Ответ. Я бы сказал, что вы сами ответили на свои вопросы. Факторы, о которых вы говорите, конечно же, повлияют на референдум. Единственное, с чем я не согласен, это то, что российского крестьянина семьдесят лет отучали от земли. Исторически земля в России всегда была общинной, поэтому эти корни лежат очень глубоко. Я бы даже больше сказал - корни колхозов тоже лежат в общинном землепользовании, отсюда их стойкость, о которой вы говорите. Это будет еще одна насильственная ломка, если мы начнем распускать колхозы и совхозы, разделять их на фермерские хозяйства. Как-то я задал вопрос журналисту из США - он приехал книгу писать о нашей стране, объездил многие колхозы и совхозы, - что будет, если мы колхозы распустим? Он говорит: у вас будет катастрофа. Так что, согласитесь, крайности - вещь весьма опасная.
Что же касается сомнений, не дадут ли крестьянам землю неухоженную, на которой и расти ничего не будет, то опасность такая существует. Но, если вы заметили, в указе Президента СССР сказано: выделить земли, которые не используются, но там не сказано, чтобы выделялись плохие земли. У нас ведь много земель не используется в силу простой причины - некому их использовать, уехали люди. Есть у меня знакомый председатель колхоза, народный депутат СССР Спиридонов Михаил Васильевич. У него отличные показатели за прошлый год: 53 центнера урожая зерновых с гектара, 5 тысяч с лишним килограммов молока надоено на корову, рентабельность хозяйства очень высокая - 103 процента. Как-то говорю ему: давай попробуем ферму крестьянскую построить. Взял он финский проект, построил ферму на двадцать пять коров. Выделил возле села хороший кусок земли плодородной, завел стадо первотелок. И в первый же год получил надой 6 тысяч 200 килограммов на корову. На таких вот примерах будем обучать людей новым формам хозяйствования. Переменить психологию декретом, постановлением невозможно, здесь нужны конкретные, живые примеры.
Вопрос еженедельника "Союз". Поскольку будет проводиться референдум по земле, то должны ответить: "да" или "нет", согласны ли они с продажей земли в частную собственность. Мне хотелось бы знать, какую позицию в данном случае займет КПСС, за что она будет ратовать?
Ответ. На одном из пленумов Центрального Комитета, который рассматривал вопрос о переходе к рыночной экономике, была принята резолюция, в которой записано, что КПСС против частной собственности на землю. Мы полностью поддерживаем союзный закон о передаче земли во владение, пользование, с правом передачи по наследству. Считаю, что эта формула на данном этапе абсолютно правильная. Если говорить о российском законе, то он тоже с юридической точки зрения дальше этой формулировки не ушел.
Что такое собственность, кроме права наследования? Она имеет еще такую категорию, как купля-продажа. Так этой нормы в российском законе на ближайшие десять лет не предполагается. По истечении указанного срока, если будет принято решение, то продавать можно только местному Совету. Словом, юридическая основа для частной собственности и в этом законе не обусловлена.
Вопрос "Студинформа". Какая все-таки главная проблема обусловила нынешнюю неприглядную ситуацию в магазинах - недостатки в производстве сельскохозяйственной продукции, в ее распределении? Что, по-вашему, больше влияет на отсутствие товаров и с чем труднее будет бороться?
Ответ. Я бы ни то, ни другое главным не поставил, а поставил бы третье - инфляцию. Она сегодня достигла громадных размеров. В обращение запущена огромная масса денег, не обеспеченных товарами. Инфляция вызвала ажиотажный спрос. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и трудности в производстве и распределении сельхозпродукции. Недостатки, да еще при условии инфляции, вызвали нарушения и злоупотребления в распределительной системе. Не случайно был принят указ президента о рабочем контроле. Но поставить это в качестве главных причин я бы не решился. На первый план я все же выдвигаю инфляцию.
Вопрос газеты "Труд". Вы говорили здесь о безработице применительно к городу, а также о недостатке людей в деревне. Но известно, что в южных районах страны, как раз в аграрных, в сельской местности существует безработица. В связи с этим хотел бы спросить, повлияет ли проведение земельной реформы на расширение безработицы и появление незанятости в деревне, скажем в Центральной России?
Ответ. Я думаю, что на наш с вами век в Центральной России работы хватит всем. Действительно, нужны огромные усилия, чтобы обжить российское Нечерноземье. И нам не надо бояться, если сюда будут переселяться люди. Надо радоваться, если это произойдет. Но я не думаю, что массы ринутся сейчас заселять эти земли. Надо думать, как вернуть коренных крестьян, которые знают эти места, создать для жизни надлежащие условия. Сегодня деторождаемость в селе ниже, чем в городе. Такого никогда не было, особенно в русских селах. А раз такое положение, значит, будущее будет трудное. Нам надо думать не просто о сельскохозяйственном производстве, а думать о человеке. Мы слишком долго через призму куска мяса смотрели на аграрный сектор нашей экономики. Настало время смотреть через душу, через сознание, через условия быта и жизни, через культуру советского крестьянина.
Вот такой диалог провел член Политбюро ЦК КПСС Егор Строев с журналистами. Не правда ли, его позиция предельно реальна, откровенна и жизненна? Увы, референдум о земле так и не состоялся. Как и многое другое. Но вины Егора Семеновича в этом нет. Дело в том, что крыша над ЦК давно уже протекала, и не видеть этого было нельзя. Секретари ЦК оказались заложниками странно изменившейся ситуации, и хотя они продолжали действовать, эти действия были скорее по инерции. Почему над ЦК стала протекать крыша - это тема новых страниц.
Глава 11. Где и как я проводил отпуска
За шесть лет работы в ЦК КПСС я только однажды брал отпуск в летнее время. Обычно ехал на отдых в декабре - январе. Один, без семьи. Конечно, это трудно было назвать отдыхом.
Последний раз путевку на прежней работе брал в январе 1991 года - отгуливал отпуск за 1990 год. Так вот, днем санаторий "Пушкино" под Москвой за двадцать четыре дня пребывания я видел лишь дважды. Первый раз - когда приехал, и второй - когда уезжал из санатория. Это, конечно, не означает, что все двадцать четыре часа я пробыл взаперти, не выходя на свежий воздух. Выходил. Но только после девяти вечера. И гулял до одиннадцати.
Гулял, а в мозгу по-прежнему крутились сюжетные линии, ходы, высказывания персонажей. Кто-то плавал в бассейне, ходил на лыжах, играл в шахматы, просто бесцельно слонялся по санаторной территории.
Каждую зиму я привозил из отпуска двести - двести пятьдесят страниц машинописи. Плюс к тому десятки страниц публицистики, путевых заметок, размышлений, навеянных командировками. В поездках ведь приходилось встречаться с неординарными ситуациями и людьми, с уникальными документами, работать в архивах и спецхранах.
Иногда публицистическое выступление в газете или журнале давало больший результат, чем служебный отчет о пребывании в командировке. Кто читал отчет? Руководство - два-три человека. Газеты читали миллионы.
Увиденное и услышанное воплощалось и в книгах. Такие понятия, как "дружба народов", "чувство семьи единой", "СССР - единый народнохозяйственный комплекс", наполнялись осязаемым, конкретным содержанием. Я поражался, глядя на то, как моя маленькая белорусская деревушка, в которой я родился, район, область и вся республика связаны с самыми отдаленными уголками необъятной советской Сверхдержавы.
Знаменитое пушкинское высказывание о белорусах как о народе, "издревле нам родном", приобретало особую актуальность в годы, когда с приходом к власти Горбачева не только во многих республиках, но даже и в моей тихой Белоруссии вдруг все заклокотало и забурлило и на первый план вышла межнациональная проблематика.
Впрочем, судите сами.
Об этом уже не шепотом - во весь голос заговорили, не оглядываясь опасливо по сторонам. Чего опасаться, если вот они, растиражированные в миллионах экземпляров письменные источники, откуда почерпнуты сведения, считавшиеся когда-то крамольными. Был, был генерал НКВД, был самолет, на котором специальный посланец Сталина доставил в осажденный Ленинград секретный пакет Кузнецову.
От всемогущего вождя всех времен и народов - скромному, мало кому известному работнику, который в то время был только вторым секретарем Ленинградского горкома? В это не верилось даже мне, шестнадцатилетнему подростку-подсобнику, далекому от политики и ее запутанных лабиринтов, возившему из переплетного цеха на склад тяжеленные фуры с упакованными тюками книг. Что же тогда говорить о всезнающих взрослых с безукоризненной военной выправкой - их в цехе немало появилось после сокращения армии в начале шестидесятых годов. В основном это были старшины сверхсрочной службы, хотя попадались среди них и офицеры.
К станку не встал ни один. Правда, станков на полиграфкомбинате в прямом смысле слова не так уж и много: единственный ремонтно-механический цех на все предприятие. Но ведь были и печатный, и офсетный цехи, где требовались здоровые мужчины. Бывшие военные словно сговорились: попрятались по кладовкам, складам, бытовкам, прилипли к весовым. С наслаждением вспоминали прошлые времена: твердую руку Сталина, порядок и дисциплину, послушание подчиненных. С не меньшей охотой ругали Хрущева с его реформами, иронизировали над демократией и откручиванием гаек, пророчили провал всем новаторским начинаниям.
Какие из них были офицеры, не знаю, под их командованием я не служил, но уж очень тонко поддевал военных Яша. Фамилию его уже не помню, прошло несколько десятилетий. Это был высокий и очень худой мужчина лет пятидесяти. Жил в общежитии, семьи не имел. Трудился, как и я, рабочим-подсобником. У него было темное прошлое, поговаривали, что ему пришлось пережить не одну трагедию, даже смотреть на мир сквозь зарешеченные окна. Яша о себе никогда не рассказывал. Меня удивляло, что он совсем не пил. Наивный деревенский пацаненок, очутившийся в большом городе, я понятия не имел о пороке, еще более страшном, чем хронический алкоголизм. В начале шестидесятых о наркомании вслух не говорили, этого слова в нашем лексиконе не было.
То, что Яша употребляет наркотики, было для меня как гром с ясного неба. Просветила мастер нашего участка. Много раз Яша просил меня перенести латинские буквы названий каких-то дефицитных лекарств на чистый бланк рецепта с круглой печатью и фамилией врача. Я всегда выполнял его просьбы, потому что верил этому чудаковатому человеку, который относился ко мне внимательно и заботливо, по-отечески. Он говорил, что запас драгоценных лекарств в аптеке, откуда позвонила его знакомая, вот-вот исчерпается, надо быстрее бежать, а к врачу он уже не успеет. Спасибо мастеру, раскрыла глаза. Все, больше не буду, твердо заверил я ее, и слово свое сдержал. А Яша направился в другие цехи, где нашел таких же простоватых подростков. Одолеть латинское название лекарств самостоятельно было не в его силах.
Шибко грамотным Яша не был, это уж точно. А вот над отставниками он посмеивался, можно сказать, профессионально. Каким образом ему удавалось выведать биографические сведения об отторгнутых от привычной среды, недалеких, а то и вовсе примитивных людей, сказать трудно. Но бил прицельно, в самое уязвимое место.
- А кто это идет? Такой доступный, пешком и без охраны? - издевательски щурился Яша. - А, да это же сам товарищ старший лейтенант Гриценко. Подумать только, всего сорок пять лет - и уже старший лейтенант! Жаль, из четвертого класса исключили. Окончил бы семилетку - полковником бы стал!
На Яшу не держали зла и после серьезных выходок. Отставники относились к нему как к второсортной личности. Неудачник и есть неудачник. Кто такой Яша? На шестом десятке лет - подсобник, ни профессии, ни семьи. Яша при каждом удобном случае приставал к военным, заводил их, провоцировал на споры. Меня удивляло, что при общей слабой грамотности этот человек знал много такого, о чем не прочтешь ни в одной книге.
В те времена комбинатские политики в основном специализировались на темах, которые прежде считались запрещенными и о которых вслух начали говорить только после ХХ съезда партии. Репрессии Сталина и его окружения не сходили с уст. Почти каждому было что рассказать. Вспоминали своих близких, знакомых, односельчан, которых темными ночами выводили из домов, под рыдания жен и детей заталкивали в черные "воронки", и родные лица после этого навсегда исчезали.
У всех на устах были подробности гибели Кирова, о них поведал в заключительном слове на XXI съезде Хрущев. Однажды от Кирова разговор перекинулся к более близким временам, к началу пятидесятых, к так называемому "ленинградскому делу", вовлекшему в пучину репрессий немало других городов. По этому недоброй памяти делу к высшей мере наказания были приговорены ленинградские руководители Кузнецов, Вознесенский, Родионов, Попков, Капустин, Лазутин. Вот тогда Яша и произнес слова, от которых дохнуло тайной:
- Такого человека загубили! Представляете? Сорок первый год, Ленинград в блокаде, всеми командует Жданов. И вдруг специальный самолет из Москвы. Генерал НКВД от самого Сталина. Срочный пакет Кузнецову. В пакете несколько строк: не подведи, Алеша, на тебя вся надежда, город ни в коем случае не сдавать. И подпись - Сталин. Такого человека загубили…
На реплику одного из военных, что Кузнецов был не единственным, кто разделил трагическую участь расстрелянных видных партийных и государственных деятелей, Яша укоризненно покачал головой:
- В том и загадка, и парадокс, что Сталин хорошо относился к Кузнецову. Он даже намечал его в свои преемники - на должность генсека. Не улыбайтесь, это точные данные. Окружение Сталина не могло простить Кузнецову такого стремительного возвышения. Зависть, жажда личной власти сделали свое черное дело. О, Алексей Александрович был исключительным человеком…
- Откуда ты это знаешь? - подозрительно спросил отставник, строго вонзив взгляд своих оловянных глаз в лицо Яши. - Ты с этими сведениями не шути, они представляют государственный интерес. Как бы не очутиться в местах, куда Макар телят не гонял.
- Нашел чем пугать, - оскалился в усмешке Яша, показав вставные металлические зубы. - Испугал козла капустой. Двойной срок за одно и то же ныне не дают. А за то, что слишком много знал, свое получил. Сполна.
Назавтра, помогая подвести непослушную тележку под фуру, осевшую от тяжести книг, напомнил о вчерашнем разговоре:
- Не боись ни Бога, ни черта, ни человека. Боись больших тайн. Опасны они для здоровья, - хохотнул он, лязгнув вставными зубами.
Почувствовав реакцию на неприятную привычку, виновато произнес:
- Остались мои зубки на Магадане. Цинга, дружок, дама беспощадная.
В 1962 году я поступил в университет, с полиграфкомбината уволился и с Яшей больше никогда не встречался. Так и не знаю, кем же он был на самом деле. По некоторым деталям можно предположить, что он имел какое-то отношение к личности А.А. Кузнецова. Скорее всего его можно отнести к числу обслуживающего персонала - скажем, он мог быть работником гаража или загородного хозяйства. Из разговора вытекало, что он жил в Ленинграде и в Москве. Многого я тогда не понимал - немало интересного, что могло бы пролить свет на события, без следа проскользнуло мимо ушей.
Напрягая позднее память, вынужден признать с запоздалым сожалением: прояви я в те годы больше любознательности, польза была бы очевидной. Кабы старость могла, а молодость умела! Остается только вздыхать да упрекать себя. Ничего не заносил в блокнот, не вел дневник - неодолимая потребность в этом возникнет позже.
Жаль, конечно, да ничего не сделаешь. Пусть же ошибки нашей юности станут уроком для других. Ни дня без строчки! Записывать все, что увидел и услышал, что взбудоражило и удивило, встревожило и запало в душу. И непременно по горячим следам событий, пока увиденное и услышанное еще живет, беспокоит сердце и мысли. Рассказывал же Яша о Кузнецове, что он обжег свои крылья о кремлевский огонь?
Но так уж устроен человек, что однажды пережитое еще раз пережить ему не дано. Разве мог я представить тогда, в начале шестидесятых, что пройдет четверть века, и судьба сведет меня с интеллигентным мягким человеком зрелого возраста, и человек этот - Валерий Алексеевич Кузнецов, сын того самого Алексея Александровича Кузнецова, секретаря ЦК ВКП(б) и члена Оргбюро, в бытность которого вторым секретарем Ленинградского горкома, по рассказам Яши, к нему спецсамолетом прилетал генерал НКВД, личный посланец Сталина. Мы не просто знакомы с Валерием Алексеевичем, свыше года мне пришлось работать в ЦК КПСС под его непосредственным руководством, встречаться по служебным и личным делам по несколько раз в день. Кузнецов-младший очень похож на своего отца - внешнее сходство просто невероятное. В этом я убедился, увидев фотографию Кузнецова-старшего в реабилитационном деле.
Ни портретов, ни очерков об Алексее Александровиче не печатали, хотя официально он был реабилитирован вместе с другими партийными и государственными деятелями, проходившими по "ленинградскому делу" в апреле 1954 года. Шестого мая того же года в Ленинград приехали Н.С. Хрущев и тогдашний новый Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко, рассказавшие активу Ленинградской партийной организации правду о сфабрикованном на ее бывших руководителей деле. Краткие сведения о "ленинградском деле" и его организаторах содержатся в материалах XXII съезда партии, в частности, в выступлениях делегатов И.В. Спиридонова и Н.М. Шверника, занимавших в то время соответственно должности первого секретаря Ленинградского обкома КПСС и председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.
И.В. Спиридонов говорил:
- К так называемому "ленинградскому делу" от начала до конца кроме авантюриста Берии приложил руку Маленков. На совести Маленкова гибель ни в чем не повинных людей и многочисленные репрессии. На его совести унижение чести и компрометация Ленинградской партийной организации…
Аналогичная мысль звучала и в выступлении Н.М. Шверника:
- Маленков несет очень серьезную ответственность за грубейшие нарушения устава партии и революционной законности, допущенные по отношению к Ленинградской партийной организации в 1949–1952 годах.
Вот, пожалуй, и все сведения о "ленинградском деле", опубликованные тогда в массовой печати. Были, безусловно, и другие, но они имели общий характер, обкатанные формулировки, не содержали никаких подробностей.
Я долго ждал удобного случая, чтобы рассказать Валерию Алексеевичу о загадочных словах Яши. Но в самый, на мой взгляд, подходящий момент решительность оставляла меня: а вдруг неожиданно поставленный вопрос причинит боль? И я молча проглатывал подготовленные вопросы, утешая себя тем, что в следующий раз непременно заведу разговор на эту тему. Наступал очередной момент, и снова все откладывалось на завтра.
А назавтра в воздухе запахло командировкой. Куда бы вы думали? В Ленинград!
Вокзал в Москве, от которого поезд отходит в Ленинград, называется Ленинградским. В Ленинграде, куда прибывал, - Московским. Рационально, по-деловому. Знаменитая "Красная стрела", о которой не одну песню успели сочинить, тронулась с Ленинградского вокзала за две минуты до двенадцати ночи - голубая мечта командированных.