Рассказов о том, как русские люди нанимали себе жилье в Париже, сохранилось немало. Ф.Н. Глинка в "Письмах русского офицера" вспоминает: "Мы въехали в старинные ворота Сен-Мартен. Дилижанс остановился в обыкновенном своем заездном доме. Нас высадили. <…> "Что вам угодно, милостивые государи! господа путешественники! что вам угодно?" – кричали со всех сторон прислужники за деньги. Нам надобен фиакр (карета) – и фиакр явился. Мы положили свои чемоданы и велели везти себя в улицу Ришелье, в Отель де Валуа, что против Пале-Рояля. <…> За три великолепно убранные комнаты, со всеми выгодами, с постелью, диванами, люстрами и зеркалами с нас берут 15 руб. в сутки [около 50 франков]. Это дорого, но так берут только с русских. Французы в обыкновенное время платят за такие квартиры вдвое меньше: и тогда это дешево! нас проводили в комнаты и забыли про нас! <…> В немецких трактирах иначе: трактирные служители входят очень часто к приезжему, предлагают свои услуги, спрашивают, не надобно ль кофе, пуншу и проч. и проч. Тут опять совсем другое: в доме, где отдают покои внаем, ничего не держат. За кушаньем, кофе и проч. посылать надобно своего человека в ресторации, кофейные дома и проч., а для всего этого и необходимо иметь лон-лакея [лакея из местных]".
А вот воспоминание дипломата Д.Н. Свербеева о его первом приезде в Париж летом 1822 года: "Из всех парижских гостиниц, нам по дороге предлагаемых, Норов [приятель мемуариста] решил остановиться в одной из самых дорогих, правду сказать, удобной по местоположению, в улице Риволи, против Тюльерийского сада. <…> Нас повели в роскошный апартамент rez de chaussée [на первом этаже] с великолепными коврами и бронзами и, не спрося о цене, Норов взял для себя гостиную, кабинет и спальню…" Но эта квартира оказалась для Свербеева слишком дорогой, и на следующий день он нашел в отеле "Испания" на улице Ришелье, против Королевской библиотеки, большую комнату во втором этаже, "очень удовлетворительно убранную, с альковом и небольшой уборной". Дипломат поселился в ней за 120 франков в месяц, а вскоре в тот же отель перебрался и его приятель Норов.
Н.С. Всеволожский приехал в Париж в сентябре 1836 года и сначала остановился в загородном доме своего зятя, француза Поля де Жюльвекура, а затем нанял "очень хорошенькую квартирку" на улице Кастильоне. Русский путешественник пишет: "Но домашние мои нашли, что окошки наши были под аркадами и оттого мало свету в комнатах. Итак, мы переехали на другую квартиру, в прекраснейшую часть города, близ нового храма Святой Марии Магдалины, в Королевской улице (rue Royale), близ бульвара, Тюльерийского дворца и площади Людовика XV, ныне Площади Согласия".
Андрей Николаевич Карамзин 22 декабря 1836/3 января 1837 года докладывал родным о своем опыте найма жилья в Париже: "Мы сперва хотели остановиться в hôtel Mirabeau rue de la Paix, но не нашли места и прибегнули к hôtel d’Orléans rue Richelieu, который рекомендовал мне Соллогуб". Через несколько дней Карамзин с приятелем "взяли квартиру" в доме 29 на улице Шоссе д’Антен, "в двух шагах от бульваров" (Карамзин называет эту улицу так, как она именовалась до 1816 года, – улица Монблана). Об этом жилье сын историографа пишет: "У каждого из нас по две комнаты и по одной для человека ( слуги ), и каждый сам по себе, что также приятно. У Долгорукого пышнее, и он платит 250 франков в месяц, у меня скромные, и я плачу только 120, что по здешним ценам очень дешево. Смирновы платят 1100, Полуектовы в третьем этаже 1400 франков в месяц!"
Что же касается упомянутой в письме Любови Федоровны Полуектовой (свояченицы П.А. Вяземского), то она, как мы знаем и по другим источникам, при выборе жилья в Париже действительно не скупилась. 11 декабря 1837 года А.И. Тургенев писал П.А. Вяземскому: "Вчера был у Полуектовой. <…> Она нанимает дорогую квартиру и платит 1100 франков в месяц! При всем том вход нечистый, темный, узкий, со двора, но комнатки уютные, светлые, теплые. Улица похожа на переулок, но вблизи Риволи и Тюльери. Дорог – квартал".
Иначе говоря, в сфере найма квартир, как и во всех прочих областях парижского производства и потребления, все зависело от того, в каком квартале города происходит дело.
Глава десятая
Благоустройство города.
Парижские памятники
Источники финансирования. Крепостная стена Откупщиков. Заставы. Крепостная стена Тьера. Благоустройство улиц. Новые тротуары и мостовые. Строительный бум. Освещение города. Каналы и мосты. Судьба памятников. Изменения топонимов
В эпоху Реставрации и Июльской монархии средства на благоустройство Парижа поступали сразу из нескольких источников. Дополнением к государственному и городскому бюджетам служили займы, а также уступка подряда на выполнение некоторых видов общественных работ (прокладка улиц в новых районах, строительство мостов, водоснабжение и газовое освещение) частным компаниям. Большим подспорьем служили также деньги, которые платили городу владельцы игорных заведений; впрочем, с 1838 года этот источник иссяк, поскольку в конце 1837 года парижские власти запретили в столице азартные игры.
Самой существенной статьей дохода была, как уже говорилось, пошлина на ввозимые в город продукты (octroi), прежде всего вино, водку (виноградный спирт), мясо и масло. Поэтому городские власти уделяли особое внимание ремонту крепостной стены Откупщиков, построенной в 1784–1787 годах. Она опоясывала Париж и закрывала доступ контрабандистам, которые желали доставлять в город товары, не платя пошлин. Именно в этой стене были проделаны ворота и возле них устроены заставы, где как раз и взималась пошлина за ввоз. Первоначально их было 54, в 1818–1855 годах восемь из них были закрыты, но зато открылись 9 новых.
Каменная стена Откупщиков длиной 24 километра и высотой 3,3 метра высилась там, где сегодня проходят бульвары Вокзальный, Огюста Бланки, Сен-Жак, Распая, Эдгара Кине, Вожирарский, Пастера, Гарибальди, Гренельский, улицы Ленотра и Франклина, проспект Клебера, улицы Лаперуза, Пресбургская и Тильзитская, Ваграмский проспект, бульвары Курсельский, Батиньольский, Клиши, Рошешуар, Ла Шапель, Ла Виллет, Бельвильский, Менильмонтанский, Шароннский, Пикпюс, Рёйи и Берси. С внутренней стороны вдоль стены шел "дозорный путь" шириной 12 метров, с внешней стороны – бульвар шириной 60 метров. Строить дома с внешней стороны ближе чем в ста метрах от стены было запрещено.
За четверть века, прошедшие со времени постройки стены Откупщиков, многие ее участки пришли в аварийное состояние: каменную кладку местами заменяли простые доски, некоторые павильоны на заставах были не достроены, другие разрушились. В течение эпохи Реставрации все эти изъяны постепенно были исправлены. Разрушенные павильоны застав, построенных в XVIII веке архитектором Леду, были заменены более скромными и функциональными постройками, провалы в стене заделаны. В ноябре 1829 года префект департамента Сена Шаброль докладывал Генеральному совету о результатах проделанной работы: "Крепостная стена окружает Париж единым кольцом. Взоры путешественников более не оскорбляет зрелище полуразрушенных застав, напоминавшее о днях бедствий и смут; теперь тех, кто въезжает в столицу, встречают не грубо сколоченные постройки, а прекрасные узорчатые ворота".
Особенно значительные работы были произведены в районе нынешнего Аустерлицкого вокзала: территория, на которой располагались деревня Аустерлиц, больница и тюрьма Сальпетриер, а также Вильжюифская бойня, в начале 1819 года была включена в состав Парижа (прежде она принадлежала коммуне Иври), и ее пришлось также обнести крепостной стеной.
В настоящее время из застав, построенных Леду, сохранились только четыре: застава Трона, застава Анфер на площади Данфера – Рошро, ротонда Монсо и ротонда Ла Виллет. А в конце 1830-х годов, пишет В.М. Строев, взору приезжающих в Париж представала такая живописная картина:
"Здания, составляющие заставы, выстроены по рисункам архитектора Леду, и были предметом частых похвал и частых порицаний. Хвалят их разнообразие и пышность, но порицают тяжелый вид, недостаток изящества и удобства. <…> Леду слишком пристрастен к колоннам, они у него принимают все возможные формы, даже четвероугольную. Колонны приличны обширному, важному зданию, храму, дворцу, судилищу, бирже; но к чему они в заставном доме, маленьком, уютном, в котором на главном фасаде пять, шесть окон, низенькая крыша, маленькое крыльцо. Такие постройки похожи на карликов, одетых в рыцарские доспехи, сооруженные для великана. <…>
Самая красивая застава на дороге в Нельи [Нейи] и называется Триумфальными воротами Звезды. Другая застава, называемая Тронною, и начатая в огромных размерах, до сих пор не достроена. На этом месте в 1660 году был воздвигнут трон, на котором Лудовик XIV и Мария-Терезия принимали поздравления парижского городского начальства. Две огромные колонны, в 75 футов вышиною, сооружены между двумя красивыми зданиями. Колонны видны за несколько верст и поднимаются над Парижем, как великаны. В прежнее время иностранные послы всегда въезжали в Париж через Тронную заставу; их хотели озадачить великолепием; теперь времена переменились и всякий въезжает, где хочет. <…>
Застава св. Иакова [Сен-Жак], за Люксанбургским дворцом, служит лобным местом. Близ нее казнят виновных и приговоренных к смертной казни. Печальная репутация этого места началась недавно; прежде казни производились на Гревской площади, в самом городе. Отдаленность нового места не мешает любопытным стекаться во множестве и смотреть на исполнение приговоров. Мелкая промышленность воспользовалась удобным случаем и завела тут лавки, лавочки, палатки, с кушаньем, вином и разными затеями.
Около Лоншанской заставы бывает гулянье, перед светлою неделею. Только в этом месте сбирается высшее общество, дамы в открытых экипажах, мужчины верхом. <…>
Застава Битвы получила такое пышное название вовсе не от сражений, которых близ нее никогда не было, а просто от звериной травли; поэтому ее правильнее называть по-русски заставою Травли . <…>
Застава в Клиши, простая и украшенная немногими колоннами, привлекает внимание русского воспоминаниями. Здесь дрались русские с французами 30 марта 1814 года. Взор беспокойно расстилается по равнине, на которой лилась русская, народная кровь; ищет могил павших воинов, но время унесло их благородные останки; на потоках крови выросла трава.
За Елисейскими Полями есть Франклинова застава. По смерти Франклина, Мирабо предложил надеть траур; Франция вняла голосу оратора и облеклась в одежду печали. Народ назвал новую заставу именем Франклина; это делает равную честь и Франции, и Франклину. Память таких людей должна быть драгоценна всему человечеству. Впрочем, французы не одним талантам оказывали подобную честь. Есть застава, названная по имени Ранпонно, харчевника, который умел приготавливать превосходный суп и жарить цыплят, и притом за дешевую цену. Ремесленники стекались к нему, вместе с богатыми банкирами и знатными офицерами. <…> Народ назвал его именем Риомскую заставу; прежнее название забыто, а имя харчевника перейдет к потомству. Франклин и харчевник на одной доске! Это может быть только во Франции!"
При Июльской монархии вокруг Парижа возвели новую крепостную стену, что стало возможно благодаря привлечению средств не только из городской, но и из государственной казны. Намерение построить эти новые укрепления возникло еще в начале 1830-х годов, причем поначалу речь шла о том, чтобы окружить Париж даже не сплошной стеной, а лишь отдельными крепостями. Однако в тот момент властям пришлось отказаться от своего намерения: уж слишком отрицательно восприняли его жители столицы. Злые языки утверждали, что правительство стремится защитить себя не столько от иностранных захватчиков, сколько от самих парижан, и строит бастионы и роет рвы потому, что боится мятежей.
Однако в 1840 году Адольф Тьер, став председателем правительства, счел необходимым вернуться к отвергнутому плану. В это время международное положение Франции ухудшилось донельзя. 15 июля 1840 года Англия, Австрия, Пруссия и Россия без участия Франции подписали в Лондоне конвенцию по восточному вопросу (о судьбе проливов Босфор и Дарданеллы). Благодаря этой конвенции Турция возвратила себе господство над Египтом; между тем Франция поддерживала стремление Египта к независимости. Фактически Франция была подвергнута остракизму со стороны всех европейских держав и, казалось, стояла на грани войны. В этих условиях 10 сентября 1840 года кабинет Тьера при одобрении короля принял решение о немедленном начале работ, даже не дождавшись согласия парламента. На строительство были выделены 13 миллионов франков.
Если стена Откупщиков защищала город от контрабандистов, то стена Тьера была призвана защитить его от военных атак. Поэтому, когда международная обстановка стала более спокойной и Луи-Филипп отправил Тьера в отставку, судьба новых укреплений опять оказалась под вопросом, тем более что, как выяснилось, денег на них требовалось не 13 миллионов, а в десять с лишним раз больше. В январе 1841 года этот проект наконец попал на рассмотрение палаты депутатов. Докладчиком выступал все тот же Тьер, а мнение его оппонентов блистательно выразил Ламартин. Он назвал запланированные укрепления новыми бастилиями и осудил правительство за намерение отгородиться крепостями от того самого народа, который привел его к власти: "Неужели революция забывается до такой степени, что требует бастилий! народных бастилий спустя полвека после того, как она прославила себя разрушением этого оплота деспотизма!"
Общественное мнение Парижа разделилось на два лагеря: противников и сторонников укреплений. Газеты пестрели сатирическими стихами и репликами (в большинстве случаев направленными против укреплений). Дельфина де Жирарден писала в своей еженедельной хронике: "Париж укрепленный означает Париж оглупленный". Однако, поскольку влиятельные политики знали, что король поддерживает постройку укреплений, 1 февраля палата депутатов приняла проект 237 голосами против 162.
В результате за пять лет (1841–1846) силами почти десяти тысяч рабочих были выстроены укрепления длиной около 39 километров. С внешней стороны вдоль 94 бастионов десятиметровой высоты шел ров шириной 15 метров, а за ним простиралась зона шириной в 250 метров, где было запрещено какое бы то ни было строительство. Изнутри вдоль крепостной стены (названной "стеной Тьера") шел дозорный путь, именовавшийся Военной дорогой (rue Militaire). Именно на его месте после 1860 года были проложены бульвары, названные именами наполеоновских маршалов. Внутри новой крепостной стены оказались территории 11 коммун департамента Сена, которые в это время не входили в состав Парижа, так как располагались вне крепостной стены Откупщиков: Отей, Батиньоль, Бельвиль, Шаронна, Ла Шапель, Ла Виллет, Монмартр, Пасси, Берси, Гренель и Вожирар. Официально эти "малые пригороды" вошли в состав Парижа только в 1860 году, поэтому, строго говоря, возведение укреплений происходило не на территории столицы. Однако эпизод этот – неотъемлемая часть истории Парижа не только потому, что он с самого начала вызвал у парижан повышенный интерес, но и потому, что возведение стены Тьера способствовало сближению "малых пригородов" с официально признанными округами Парижа и фактическому (хотя еще и не юридическому) формированию нового "большого Парижа". Крепостная стена Тьера была использована по назначению, в военных целях, только один раз, во время осады Парижа прусскими войсками осенью 1870 – зимой 1871 года; в 1919 году она была разрушена, и сейчас от нее сохранился только десяток разрозненных фрагментов.
Вернемся, однако, к Парижу внутри крепостной стены Откупщиков. Благоустройство улиц здесь было затруднено чрезвычайной теснотой старинных районов. Между тем движение в городе становилось с каждым годом все более оживленным, а потребность в расширении улиц – все более настоятельной. Однако для того чтобы расширить улицы, было необходимо снести многие дома, а для этого – выкупить их у владельцев. Средства для этого нашлись в городской казне только при Июльской монархии, и перестройка парижских улиц была начата Рамбюто, префектом департамента Сена, в середине 1830-х годов. Реформы Рамбюто стали предвестием тех гораздо более радикальных и более известных реформ, которые осуществил в середине XIX века, при Второй Империи, префект Оссман. Что же касается эпохи Реставрации, то в это время городской администрации оставалось лишь одно – требовать от домовладельцев, чтобы они сохраняли установленную законом ширину улиц при постройке новых домов, а старые перестраивали в соответствии с принятыми нормами. Домовладельцы, со своей стороны, использовали всевозможные предлоги для того, чтобы избежать перестройки своих домов, и потому за годы Реставрации площадь улиц увеличилась всего на 24,5 тысячи квадратных метров – в 20 раз меньше, чем было предусмотрено генеральным планом, утвержденным в 1819 году.
Городским властям эпохи Реставрации парижане обязаны не одним полезным нововведением. Начнем с названий улиц: с начала XIX века их писали на стенах домах краской, но к 1815 году многие из этих надписей стерлись. Поэтому в 1822 году на домах начали размещать темные стеклянные таблички в чугунных рамках с написанными белой краской названиями улиц, но и они оказались непрочными. Более надежный способ обозначать названия улиц был впервые опробован в конце эпохи Реставрации; это синие эмалированные таблички с белыми надписями, похожие на те, какие можно видеть на парижских домах и сегодня. Всеобщее распространение они получили при Июльской монархии, с середины 1840-х годов.
Другое, гораздо более важное новшество – тротуары, которые стали прокладывать в Париже по инициативе префекта Шаброля. Впервые тротуары появились в городе еще в 1780-е годы, однако даже к 1822 году их общая длина не превышала 267 метров; кроме того, они обрывались перед воротами особняков. А между тем уже тогда по парижским улицам ежедневно проезжало около 17 тысяч экипажей, так что пешее передвижение в городе становилось рискованным. Не случайно огромную популярность у парижан приобрели крытые галереи-пассажи, соединяющие две параллельные улицы; движение по ним было исключительно пешеходным, а крыша защищала посетителей от дождя (о пассажах подробнее рассказано в главе двенадцатой).
Устройство тротуаров наталкивалось на многочисленные трудности. Во-первых, платить за проведение работ должны были домовладельцы, которые, естественно, не торопились тратить свои деньги. Во-вторых, многие улочки старого города были слишком узкими (в среднем 4–5 метров ширины), и экипажи постоянно задевали хрупкие бордюры тротуаров и разрушали их.