– Не пойду!
– А и с Жёрой пойдешь?
– А и с Жёрой пойду!
– Ну, смотри, пойдешь и с Жёрой, живая с танцев не уйдешь!..
Женщины щеголяли в простеньких ситцевых по щиколотку платьицах и бесформенных на широких каблуках туфлях. Жены ответственных работников вечерами, перед походами в кино или театр, надевали тяжелые крепдешиновые платья с плечиками, рюшечками и полным отсутствием декольте.
Зимой все население переходило на ношение валенок с галошами или бурок с "армяжками", самодельными подобиями галош, вырезанными из автомобильных камер. Элитная часть мужского населения облачалась в пальто с каракулевыми воротниками и такие же ушанки, женщины обвешивались чернобурками. Особым шиком считалось ношение так называемой "муфты", которая делалась из того же меха, что и воротник, и носилась вместо перчаток. У дамы, идущей с муфтой, обязательно должна была быть домработница, так как сумку нести она уже сама не могла: руки были заняты "муфтой". Кстати, "слуги народа" не видели ничего зазорного в эксплуатации наемного труда в виде домработниц. Почему-то у значительной части номенклатуры были нездоровые супруги, и кто-то же должен был при неразвитой сфере централизованных бытовых услуг заниматься этими проблемами на дому… Вольно чувствовали себя в то время мальчишки, не связанные никакими условностями. Босоногие ватаги день и ночь носились по пыльным улицам и заливным лугам, обуваясь только для посещения школы. Это было в городе, а в деревне…
В середине 50-х деревенские бабы, увидев на приехавших студентках спортивные шаровары, бросали работу и поднимали невероятный визг: "Ой, бабоньки, глядите, девки в портках, срамота!" Еще больший переполох вызывало появление загорающих в плавках. Плавки и купальные костюмы шили себе сами. Промышленность такие товары не производила. Одно время стало модным использовать в качестве плавок детские машинной вязки трусики. Девочки перешивали себе разноцветные борцовские трико под купальные костюмы.
Мужские прически того времени подчеркивали мужество и непритязательную простоту. Самыми модными были "полька", "бокс", "полубокс" и "под горшок", когда под машинку выстригались вкруговую волосы чуть выше ушей. У женщин верхом шика считалась "шестимесячная завивка". Женщины стали носить шляпки с вуалью на манер начала века и длинные по локоть сетчатые перчатки. Наиболее смелые использовали губную помаду, тушь для ресниц и делали маникюр. Любой случай использования косметики даже в старших классах школы становился ЧП, зато после просмотра фильма "Тарзан" молодые люди начали отпускать волосы, а девочки, наоборот, стричь косы.
В 1954 году до Б-ска стали доходить слухи о появлении в столичных городах загадочных "стиляг" или "узкобрючников". Центральные газеты и журналы развернули массовый агитационный психоз, изображая стиляг пьяницами, развратниками, насильниками, а там уж недалеко и до предателей Родины. Не повстречав в жизни ни одного "стиляги", люди уже проникались к ним лютой ненавистью. Первым, на кого вылилась эта провинциальная лютость, оказался приехавший на зимние каникулы студент столичного вуза Э. Шишлянников. Одет он был в светлое, чуть ниже колен однобортное полупальто, шапку-боярку и боты с металлическими пряжками спереди, прозванными в народе "прощай молодость". Самыми заметными в его наряде были выпирающий из бортов пальто ярко-оранжевый шарф и узкие брюки. Когда он появлялся на улице, вслед ему катились возмущенные крики: "Стиляга! Мериканец! Боярин! Выродок! Куда смотрит милиция? На Колыму их!"
Мальчишки под одобрительные возгласы родителей бросались в Шишлянникова снежками. Однако молодежи его вид очень понравился, и после отъезда студента спешно началось укорачивание остроплечих двубортных пальто, перешивка пуговиц и переглаживание лацканов, чтобы "открыть" наружу шарфы.
В 1956 году Бежицкий камвольный комбинат заполнил магазины тканью "аргон" зеленого и синего цвета. Тут же многие появились в пошитых из "аргона" зеленых узких брюках. Что до других нарядов, то нашим стилягам было тяжело тягаться со столицей – в магазинах не было импортных вещей, а в столицу просто так не ездили, разве что к родственникам или в командировку. Шили и переделывали то, что было в наличии, и выглядели зачастую довольно нелепо.
Первыми "стиляжничать" начали ребята. Девчонки втянулись в это только через пару лет. Особой гордостью стиляги была прическа: длинные, гладко зачесанные назад волосы, собранные впереди в так называемый "кок". Чем выше и дальше нависал кок надо лбом, тем было престижней, а чтобы держался и не разрушался на ветру, волосы густо смазывали "бриолином". Спали на спине, боясь помять во сне. Такие прически не могли делать в парикмахерских, поэтому стиляги стригли друг друга сами, и некоторые делали это довольно профессионально.
Особо мучились провинциальные стиляги от обуви. В Москве продавались чешские туфли на толстой микропористой подошве, так называемой "каше", а в Б-ске, кроме пресловутых тупоносых лакировок и полуботинок, ничего не было. Обладателям туфель "на каше" жутко завидовали.
Если наши стиляги постепенно приближались к столичным, то девушки заметно отставали. Приезжавшие на каникулы, всего лишь год пожившие в столице, уже носили другие прически, пользовались косметикой, по-другому одевались и даже походкой отличались от оставшихся в провинции подруг!
"Стиляга" – стало выражением нарицательным. Сами же модники называли себя "чуваками" и "чувихами", основные отличия которых были (кроме модной одежды) любовь к джазовой музыке, новым течениям в литературе и искусстве, а также критическое отношение к существующим устоям нашего общества.
Стиляги появились в то время, когда внутренние враги все были уже ликвидированы. Но соцобщество не могло поддерживать своих граждан в должной воинствующей форме против врагов внешних без постоянной борьбы с врагами внутренними. И "стиляги" быстро заполнили этот вакуум. Сколько молодых корреспондентов, поэтов и композиторов сделало себе карьеру на борьбе со "стилягами"! С провинциальной патриотичностью взялись борзописцы за стиляг. Все стенгазеты школ и учебных заведений обязательно разносили кого-нибудь из своих учеников. В районных городах появились витрины "комсомольских прожекторов" с карикатурами и частушечными творениями. На бульваре Гагарина, где совсем недавно была портретная галерея лучших людей города, были расставлены вырезанные из фанеры уродливые фигуры "стиляг" в диких нарядах. Комсомольские патрули и бригадмильцы вылавливали "узкобрючников", пороли им штанины и отрезали "коки".
Но странно, чем активнее велась борьба, тем больше появлялось "стиляг". Вероятно, пришло время, когда люди захотели, наконец, одеваться и жить лучше. Ведь как-никак, а шел уже пятый десяток Великой Октябрьской социалистической революции. Но Б-ск еще долго, по-партизански сопротивлялся этим пережиткам и тяжело привыкал к европейской моде.
Особенно сопротивлялись окраины. Даже в середине семидесятых можно было наблюдать такую картину. Одетый в шорты Э. Гнездовский (известный в городе под кличкой Мэр), шел на пляж по погружавшимся в сон от аванса до получки соловьевским улочкам с мирно грызущими на крылечках семечки хозяевами и детско-куриным криком вокруг. Проходя мимо крылечек, Мэр вежливо здоровался. На крыльце при виде его обнаженных коленок воцарялась настороженная тишина: дети и куры любопытно вытягивали шеи, а взрослые, оставив семечки, с гневом испепеляли взглядами наглеца. Затем с близлежащих крылечек прибегали, поспешая, соседи, и начинался стихийный митинг. Мужики матерно ругались и чесали пудовые кулаки, бабы осеняли себя крестным знамением и посылали вослед "антихристу" и "супостату" проклятия.
Зачем боролись? С чём боролись?
Каток нашего детства
Послевоенные зимы, не в пример теперешним, помнятся снежными и морозными. Снег ложился уже к середине ноября, иногда раньше, и никаких тебе оттепелей. Заносило улицы по самые верхушки заборов. Самыми распространенными коньками после войны были "пролетарки" или "пролетарские". До примитивного простые, они привязывались веревками к обуви. Коньки с ботинками являлись недостижимой мечтой. Да мальчишки особенно и не рвались к ботинкам, так как в валенках было теплей. Веревки на коньках затягивались специальной палочкой. Выглядело неказисто, зато надежно.
После "пролетарок" по популярности стояли "снегурочки" или "снегурки", с загнутыми кверху закругленными носами. Особую зависть вызывали обладатели "хоккеев" или "дутышей", и уж совсем редкостными были "ножи" или беговые.
Особое возбуждение у пацанов вызывало появление на улице редких грузовиков, чадящих газогенераторными установками. Мальчишки цеплялись за борта проволочными крючьями и катили вслед вихляющими шеренгами, ухватившись за хлястики и полы друг друга, рассыпаясь. как горох, от выскочившего из кабины шофера.
Самой популярной игрой был хоккей с мячом или русский хоккей. Целыми днями мастерились клюшки и расчищались площадки. Больше везло зареченским, игравшим на замерзшей Десне. Мальчишки так поднаторели в уличных баталиях, что, когда стали заливать каток и создавать хоккейные команды, проблем с игроками не было. Какие скорость и удаль демонстрировал русский хоккей! Самыми яркими игроками у нас были Иосиф Мочанис, Эдуард Кузерин, Валерий Жуков, Сергей Кухарев, Виктор Соловьев, Анатолий Елисеев.
О канадском хоккее (или хоккее с шайбой) в начале пятидесятых знали только понаслышке, но когда пришла его пора, те же ребята, взяв в руки непривычные клюшки, показывали чудеса. Пока осваивался новый вид, возникало много курьезов. Вратари пытались ловить шайбу двумя руками, бросив клюшку. Особой гордостью являлось сидеть на скамье штрафников – нарушители были в почете и за пределами площадки. Казалось, б-ские хоккеисты достигли верха совершенства, но тут, как ушат холодной воды на головы – приезд команды "Торпедо" из Горького (высшая лига). В ее составе был игрок сборной СССР Солодов. Наши даже забросили, под ликование трибун, шайбу. Но затем все стало на свои места, и шайбы, одна за другой, посыпались в наши ворота. Кончилось тем, что горьковчане стали играть одной пятеркой, а их вратарь, сбросив щитки, оставил пустыми ворота и выкатился на площадку шестым полевым игроком. Конечный счет 27:1 в пользу гостей. И при этом б-цы сражались, как львы. Горьковчане с удивлением взирали на носящихся, как ракеты, наших. Зрители, поначалу болевшие за своих, хохотали затем до слез над обескураженными хозяевами. Центром жизни зимнего города был, несомненно, каток. Каток на стадионе "Динамо" работал регулярно с 17 до 24 часов в любую погоду. Как только из стадионных динамиков начинала играть музыка, к стадиону слетался народ. С 17 до 20 каток отдавался детям. С 8-ми вечера начинали пускать взрослых, но дети не хотели покидать лед, и поставленным на коньки милиционерам стоило большого труда выловить всех шустрых мальчишек. Через полчаса после открытия на катке яблоку негде было упасть. Возрастной состав катающихся был от 14 до 60-ти. Спрессованная масса катающихся непрерывно скользила по часовой стрелке, оставив в центре катка небольшой пятачок, где спасались начинающие. Чем дальше от центра, тем скорости возрастали, а по большому радиусу носились самые быстрые. Репродукторы без конца предупреждали об опасности катания "против течения", так как от столкновений иногда образовывалась куча-мала из десятков людей, многие получали травмы. Увернуться от столкновения в такой массе не было возможности. Наиболее лихие умудрялись в этой гуще ещё и играть в догонялки или устраивали "паровозик: десятка три-четыре становились друг за дружкой, держась за талии, и катили, все ускоряясь, по кругу. На поворотах хвост "паровозика" заносило, сметая зазевавшихся. Тогда к месту инцидента мчались милиционеры, тоже на коньках… Раздевалки стадиона и на треть не могли вместить всех желающих. Большинство добиралось до стадиона уже на коньках, а подростки в основном прыгали через заборы стадиона. Взрослых, как и детей, с трудом удавалось выдворить со льда даже после закрытия стадиона и выключения на катке света. На Новый год в центре катка ставили огромную наряженную елку, а скульптуру футболистов у входа преображали в Деда Мороза. Однажды неожиданно ударила оттепель, Дед Мороз осел, подтаял и уменьшился в размерах настолько, что сзади из него показалась рука одного из футболистов скульптурной группы. Скрежет коньков катающихся был слышен далеко за пределами стадиона. Чтобы разгрузить каток, пробовали заливать льдом дорожки в парке Толстого, но людей, несмотря на тесноту, тянуло на стадион. Тут же под трибунами можно было наточить коньки, "приклеить" их к ботинкам. Под трибуной работал буфет. Сколько радости дарил людям каток, сколько бодрости и здоровья прибавлял он людям!
Милиция нашего детства
В стародавние времена
Архивист В. Кузьменко уверял, что до революции в Б-ске жило двое городовых: один – на вокзале, другой – на базаре. Тот городовой, который дежурил на вокзале, кроме прямых обязанностей, представлял собой в одном лице уголовный розыск, отдел по борьбе с организованной преступностью, отдел по борьбе с хищениями на транспорте, медвытрезвитель и детскую комнату милиции. Другой курировал базар и выполнял одновременно функции санэпидемстанции, комитета по охране природы, вневедомственной охраны, госторгинспекции, налоговой инспекции, ОБХСС, милиции, госавтоинспекции, управлении торговли, а также комиссии по урегулированию трудовых споров. Он указывал места парковки телег, торговли, пробовал на вкус продукты, недоброкачественная продукция тут же опрокидывалась на голову зарвавшегося продавца. Городовых уважали. Завидев ещё за квартал, снимали шапки и раскланивались. Любой случай неповиновения становился историческим событием. На здании теперешнего пассажирского вокзала станции Б-ск-I висит мемориальная доска с надписью "Здесь 18 декабря 1905 года произошло столкновение рабочих-железнодорожников, вылившееся в политическую демонстрацию". Так вот, по словам архивиста, все "волнения" тогда начались с крепкой выпивки железнодорожников, которая в конфликте со здешним жандармом приобрела политический характер, так как после взаимной перебранки закончилась рукоприкладством.
Но это всё – устная летопись легенды. Я той полиции не знал. Я помню только нашу, послевоенную милицию.
Верхом на коне
После войны милиция была малочисленна, да ведь и город был невелик. Для большей мобильности милицию посадили на коней. Конная милиция выезжала на Б-ск-I встречать возвращавшиеся после демобилизации эшелоны. Демобилизованные на радостях крушили пристанционные магазины и киоски, конники бесстрашно отстаивали народное добро. Руководил милицией майор Гуркин. Известная журналистка Татьяна Тэсс, описывая в журнале "Крокодил" один из судебных процессов, по ошибке назвала его Чуркиным. Но пусть это остаётся на её совести. Всю госавтоинспекцию представлял один милиционер по фамилии Иванов. Машин в городе было не более сотни, и надо ж такому случиться: Иванова раздавила машина!
До появления светофоров уличным движением управляли регулировщики. Один из них на самом ответственном перекрестке у ЦУМа не пропускал на площадь Ленина гужевой транспорт. Исключение составляли только возчики "треста очистки", или попросту ассенизаторы. Они ездили всегда обозом из нескольких телег, на которых стояли бочки. Из бочек торчали ведерные черпаки, а над обозом роились мухи. Когда ассенизаторы проезжали мимо регулировщика, тот оторачивался и зажимал нос.
Одним из первых государственных учреждений, вступивших в строй после освобождении от немецко-фашистских захватчиков, была тюрьма. Тюрьма в центре города до сих пор является одной из достопримечательностей города. Для того чтобы не вызывать в обществе отрицательных эмоций, не так давно вокруг тюрьмы возвели высоченный забор и административно-культурные служебные помещения, а на выходящие на улицу и детскую поликлинику окна навесили жалюзи. После войны стена была на треть ниже, на углах стояли сторожевые будки, где дежурили вооруженные стрелки. В народе их звали "мухобоями". Перед тюремной стеной регулярно вскапывалась полоса земли, обнесенная колючей проволокой. Из-за зарешеченных окон тюрьмы выглядывали зэки и бросали завернутые в кусочки материи камушки с записками на волю. Стрелки отгоняли прохожих, не давая подбирать эти записки, но мальчишки нет-нет да и умудрялись незаметно ухватить их. В записках указывался адрес родственников, чаще всего просили прислать передачу с сухарями и табачком. Большинство адресатов было из сельской местности.
Весёлые времена
Сталин когда-то произнес исторические слова: "Жить стало лучше, жизнь стала веселей". Но веселей стало жить, пожалуй, при Хрущёве. Выполняя лозунги партии о слиянии города с деревней, деревни двинулись в более сытые города. Население города росло не по дням, а по часам, и одной из первых селянами осваивалась профессия порядка. Учились профессии по ходу дела. Для поддержания порядка в помощь милиции была создана добровольная народная дружина. В нее записывали добровольно-принудительно, поощряли дополнительными отпусками, учитывали активность в итоговых показателях соцсоревнования.
С начала 60-х годов вином и водкой забили все гастрономы, открыли отделы торговли в розлив. В розлив торговали многочисленные буфеты и лотки. Вино лилось рекой, сосед поил соседа, вытрезвители не справлялись с возросшей нагрузкой. В скверах, дворовых палисадниках и других укромных местах на кустах висели граненые стаканы, предусмотрительно оставленные любителями выпить "на троих". Но и милиция не дремала. В находившемся на месте теперешнего музея "Б-ский лес" летнем кинотеатре парка Толстого за сценой размешалась дежурная комната милиции. Сюда же в парк, а зимой на каток собиралась выяснять отношения молодежь со всех районов города. Милиция со шпаной особо не церемонилась.
"Все сидят"
Центром жизни тогда стали винные отделы гастрономов. Один знакомый, приехав после десятилетнего отсутствия, встретил у гастронома бывшего однокашника и стал расспрашивать о друзьях детства.
– А все сидят! – ответил тот.
– Как сидят?
– А раз к магазину не ходят, значит, сидят!
"Сидели", однако, далеко не все. Сколько было в ту пору преступлений, сколько сидело, каков процент раскрываемости – никто из простых смертных не знал.
Когда говорит, что раньше не грабили и не убивали, не соглашаюсь и привожу собственный пример. Меня ограбили с покушением на убийство в пяти шагах от собственного дома и в сотне шагов от управления внутренних дел. Когда пришел в себя, увидел на свежем снегу следы преступника. Было около двух часов ночи, транспорт уже не ходил, и не надо было быть Пинкертоном, чтобы по свежим следам взять грабителя, тем более, что и подобрал-то меня шедший на дежурство милиционер минут через 10-15 после нападения. Но то ли жалко было будить ночью служебную собаку, то ли милицию, но прибыли стражи порядка на место происшествии только к 9-ти часам утра, когда от улик не осталось и следа. Более того, следователи с неделю отрабатывали версию: не долбанул ли я сам себя металлическим прутом по голове с целью запутать следствие?
Но это были частности. А в общем на улицах пьяные не лежали…