Взлет и падение Лысенко
Книгу с таким названием написал Жорес Медведев. Уже то, что он лучший друг Солженицына, должно нас предупреждать о том, что он сделает все, чтобы не показать, почему взлетел Лысенко и кто его свергнул. Но специфика таких книг в том, что они не могут провести единой линии, поскольку их очень тяжело написать полностью без каких либо фактов. Поэтому, с одной стороны, по словам Медведева, получается, что Лысенко по наущению Сталина расправлялся с "истинными" советскими учеными - Вавиловым и пр. (Надо бы было Медведеву, конечно, ответить и на вопрос - зачем? Но он прямо на этот вопрос ответить не может, а косвенно пытается внушить мысль, что делали это Лысенко и Сталин просто так - от природной глупости.)
С другой стороны, если рассмотреть факты из этой книги (цитаты документов, статей, стенограмм), то ситуация выглядит иначе, чем в медведевском мифе о Вавилове и Лысенко.
Первое, что оставляют за кадром, - это разница в задачах Вавилова и Лысенко. Вавилов был только ученый, то есть человек, пытающийся найти скрытые закономерности в биологии. А Лысенко имел три ипостаси: он был руководителем всех ученых (президент ВАСХНИЛ); он был агрономом; он был ученым.
К этому нужно добавить, что на тот момент ген был гипотетическим объектом. Предполагалось, что есть "нечто", что несет в себе ответственность за наследственность. Лысенко этим "нечто" считал другое.
Но главное в том, что он оставался ответственным руководителем. И слово "ответственный" - не пустой звук, как сегодня.
Ему как руководителю, президенту ВАСХНИЛ ставилась задача поднять продуктивность гектара сельхозугодий СССР, задача в цифрах и сроках, задача заведомо невыполнимая, перепугавшая его предшественника на посту президента ВАСХНИЛ - Вавилова, но он брался ее решать, потому что именно решение этой задачи нужно было его народу. Он не мог выполнить задание на 100 %, да и никто не мог, но при нем продуктивность сельского хозяйства неуклонно росла. Увеличение производства хлеба и мяса, а не увеличение научных отчетов и научных конференций было его целью, и вместе с этим увеличением "взлетел" и Лысенко. Его одержимость была и причиной его падения.
Медведев пишет, что в 1956 г. якобы генетики начали открытую борьбу с Лысенко, написали против него около 300 писем и т. д.
То есть мы должны поверить, что люди, которые до сих пор занимались только доносами друг на друга и охотно свидетельствовали в суде против коллег, вдруг напали на "любимца" ЦК КПСС.
В книге Медведева даже упоминаний нет, что это Лысенко выступил против хрущевской авантюры "подъема целины" и что именно это и предопределило "храбрость" генетиков.
Лысенко предлагал деньги для целины вложить в традиционные хлебные российские районы, в улучшение их земель, в подъем их урожаев, а целину оставить скотоводству и не трогать до тех пор, пока не будут найдены и разработаны конкретные агротехнические приемы земледелия именно для этих районов. Он предупреждал, что хрущевская авантюра даст несколько урожаев, а затем приведет к эрозии почв и пыльным бурям. Именно за это его и убрали с поста президента ВАСХНИЛ. А с целиной именно это и случилось.
С 1947 по 1955 г. валовая продукция сельского хозяйства (с Лысенко, но без целины) возросла на 65 %, а с 1958 по 1965 г. (с целиной) - лишь на 10 %. Хрущев вынужден был вернуть в 1961 г. Лысенко в президенты, но ненадолго. Этот одержимый опять выступил, теперь уже против "кукурузного" идиотизма генсека, и был убран навсегда.
Таковы взлеты и падения выдающегося ученого и выдающегося Гражданина.
Лысенко никогда не подстраивался под власть имущих. Против вейсманистов-морганистов Вавилова он публично начал выступать в 1936 г., когда "любимцем партии" был Вавилов. Он требовал от ученых ВАСХНИЛ участвовать в создании советского хлеба, а они давали ему отчеты о размножении мухи дрозофилы.
(Эта муха является основным материалом для генетических экспериментов.) В 1939 г. Лысенко этот конфликт описал так:
"Если в указанный срок не будут получены эти сорта, будет сорвано хозяйственное мероприятие. Кто будет нести ответственность за этот срыв? Думаю, что не менделизм и не дарвинизм вообще, а в первую очередь Лысенко как руководитель Академии сельхознаук и как академик по разделу селекции и семеноводства.
Поэтому если бы менделисты, мобилизовав свою науку, дали хотя бы намек на то, как в 2–3 года получить сорт ржи и в 3–5 лет - сорт пшеницы, приспособленный к суровым сибирским условиям, неужели можно думать, что я бы от этого отказался?"
Если отойти в сторону от мифа и рассмотреть споры того времени в биологии, то это был конфликт руководителя, обремененного тяжестью народно-хозяйственных задач, и подчиненных, которые плевать хотели на эти задачи. Конфликт гражданина своей страны и орды паразитов, которые, обжирая страну, служили не ей, а некой "науке", причем брали себе право еще и определять, что именно страна в данный момент должна считать "наукой". И если называть гонения на этих ученых "лысенковщиной", то и сопротивление их этому гонению следует назвать "вавиловщиной".
Институт "Тихая жизнь" им. Н. И. Вавилова
Во всей книге Ж. Медведева нет ни единого примера высказывания Лысенко против Вавилова или других генетиков как таковых, он никогда не говорил о них как о врагах или глупых людях.
Нет ни единого подтверждения того, что Лысенко боролся с ними как с людьми. Он боролся с их идеями и там, где это и полагается делать, - в научных журналах, на конференциях и т. д.
Зато когда Вавилов писал на Лысенко доносы, то не стеснялся:
"Высокое административное положение Т. Д. Лысенко, его нетерпимость, малая культурность приводят к своеобразному внедрению его, для подавляющего большинства знающих эту область, весьма сомнительных идей, близких к уже изжитым наукой (ламаркизм)".
(Письмо наркому земледелия, 1940 г.).
Ишь какой Вавилов - культуру других определяет запросто и тут же донос о ней начальству! В книге Медведева нет ни единого примера открытых высказываний Вавилова против идей Лысенко в печати, а только так - письмом "куда надо". Кстати, во всех приведенных доносах Вавилова "куда надо" нет и намека, что Лысенко как-то мешает Вавилову работать.
Надо, наверное, напомнить и чем, собственно, занимался Вавилов. Его институт (Всесоюзный институт растениеводства) получал от правительства валюту и на эти деньги устраивал экспедиции во все страны мира для сбора семян культурных растений.
Эти семена должны были либо применяться в СССР для посевов сразу (главная задача), либо служить для скрещивания с другими сортами и получением того, что даст прибавку продуктов в СССР.
Полезность этой задачи не вызывает сомнений, поэтому и выделяло правительство Вавилову, даже в самые голодные годы, золото на 200 экспедиций в 65 стран.
Кроме этого, Вавилов в теоретическом плане разработал некую теорию "гомологических рядов" растений, которая, как утверждает Ж. Медведев, сродни таблице Менделеева. Правда, Медведев не разъяснил, кому и когда эта теория понадобилась. Это сегодня Вавилов гений, а в те времена его работа далеко не у всех биологов вызывала восхищение. Скажем, его бывший сотрудник А. К. Коль так писал о заграничных экспедициях Вавилова в журнале "Яровизация" еще в 1937 г. - за три года до освобождения Вавилова с поста директора ВИРа и ареста.
"Вавилов и его сотрудники, посещая Абиссинию, Палестину, Сев. Африку, Турцию, Китай, Монголию, Японию и другие страны, интересовались не столько отбором наилучших для Союза экотипов, как это делали американцы, сколько сбором морфологических диковинок для заполнения пустых мест его гомологических таблиц".
А три других биолога (Владимиров, Ицков, Кудрявцев) в том же 1937 г. оценивали работу Вавилова так:
"Страна затрачивала золотую валюту на ввоз из-за границы новых сортов, которые на поверку оказывались нашими же сортами, вывезенными из СССР…
…Экспедиции ВИРа поглотили огромные народные средства.
Мы не отрицаем значительного влияния экспедиций на развитие советской селекции. Однако необходимо сказать, что в целом собранная институтом мировая коллекция не оправдывает затраченных на нее средств. Работая над ней, институт дал стране вместо сортов, распространенных в производстве, сотни литературных монографий, ботанико-систематических описаний. Прочитать все эти монографии не в состоянии ни один селекционер Союза за всю свою, даже многолетнюю, жизнь".
Поскольку все это строки не из доносов "куда надо", а из открытой печати, то их авторы, надо думать, готовы были ответить за точность своих слов. Если говорить прямо, то, судя по этим фактам, Вавилов "золотую валюту" развернул на собственную славу открывателя "гомологического ряда" и на написание ничего не дающих стране диссертаций своих сотрудников, которые, однако, давали этим сотрудникам еще больше денег для личной сладкой жизни. А ведь задачей этого института было "дать хотя бы намек", как вывести зимостойкую рожь и пшеницу.
Что же оставалось Лысенко, как не скручивать в бараний рог этих "генетиков" и заставлять их работать на Родину? Но у Вавилова, надо думать, были обширные связи в ЦК, из-за чего эта критика никак на него не влияла, пока через три года, в августе 1940 г., он не был арестован как один из руководителей "Крестьянской партии" - партии, которая в свое время активно приглашала Запад к интервенции в СССР.
Конечно, можно эту история трактовать и в том духе, что, дескать, Сталин с Лысенко от безделья решили развлечься гонениями на генетиков. А можно и обратить внимание, что в биологической науке, к ее позору, не нашлось ни единого человека, который был бы столь предан Родине, а не своему карману, чтобы заставить всю эту вавиловщину работать на народ, как Лысенко, но в то же время больше бы разбирался в теории биологии.
Медведев пишет, что в 1948 г., когда произошел разгром генетики самими генетиками (не приведено ни одного факта, когда бы Лысенко лично дал команду закрыть хотя бы одну лабораторию или уволить хотя бы одного человека), особенно пострадал академик Шмальгаузен. Это характерная фамилия, поэтому я сразу вспомнил о нем, когда прочел в статье А. Алексеева ("Дуэль" № 4, 1996 г.), что научными консультантами Хрущева, подвигшими его на целинный и кукурузный подвиг, были Шмальгаузен, Заводовский, Жуковский и др. Это была победа вавиловщины, о которой она, правда, "скромно" умалчивает.
И уж совсем триумф вавиловщины мы видим сегодня, когда с начала перестройки руководителей СССР непрерывно консультируют академики "чистой науки" - полки наукообразных паразитов, тупых, ленивых, алчных и подлых. И нет уже на них ни Лысенко, чтобы заставить их работать, ни Сталина, чтобы посыпать эту вошь дустом.
Поэтому, отвечая своему оппоненту в дискуссии об Эйнштейне, я сказал, что не считаю Т. Д. Лысенко "неудобным для русофильской патриотии человеком. Это был враг "чистых ученых"".
Результаты триумфа вавиловщины
Итак. Был советский народ, производящий материальные блага. У этого народа изымалась огромная часть этих благ, и эта часть - добыча армии людей под названием "советские ученые".
До смерти Сталина, до убийства Берии, до отстранения Лысенко правительство еще предпринимало какие-то шаги, чтобы заставить эту армию своим умом создать какие-то ответные блага (знания), компенсирующие затраты народа.
Победа вавиловщины освободила "советских ученых" от этой задачи. Моральное обоснование их паразитизма - ученый, дескать, служит науке. Глупцам в правительстве этого оказалось достаточно. Марксистско-ленинские диалектики даже не задались вопросом - как же так? Кормит их народ, а служат они науке?
И тем более эти диалектики не обратили внимание, что то, что именно считать наукой, тоже определяет не народ, не законодатель, не правительство, а сами ученые.
Колхозник, который в результате своей работы получал не зерно, а неизвестно что, наказывался. Рабочий, который вместо детали делал брак, наказывался. А это наукообразное создание утверждало, что в науке отрицательный результат - это тоже результат и что за получение знаний, которые никому не нужны, народ обязан "советских ученых" не наказывать, а еще и доплачивать им за "ученое" звание.
Профессионал тот, кто может получить конечный результат.
Именно по этому результату оценивается профессионал во всех областях. Кроме советской науки. Там профессионал оценивается наличием ученого звания. Причем это звание присваивается не теми, кто пользуется результатами труда ученых, что имело бы смысл, а самими учеными. Организация советской науки, вавиловщины, - это шедевр государственной глупости.
Отныне любой глупец мог стать советским ученым, более того, ученому в отличие от рабочего даже не требовалось совершенствовать свой ум в процессе работы - требовалось совершенствовать только способы приобретения ученых званий. (Вспомните, с каким рвением эти ученые бараны разрушали СССР - свою кормушку.)
К настоящему времени "советские ученые" превратились в толпу с интеллектом, более низким, чем в целом общество. Об общественных науках, обо всех этих "философах" и "экономистах" и говорить не приходится. Возьмите даже более конкретные и точные науки.
Посмотрите на почти сплошь неграмотное, не способное думать поколение "пепси" - это ведь результаты нашей педагогики. Ими телевидение вертит, как дрессировщик в цирке ослами.
Каждый четвертый врач в мире - советский. Это что - видно по результатам?
Сорок лет свободно развивается генетика, и что от нее толку?
Может, она победила рак, дала нам устойчивые урожаи?
Физика астрономические суммы ухлопала под термоядерную энергию - где она?
Результат советской науки в одном - каждый четвертый ученый мира сидел на шее советского народа. Это ее единственное выдающееся достижение. Все остальные - куда более скромные.
А потом взрывается Чернобыльская АЭС, в конструкцию которой авторы проекта не заложили принципы, широко известные в технике как "защита от дурака". Что не дало им это сделать - преступная небрежность или интеллект вавиловщины?
Впрочем, сделать невинный вид и обвинить самих работников АЭС в трагедии у вавиловщины ума хватило. На это у нее всегда ума хватало.
Мне скажут - но не все же у нас в науке паразиты! Да, не все.
Но что это меняет? Ведь тем людям, кто добывал нужные для народа знания, а не ученые звания жилось в советской науке невыносимо. Они же там были как белые вороны - серая тупость не переносит тружеников, ненавидит их.
Закончу тему о борьбе Т. Д. Лысенко с вавиловщиной свидетельством наркома земледелия тех лет И. А. Бенеднктова.
"Я хорошо знал Трофима Денисовича Лысенко, его сильные и слабые стороны. Могу твердо сказать: это был крупный, талантливый ученый, много сделавший для развития советской биологии, в чем не сомневался и сам Вавилов, который, кстати, и двинул его в большую науку, чрезвычайно высоко оценив первые шаги молодого агронома. Ведь это факт, что на основе работ Лысенко созданы такие сорта сельскохозяйственных культур, как яровая пшеница "Лютенцес-1173", "Одесская-13", ячмень "Одесский-14", хлопчатник "Одесский", разработан ряд агротехнических приемов, в том числе яровизация, чеканка хлопчатника. Преданным учеником Лысенко, высоко чтившим его до конца своих дней, был и Павел Пантелеймонович Лукьяненко, пожалуй, наш самый талантливый и плодовитый селекционер, в активе которого 15 районированных сортов озимой пшеницы, в том числе получившие мировую известность "безостая", "Аврора" "Кавказ". Что бы ни говорили "критики" Лысенко, в зерновом клине страны и по сей день преобладают сельскохозяйственные культуры, выведенные его сторонниками и учениками. Побольше бы нам таких "шарлатанов"! Давно, наверное, решили бы проблему повышения урожайности, сняли с повестки дня обеспечение страны зерном. Успехи генетиков пока куда скромней - и не от этой ли слабости позиций, низкой практической отдачи крикливые обвинения своих соперников?
- И все-таки Сталин, судя по всему, благоволил Лысенко и недолюбливал Вавилова.
- Тут с вами, пожалуй, можно согласиться. С одной лишь оговоркой: Сталин обычно не руководствовался личными симпатиями и антипатиями, а исходил из интересов дела. Думаю, так было и в этом случае.
Не помню точно, кажется, в 1940 г. в Центральный Комитет партии обратились с письмом двое ученых-биологов - Любищев и Эфроимсон. В довольно резких тонах они обвиняли Лысенко в подтасовке фактов, невежестве, интриганстве и других смертных грехах. В письме содержался призыв к суровым оргвыводам по отношению к "шарлатану", наносящему огромный вред биологической науке.
Мне довелось принять участие в проверке письма. Лысенко, конечно же, оправдывался, приводил разные доводы, когда убедительные, когда нет, но никаких "контрсанкций" по отношению к обидчикам не требовал. Это был его стиль - не превращать науку в конкурентную борьбу с обязательным устранением проигравших. Он страстно, фанатически верил в свою правоту, испытывая подчас наивные надежды, что противники в силу неопровержимости фактов рано или поздно придут к таким же выводам и "сложат оружие" сами, без оргвыводов со стороны руководящих инстанций. "Вот видите, - сказал по этому поводу Сталин, органически не выносивший мелких склок и дрязг, характерных для научной и творческой среды. - Его хотят чуть ли не за решетку упечь, а он думает прежде всего о деле и на личности не переходит. Хорошее, ценное для ученого свойство".
И второй, весьма типичный для Лысенко факт. Когда арестовали Вавилова, его ближайшие сторонники и "друзья" выгораживая себя, один за другим стали подтверждать "вредительскую" версию следователя! Лысенко же, к тому времени разошедшийся с Вавиловым в научных позициях, наотрез отказался сделать это и подтвердил свой отказ письменно. А ведь за пособничество "врагам народа" в тот период могли пострадать люди с куда более высоким положением, чем Лысенко, что он, конечно же, прекрасно знал…
В научной полемике, которая разгорелась между ними в 30-х гг., Лысенко и его сторонники продемонстрировали куда больше бойцовских качеств, твердости, настойчивости, принципиальности.
Вавилов же, как признавали даже его единомышленники, лавировал, сдавал одну позицию за другой, старался сохранить хорошие отношения и с "вашими и с нашими", что у меня, например, всегда вызывало раздражение и недоверие - значит не уверен в своей позиции, боится ответственности. Думаю, что у людей, непосредственно руководивших в тот период наукой, были такие же чувства, хотя, конечно, в таких делах решать должны не эмоции.
Определенное малодушие и слабость проявил Вавилов и находясь под следствием, когда, не выдержав психологическою давления следователей, оговорил не только себя, но и других, признав наличие вредительской группы в Институте растениеводства, что, естественно, обернулось мучениями и страданиями совершенно невинных людей. Но об этом, правда, я узнал намного позже. В тот же период ни я как нарком земледелия, ни тем более Сталин во все перипетии борьбы между Лысенко и Вавиловым, в обстоятельства его ареста не входили…