"Русская наука в прошлом не пользовалась уважением царского правительства. Тогда учёный-одиночка работал в основном "на свою науку". Сейчас учёный работает на народ: он решает задачи гигантского строительства, он создаёт новую промышленность, новую технику. Впервые в нашей стране учёный стал подлинно государственным деятелем".
Кавалер трёх орденов Ленина, лауреат Сталинской премии 1941 года Алексей Николаевич Крылов знал, что говорил. Родившийся в 1863 году и скончавшийся в 1945-м, он имел все возможности сравнить старую и новую Россию. Крылов был адмиралом в царском и в советском флоте, был действительным членом Императорской Академии наук и Академии наук СССР, до 1917 года возглавлял Морской технический комитет, преподавал в старой Морской академии, а после Октября одно время ею руководил.
Так что сравнивать науку старой и новой России Крылов и его давние коллеги-учёные могли квалифицированно. Но и без того, невооружённым, как говорится, глазом было видно, что одно с другим не шло ни в какое сравнение - ни по объёму научных исследований и широте их тематики, ни по научным результатам.
Скажем, известный советский физик Сергей Фриш в своих воспоминаниях писал:
"Во второй половине 20-х годов советская физика быстро продвинулась вперед и во многих направлениях получила мировое признание. Эти успехи были вызваны не только возникновением большого числа щедро финансируемых институтов, но и широким общением советских ученых со всей мировой наукой".
То есть Фриш уже 20-е годы оценивает как бурный рост науки в СССР. Но в действительности в 20-е годы СССР ещё не мог финансировать науку так, как к этому стремился. Мощный количественный рост, который привёл к бурному качественному скачку, пришелся на те годы, которые белая эмиграция воспринимала как гибель России - на начало 30-х годов. Если в 1929 году научно-исследовательских институтов и их филиалов было 438, то к концу 1932 года - уже 1028.
Но и это был лишь разбег. В 1929 году страна имела двадцать тысяч научных работников, а через десять лет - почти сто тысяч.
Вот деталь новой жизни науки в СССР…
В 1928 году "отец советских физиков" Абрам Федорович Иоффе, пользовавшийся у Сталина большим авторитетом, организует I Всесоюзный съезд физиков. В Москву приехало тогда много иностранцев, среди которых блистали Дирак, Бриллюэн, Борн и Дебай. После недели московских заседаний съезд переехал по железной дороге в Горький, а оттуда на специально зафрахтованном пароходе его участники спустились по Волге до Сталинграда. Заседания продолжались на пароходе и в больших университетских городах Казани и Саратове. Из Сталинграда поездом перебрались в Орджоникидзе, а оттуда автомобилями - в Тбилиси. Там съезд официально закрылся, но большинство ещё поехало на море, в Батуми, и уж оттуда стали разъезжаться по домам.
Можно лишь удивляться тому, насколько остро большевики-сталинцы, и прежде всего сам Сталин, с его всего-то духовной семинарией, прошлым боевика, профессионального ссыльного и бегуна из ссылок, понимали необходимость для страны мощной науки. Не вообще понимали, а понимали практически! Ведь не сами по себе начали расти в СССР научные центры всего спектра знаний, а по постановлениям ЦК партии большевиков. Вот перечень только новых институтов только Академии наук СССР, образовавшихся только за пять лет - с 1930 по 1934 год: энергетический, геологический, палеонтологический, зоологический, химической физики, ботанический, генетики, географии, физиологии растений, физический, общей и неорганической химии, физических проблем, органической химии, математический, микробиологии, горючих ископаемых, биохимии, коллоидно-электрохимический, эволюционной морфологии и палеозоологии.
Одним этим блестящим перечнем можно бить наотмашь любого негодяя, пытающегося представить СССР 30-х годов как мрачную казарму или лагерь с заключёнными!
Страна жила действительно всё более человечной жизнью, Советская Вселенная всё более наполнялась смехом и умной работой миллионов. Вот тому очередное мощное по своей психологической и исторической убедительности подтверждение…
* * *
АНТОН Семёнович Макаренко начал работать над "Книгой для родителей" летом 1936 года, ещё в Киеве, а закончил её в Москве, в 1937-м, и в том же году она была опубликована вначале в журнале "Красная новь", а затем - отдельным изданием в Государственном издательстве художественной литературы. До смерти великого педагога и гуманиста оставалось чуть более полутора лет - Макаренко скончался 1 апреля 1939 года, в вагоне электрички, когда ему едва-едва исполнился пятьдесят один год.
Макаренко был выдающимся практическим гуманистом, и в этом качестве он всегда был настоящим коммунистом. Однако заявление о приёме его в члены ВКП(б) он подал лишь за два месяца до смерти - в феврале 1939 года, уже будучи знаменитым писателем, удостоенным в январе 1939 года ордена Трудового Красного Знамени именно за писательский труд. Не исключаю, что для многих окажется неожиданным тот факт, что практически всю свою сознательную жизнь Макаренко формально провёл вне партии. Но это - факт, лишний раз доказывающий - насколько Партия Советского Добра была многочисленнее ВКП(б) как таковой!
"Книга для родителей" Макаренко начинается так:
"Может быть, книга эта - дерзость?
Воспитывая детей, нынешние родители воспитывают будущую историю нашей страны и, значит, историю мира. Могу ли я на свои плечи поднять величественную тяжесть такой необъятной темы?..
К счастью, такая дерзость от меня не требуется. Наша революция имеет свои великие книги, но ещё больше у неё великих дел. Книги и дела революции - это уже созданная педагогика нового человека…"
Антон Семёнович всегда был скромен, хотя низко себя не ценил. Он не был склонен - в жизни - и к патетике. Но в литературе это был трогательный советский романтик и трезвый реалист одновременно. Он умел находить точные, мудрые и волнующие слова для оценки происходящего, и в "Книге для родителей", последней большой его работе, это проявилось очень ярко.
Макаренко подводил своего рода итог воспитательной работы двух советских десятилетий, и делал это со свойственными ему аналитичностью в соединении с поэтичностью. Он писал:
"Наша молодёжь - это ни с чем не сравнимое мировое явление, величия и значительности которого мы, пожалуй, и постигнуть не способны. Кто её родил, кто научил, воспитал, поставил к делу революции? Откуда взялись эти десятки миллионов мастеров, инженеров, лётчиков, комбайнёров, учёных? Неужели это мы, старики, создали эту молодёжь? Но когда же? Почему мы этого не заметили? Не мы ли сами ругали наши школы и вузы, походя ругали, скучно, привычно; не мы ли считали наши наркомпросы (Наркомпрос - народный комиссариат просвещения. - С. К. ) достойными только ворчанья? И семья как будто трещала по всем суставам, и любовь как будто не зефиром дышала у нас, а больше сквозняком прохватывала. И ведь некогда было: строились, боролись, снова строились, да и сейчас строимся, с лесов не слезаем.
А смотрите: в непривычно сказочных просторах краматорских цехов, на бесконечных площадях сталинградского тракторного, в сталинских (то есть в городе Сталино, бывшей Юзовке и нынешнем Донецке. - С. К. ), макеевских, горловских шахтах, и в первый, и во второй, и в третий день творения, на самолётах, танках, в подводных лодках, в лабораториях, над микроскопами, над пустынями Арктики, у всех возможных штурвалов, кранов, у входов и выходов - везде десятки миллионов новых, молодых и страшно интересных людей.
Они скромны. Они нередко мало изысканны в беседе, у них иногда топорное остроумие, они не способны понять прелесть Пастернака - это верно.
Но они хозяева жизни, они спокойны и уверенны, они не оглядываясь, без истерики и позы, без бахвальства и нытья, в темпах совершенно непредвиденных, - они делают наше дело…"
Это написано старшим современником эпохи - Макаренко родился в 1888 году и хорошо узнал жизнь ещё в старой России. А вот советский поэт Александр Прокофьев, о котором я уже упоминал, родился хотя и при "старом режиме", но значительно позже, в 1900 году. С девяти лет, как вспоминал сам поэт в 1964 году, он "потянул… крестьянскую и рыбацкую лямку". Учившись на медные гроши, поступив в 1913 году по большому конкурсу в Петербургскую учительскую семинарию, Прокофьев вынужден был её оставить - отца взяли на войну и надо было кормить семью.
Макаренко и Прокофьев оба родились "при царях", однако относились они к принципиально разным поколениям - разница в возрасте в десяток лет была для тех времён огромной! Когда крестьянский сын Саша Прокофьев неполных семи лет пошёл в сельскую школу в поморском рыбацком селе Кобона, молодой Антон Макаренко из потомственной рабочей семьи на Сумщине уже преподавал в Крюковском железнодорожном начальном училище. И поэтому то, что написал Макаренко о новой советской молодёжи, можно было в немалой мере отнести и к Прокофьеву.
Прокофьев писал в своей "Автобиографии":
"Шёл революционный семнадцатый год. Отец прибыл с фронта домой вместе с винтовкой. А через год, в первую Октябрьскую годовщину, я и отец определили свою политическую линию, вступив в сельский комитет сочувствующих коммунистам-большевикам. В марте 1919 года я уже был членом великой партии, а в октябре по партийной мобилизации сражался против банд Юденича…"
В 1920 году Прокофьев окончил Учительский институт Красной Армии имени Толмачёва и до 1930 года служил в армии. Писал стихи, не чуждые того "топорного остроумия", о котором с лёгкой иронией говорил Макаренко. Начинал Прокофьев, по собственному признанию, с таких вот "стихов":
У кафе на площади старуха.
И с нею ребёнок. Чей?
Так и дал бы в ухо, в оба уха,
Чтоб не думала просить у богачей…
Политически здесь всё было верно, а вот поэтически… Однако через несколько лет, в 1928 году, Прокофьев писал уже иначе:
Развернись, гармоника, по столику,
Я тебя как песню подниму.
Выходила тоненькая-тоненькая,
Тоней называлась потому.
На деревне ничего не слышно,
А на слободе моей родной
Лёгкий ветер на дорогу вышел
И не поздоровался со мной…
Тонкая лирика, полностью своя интонация… Вроде бы и похоже на Есенина, и в то же время - нет. Это стихи иного склада, чем нередкая есенинская слеза. В них нет надрыва, зато есть ощущение такой полноты жизни, которая возможна лишь в стране, где нет хозяев и слуг, а есть верные и надёжные соратники и друзья.
В 1929 году Прокофьев пишет прекрасное стихотворение "Товарищ", в 70-е годы ставшее прекрасной песней. И эти стихи проникнуты чисто советским энтузиазмом и отношением к судьбе и предназначению человека:
…А песня взлетела, и голос окреп.
Мы старую дружбу ломаем, как хлеб!
И ветер - лавиной, и песня - лавиной…
Тебе - половина, и мне половина!Луна словно репа, а звёзды - фасоль…
"Спасибо, мамаша, за хлеб и за соль!
Ещё тебе, мамка, скажу поновей:
Хорошее дело взрастить сыновей,
Которые тучей сидят за столом,
Которые могут идти напролом.
И вот скоро сокол твой будет вдали,
Ты круче горбушку ему посоли.
Соли астраханскою солью. Она
Для крепких кровей и для хлеба годна".Чтоб дружбу товарищ пронёс по волнам,
Мы хлеба горбушку - и ту пополам!
Коль ветер - лавиной, и песня - лавиной,
Тебе - половина, и мне - половина!..
Но ведь и Прокофьев не был ещё полностью продуктом советской эпохи! Его первое становление проходило за несколько лет до Октября, в год которого Саше Прокофьеву исполнилось, как-никак, семнадцать… А к концу 30-х - началу 40-х годов советское общество и Советская Вселенная пополнились миллионами молодых граждан, которые с момента рождения сразу же попадали на орбиты этой Вселенной.
В 1934 году Аркадий Гайдар написал повесть "Военная тайна", а в 1938-м закончил киносценарий по ней. В авторских ремарках к сценарию Гайдар давал ряд советов режиссёру-постановщику, где о главной героине - Натке Шегаловой говорилось так:
"НАТКА ШЕГАЛОВА - только что выросла. Человек она умный. У нее чувство лёгкой иронии, и оно проявляется не только по отношению к другим (что встречается часто), но и к самой себе.
Она культурная советская девушка - такая, каких сейчас ещё не так много, но зато через три-четыре года будет уйма".
Я в своих книгах уже цитировал эту запись Гайдара, потому что она, как и ряд других, признаюсь, излюбленных мной цитат, хорошо дополняет мои собственные мысли и выводы. И эта запись Гайдара подтверждает, что в конце 30-х годов в жизнь Страны Добра начали входить принципиально иные поколения энтузиастов социализма - и рождённые в СССР, и полностью Советской властью и советской школой воспитанные!
Подсчитаем! Если в 1938 году "кинематографической" Натке было примерно 17 лет, то её год рождения - 1921-й, год окончания Гражданской войны. Если мы будем иметь в виду Натку из повести 1934 года, то тогда её годом рождения надо считать 1917 год - год Октября. При любом варианте Натка с рождения - гражданка новой России. А тот, кто родился в 1923 году, был с рождения уже и гражданином СССР. Это о нём было написано в "Стихах о советском паспорте" Маяковским:
Читайте,
завидуйте,
я - гражданин
Советского Союза!
В 1942 году первым гражданам, рождённым в СССР, исполнялось 20 лет. То есть к 1942 году перспективную ситуацию в стране должны были определять молодые парни и девушки, полностью сформированные новым строем. На смену и подмогу поколениям первых энтузиастов приходило поколение детей первых энтузиастов.
И если в Советской Вселенной не было преград мечтам и дерзаниям отцов, то как далеко унесли бы и вознесли мечты и дерзания их детей!
В 1940 году посетителей главного павильона Всесоюзной сельскохозяйственной выставки - предшественницы советской всесоюзной Выставки достижений народного хозяйства (ВДНХ) СССР, ныне антисоветской властью уничтоженной, - встречала огромная надпись над входом в павильон:
"Завидую внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1941 году, идущую впереди просвещенного мира".
Виссарион Белинский,
1841 год.
Если быть точным, то Белинский в 1840 году писал так:
"Завидуем внукам и правнукам нашим, которым суждено видеть Россию в 1940 году - стоящею во главе образованного мира, дающею законы и науке, и искусству и принимающею благоговейную дань уважения от всего просвещенного человечества".
Но простим нашим дедам и отцам эту небольшую поправку в цитату классика! Судя по этой поправке, очень уж им хотелось в 1940-м поскорее оказаться в 1941 году хотя бы мысленно! Тогда ведь никто ещё не догадывался, каким станет для Страны Добра этот год, подвергший советских энтузиастов тяжелейшим испытаниям. И устремлённые вперёд, полные мирных мыслей, эти энтузиасты уже прикидывали - а как там будет при коммунизме.
* * *
И ЭТОТ вопрос - как практический вопрос - интересовал не только молодёжь и не только в Советском Союзе. 9 сентября 1927 года Сталин принимал рабочую делегацию из Америки. Это были в основном представители различных американских профсоюзов, и вопросов они Сталину задали немало - вполне острых. В конце встречи Сталин, между прочим, тоже задал делегатам ряд вопросов, и тоже вполне острых. Вопросы делегации к Сталину и вопросы Сталина к делегации были опубликованы в "Правде" № 210 за 15 сентября 1927 года. И последний, 12-й вопрос американцев был таким: "Можете ли вы вкратце дать нам характеристику будущего общества, которое коммунизм пытается создать?"
Ответ Сталина был настолько внятен, точен и однозначен, что я приведу его почти полностью:
"Общая характеристика коммунистического общества дана в трудах Маркса, Энгельса и Ленина. Если дать вкратце анатомию коммунистического общества, то это будет такое общество: а) где не будет частной собственности на орудия и средства производства, а будет собственность общественная, коллективная; б) где не будет классов и государственной власти, а будут труженики индустрии и сельского хозяйства, экономически управляющиеся, как свободная ассоциация трудящихся; в) где народное хозяйство, организованное по плану, будет базироваться на высшей технике как в области индустрии, так и в области сельского хозяйства; г) где не будет противоположности между городом и деревней, между индустрией и сельским хозяйством; д) где продукты будут распределяться по принципу старых французских коммунистов: "от каждого по способностям, каждому по потребностям"; е) где наука и искусство будут пользоваться условиями достаточно благоприятными для того, чтобы добиться полного расцвета; ж) где личность, свободная от забот о куске хлеба и необходимости подлаживаться к "сильным мира", станет действительно свободной.
И т. д. и т. п.
Ясно, что до такого общества нам ещё далеко…"
Это не весь ответ, и не всё, что я хочу из него привести, однако я прерву цитирование, чтобы сразу обратить внимание читателя на ряд моментов.
Во-первых, Сталин не становился в позу великого мыслителя (хотя он им, безусловно, являлся) и скромно начал ответ со ссылок на основоположников современного социального анализа.
Во-вторых, Сталин был точен в выстраивании приоритетов, каждый последующий из которых системно вытекал из предыдущего.
В-третьих, Сталин тонко возвратил свою аудиторию к европейскому первоисточнику знаменитого принципа распределения материальных благ, "на корню" убивая возможные попытки упрекнуть русских коммунистов в идеализации ситуации…
В-четвёртых, в подпункте "ж" Сталин блестяще сформулировал взаимосвязь между материальной свободой (но - свободой труженика, а не рантье или эксплуататора) и духовной свободой личности, без которой коммунизм невозможен!
Наконец, Сталин спокойно и честно сообщил всему миру (ведь его ответы так или иначе стали известными всему миру!), что построение коммунистического общества - дело не завтрашнего дня.
Однако далее Сталин так же чётко сформулировал и перспективу:
"Таким образом, в ходе дальнейшего развития… будут складываться два центра мирового масштаба: центр социалистический, стягивающий к себе страны, тяготеющие к социализму, и центр капиталистический, стягивающий к себе страны, тяготеющие к капитализму. Борьба двух этих лагерей решит судьбу капитализма и социализма во всём мире".
Поразительно то, что в публичном выступлении Сталин не побоялся фактически признать, что социализм может и не победить в мировом масштабе - если народы мира окажутся его недостойны. И в то же время Сталин честно предупредил о неизбежности борьбы.
Это было сказано в сентябре 1927 года. А через без малого пятнадцать лет после их произнесения борьба двух лагерей вступила в свою наиболее жестокую, решительную и разрушительную фазу за всю историю противоборства этих двух лагерей - 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война.