Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино - Фёдор Раззаков 18 стр.


В 1940 году Раневская появится на экране дважды – вторым фильмом будет "Любимая девушка" (роль Марьи Ивановны).

Кто еще блистал на экране в тот период? Например, Валентина Ивашева (1915) с Киевской киностудии. Она прославилась главной ролью Груни Корнаковой в одноименном фильме 1937 года, после чего у нее было еще три центральные роли: Парася в "Сорочинской ярмарке" (1939) и Ольга Худенко в "Кубанцах" (1940). А в знаменитом фильме "Александр Невский" (1939) она исполнила роль новгородской девушки Ольги Даниловны.

Людмила Глазова (1907) начала сниматься еще в немом кино ("Хочу быть летчицей", 1928), но играла роли второго плана. Ее первая заметная роль случилась в 1936 году в знаменитом фильме "Вратарь" (она сыграла конструктора Анастасию Вальяжную). А в марте 1939 года на экраны страны вышел фильм-сказка "Руслан и Людмила", где Глазова исполнила свою первую главную роль – Людмилу. А в годы войны она запишет на свой счет еще две центральные роли: Ольга Таланова в "Нашествии" (1944) и старший лейтенант Катя Кутузова в "Небесном тихоходе" (1945). Последняя роль станет ее визитной карточкой на долгие годы.

Кстати, Глазова была ленинградкой, но на своей родной киностудии, "Ленфильме", снималась редко.

В "Небесном тихоходе" еще одну заметную роль (старший лейтенант Светлова) сыграет опять же ленинградка Тамара Алешина (1919). Она дебютировала в большом кино в 1940 году ролью Ирины в фильме "Приятели". А спустя год она вместе с Зоей Федоровой снялась в картине "Фронтовые подруги", исполнив в нем роль Зины Масловой.

Алешина станет женой актера Юрия Толубеева, а их сын Андрей тоже пойдет по актерской стезе, причем не менее успешно, чем его родители.

Грузинская актриса Тамара Цицишвили (1908) дебютировала в кино главной ролью Дарико в одноименном фильме (1937), а в 1939 году исполнила еще одну такую же роль – Маро в "Запоздалом женихе". На этом ее карьера в кино как исполнительницы главных ролей и закончится.

Такая же история случится и с Евгенией Голынчик (1913). Она дебютирует в эпизодической роли 1936 году в фильме "Сокровище погибшего корабля". Затем будут еще два эпизода в картинах "Девушка спешит на свидание" (1937) и "Соловей" (1938). Пока в 1939 году Голынчик не сыграет главную роль (Варя) в знаменитом фильме "Истребители". Увы, но это будет ее последняя большая роль в кино – следом опять пойдут одни эпизоды.

Иная история случится с Антониной Максимовой (1916). Она дебютирует в 1935 году эпизодом в фильме "Петербургская ночь". После чего сыграет две главные роли в фильмах "Зори Парижа" (1937; Катрина Миляр) и "Моряки" (1940; старший лейтенант Галина Зорина). И в последующем тоже не затеряется – сыграет не один десяток ролей в разных фильмах, в том числе и знаменитых. Например, в шедевре "Баллада о солдате" (1959) у нее будет роль матери Алеши Скворцова.

Тогда же начинала свою карьеру в кино и другая известная в будущем эпизодница – Валентина Телегина (1915). Ее "крестным отцом" в кино стал Сергей Герасимов, который тогда работал на "Ленфильме". Он снял ее в фильмах: ""Люблю ли тебя?" (1935), "Комсомольск" (1938; Мотя Котенкова), "Учитель" (1940; Степанида Ивановна Лаутина). В 1937 году Телегина окончила Ленинградский институт сценических искусств (1937), мастерскую все того же С. Герасимова.

В конце тридцатых было несколько актрис, которые исполнили одну-две главные роли, после чего затерялись в сонме других актрис. Например, Ольга Андровская (1898), блеснувшая в роли вдовы Елены Павловны Поповой в короткометражном фильме "Медведь" (1938), где ее партнером был Михаил Жаров. Фильм имел огромный успех и стал классикой. Однако после этого успеха Андровская в главных ролях больше не снималась, предпочтя карьеру в кино карьере в театре – она играла на сцене МХАТа.

Кстати, играя вдову в "Медведе", Андровская на самом деле была вдовой, в 1937 году потеряв своего супруга – известного актера Николая Баталова (сыграл главную роль в первом звуковом фильме "Путевка в жизнь", 1931).

Еще одна актриса из этого же ряда – Любовь Калюжная (1914), сыгравшая главную роль в фильме "Поднятая целина" (1939) – Лушку Нагульнову.

Или Анна Комолова (1911), блеснувшая в главной роли в фильме "Шуми, городок" (1940; шофер горсовета Галя). Больше главных ролей в ее биографии не было. Но она, как и О. Андровская, играла на сцене МХАТа.

Валентина Сырогожская (1912) была непрофессиональной актрисой и прославилась центральной ролью в фильме-сказке "Василиса Прекрасная" (1940; Василиса Прекрасная). Чуть позже она выйдет замуж за известного актера Евгения Тетерина (к этому моменту у нее уже было трое детей), с которым проживет 33 года.

Тамара Альцева (1911) в тридцатые годы исполнила две главные роли. В начале десятилетия ("Песнь о первой девушке", 1931 – Саня) и в конце ("Высокая награда", 1939 – Надюша). На этом широкая слава этой актрисы (она 35 лет прослужит в московском Ленкоме) закончится.

Из этого списка выделим Лидию Смирнову. Во-первых, она стала второй женой Владимира Рапопорта, после того как от него ушла Зоя Федорова (супруги проживут вместе 35 лет). Во-вторых, Смирнова оставила воспоминания о том, как ее пытался завербовать МГБ. Дело было в 1940 году, когда она прославилась главной ролью в фильме "Моя любовь" и была зачислена в штат "Мосфильма". Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:

"…Как-то раз я пришла на "Мосфильм", и мне сказали, что меня вызывают в первый отдел. Эти отделы существовали тогда при каждом учреждении. На "Мосфильме" это была комната, где сидел невзрачного вида мужчина. Он сказал мне:

– Мы хотели бы, чтобы вы нам помогали.

Я испугалась, занервничала:

– Что значит "помогала"?

– Сейчас столько разных разговоров. Вы бываете среди кинематографистов, творческих работников, нам бы хотелось знать, о чем они говорят.

– Я вряд ли способна на это. Я не смогу, не сумею.

– Ну и напрасно, вам же потом будет хуже.

Он меня откровенно запугивал. И я действительно испугалась. У меня дрожали руки, ноги.

– Можно, я подумаю? – сказала я, и он меня отпустил.

Проходит какое-то время – звонок по телефону. Мне называют адрес в районе Сретенки, переулок, дом, квартиру, куда я должна явиться.

– Зачем?

– Там вам и объяснят, зачем.

И опять в таком тоне:

– Вы обязаны прийти!

Снова угроза. Я пришла по этому адресу. Какой-то старик открыл дверь и провел меня в комнаты. Там была темная, мрачная, старинная мебель. Навстречу незнакомый мужчина:

– Не надо волноваться. Вы должны нам помочь. Сейчас очень много разных шпионов.

Я решила, что должна ловить какого-то шпиона.

– Что я должна делать?

Он говорит:

– Вы были, предположим, у кого-то дома. Кто там был? Там был Крючков, там был Иванов, Петров, Сидоров. Крючков говорил одно, Петров – другое, Сидоров – третье. Вот вы и напишите, что говорил Крючков, а что – Сидоров. Больше ничего от вас не надо.

Я совершенно обомлела:

– А если я откажусь, что со мной будет?

– Я вам не советую.

– А я все равно отказываюсь. Я отказываюсь, что бы со мной ни было. Я прожила не такую большую жизнь, но уже имела неприятности…

– Мы все про вас знаем. Мы все абсолютно про вас знаем.

– Ну хорошо, предположим, я вчера была у подруги. Неужели я должна запоминать, что она там наговорила, насплетничала?

– В каждой встрече обязательно есть нюансы, благодаря которым мы узнаем настроения в обществе. Вы вызываете чувство доверия. Почему вы не хотите помочь своему государству? А потом у вас откроется очень хорошая перспектива. Вы умная, красивая, пользуетесь успехом. Мы пошлем вас за границу, у вас все получится.

– Да я не смогу, я не способна.

– Способна, способна. Мы знаем всю вашу личную жизнь.

И все же я категорически отказалась. Я очень доверяла Калатозову и рассказала ему об этой встрече. Он сказал, что меня все равно взяли на учет. И еще, что в нашем обществе каждый третий – стукач…".

Здесь стоит более подробно рассказать о Михаиле Калатозове. Режиссер он был выдающийся, но здесь речь не об этом. Дело в том, что в его биографии есть моменты, которые указывают на то, что он мог быть связан с МГБ. Например, в 1934–1938 годах он был директором Тбилисской киностудии. А на такую высокую должность без одобрения чекистов попасть было просто нельзя. Ведь все директора были "завязаны" на первый отдел киностудии – чекистский. Например, взять историю со Смирновой. Если бы она, к примеру, согласилась сотрудничать с МГБ, то чекист из первого отдела способствовал бы успешному развитию ее карьеры на "Мосфильме" – она была бы не обделена ролями и другими благами. И, естественно, по этому поводу чекисту пришлось бы поддерживать непосредственный контакт с директором киностудии. И тот, не задавая лишних вопросов, выполнял бы все просьбы начальника первого отдела. То есть был бы посвящен в то, что у Смирновой и начальника первого отдела есть определенная связь. Либо любовная, либо агентурная. Короче, случайного человека директором киностудии не назначали.

Возвращаясь к Калатозову, отметим, что в те годы, когда он был директором Тбилисской киностудии, главой Грузии был видный чекист Лаврентий Берия. И когда в 1938 году его вызвали в Москву и сделали наркомом внутренних дел СССР, то следом за ним в Центр отправился и… Калатозов: он стал режиссером "Ленфильма", где директором был назначен, как мы помним, чекист Николай Лотошев.

Во время войны случился еще один характерный эпизод. В 1943–1945 годах именно Калатозов был назначен уполномоченным Кинокомитета в США, и это назначение тоже не могло случится без одобрения МГБ и лично Л. Берии – за границу, да еще в США, абы кого не отпускали.

Но вернемся к воспоминаниям Л. Смирновой:

"Началась война. Эвакуация, Алма-Ата. Совершенно незнакомый человек подходит ко мне и протягивает адрес:

– Завтра в семь часов вас ждут.

Я пришла, и снова началось:

– Мы очень нуждаемся, мы так нуждаемся в вашей помощи.

– Да я такая болтушка. Я не умею хранить тайны.

– Мы всё про вас знаем, всё-всё.

– Нет-нет, я не смогу, у меня не получится. Я одинока, я потеряла мужа.

– Так это хорошо, вы свободны, это нас устраивает.

Они думали, что я пойду на какие-то легкие связи, чтобы раздобыть для них информацию, намекали, что могут меня куда-то отправить. Очень тяжелый был разговор, я зрительно помню этот переулок, аллею тополей высоких алма-атинских, домик одноэтажный, кажется, деревянный.

– Значит, – говорила я, – я должна прийти в общество и ждать, когда кто-нибудь скажет что-нибудь антисоветское? Нет-нет, я ничего не смогу для вас сделать.

Больше меня не трогали. И в Москве, и в Ленинграде я все время ждала, что меня вот-вот вызовут, но Бог миловал.

Справедливости ради надо сказать, что я не чувствовала, чтобы меня как-то ущемляли. Может, люди в КГБ поменялись, а может, просто мне повезло…"

Смирнову и в самом деле ни в чем не ущемляли, и даже более того: ее приняли в партию, сделали секретарем парторганизации в Театре киноактера, а также она возглавляла актерскую секцию в Союзе кинематографистов. Короче, она была на хорошем счету у властей предержащих, и ей даже прощались многочисленные романы, некоторые из которых имели скандальный оттенок. Но эти скандалы не стали поводом к тому, чтобы, к примеру, лишить Смирнову партийного билета.

Вообще в агенты вербовались разными способами. Вот Смирнову, к примеру, хотели завербовать по-доброму – сделав ей прямое предложение. Она, по ее же словам, отказалась, и это нисколько не отразилось на ее профессиональной карьере. А вот Зою Федорову могли завербовать, и мы об этом уже говорили, либо поймав на компромате, либо пообещав некие блага в профессиональной сфере. Последняя версия выглядит более правдоподобно, поскольку очень скоро агент "Зефир" из информаторов была переведена в разряд агентов, которым доверяли весьма серьезные задания.

Итак, переехав в Москву, Зоя Федорова почему-то не пришлась ко двору московских киностудий. Чем же она тогда занималась, предоставленная сама себе? У нее тогда развивался бурный роман с летчиком Иваном Клещевым, с которым она появлялась на разного рода светских тусовках, где бывали и иностранные подданные, в том числе и из Германии. После августовского договора 1939 года в отношениях между двумя государствами начался своего рода "медовый месяц". Во всяком случае, внешне, поскольку "под ковром", как уже отмечалось, продолжала бушевать тайная война. Но внешний контур этих отношений был вполне доброжелательным и отвечал чаяниям советских людей. В те дни даже присказка такая появилась: "Спасибо Яше Риббентропу, что прорубил окно в Европу".

После августа 1939-го вновь открылись германские консульства в нескольких советских городах, а германское посольство в Москве увеличило число своих сотрудников еще на пару десятков человек. Москва даже согласилась, чтобы в посольстве появился новый атташе – по лесным вопросам, чего ранее никогда не было. Естественно, под видом дипломатов Берлин присылал шпионов, которые собирали информацию о различных аспектах советской действительности не только в Москве, но и по всей стране, благо передвигаться по Союзу иностранцам (особенно немцам) не возбранялось.

Однако параллельно немецким шпионам собирали информацию и советские разведчики, вроде того же Николая Кузнецова. Этим же занимались и представители советской творческой элиты, работавшие на ГУГБ и бывающие на светских вечеринках, где появлялись иностранцы. Не была исключением и Зоя Федорова, которая вместе со своим любовником-летчиком проводила время в обществе иностранных подданных. Короче, шла рутинная война спецслужб, которая иногда приводила к весьма неожиданным поворотам. Как, например, такому.

Как мы помним, актриса Марина Фигнер (та, что снималась с Зоей Федоровой в "Музыкальной истории") в 1940 году вышла замуж за "сталинского сокола" Рафаила Капрэляна. Вместе с ним она частенько бывала в клубе авиаторов имени Чкалова, где был прекрасный бильярдный зал, привлекавший к себе внимание многочисленных посетителей (среди них был и приятель Рафаила – сын Сталина Василий). И вот однажды, уже во время войны, Рафаил не вернулся на летную базу из очередного полета, сбитый немцами над Белоруссией. Выпрыгнув из горящего самолета на парашюте, Рафаил оказался на вражеской территории и был захвачен в плен. Далее послушаем рассказ Т. Дмитричева:

"…Перед допросом его сытно накормили и затем привели в комнату, где его ждал немецкий полковник. При виде вошедшего военнопленного на лице полковника неожиданно вспыхнула радостная улыбка, и, направляясь к нашему летчику с протянутой для пожатия рукой, немец на чистом русском языке обратился к нему со словами дружеского приветствия по имени и отчеству. Муж Марины, глядя на немца в форме полковника, обращающегося к нему по имени и отчеству по-русски без всякого акцента, пережил настоящий шок и не удержался спросить его, откуда ему известно, как его звать. Немец искренне расхохотался, довольный неожиданной встречей и тем эффектом, который он произвел на советского военнопленного.

Приветливо пригласив его сесть, полковник предложил ему вспомнить московский Клуб летчиков имени Чкалова предвоенных лет, где советский пилот вместе со своими друзьями-авиаторами регулярно играл в бильярд и где им готовил и выдавал кии скромный, почти незаметный, услужливый работник клуба. Наш пленный пытался вспомнить такого человека напряжением памяти, но это ему не удавалось, пока полковник не назвал ту сумму чаевых, которую советский пилот после каждой игры неизменно давал служащему клуба. Теперь он с ужасом осознал, что сидевший перед ним полковник был тем скромным служащим, в присутствии которого он сам и все другие летчики за игрой в бильярд неосторожно делились между собой всякими военными сведениями и секретами своей работы. Ему было трудно поверить, что этот служащий их любимого клуба, оказавшись таким прекрасным немецким агентом, сейчас сидел перед ним в этом неказистом здании в белорусской глуши и готовился его допрашивать как советского военнопленного.

Теперь, когда они оба узнали друг друга, полковник предложил допрашиваемому изложить всю интересующую его информацию, обещая за это, как старому знакомому, самые благоприятные условия нахождения в плену. Однако в ходе допроса наш пленный отказался давать какие-либо существенные сведения и был посажен до следующего вызова к полковнику в сарай, превращенный в импровизированную камеру задержания…"

В итоге летчик в одну из ночей совершил побег из сарая и добрался до партизан, которые. приговорили его к расстрелу, не поверив в рассказ, что он советский летчик. Спасло Рафаила опять же чудо – начальник отряда согласился передать в Центр радиограмму, которую составил летчик. И Москва подтвердила подлинность его слов. Он вернулся в столицу к вящей радости молодой жены, которая его уже успела похоронить. Но, видимо, какая-то трещина между ними вследствие этой истории все-таки произошла, поскольку спустя какое-то время супруги расстались. Причем в это же время прекратились и отношения другой пары "актриса – летчик" – Федоровой и Клещева, но это произошло вследствие совсем иных обстоятельств, о чем будет рассказано чуть позже.

На немецком направлении, или В воздухе пахнет войной

Специальный агент Лаврентия Берии. – Агент "Зефир" вне подозрений. – Гитлер рвется на Восток. – Был ли Александр Довженко агентом НКВД? – Зоя и Магда, или Рискованная игра. – Подготовка к войне

Итак, в начале сороковых возлюбленным Зои Федоровой являлся летчик-ас Иван Клещев, который был на восемь лет ее моложе. Жили они в новой квартире в доме 17 по улице Горького и хотя не были официально расписаны, но никаких особых забот в связи с этим не знали. Впрочем, по поводу последнего утверждения есть некоторые свидетельства обратного. Какие? Послушаем саму З. Федорову:

"Берия трижды принимал меня в здании наркомата внутренних дел по делу моего отца. Он принял меры по пересмотру его дела – и вскоре из-под стражи отец был освобожден. Берия, как я потом поняла, хотел использовать освобождение моего отца в своих гнусных целях.

Летом 1940 года он обманным путем пригласил меня к себе на дачу якобы на какое-то семейное торжество. Я согласилась поехать к Берии и даже захватила с собой подарок (деревянную собачку в виде сигаретницы) в знак благодарности за справедливое решение по делу моего отца.

В действительности на даче не было не только гостей, но и его жены. Я заподозрила Берию в неблаговидных намерениях. Но занимаемое им положение вначале рассеивало мои подозрения, однако, оставшись наедине со мной, Берия повел себя как окончательно разложившийся человек и пытался силой овладеть мной.

Спустя некоторое время Берия позвонил мне по телефону и в извинительном тоне повел со мной разговор о его нетактичном поведении на даче. В этом же разговоре он снова пригласил меня к себе на свою московскую квартиру на Малой Никитской улице. Вскоре за мной пришла машина, и я поехала к Берии. Но и на этот раз никаких гостей в квартире не было. Он преследовал ту же самую цель и вел себя так же, как и на даче: "нанайские игры" продолжались довольно долго, но я вырвалась от него и уехала домой…"

Назад Дальше