Великая княжна Анна Иоанновна
Жених для Анны Иоанновны сыскался за границей – это племянник короля Прусского молодой герцог Курляндский Фридрих Вильгельм. По обычаю, первой должна была выйти замуж старшая дочь. Почему выбор остановился на Анне – неизвестно, но можно предположить, что чем-то Фридрих Вильгельм не устроил Прасковью Федоровну, может, внешность невзрачна, может, государство маловато. Видимо, она решила подождать, когда Катюшке подыщут более презентабельного жениха. А царю было все равно – Анна или Екатерина, он решал свои государственные дела.
Здесь следует объяснить, какие именно дела царь решал. Несколько исторических сведений. Во-первых, что это за Курляндия такая? А это область Латвии к юго-западу от реки Даугава – ее левый берег. Исторически эти земли входили в состав Ливонского ордена. После его распада великий магистр ордена Готхард фон Кетлер признал протекторат над Ливонией польского короля. Это было в 1559 году. Курляндию магистр удержал за собой, и далее Курляндией правили Кетлеры. Столицей новой Курляндии сделалась Митава.
Шведы вторглись в Курляндию при дедушке нашего юного жениха – Якобе Кетлере. Сын Якоба – Казимир – правил шестнадцать лет, жил очень широко, роскошествовал сверх меры и вынужден был заложить часть герцогских земель. После смерти Казимира трон перешел к пятилетнему сыну Фридриху Вильгельму при опекунстве дяди его Фердинанда Кетлера.
С началом Северной войны Курляндия стала настоящим плацдармом. Она переходила из рук в руки то шведам, то русским. После Полтавской битвы, состоявшейся 27 июня 1709 года, Карл XII и Мазепа бежали в Турцию. Но война со Швецией продолжалась. Петр поспешил к Балтийскому морю. Дела на северном фронте тоже шли успешно. Курляндию занял фельдмаршал Шереметьев. В июне 1709 года сдался Выборг: "была устроена крепкая подушка Петербургу", как сказал Петр. В этом же году Шереметьев осадил Ригу, и она сдалась в июле 1710 года. Природные лифляндцы присягнули на верность царю, но за ними остались их привилегии и вольности.
В августе 1710 года русским сдался Пернау, а в сентябре – Ревель. Курляндия была полностью оккупирована русскими войсками, но Петр опасался, что Пруссия по-родственному захочет распространить в Митаве свое влияние. Формально Курляндия находилась под протекторатом Польши, но картина на военном театре была такова, что мнение короля Августа в данный момент никого не интересовало. Словом, России надо было закрепиться в Курляндии, этого можно было достичь, например, женитьбой на русской царевне. А может быть, Петр хотел этим браком упрочить добрые отношения с Пруссией, своей союзницей. Дипломатия тонкая вещь.
Переговоры о браке начались еще в октябре 1709 года. Петр был в Мариенвердене, там потолковал с королем Прусским. Герцогу оставалось только посвататься, что он и сделал. Потом написал царю проникновенное письмо. "Ваше Величество возъимели над мной милость меня сыном восприятии; того ради ублажаюся вашею отеческой милостивой опекою о благосостоянии моем, во всем, а особливо в том, что благодумное любочестие возъимеете очищением скоро последующим моих предков и прав…" и т. д. Нет сил продолжать, очень витиевато писали в XVIII веке. Вернее, переводчик был витиеват. Понятно, что герцог писал по-немецки.
Оставалось заключить брачный договор. Жених выставил свои требования. Главным условием договора был вывод из Курляндии русских войск. Также юный герцог требовал учредить комиссию для исследования обид, нанесенных русскими курляндцам. Кроме того, Россия должна была дать обязательство не вводить туда войска впредь, не взимать контрибуции, разрешить Курляндии нейтралитет в случае возникновения будущих войн. Ну а что касается приданого, то жених просил 200 тысяч рублей.
Петр согласился на эти условия, но денежное приданое обязался выдать по частям. Царь был скромным в быту человеком и деньги считать умел. Жена штопала ему носки, туфли он снашивал до дыр. После своей смерти он оставил в казне семь миллионов рублей – бешеная сумма по тем временам. Приговор герцогу был таков: 50 тысяч будут выданы сразу после заключения договора, еще 50 в день брака. А остальные будут выплачены после, но "в скорейшем времени". Деньги эти были выплачены с особой оговоркою. Причем из 200 тысяч собственно приданым были только 40, а 160 давались в долг на выкуп заложенных герцогом Казимиром земель.
Кроме того, жена герцога Курляндского должна была иметь в Митаве собственную православную церковь и свой двор. Рожденные в браке сыновья будут воспитываться в лютеранской вере, дочери – в православной греческой. Если герцог умрет, не оставив потомства, вдова должна была получить в собственность замок и содержание из расчета 40 тысяч рублей в год.
Договорились наконец. Бумаги были подписаны 10 июля 1710 года. Теперь жених и невеста могли обменяться письмами. Вот где пригодился Анне немецкий язык. "Из любезнейшего письма Вашего Высочества я с особым удовольствием узнала об имеющемся быть, по воле Всевышнего и их царских величеств, моих милостивейших родственников, о браке нашем. При сем не могу не удостоверить Ваше Высочество, что ничто не может быть для меня приятнее, как услышать ваше объяснение в любви ко мне. Со своей стороны уверяю Ваше Высочество совершенно в тех чувствах, что при первом сердечно желаемом, с Божьей помощью счастливом личном свидании предоставляю себе повторить лично, оставаясь между тем, светлейший герцог, Вашего Высочества покорнейшею услужницею".
Наверняка мать отредактировала это письмо и внесла в него соответствующие поправки, но сквозь обязательную шелуху этикета и подхалимажа проглядывает и подлинное волнение невесты. И хочется думать, что ей удалось на словах сообщить жениху о своих надеждах и получить от него явно выраженное благорасположение.
Герцог в сопровождении фельдмаршала Шереметьева прибыл в Петербург в августе 1710 года и был принят царем в буквальном смысле слова с распростертыми объятиями. Царская семья уже считала его родственником. Приезд его отмечался очень широко – знай наших! Петр не поскупился: пирам, балам, пикникам и всевозможным празднествам не было конца. И все время пили. Петр и сам любил это занятие, но себя держал. Зато придворные его должны были напиваться до скотского состояния. Бахуса надо было уважать! Небо сотрясалось от бесконечной пальбы и фейерверков. Каждый тост сопровождался 11 пушечными выстрелами. Где-то здесь среди веселящихся людей затерялась наша невеста. О чем и как она говорила с женихом, мы не знаем.
В сентябре в честь приезда герцога были произведены флотские маневры.
И наконец – свадьба. О ней возвестили заранее с большими церемониями. "Юрнал" пишет об этом событии 31 октября 1710 года чрезвычайно подробно.
С чего начать? Невеста была в бархатном белом платье-робе и длинной красной мантии, подбитой белым горностаем. Удивительно, как любили шкурку этого зверька европейские монаршие дворы. Голову Анны украшала богатая королевская корона.
Надо бы подробнее описать внешность невесты. Принцесса должна быть прекрасной, а историки упорно отказывают Анне Иоанновне в красоте. Но сохранилось описание ее наружности в бытность ее царицей. Она вошла на трон в возрасте 37 лет, по тем временам уже старуха, она была тучной, со следами оспы на лице, смуглой. Московские остряки называли ее "царицей престрашного зраку". Но есть и доброжелательные отзывы.
Неизвестный художник. Портрет императрицы Анны Иоанновны
Пишут, что она была высока ростом, на голову выше иных мужчин из свиты, что была статна и величественна, имела красивые глаза, но черты лица у нее были грубые. Одни руки были хороши и тонки. Еще пишут, что у нее была очень хорошая улыбка. Она очень украшала Анну, и та знала об этом. Известно также, что царица была приятной собеседницей, хорошо говорила, ценила правильную русскую речь. Леди Рендо, жена английского посланника, вообще находила царицу обаятельной.
Отнимем двадцать лет. Нашей Анне семнадцать. Рост при ней, смуглость тоже (почему-то в XVIII веке это считалось недостатком). Тучность убираем. Если старшую, Катерину, и в юности называли толстушкой, Анну никогда. Хорошая улыбка также не может появиться в 37 лет, улыбка штука пожизненная. Глаза прекрасны, черты лица еще не огрубели. Тонкие руки застенчиво придерживают фату… У нас получается вполне симпатичная юная невеста.
Однако по порядку. События развертывались следующим образом. 31 октября в девять часов утра государь, исполняя обязанности обер-маршала, в сопровождении свиты на шлюпках отправился в описанный нами дворец на Литейной стороне. На передней шлюпке немецкие музыканты играли в полную силу своего таланта. На второй шлюпке плыл Петр. Он был облачен в алый кафтан с собольими отворотами, грудь его украшал орден Андрея Первозванного на голубой ленте. На голове напудренный парик, в руках большой маршальский жезл, у которого на пестрых лентах висела кисть, украшенная золотом и серебром. Красиво? Да, еще серебряная шпага на серебряной же портупее у пояса. Журнал XVIII века подробно описывал царские церемонии.
Государя встретила хозяйка Прасковья Федоровна. Невесту сопровождали сестры, царственные тетки, статс-дамы и фрейлины. После присущих встрече церемоний все направились к шлюпкам, в которых дамы разместились в соответствии с их статусом. Обер-маршал, то есть Петр, подвел к шлюпкам жениха с его свитой. Жених был в белом, затканном золотом кафтане.
Пятьдесят богато разукрашенных судов! Размещались в них долго. Наконец поплыли. Понятное дело, если свадьбу организовывал сам Петр, то без шлюпок и плавания по Неве было никак не обойтись. Плыли во дворец Меншикова, который находился на противоположном берегу Невы, на Васильевском острове.
У дворца рота преображенцев под звуки музыки отдала честь прибывшим. Венчал молодых архимандрит Феодосий Яновский. Обряд происходил в полотняной походной церкви, размещенной в самом дворце. Жениху сущность обряда объяснили на латыни.
А дальше обед. Надо ли говорить, что он был роскошен! Столы были накрыты в двух залах – в одном не разместились. В первой, главной, зале сидели новобрачные под лавровыми венками. Опустим подробное описание всех присутствующих. Царь был очень весел, один тост следовал за другим. Каждое заздравное питье сопровождалось залпом из 41 пушки. Орудия располагались на плацу, а также на яхте "Лизетта", плавающей неподалеку от дворца.
После обеда – разговоры, пиво, мужчины курили трубки, и, конечно, танцы. Веселились до трех часов ночи, после чего Прасковья Федоровна отвела Анну в спальню. Позднее государь привел туда герцога Фридриха.
Свадьбу праздновали два дня. На второй день Петр приготовил для гостей диковинку. На столах стояли два огромных пирога. До времени к ним никто не прикасался. Когда все напились и наелись, государь собственноручно вскрыл пироги, и к изумлению всех присутствующих из них выскочили две разряженные карлицы. Восторги, смех! Карлицы с самым серьезным видом раскланялись и прямо на столе исполнили в честь новобрачных менуэт. Можно себе представить, в каком состоянии находились Анна и юный Фридрих. Вечером под руководством Петра на Неве был сооружен великолепный фейерверк с аллегорическими фигурами. После окончания действа молодые уехали в собственный дом. Можно было передохнуть.
Через три дня курляндский пастор благословил новый брак, прочитал соответствующую проповедь, а в воскресенье герцог устроил ответный пир. Но на этом дело не кончилось. Петр придумал новую забаву вполне в духе времени. Он устроил потешную свадьбу карлика с карлицей. До нас дошло подробнейшее описание и этой свадьбы. Как часто ощущается нехватка важнейших документов той эпохи, а тут, пожалуйста – известно даже имя жениха – Еким Волков. На свадьбу со всей округи, и из Москвы, собрали 72 карла и карлиц. Скоморошья свадьба в мельчайших подробностях при общем хохоте повторяла обряд Анны и Фердинанда. Венчание в церкви по православному обычаю, сам Петр держал над невестой-карлицей венец, потом на шлюпках все отправились во дворец Меншикова и в тех же залах сели за обеденные столы. Присутствовало все царское семейство, свита и многочисленные гости. Вот цитата из М. И. Семевского, который в свою очередь цитирует немецкого гостя ("Описание Петербурга 1710–1711 гг."): "Трудно представить себе, какие тут были прыжки, кривляния и гримасы! Все гости, в особенности же царь, были в восторге, не могли навеселиться, и смотря на коверкание и ужимки 72 уродцев, хохотали до упаду. У иного были коротенькие ножки и высокий горб, у другого большое брюхо, у третьего ноги кривые и вывернутые, как у барсуковой собаки, или огромная голова. Или кривой рот и длинные уши, или маленькие глазки и расплывшееся от жира лицо!" Постель карликов-новобрачных была устроена в опочивальне его царского величества. Государь, кажется, до конца хотел насладиться зрелищем.
Чем была эта вторая свадьба? Насмешкой, желанием показать, что брак племянницы с герцогом такой же несерьезный, как венчание карликов? Вряд ли… Шутки Петра, при всей его гениальности, были необычайно грубыми, примитивными, часто злыми.
После свадьбы молодые, предаваясь всевозможным увеселениям, еще два месяца пробыли в северной столице и, наконец, в январе 1711 года отбыли в Митаву. И тут случилось невероятное. Все произошло неожиданно и страшно. 9 января в 40 верстах от Петербурга, на мызе Дудергоф, герцог Фридрих Вильгельм Курляндский неожиданно скончался.
Ах, как не похожа реальная жизнь отпрысков царской фамилии на приключения тех сказочных принцесс и принцев, о которых мы с упоением читали в отрочестве и юности! История рассматривает их в лупу, все недостатки – и внешности, и воспитания, и характера. Эти принцы и принцессы не просто люди, они существа публичные, они и не люди вовсе, а шахматные фигуры. И уж если короли и королевы проигрывают партию, общественное мнение к ним совершенно безжалостно. О них пишут в черных или серых тонах, из всех дошедших документальных сведений выбирают заведомо негативные, а если не хватает этих сведений, то домыслят по своему усмотрению и навесят на человека ярлык, чем совсем размажут образ и смешают его с грязью.
О причинах смерти герцога Курляндского документы говорят уклончиво. Русские историки пишут просто: скончался от непомерного употребления крепких напитков, то есть с перепоя. Можно, конечно, предположить, что за пять месяцев пребывания в России герцог стал законченным алкоголиком. Но алкоголики вот так вдруг не умирают, на разрушение печени нужно время. Скорее всего дело было в алкогольном отравлении.
Поистине жаль восемнадцатилетнего герцога Курляндского. Где-то в европейских архивах хранится подробный отчет, как везли тело на родину, как тащилась в повозке за гробом молодая вдова, написано, конечно, где и когда были похороны. Русская историография об этом умалчивает. Неинтересно. Умер и умер – мальчишка, дурак, слабак! Как жестока история на расправу!
Мы мало знаем о первых годах жизни Анны Ивановны в Курляндии. Известно только, что она надеялась после траура вернуться в Россию. Петр запретил. Престол Курляндский занял бывший опекун покойного герцога – Фердинанд (последний из рода Кетлеров). Вдовствующая герцогиня Анна ему совершенно была не нужна. Оппозиция выступала и против Фердинанда, и против русской герцогини.
Еще мы знаем про Анну, что она не переносила спиртного. Видимо, ужасная смерть мужа произвела на нее сильное впечатление. Она жила в Митаве своим двором, ходила в свою православную церковь. Обещанное ей содержание во многом было фикцией. Вряд ли, конечно, герцогине приходилось считать копейки, но содержание двора требовало таких денег, что их не всегда хватало. А чтобы двор русской великой княжны и герцогини был беднее курляндского, допустить было нельзя.
30 июня 1712 года получил назначение ехать в Курляндию Петр Михайлович Бестужев-Рюмин (отец известных дипломатов Михайлы и Алексея Бестужевых, последний при Елизавете был канцлером России). Бестужев стал обер-гофмейстером двора Анны. Он ведал кассой и канцелярией герцогини, контролировал соблюдение этикета и т. п. Но главной задачей Петра Михайловича было не просто исполнение вышеупомянутой должности. Петр I послал его в Курляндию, как пишет С. М. Соловьев, "для охранения царских интересов". Бестужев находился при Анне неотлучно и со временем сделался фактическим правителем Курляндии.