Но не только иностранная оккупация украинских земель привела к всплеску национализма: существенную роль в этом сыграло международное коммунистическое движение, с 1917 г. управлявшееся и финансировавшееся преимущественно из Кремля. Для украинцев это среди прочего означало лишь одно: что очередная московская империя пытается поработить их так же, как и все остальные, но под прикрытием коммунистической идеологии. Понятными в этом смысле кажутся определения Яневского, который считает, что "история нашего (и не только нашего) народа в XX веке доказала, что коммунизм есть абсолютное зло. Злом, хоть и относительным, является и национализм - со слюнями ли во рту, или с "патриотическим" блеском в глазах. Или с топором в руке" [выделено Яневским. - А. А-О].
Но вернемся к архивам коммунистического подполья в Польше в 30-e гг. прошлого века. В архивном документе под заголовком "На фронте национально-освободительной борьбы" сообщалось, в частности, что "результаты хищнического хозяйствования ярче всего выступают на примере западной украинской трудящейся деревни, которая в результате налогов, штрафов, ростовщических долгов, голода земли, феодальных форм эксплуатации и т. п. обречена на постоянный голод. Однако тяготы, установленные оккупантом, не уменьшаются… С 1930 г. введено в Польше 18 новых налогов, кроме того некоторые из них возросли в 5, а даже в 7 раз… еще более значительную роль играют штрафы, которые взимаются под любыми предлогами, например за то, что уборная слишком чистая… в сумме 50–70 зл. с целью отпугнуть крестьянина от участия в революционной борьбе". Из этого же архивного материала становятся очевидными и размеры подавления поляками украинской национальной культуры:
"Из украинских школ остались только крохи. Из общего числа 3128 школ в 1918 г. до 1932 г. осталось не больше 500 школ, причем а) Холмщина, Полесье, Волынь не имеют ни одной украинской школы. б) Большинство школ формально украинских фактически польские, имеют польский учительский состав и т. п. / Циркуляр министерства от 30/Х-28 явно констатирует, что "все начальные школы как государственные, так и частные на всей территории польской республики… являются в полном смысле этого слова польскими школами. О других школах в польском государстве не может быть речи"".
Вместе с тем польские оккупанты, по свидетельству того же коммунистического источника, основывали "с помощью петлюровцев и другой контрреволюционной сволочи организации, в которые пытается привлечь массы, обещая им всякие льготы, отмену штрафов и т. п.". И здесь, конечно, возникает явное противоречие, происходящее из того, что если для украинского националистического движения образ Симона Петлюры был изначально символом устремления к государственной независимости, то польские власти не признавали за оккупированными землями Украины никаких прав на самоопределение.
Не стоит забывать, что восточные земли Украины с 1920 г. оккупировали еще и Советы: промышленность и сельское хозяйство на этих землях так же безжалостно эксплуатировались, а национальная культура и самосознание украинцев подавлялись в не меньшей степени, чем в оккупационной зоне поляков. Жесточайшим проявлением этой безжалостной эксплуатации стал голодомор 1932–1933 гг. Не удивительно поэтому, что печатный орган Украинской военной организации (УВО - предтечи ОУН) "Наш курьер" в номере от 18 июня 1933 г. следующим образом формулировал основную задачу украинского национализма: "Взорвать на Востоке Европы московскую империю".
…Ученого-историка Михаила Грушевского нельзя напрямую причислять к националистам, хотя его труды, как уже упоминалось, фактически легли в основу и стали научным руководством для формирования не только национального самосознания, но и националистического мировоззрения. И в исторической ретроспективе Грушевский безусловно выглядит настоящим апологетом украинства. Таким он и был. Восприняв поначалу пришествие Советов "в штыки", Грушевский в 1919 г. эмигрировал в Австрию, но затем, в 1924 г., вернулся на родину, усмотрев и в новом режиме возможность содействовать восстановлению национальной культуры и языка. Его, как и многих, обманула псевдодемократическая риторика большевиков, но сама История вскоре властно напомнила Грушевскому о неотвратимости действия своих законов. Большевистский режим не был по своему существу демократическим изначально, вектор его развития указывал на тоталитаризм, каковой вскоре же, к концу 1920-х гг. и начал демонстрировать свой свирепый оскал. В 1931 г. ученого арестовали, были также репрессированы члены его семьи, многие ученики и сотрудники, а сам он умер в 1934 г. в Кисловодске от перенесенных страданий.
Между тем исследователь-украинист Джон Армстронг не считает случайностью, что "эта кампания преследований явилась простым совпадением по времени с коллективизацией сельского хозяйства в Украине. Во многих отношениях образование колхозов… ударило по украинскому крестьянину гораздо сильнее, чем по российскому. Первый был в основном более зажиточным, и, следовательно, терять ему было больше; кроме того, отсутствие традиционной общинной сельскохозяйственной организации в Украине делало для него новую систему более чуждой и отталкивающей".
Образование колхозов ударило по украинскому крестьянину гораздо сильнее, чем по российскому. Первый был в основном более зажиточным, и ему было что терять.
Можно не соглашаться с Армстронгом в том, что "именно украинское крестьянство составило огромную, если не преобладающую часть тех несчастных миллионов людей, депортированных как "кулаки" в Сибирь или Казахстан либо в голодные жалкие трущобы разрастающихся советских городов": сталинский строй уничтожал крестьянство вне зависимости от национальной принадлежности и местонахождения его представителей; го́ря на российской, белорусской, калмыцкой и других землях советской империи от "раскулачивания" было не меньше, чем в Украине. Но можно не сомневаться в том, что раскулачивание в Украине породило "потенциальную основу для национального восстания, которую создавал экономический и социальный гнет со стороны иностранных правителей подобно тому гнету, что существовал до войны со стороны польских и русских правительственных чиновников и землевладельцев".
Но все же центральную роль в формировании украинского национализма сыграло население западных областей Украины. Местные жители, как это было показано ранее, менее всего испытывали привязанность к родственным славянским народам в лице поляков и великороссов, куда больше их притягивали к себе культура и образ жизни стран Западной Европы, в частности Австрии и Германии. Недаром тот же Грушевский после оккупации Украины Советами в 1919 г. выехал именно в Вену. Земли же бывшего Галицко-Волынского княжества по итогам Первой мировой войны, напомним, находились под оккупацией Польши.
Уже в XXI в. Василий Кук - последний глава Украинской повстанческой армии (УПА) на территории СССР заявил в беседе со СМИ: "Варшава требует возвести во Львове мемориал погибшим польским солдатам, а это люди, убившие на Волыни 30 тысяч украинцев и отправившие 100 тысяч в польские концлагеря".
Между тем у галицийских украинцев даже и под владычеством Польши оставались возможности для того, чтобы легально отстаивать свои права: никто не запрещал им создавать политические партии и выдвигать представителей в польский Сейм. Правда, это им не слишком помогало, потому что земель и условий для процветания украинских крестьян в Галиции не хватало, люди едва перебивались с хлеба на квас; в Волыни положение было еще хуже; в результате прокоммунистические настроения начинали и здесь пользоваться успехом и популярностью - особенно тезис "отобрать и поделить".
Противоположная сторона политического спектра на Западной Украине была представлена, в частности, Союзом украинской националистической молодежи (СУНМ), воспитанной профессурой подпольного украинского университета во Львове.
Как известно, в периоды нахождения той или иной нации или государства в сложных экономических условиях в действие вступает историческая закономерность: на политической арене начинают пользоваться наибольшим успехом не консервативные и центристские партии, а крайне левые и, практически в одинаковой степени - крайне правые партии и течения. Яркий пример - начало 30-х гг. XX в. в Германии, когда голоса немцев делились почти поровну между коммунистами и нацистами. Таким же примером, но из более ранней эпохи может служить и то, что произошло в России в 1917 г.: в борьбе между стремлением вправо - к установлению военной диктатуры, символом которой в августе 1917 г. стал генерал Лавр Корнилов, и крайне левым течением в лице большевиков победили последние.
Примерно так же складывалась политическая обстановка в украинской этнической среде в 1920-е гг. на Западной Украине, в особенности после того, как в Париже в 1926 г. был убит Симон Петлюра: именно в этом году в Галиции возник СУНМ, базировавшийся на теории националиста Дмитрия Донцова, согласно которой силе доминирующей нации, в данном случае полякам, следовало противопоставить свою силу, в данном случае силу украинского национализма, вплоть до организации террористических вылазок. Для нас ссылка на эту теорию здесь тем более важна, чем более на нее опирался в дальнейшем украинский национализм в различных своих ипостасях.
…К концу 20-х гг. XX в. в Галиции националистически настроенные ветераны из уже упоминавшейся выше УВО и молодежь из СУНМ создали пользующуюся по сей день широкой (и неоднозначной в оценках с разных сторон) известностью Организацию украинских националистов (ОУН). От всех других националистических течений ОУН отличалась ярко выраженным тоталитарным элементом в своей идеологии: нация - превыше всего, даже государства; достижение целей и задач нации возможно любыми способами, в том числе вооруженной борьбой - террором, убийствами. Поэтому именно ОУН как наиболее "решительная" часть украинского националистического движения, несмотря на убийство в мае 1938 г. ее лидера Евгения Коновальца, сыграла решающую роль в том, что в октябре того же года часть Закарпатской Украины провозгласила автономию, хотя и в составе Чехословакии (вторая ее часть осталась в составе Венгрии). Правда, затем, когда в 1939 г. гитлеровская Германия заняла Богемию и Моравию, первая, "автономная" часть Закарпатской Украины также отошла Венгрии. Но в промежутке выросшая из местных оуновцев военизированная "Карпатская сечь" в течение нескольких дней безуспешно пыталась отстоять независимость всей Закарпатской Украины: против растущей мощи Германии и ее сателлитов, с одной стороны, и давления со стороны СССР - с другой, разобщенные, расселенные по разным частям Европы украинцы не могли противопоставить ничего существенного, им приходилось ожидать, пока геополитическая обстановка в Европе позволит вновь говорить о воссоздании единой Украины.
На пороге войны
Польша или Германия?
И все же Польша, несмотря на жесточайшее угнетение национальной культуры, сельского хозяйства и промышленности Галиции и Волыни, представлялась местным жителям чем-то более привлекательным, чем Советы. Если "Польша на протяжении истории была всегда выразителем государственной воли Западной Европы", то Советская Россия "стала в мировоззренческом и государственно-политическом плане наследницей кочевых орд Азии, является носителем антиевропейски направленных разрушительных сил Востока" - примерно такими сентенциями оперировал в то время украинский национализм.
В итоге к середине 30-х гг. XX в. западно-украинские националисты рассчитывали на освобождение Восточной Украины из-под советского ига силами Польши, или Германии (как вариант - совместными военными усилиями Польши и Германии, поначалу предпосылки для этого были). То есть расчет делался на войну, и никакого "предательства" национальных интересов, - в котором по сей день пропаганда в России обвиняет украинских националистов, - в этом, конечно же, не было: просто украинцам в своей борьбе за независимость в очередной раз приходилось выбирать из более мощных союзников, каждый из которых при этом норовил в одночасье превратиться во врага. Но все расчеты разрушило вмешательство СССР: в 1939 г. по пакту Молотова - Рибентропа земли Западной Украины перешли под советскую оккупацию…
Между прочим, ОУН на своем II съезде, состоявшемся в августе в Риме, официально осудила пакт Молотова - Рибентропа. Но правда и то, что ОУН, как и другие националистические организации, в течение 30-х гг. XX в. поддерживали тесные связи с руководством нацистской Германии. К слову, такие связи поддерживала и "Украинская громада" бывшего гетмана Скоропадского, который, напомним, после падения его режима в Киеве еще в декабре 1918 г. уехал жить в свое имение в Германии. Павел Скоропадский, говорят, даже располагал дружескими отношениями с Германом Герингом.
К началу Второй мировой войны по столицам Европы оказалось рассеянным также и правительство Украинской народной республики, считавшей себя наследницей Директории Симона Петлюры: президент УНР Андрей Левицкий располагался в Варшаве, часть министров - в Праге, другая - в Париже. Идеология этой "правительственной" группировки во всяком случае значительно отличалась от безоглядного коллаборационизма с Германией "Громады" Скоропадского: сторонники УНР делали ставку на Польшу и поэтому с началом войны украинские офицеры встали в один строй с поляками, пытавшимися противостоять натиску германского железного кулака.
Но История могла бы подсказать и участникам "Громады" Скоропадского, и сторонникам УНР, что любые ставки на Польшу или Германию бесперспективны с точки зрения обеспечения подлинной независимости Украины. Еще менее перспективным был бы расчет на Россию: этому раздираемому противоречиями триумвирату всегда была милее разделенная, распластанная по Европе украинская нация, порыв к свободе которой они использовали в смертельных играх друг с другом. Сохранится ли такое положение в исторической перспективе, покажет лишь время…
России, Германии и Польше милее была разделенная, распластанная по Европе украинская нация, порыв к свободе которой они использовали в смертельных играх друг с другом.
Однако даже и этот очевидный расклад диктовал для членов правительства Левицкого необходимость передислоцироваться из Варшавы на германскую территорию: в оккупационной зоне СССР разговор с ними был бы слишком коротким. Правительство УНР в Германии возглавил в качестве президента экс-премьер Вячеслав Прокопович, а пост премьера занял бывший министр иностранных дел Александр Шульгин: здесь они занимались, в частности, формированием украинского легиона для помощи Финляндии в ее войне против СССР. Россия для этих людей, тем более Россия в виде СССР, была заведомо более опасным врагом, нежели любой другой режим в Европе. Поэтому называть еще и их "предателями", как это делают по сей день пропагандисты-государственники в России, бессмысленно: заведомого врага "предать" невозможно.
Не оставляла усилий к тому, чтобы оставаться на авансцене политики с началом войны и ОУН. Деятельность ее руководителя Андрея Мельника подкреплялась решениями Провода из восьми членов, таких, как Ярослав Барановский и Дмытро Андриевский (молодежное крыло), генералы Курманович и Капустянский, представлявшие ветеранскую часть руководства. Большим влиянием в ОУН пользовались также Мыкола Сциборский и Омельян Сенык. Ричард Ярый, даже и не будучи этническим украинцем, пользовался полным доверием Провода и, говорят, выполнял роль связующего звена с германским командованием - прежде всего с главой абвера (армейской разведки) адмиралом Вильгельмом Канарисом. Причем связи, хотя и опасливые, с германским руководством представлялись для этих людей чем-то вполне естественным: и сам признанный лидер ОУН Андрей Мельник, и член Провода Омельян Сенык, будучи галичанами по происхождению, оба были еще и ветеранами австро-венгерской армии, противостоявшей России в Первой мировой войне. Так что и в этом случае, как бы ни старалась ранее старая советская пропаганда, а теперь новая путинская представить лидеров ОУН "предателями" и "пособниками", ничего из этого не получится. Все эти люди изначально, естественным образом были ориентированы на поддержку Западной Европы, в том числе Германии, против Советов.