В этом "заповеднике счастья", среди экзотических строений, тенистых аллей и аркад, есть небольшая площадь, где высится алтарь из бадахшанского лазурита. На нем, сияющий, овально-гладкий, человекоподобный, установлен золотой унитаз. Божество новой буржуазной элиты. Идол нового буржуазного времени. Ему поклоняются исповедники буржуазной религии. Приносят к его подножью цветы. Приводят молодоженов. Принимают присягу охранных подразделений. Появляются с новорожденными банкирами. В Дни независимости из него излетают салюты. В дни принятия Конституции 93-го года, называемой невежественным народом "кровавой", сюда стекаются бывшие сутенеры, киллеры, члены Политбюро, маршалы авиации, лауреаты Ленинских премий, а ныне либеральные министры, магнаты, меценаты и кавалеры "Мальтийского ордена". Встают на колени и молятся, как во дни Вавилонского царства молились медному змию. Спрашивают, как у сфинкса, что сулит им близкое и отдаленное будущее. Идол невнятно бурчит, булькает, хлюпает, обещая им вечное "просперити". Прораб перестройки, хромой, с выпавшей от ненависти к коммунистам прямой кишкой, завещал похоронить себя внутри золотого унитаза. Сообщество миллионеров в знак высшей признательности к магистру удовлетворило его ходатайство.
Обокрав могилы предшествующих поколений, убив вскормившую их страну, украв у народа историю, они совершили самое страшное злодеяние - "грех отцеубийства", именуемый на языке правосудия преступлением против человечности. Превратив в рабов свободолюбивый народ, сломав ось русской истории, решили обратить вспять вековое стремление русских к Справедливости, Красоте и Добру. Тем самым совершили космогонический грех, переведя назад часы мироздания.
Академик Вернадский, творец учения о ноосфере, утверждал - развитие человечества неодолимо, ноосфера очистит людское сообщество от скверны. Ноосфера, воплощая стремление человечества к Богоподобию, победит.
Над Рублевским шоссе, где, укрытые от глаз, свили гнездо пришельцы "золотого миллиарда", пролетела птица с пурпурными крыльями и снесла яйцо. В этом яйце вызревает птенец революции. Четвертая Русская Революция вырвется, как шаровая молния, помчится над Рублевкой, сметая "мерседесы" и "вольво". И тогда встанет в лугах за Москвой-рекой огненный Ангел. Утопая по колено в цветах, направит на обитель нечестивцев испепеляющий взор. Под действием небесного лазера станут вспыхивать, как размалеванные картонки, обугливаться, как нарисованные на фанере потемкинские деревни, - античные храмы, буддийские пагоды, романские замки. И о былом величии и богатстве будут напоминать лишь одичалые, убежавшие из вольеров олени. Да влюбленную парочку вдруг испугает взлетевший на ветку павлин.
Красная ласточка революции
июль 2001 г., № 28
Я видел, видел ее. Поверьте мне, маловеры. Доверьтесь моим глазам, слепые. Положитесь на мой слух, глухие. Я видел ее, красную ласточку Революции. Прянула с высоты из-за кремлевских башен. Пролетела над Манежной площадью с нелепыми фонарями Лужкова. Сверкнула над Охотным рядом, вдоль Думы с окаменелым советским гербом. Свистнула пулей у виска продажного депутата. Ослепила застывшего па посту омоновца. Радостно окликнула стоящего в пикете ветерана. Унеслась вверх, к Лубянке, растворяясь в туманном московском небе.
Мой рассказ - о "красном" пикете перед зданием Думы, где принимался очередной, убивающий Россию закон.
Московские власти подарили пикету узкую черту тротуара, у гостиницы "Москва", вдалеке от подъезда Думы. Огородили стальными турникетами, выставили милицейское оцепление, окружили дубинками, бронежилетами, железными шлемами. Так в тюрьмах охраняют выпущенных на прогулку арестантов. Так в резервациях содержат покоренные племена. Мимо, заливая Охотный ряд стеклянно-металлической жижей, несутся лимузины. Иные подкатывают к порталу Думы. Из них выходят узнаваемые депутаты "Яблока", "ОВР", "Единства". Вальяжные, с глянцем власти, вершители судеб, отшлифованные, как галька, в интригах и словопрениях, скрываются в дверях, уверенные в победе над "левыми". Тех меньшинство, они терпят одно поражение за другим. Идут сегодня сражаться в буржуазную Думу, заведомо зная о проигрыше.
Дума - политическая машина, насыщенная кнопками, электронными системами, агентами влияния, деньгами для подкупа, интересами партий, людскими пороками и страстями. Экзотический гриб, выросший на обугленном пне расстрелянного Верховного Совета. В ней происходит сегодня не видимое миру сражение. Пикет на Охотном ряду - отблеск политической схватки, ее продолжение на улице.
Пикет медленно собирает людей. Из метро, из троллейбусов вытягиваются вдоль витрин с драгоценностями для буржуазных дам, с заморскими деликатесами и винами, манекенами в дорогих туалетах, с заморской мебелью из ореха и дуба. Простой московский люд, утомленный, небогато одетый. Не торопясь, достают складные тросточки, похожие па удочки. Навешивают на них бумажные рукодельные транспаранты. Деловито развертывают полотнища с протестнымп лозунгами. Извлекают портретики вождей, флажки, намалеванные, похожие на горбоносых чертей, рожи олигархов. Оружие неимущих, прошедшее сквозь баррикады 93-го года, вынесенное на груди сквозь пожары и побоища. Здороваются, обнимаются, как однополчане. Обмениваются новостями и жалобами. Пикет немноголюден. Напоминает издали узкую красную ленточку, протянутую у тротуара.
Мимо, в удобных "мерседасах" и "вольво", в толстобоких "джипах" и узконосых "БМВ", катят клерки, банкиры, директора корпораций, торопясь в свои конторы и офисы. Посматривают с легким презрением на красноперый тротуар, который им вовсе не страшен. Ибо Москва принадлежит им. Россия принадлежит им. Железные дороги, атомные станции, гарнизоны, недра, златоверхие храмы, казино и ночные бордели - все записано за всевластным, безнаказным классом, который, как опухоль, вспух на теле России. Они не боятся тросточек и бумажных плакатов. Их охраняет ОМОН, броня "мерседесов", буржуазная Дума, создающая из законов непробиваемую стену между народом и властью.
Пикет медленно взрастает. Наливается красными соками. Похож на бутон шиповника, в котором зреют огненные лепестки протеста.
По соседству с "красными" занимают позицию "голубые" - буржуазные профсоюзы Шмакова, уменьшенная карикатура американских, которые контролируются капиталом, спецслужбами, "крестными отцами". Мохнатая, когтистая лапа буржуазии, засунутая в голодное чрево рабочего.
Из комфортабельного "джипа" выходят шмаковские функционеры. Достают синие, по стандарту выклеенные транспаранты. Надписи одобряют буржуазный закон, воспевают гармонию. Союз труда и капитала. Миллиардеров и нищих. Жирующего ненасытного класса и вымирающего народа. Тротуар наполняют привезенными на автобусах секретаршами, охранниками коммерческих структур. Профсоюзными боссами. И сразу же между "синими" и "красными" соседями затевается перебранка. Негромкая ссора, перерастающая в потасовку. На гладком без трещин тротуаре - трещина социального раскола. Рубец классового антагонизма, о котором страна не ведала семьдесят лет.
Когда-то единый советский народ расколот, как упавший с печки горшок. На партии, сословия, конфессии, республики.
Раскол нарастает, погромыхивает взрывами. Власть стремится замазать трещины, лепечет о стабильности, о социальном ми-Ре" добиваясь его обманами, еще большим дроблением и раскалыванием, превращая народ в пыль, вышибая из него протестные настроения, используя сложнейшие рецепты успокоения. Подкуп народных лидеров. Силовые угрозы. Выборную вакханалию. Непрерывную, многослойную ложь. Зрелища и потехи, как наркотики, усыпляющие социальную боль. КПРФ, избравшая тактикой сложное думское маневрирование, многократно, под угрозой роспуска, отступавшая перед Ельциным и Черномырдиным, дремавшая, словно в 93-м ее укусила муха цеце, теперь, похоже, напрягает бицепс. Сумеет ли одолеть летаргию, очнуться от затянувшегося обморока? Кто поднесет к ее носу вату с нашатырным спиртом? Что покажет сегодняшний "красный" пикет, организованный коммунистами?
Тротуар наполняется. Пикет, как варенье, зреет, густеет. Начинает нагреваться, вскипать. Людей все больше. Все тесней и тревожней за железным барьером, за милицейской цепью. Из метро, как из подземных ключей, выпирает донная, глубинная сила. Больше красных знамен. Злей транспаранты. Громогласней мегафонные вопли. Яростней схватки с "голубыми". Так в котле нарастает давление, стрелка дрожит за стеклом циферблата, приближается к опасной отметке. Кто бывал в больших скоплениях народа - тот знает эту медленную, нарастающую реакцию взрыва.
Милицейский полковник с рацией кричит на пикетчиков, грубо гонит их в глубину тротуара. Несколько ловких "ментов" толкают стальной турникет в народ, рассекают толпу, вгоняют в нее железный шкворень. Лопнуло, взорвалось. Несколько мускулистых парней, побросав транспаранты, хватают железные стойки, толкают их обратно в милицейскую цепь. Схватка, крик, треск рукава, матерщина. Дружный нажим "ментов". Сторукий, стоголовый ответный напор пикетчиков. Цепь охранения прорывается. Бурдюк лопается. Хмельное вино брызжет, бьет струей, изливается из тесной горловины на проезжую часть. Народ сметает оцепление, рассеивает беспомощных охранников, под колеса, под троллейбусы, запрудив разом Охотный ряд, докатываясь красной гудящей волной до подъезда Думы, разливаясь к Манежу, к памятнику Марксу, который глядит из неподвижной скалы на кипящий люд.
Радость, ликование, упрямая злость. Дохнуло ветерком 93-го года, когда прорывали оцепление, катились валом от Октябрьской через Крымский мост, к осажденному Дому Советов. Здесь, на Охотном, похожие лица, похожие рывки, похожие мундиры ОМОНа. Нет, не истлела Икона Восстания.
Не затмил ее наспех намалеванный, без левкаса, на сырой доске, образ Путина. Опадает на глазах позолота. Затихает на устах у людей неначатая ложная молитва. Под слоем невысохшей краски, вместо миловидного лица президента, проступает все то же клепанное железо омоновского щита.
От Манежной площади подъезжают автобусы. Из них высыпает молодое разношерстое племя - президентское движение "Идущие вместе". Весельчаки-студенты. Смешливые, с голыми животиками, барышни. Крепкие парни в красных футболках. На спине надпись "Все путем!" На пузе - Путин, напоминающий детеныша кенгуру, что выглядывает из брюшной сумки. Молодежи не дают расползтись. Деятельные функционеры расставляют их поперек Охотного ряда, оснащают длинными цветастыми лентами, на которых слова поддержки пропрезидентскому закону. Строгие приказы. Мобилизующие жесты. Из автобусов подносят ящики с "боеприпасами" - спелыми помидорами, куриными яйцами для метания. "Президентская рать" выстраивается, посвистывает, похохатывает, пританцовывает, попивает из бутылок "пепси", насмешливо поглядывает на разлив красных знамен и протестных лозунгов.
Пикет моментально отзывается на появление "всепутистов". Выстраивается защитный редут. Плечом к плечу, молодые и старые, с портретами Сталина, с гвоздиками, с православными крестами. Протягивают через всю улицу красное, заграждающее полотнище. Две рати выстраиваются на Охотном ряду. Источают энергию неприязни. Обмениваются свистами, взмахами кулаков. Прицеливаются недружелюбными взглядами. Между ними, прошивая улицу черной дратвой, пробегает ОМОН, в бронежилетах, с черными дубинками, поддерживая у бедер стальные застекленные шлемы. Не дает сблизиться двум фалангам, сомкнуться двум полушариям, из которых может прянуть взрыв.
Бойцы ОМОНа, в черном, в косых беретах, стройные крепкие парни, цветущие русские мужчины. Не сынки банкиров, не родственники олигархов, не завсегдатаи ночных клубов и экзотических ресторанов. Не раз бывали в Чечне, щли на зачистку, попадали под огонь гранатометов, взрывались на фугасах, хоронили товарищей, падали на землю, кроша пулеметами непролазную "зеленку". Здесь, в Москве, разделяя две враждующие толпы, стоят, словно черные изваяния, с напряженными желваками и тоскующими голубыми глазами. Не понимают смысла борьбы. Готовы по приказу начальства выхватить дубины и, как в 93-м, молотить стариков и женщин. Расшибать черепа ветеранам, добивать баррикад-ников, а потом вливать в себя огненную водку, запивая тоску. Так устроено государство миллионеров, что разжиревшие уроды, мерзкие горбуны, зловонные карлики, чьи подагрические пальцы усыпаны алмазами, на свои несметные миллионы покупают проституток, журналистов, политиков и этих статных русских бойцов. Кидают их на народ, защищая свои яшмовые писсуары.
Солнце, как электрод, горит над Москвой. Пекло на Охотном ряду. Колышутся красные факелы флагов. Люди двигаются, гудят, сходятся для коротких бурных дискуссий. "Свободу Милошевичу!" "Русскую землю русским крестьянам!" "Грефа на нары!" "Путин - ты Распутин!" "КПРФ - будь смелее!" "Ельцина - в Гаагу!" "Жидократы в Кремле!" "Коммунисты, вперед!" "Черная лампочка Чубайса!" "Аксененко, верни шпалы!" "У Немцова грудь Хакамады!" - множество плакатов, лозунгов, надписей на фанере, карикатур. Кого только нет. Фронтовики с женами едва идут, как былинки, трогательно помогая друг другу. Крепкие отставники-офицеры, иные в погонах, иные в камуфляже. Комсомольцы с мегафонами. Секретари райкомов с телефонами. Депутаты-коммунисты, среди которых сияет крепкий, круглый, как шар, череп Шандыбина, миловидная Астраханкина, деятельный и нервный Юрчик. Секретарь горкома Кувасв с мобильником связывается с Думой, справляется о ходе голосования. Бородатенький человек с двуглавым орлом на рубашке, с иконкой Спаса на шее. Другой, в шитой шелками шапочке, в черной хламиде, похожий на монаха, но с эмблемой Че Гевары. Участники баррикадных боев. Беженцы из Казахстана. Нищенка, словно черная тень, заклеила глаза бумагой, на которой слезная мольба. Все движется, меняется местами, начинает петь, скандирует, читает стихи. Этих лип не увидишь на телевидении. Не найдешь в передаче "Глас народа". Не обнаружишь в дискуссиях о собственности. Это исконные народные лица, исконные голоса. Надеются, наивно верят, страстно ненавидят, сотворяют мифы о своих и чужих вождях. Предсказывают, кликушествуют, оплакивают, взрываются негодованием. Доведенные до предела, готовы облить себя смолой и поджечь. Готовы мгновенно полюбить, возненавидеть, простить. Русский народ представлен на пикете, как он представлен на церковной паперти, на военной пересылке, на тюремном этапе, на деревенской посиделке и рабочем перекуре. И пусть здесь с коммунистами нет пока лимоновцев, нет скинхедов, нет анархистов и антиглобалистов, нет православных радикалов, поднимающих голос за убиваемый русский народ. Но уже есть анпиловцы, есть "Союз офицеров". Начинает медленно замешиваться будущее восстание, медленно бродят дрожжи в квашне грядущей революции.
В народ вкалывают отравленные иглы пропаганды. Вливают разноцветное пойло оглупляющих телевизионных программ. Отравляют алкоголем и СПИДом. Наводят дула орудий. Хотят, чтобы вместо живой жаркой крови по жилам людей текла жидкая лимфа, перемешанная с синим гноем.
Но этот пикет - как сгусток красных кровяных телец, бегущих по живым артериям несмиренного народа. Посмотрите на этот пикет, как на зеркало русской революции, и увидите в волшебном стекле, как горят особняки магнатов на Успенском шоссе. Как в паиике летят из Шереметьева самолеты, набитые ворами и преступниками. Как входит в кабинет Дерипаски рабочий с красным бантом, садится директорствовать в кресло алюминиевого короля.
Все еще только начинается, господа. Русская история не окончена. Россия заново прочитает Владимира Ленина. Заново продекламирует стих Маяковского. Народный лидер с трибуны съезда объявит: "Товарищи, Четвертая Русская Революция победила!"
На стыке Тверской и Охотного ряда, где, разделенные частоколом ОМОНа, сошлись путинские кенгуру и "красные" пикетчики, накаляется противостояние. Как две электрические спирали, нагревают тигель Охотного ряда. Молодежь выкрикивает короткие язвительные лозунги в поддержку убийственного закона. Многократно, яростно, вхо-Дя в транс, под дирижирование вожаков. Яростных чернявых диск-жокеев. Разбитных бабенок с круглыми бедрами.
Из красных рядов несется: "Банду Ельцина под суд!" "Меняем Грефа на Глазьева!" "Гитлерюгенд Путина!"
Путинская дискотека запевает какой-то рок, в два притопа, в три прихлопа. Раскачиваются в танцевальных ритмах, плещут над головой руками, страстно подергивают ягодицами и животами. В ответ из красных рядов: "Варшавянка", "Артиллеристы, Сталин дал приказ", "Война народная". Сражаются танцы, сражаются песни, сражаются лозунги.
Из молодежных рядов полетел помидор, шмякнулся на асфальт, забрызгав расквашенной жижей белую рубашку пикетчика. Из пикета взлетело куриное яйцо, разорвалось в воздухе и липким киселем пролилось на головы кенгуру. Минутная дуэль помидорами, яйцами. Пока не камнями, не бутылками с "коктейлем Молотова", не резиновыми пулями, как было у гостиницы "Мир" в 93-м, не пулеметными очередями, как в "Останкине", не танковыми снарядами, как на Краснопресненской набережной.
"Охотнорядцы" нового времени. "Красные", "синие", "черные", "пестрые". У каждого свой стиль, свой "политический театр". Каждый учится, нарабатывает методики для будущих схваток, совершенствуется в стойкости, непримиримости.
Молодежь завербована Еврейским конгрессом за пейджеры, мобильники, хорошие отметки в зачетной книжке. Ее натаскивают, как борзых собак, перед будущей настоящей охотой. Из этой веселой, жестокой, пепсиобразной, американовидной, путинофильской, чубайсоподобной молодежи выйдут будущие депутаты "Единства", будущие министры починки и матвиенки, будущие агенты политического сыска, новые бейтаровцы и старые, как мир, мерзавцы.
Сейчас они глумятся над стариками. Рыжая, толстобедрая оперлась на клюку, ходит перед рядами, имитируя пенсионеров, и ряды, воспитанные на "Московском комсомольце", счастливо заливаются. Вот двое надели на шеи пеньковые петли, в которых, как жернов, тянущий на дно, закреплена какая-то книга, то ли старый том Ленина, то ли Конституция СССР, то ли советский Уголовный кодекс.
Молодежь вошла во вкус противостояния. Ей подвозят бутылки с водой, сникерсы, пиццу. Вся она в непрерывном движении, как перистальтика жующего червяка. Начинает блестеть от пота. Из-под ее шеренги медленно выползают на асфальт вороха мусора. Раздавленные бутылки, пивные банки, обертки конфет, бумажные тарелки от пиццы. Политические экскременты. Это вызывает брезгливость. Мерзость этой молодежи не в том, что она участвует в политической борьбе, а в том, что она слепа, глуха, куплена, аморальна в своем противостоянии с отцами и дедами, включена в инфраструктуру миллиардеров, как включены в нее сутенеры, садовники, дворцовые архитекторы, спичрайтеры и тайные убийцы.
В красных рядах много импровизации, народной выдумки, политической самодеятельности. Но пусть сюда явятся патриотические художники, кукольники, музыканты, дизайнеры, режиссеры. Пусть от пикета к пикету, от митинга к митингу создают политический революционный театр, который исхлестал бы кистью, пером, яростной музыкой и игровой импровизацией сытые рожи буржуев.
Летят в воздух красные помидоры и куриные яйца. Разрываются на асфальте маленькими фонтанчиками ненависти.
Господа, вам весело, вы танцуете, но ведь это симптомы гражданской войны. Стук копыт Первой Конной. Стрекот тачанки. "Тяжелый рок" гаубичной артиллерии.