Милая мама, прошу тебя только одно: обо мне не убивайся, береги свое здоровье. Меня ты не вернешь, а здоровье потеряешь. Ведь ты одна. Надеяться не на кого. Возможно, когда и дождешься Дуси. Возможно, она счастливее меня. А мне, мама, наверное суждено погибнуть…
Милая мама, еще раз прошу: обо мне не беспокойся. Мне сейчас хотелось бы услыхать о тебе хоть одно словечко и о всех своих родных, а потом бы умереть покойно. Жаль мне тебя, милая мама.
Мама, передай привет тете Лене и детям ее Дусе, Вале Коле, тете Наташе и Наде, и Кате, и всем родным и знакомым. Мама, милая, писать кончаю и еще раз прошу: не убивайся, не одна я такая, нас очень много.
Писать кончаю. Дочка Оля.
Мама, а вдруг бы переменилась обстановка, и я бы вернулась. Как бы мы были счастливы. Но нет, мама, в жизни чудес не бывает.
Одно прошу, не беспокойся, береги здоровье и не жалей ничего.
Мама, я на апрель составила календарь и прожитый мною день зачеркиваю…"
Настал день, и Ольгу вывели из камеры. У виселицы офицер сказал по-русски: "Теперь можешь говорить все. Через минуту ты умрешь". И она использовала эту последнюю минуту жизни, она бросила в лица вашим подопечным, Пивоваров:
- Я Ольга Ржевская, русская, комсомолка и партизанка, ненавижу вас всем сердцем. Я боролась с вами как могла. И нас много… За меня отомстят. Скоро придет Красная Армия…
Офицер вышиб из-под ее ног табуретку, она повисла. Но ее тотчас вынули из петли, привели в чувство, чтобы через несколько дней расстрелять. У нее не было золотых часов, но были простенькие серьги. Их судьба неизвестна. Это все было напечатано 30 декабря 1943 года в "Комсомольской правде".
Вот, ваше святейшество, кого к лику святых-то причислять надо. А вы ― ни одного мученика самого тяжкого страдания России за всю историю. У вас― только свои по раз- норядке… А вы, Пивоваров, хотите, чтобы Ольга и ее мать увидели в вашем фильме хотя бы фрагмент о золотых часах генерала Ефремова?
Я надеюсь, вы понимаете хотя бы то, что все люди, включая Кулистикова и всех сотрудников НТВ, и съемочную группу фильма, и вас лично, смертны. И мне кажется, в надлежащий час тех работников администрации Тверской области, которые причастны к создания немецкого кладбища во Ржеве, во главе с Дмитрием Зелениным и вас с вашим начальничком следует со всеми почестями на этом кладбище и похоронить. Там же должны найти вечное упокоение и Горбачев, Чубайс, Гайдар, Абрамович, Потанин… Туда надо перезахоронить и Ельцина со всем кланом предателей.
КОВРОВЫЕ БОМБЕЖКИ НАРОДНОЙ ПАМЯТИ
Моя публикация в "Завтра" №№ от 9.11 и 12.09 вызвала в интернете около двухсот откликов читателей газеты. Соотношение числа тех, кто разделяет взгляд автора, поддерживает позицию газеты, и тех, кто против, примерно 3:1.Думаю, есть смысл приглядеться к некоторым откликам, отметить кое-что. Но надо иметь в виду, что иные читатели выступали несколько раз. Особенно активны противники, иные из них "брали слово" раз по 8―10. С противников я и начну, вернее, с того, что они пишут об авторе публикаций. Тут, пожалуй, особенно отчетливо видны их общий уровень, мера познаний, духовная устремленность, словом ― сама натура.
Серые, беззубые и глухие
Поражаюсь, до чего они изобретательны и одновременно тупы в поисках способов поношения нелюбезного им автора. Вот некий товарищ Volk уличает: "Этот "русскоязычный россиянин" Бушин не знает раличия (так в тексте.― S.6.) в словах "пожарник" и "пожарный". И впрямь не знаю. А в чем это "раличие"? С детских лет помню стишок:
Наш Кузьма пожарник старый.
Тридцать лет пушил пожары,
Падал с крыши двадцать раз,
И ему не в первый раз…
Да, удачно сверзился он с крыши и в 21-й раз. Тут вполне можно было сказать "Наш Кузьма пожарный", но подряд "рный", "рый"― плохо, поэтому― "пожарник". А в знаменитых воспоминаниях Авдотьи Панаевой, которые наконец решил прочитать, случайно встретил: "Во дворе копошились черные силуэты пожарных". У Федора же Васильевича Гладкова, моего старшего современника и благодетеля, герой говорит: "Я ― пожарник, а пожарник должен все видеть". Это в "Лихой године". Но в "Клятве" так: "Пожарные что-то бросали в огонь". То есть писатель свободно употреблял обе формы. Вот и думаю: видно, этот серый Volk тоже упал с крыши, но в отличие от Кузьмы, его собственная крыша не выдержала удара об землю и поехала… А кроме того, какое это имеет отношение к фильму А.Пивоварова? И ко мне, русскоязычному?
Товарищ Диагноз копает глубже: "В лице В.Бушина мы имеем субъекта(!) уникального(Н) по своей деструктивной(!!!) направленности…" И уже можно ставить ему диагноз: как и беззубый Volk, страдает глухотой к русскому языку. Автор с хорошим слухом сказал бы здесь примерно так: "перед нами человек редкой разрушительной направленности". Нынешние властители, не читавшие "Капитанскую дочку", ужасно любят такие слова, как "деструктивный", "контрпродуктивный", "транспарентный" и т. п. Ну и, естественно, мои противники, будучи прислужниками властителей, перенимают их заграничную манеру. Вот и Орфей: "статья контрпродуктивна". Да скажи ты по-русски: бесполезная, вредная, тошнотворная… Нет, не может. Так они капиллярно срослись с режимом. А ведь эти глухари тут же гвоздят меня за "несовместимость с русской литературной традицией". А они, серые, беззубые и глухие субъекты, "совместимы" и продуктивны.
Жидоискатели
Но это что! Это лишь предварительный диагноз. А дальше он уточняется, углубляется: "Русскоязычный смершевец Бушин в годы войны находился в рядах заградительных отрядов (сразу в нескольких! ― В.Б.), стрелявших в спину наступавших советских солдат…". Отменно! Только надо бы знать, что СМЕРШ, созданный 19 апреля 1943 года, и заградотряды, созданные летом 1942-го, имели разные задачи. Но спрашивается, в наступавших-то зачем стрелять? Как зачем? ― разъясняет Диагноз,― "чтобы не повернули вспять". Да ведь если укокошить наступающего солдата, то как он повернет вспять? Но Диагноз уверяет: такие расстрелы ― верный путь к победе. Что ж, признаться, я тоже разок пульнул. Было это, помню, в 1944 году под Ломжей. Увидел я одного шибко наступавшего и сразу из ППШ в спину… Подхожу. Лежит, не дышит. Спрашиваю: "Как фамилия?" ― "Ефрейтор Диагноз…" И испустил дух.
А внук его, интернет-писатель, продолжает: "У Бушина скромный перечень боевых медалей, ни одного ордена". Правильно. Всего две― "За отвагу" и "За боевые заслуги". Правда, есть и "Отечественная война", но это можно не считать. Почему так мало? Очень просто: в заградотрядах скупо награждали. За что там награждать-то? Наступающих в спину косили. Об ордене могу только повторить вслед за Васей Теркиным:
Нет, ребята, я не гордый.
Не загадывая в даль,
Так скажу: зачем мне орден?
Я согласен на медаль.
На медаль, и то не к спеху…
Да мне бы, как Теркину, и одной хватило. А у тебя-то, Диагноз, никак орден Победы и пять Золотых Звезд, как у Брежнева. И все мало! На чужие медальки заглядываешься.
Итак, "ни одного ордена. Поэтому (?) и в партию он вступил только в самые последние дни войны, когда была исключена возможность быть плененным и расстрелянным как коммунист или еврей, что с его библейским лицом было гарантированно". Вот он, главный-то пунктик!
Мамочка родная, ну зачем ты меня родила с библейским лицом! Вот и годовалый внук Ванечка ― вылитый пророк Моисей в младенчестве, особенно, когда на горшке сидит. А сестричка его Манечка? Ну, чистая дева Мария, когда в носу ковыряет!
Однако в партию я вступил не "в самые последние дни войны", а в январе 1945-го, но до последних ее дней был не членом, а лишь кандидатом. Кандидатов же, заглянув в их партбилет, немцы в плену расстреливали только тех, кто не платил взносы больше трех месяцев, а я всегда платил аккуратно. Что же касается возможности быть расстрелянным для членов партии, беспартийных и евреев, то, запомни, тупой жидоискатель, она сохранялась до последнего дня войны, а кое-где и дольше.
Хронический победоносец
Тут Диагноз-внук с целью уж полной дискредитации противника пивоваровского фильма передает слово "русскому писателю Станиславу Куняеву", в котором нет ничего библейского и смершевского. Вот: "Бушин никогда не давал повода упрекнуть его в том, что он поменял взгляды, оценки, убеждения". Это попытка представить меня идиотом, ибо только они таковы. А я, оставаясь русским коммунистом, менял взгляды и оценки на многое. Если ограничиться литературой, можно вспомнить хотя бы то, что долгие годы считал как бы эпохальный стишок "Прощай, немытая…" принадлежащим Лермонтову, но уже давно изменил взгляд: это не он. Или: приветствовал появление Солженицына, но, когда вылезло наружу его антисоветское нутро, естественно, и тут шибко изменил взгляд. Да и на самого Куняева ― тоже. И таких перемен могу привести немало.
А кукование продолжается: "В яростном желании победить соперника Бушин не брезгует ничем". Неужто ничем? Вот я знаю одного эстета, назовем его Кукушкин, который, не умея спорить и за отсутствием доводов, лезет на оппонентов с кулаками, даже на восьмидесятилетних старцев. Ну, если уж сорвался, нервишки расшалились, то стыдно же, извинись потом, тем паче ― ты же писатель, гуманист, либерал. Нет, он просто не понимает, что такое стыд, и дотошно информирует читателя о всех своих кулачные дискуссиях ― с Анатолием Передреевым, Василием Аксеновым, Станиславом Рассадиным, даже с иллюзионистом Игорем Кио… И с левыми, и с правыми, с единомышленниками и противниками. И всегда, говорит, я ― победитель! (ЛР № 7'09). Порой сразу после мордобития Кукушкин целоваться лезет. Вот подрались они с Аксеновым и "двинулись в буфет, взяли бутылку коньяка и долго изливали друг другу душу, мирились, обнимались…". Перемазали друг друга соплями… Правда, не так давно полез Кукушкин по привычке со своими волосатыми кулаками доказывать какой-то прогрессивный постулат одному молодому русскоязычному, но у того тоже кулаки волосатые, и он так врезал эстету, что пришлось вызывать "скорую помощь".
И снова Куняев: "Бушин может передернуть цифры, даты, факты, выдумать удобный для себя образ соперника и расправиться с ним, как расправляются с чучелами своих врагов шаманы диких племен". Мало им смершевца с библейским лицом, мало заградчика, стреляющего в спину наступающим, теперь еще и шаман! Но хоть бы один пример в подтверждение моего шаманства! Увы…
Я вовсе не говорю, что непогрешим. А вот Куняев однажды заявил мне: "Привыкни к мысли, что я всегда прав!" Но я, тупица, к сожалению, так и не привык к этой замечательной мысли. А неточности, ошибки, как у всех, кроме Куняева, встречаются и у меня, грешного, в частности, были и в этой статье при ее газетной публикации.
Смешной Кукушкин и бессовестный Кудышкин
Еще одно ку-ку Куняева: "Бушин прозаик никудышный, стихотворец никудышный…". Естественно, и критик никудышный. Может быть. Однако, это лучше адресовать, допустим, Александру Проханову, который печатал мои стихи, прозу, критику и говорил гран мерси: что ж, мол, ты печатаешь столь универсально никудышника!
Никудышность Бушина, уверяет Куняев-Кудышкин, "делает его идеологические обвинения в адрес Распутина, Ко- жинова, Солоухина смешными и бессовестными". Так ли, Кукушкин? Опомнись! И почему не называл ни одного "идело- гического обвинения"? Понимаю: потому что опровергнуть их не можешь. И при одной лишь попытке этого ты можешь оказаться в идеологической луже и опасаешься, что захлебнешься в ней. Поэтому трусливо молчишь. Это и есть "выдумать удобный для себя образ соперника и расправиться с ним, как шаман с чучелом".
Впрочем, никто из помянутых писателей ни по какой линии моим соперником не был. Все они талантливы, я никогда не ставил это под сомнение и критически писал не об их произведениях, за исключением стихов Солоухина, а о высказываниях, поступках, гражданской позиции в изменившейся исторической обстановке, проще говоря,― после контрреволюции.
Так, мое недавнее, если быть кратким, "идеологическое обвинение" Распутина состоит в том, что Советская власть наградила его орденами Ленина, званием Героя, и сейчас он частенько выступает в "Правде", украшенной орденами Ленина и Октябрьской Революции, но в то же время в других газетах называет эту революцию "подлой", а не так давно вместе с С. Ямщиковым подмахнул "Открытое письмо", в котором Ленин назван "душителем прогресса". Не по-геройски это― изображать себя недодушенным Советской властью. И я предложил Распутину хотя бы сдать в музей ордена Ленина и Звезду. Что тут смешного? Что тут бессовестного? Заурядный призыв соблюдать правила личной гигиены.
Вадим Кожинов неоднократно признавался в своих книгах, что в 60-е годы под влиянием бесед с Михаилом Бахтиным он пришел к отрицанию всего, что произошло в стране с 1917 года. Всего!.. И об этом ― сам!.. В посмертной статье о нем, стремясь дать его образ в развитии и возможно более всесторонне, я лишь напомнил об этом печальном факте. Что тут бессовестного? Что тут смешного? А Кукушкин хохочет, заливается и между приступами хохота выкрикивает, как горьковская Настенка: "Не было этого у Кожинова!.. Не было!.. Не могло быть!.." Я называю книги, указываю страницы, а он продолжает кататься по полу и хохотать.
Владимир Солоухин ― мой товарищ по Литинституту, и долгие годы мы оставались друзьями. Но после антисоветской контрреволюци он ― это было одним из самых тяжелых потрясений для меня ― оказался в лагере антисоветчиков: славил Ленина ― стал поносить не хуже Сванидзе, воспевал Советскую власть, партию ― принялся клеветать на них не хуже Радзинского и т. д. И я при его жизни выступил против него. Что тут не так с точки зрения шибко русских суперпатриотов?
Но пойдем дальше. Кто там еще? Вот некий Виктор, он тоже нашел, что сказать на эту тему: "Бушин уже критиковал за правду Виктора Астафьева и Иосифа Бродского". Верно, критиковал. Но за что? Астафьева ― за такую, например, правду. В Советское время в "Правде" он писал, будто соотношение наших и немецких потерь было 1:10, а при демократах в их газетах клялся, что 10:1. То есть, как тогда врал, как и потом. А уже в старости заявил: "Если снова будет война, я воевать за этот народ не пойду". Или вот о чем, по свидетельству Бориса Куликова, мечтал долгие годы: "День смерти Шолохова будет счастливейшим днем моей жизни". И это нельзя трогать? Ты и это защищаешь, Кукушкин-Кудышкин? Нет, боязно, и ты делаешь вид, что этого не было.
А Бродский возмутил тем, что в стихотворении "На смерть Жукова", так сказать, превышая полномочия, загнал маршала и всех погибших солдат Великой Отечественной в ад. Вы слышали, Виктор, что такое ад и кого туда Господь направляет? Если не слышали, то спросите у Орфея, он, как известно, спускался туда за своей Эвридикой.
Его ореол и мой ареал
Но вот самое главное ку-ку Куняева: "У Бушина никогда не было литературного ореола". О-ре-о-ла? А что это такое? И зачем он мне? И нимба у меня, горемыки, тоже, поди, нет? Хорошо зная Кукушкина, я думаю, что под ореолом он разумеет секретарскую должность в Союзе писателей, кресло главного редактора где-то, бесчисленные издания-переиздания, обильные ордена-премии и тому подобные дары волхвов со Старой площади… Да, ничего этого у меня никогда не было. А Кукушкин, называющий себя "вольным авантюристом", и секретарствовал лет десять или пятнадцать, и вот уже с благословения Е.КЛигачева больше двадцати лет сидит в кресле главреда, недавно еще одно кресло получил, и орденов-премий не счесть… Ну, полный ореол с нимбом!
Да, обидел меня Бог ореолом. Но ведь есть еще ареал. И в своем неизреченном милосердии Господь несколько утешил меня как раз ареалом обитания моих читателей, довольно обширным. Недавно был у них повод подать мне голос, и я ахнул: дружеские голоса раздавались от Камчатки (например, Ю.Шумицкий) до Гродно (Р.Белова), от Ленинграда (А.Си- монов) до Ташкента (А.Торопов), от Никарагуа (Е.Рунова) до Шанхая… Два последних голоса инда слезу вышибли. Ведь я обожаю никарагуанцев, а шанхайцы снятся мне по ночам! "Вот шанхайцы идут…" Радовало больше не то, что мое тихое имячко у них на устах (что, конечно, тоже бодрит), а тот факт, что, несмотря на наши сиротские тиражи, слово наше все- таки вон как далеко слышат.
Ну, уж коли вступил на стезю бессовестной похвальбы, то позволю себе еще одну нескромность― процитирую знакомого литературного никарагуанца. Только одного! Вот: "Всегда, когда читаю статьи Владимира Бушина, я хохочу, негодую, печалюсь и вообще считаю его блестящим публицистом" (Литературная Россия.14 мая 1993. Манагуа). Кто же это такой пламенный и столь давний мой почитатель? Вы не поверите;― Кукушкин, никто иной! Неужто тот самый? Тот, тот. Он печатается всюду― от Калуги до Манагуа. Интересно, будет ли хохотать, читая и эту статью, или только негодовать и кататься по полу? И еще вопрос: как же из такого всесторонне некудышного русскоязычного литератора получился "блестящий публицист"? Ведь в человеке все связано…
Лев Толстой и я, Никудышник
Вспомнив о моей просьбе к президенту запретить фильм Пивоварова, очень интересно пишет Михаил: "У Бушина на уме только "запретить", иначе он не умеет". Нет, умею. Например, книги Радзинского о Сталине и Сванидзе о Медведеве я предлагаю издать массовым тиражом, поставить по ним мультяшки, цирковые представления и даже дарить новобрачным в ЗАГСах, дабы все могли видеть воочию, что такое бесстыдство и тупоумие, бездарность и холуйство в химически чистом виде.
"Думаю, что Бушин,― продолжает гадать Михаил, ― в разное время написал немало писем в высокие инстанции, требуя что-то запретить. Интересно, что именно". Интересно? Скажу. Совершенно верно, писал и действительно в самые высокие инстанции. Но ведь в этом я всего лишь следовал примеру великого Толстого. Он писал и Александру Третьему, и Николаю Второму, и Столыпину… Требовал запретить то казни, то преследование иноверцев, то глумление власти над народом… Вот и я в меру силенок своих поспешал.
Например, когда в газетах появилась "Малая земля" Л.И.Брежнева, я написал ему, что надо запретить издание книги в таком виде, ибо в тексте немало ошибок и несообразностей. Ответа я, как и Лев Николаевич, не получил, но, в отличие от царских времен, все было исправлено.
А в "Литературной газете", когда Юрий Поляков еще и не читал ее, была как-то напечатана моя статья "Кому мешал Теплый переулок?" Суть ее состояла в требовании запретить бездумное переименование старинных городов и улиц, а также запретить придуманные имена Сталинграда, Твери, Петергофа и многих других городов.