизнь станет проще и лучше. Но Демидовы, принимавшие каждого, кто приходил за убежищем, были жестокими хозяевами.
За пришлых людей и беглецов Демидовы подати не платили, и нравилось это отнюдь не всем. Крестьяне, приносившие доход своим прежним хозяевам, внезапно оказывались на демидовских заводах, где работали на благо бывших кузнецов. Прежние хозяева переставали платить подать за сбежавших крестьян, а если крестьяне были государственные, то убытки терпела казна.
Много писалось жалоб на Демидова, много раз пытались дворяне найти управу на заводчиков, но Акинфий уже успел обзавестись покровителями при дворе, сам князь Меньшиков был его благодетелем, да и сам Петр I благоволил к кузнецам, которым сам пожаловал дворянство, и дела эти всегда быстро улаживались.
Особенно старался начальник розыскной канцелярии лейб-гвардии капитан-поручик Плещеев, который так хотел очернить Демидова, что не оставлял попыток вытащить на свет хоть какое-то темное дело, а не найдется такового – так выдумать, главное, чтобы царь поверил. Он писал один донос за другим, обвиняя Демидова в завышении цен на железо, сажал в темницу людей Демидова, допрашивал, держа их в кандалах, и через три года все-таки добился своего – царь, усомнившись, поручил князю Василию Владимировичу Долгорукову исследование по этому делу.
– Сравни-ка цены других подрядчиков с демидовскими, – сказал Петр I. – Уж больно уверенно мне говорят, будто Демидов меня обманывает.
Князь Долгоруков, выполняя поручение царя, долго сверял цены и, в конце концов, пришел к Петру.
– Нет, государь, – сказал он. – Видать, от зависти и злобы тебе на Демидова наговаривают. У других-то поставщиков железо да пушки вдвое дороже будут. Уж лучше, государь, коли позволишь, пусть моя канцелярия его делами ведает, а то только беспокойство нам от проверяющих, убытки да потеря времени.
Впоследствии делами Демидовых действительно ведала канцелярия князя Долгорукова.
Правда позже, в марте 1718 году из-за поддержки царевича Алексея был лишен всех чинов, орденов и деревень и отправлен в Соликамскую ссылку. Тогда же по подозрению в причастии к побегу наследника престола Алексея за границу был арестован и Михаил Владимирович Долгоруков и сослан в одну из своих деревень. Но позже он был возвращен в Москву…
Глава 8. Екатерина Долгорукая – почти императрица
Екатерина Долгорукая – дочь Алексея Григорьевича Долгорукова, едва не стала императрицей всея Руси после смерти Петра II. Царя впрочем, никто особенно не любил – он гулял пил, все дни напролет проводя в пьяных увеселениях… И ничего не помнил после того. Так оно и вышло, что после очередной попойки царь Петр проснулся в одной кровати вместе с придворной фрейлиной Екатериной Долгорукой… Впрочем, поговаривают, что все это был план – точный план отца и дочери, решивших протянуть руки к царскому престолу…
Алексей Григорьевич Долгорукий – старший сын князя Григория Феодоровича – сыграл не последнюю роль в истории российского государства. Вследствие того выдающегося положения, которое занимал князь Григорий Феодорович, будучи с 1700 года послом при дворе польского короля Августа, его сын, живший с отцом в Варшаве, вращался в тамошнем высшем обществе. В то время латинский язык был в западной Европе в таком же ходу среди образованного общества, в каком впоследствии был французский, а потому весьма естественно, что молодому князю пришлось изучить латинский язык, чтобы не чувствовать неловкости при постоянных сношениях с послами и резидентами разных европейских держав.
Когда в 1706 году дед Петра Второго – государь Петр Великий собирался отправить посольство в Рим, чтобы склонить папу Климента XI действовать в Польше против Станислава Лещинского, говорили что следует послать к папе именно князя Алексея Долгорукова. Якобы тот владеет латинским и итальянским языками и лично знакомого с папским нунцием, бывшим прежде при польском дворе. Но в Рим был послан Куракин.