Находясь в горах под лучами палящего солнца, спецназовцы прибегали еще к одному приему, который помогал им противостоять жаре, не теряя боеспособности. В некоторых группах действовало железное правило: воду из фляжек можно было пить только с разрешения командира группы. Не дай бог, если кто-то пытался тайком приложиться к горлышку своей фляги. Провинившийся подвергался наказанию. Это жестокое правило возникло не на пустом месте. Часто солдаты в первые часы пребывания выпивали все содержимое своих фляг и потом часами мучились от жажды, так как найти воду в афганских горах - дело архисложное.
На новом месте спецназ встретился еще с одной проблемой, о которой не подозревал в северных районах Афганистана, заселенных преимущественно таджиками, узбеками и туркменами. Здесь же в основном проживали пуштуны. В батальонах всегда служило определенное количество солдат - выходцев из советской Средней Азии: Они в случае необходимости всегда могли без труда переговорить со своими афганскими сородичами, чтобы выяснить обстановку. Их знания языка хватало и на допрос пленного моджахеда. Однако, очутившись среди пуштуговорящего, преимущественно сельского населения, которое в лучшем случае лишь немного изъяснялось на дари, эти солдаты моментально утратили дар речи, сразу почувствовав непреодолимый языковой барьер.
Выручали сотрудники ХАДа, услуги которых были весьма сомнительны, ибо они часто переводили лишь то, что считали нужным. Сложившаяся ситуация изменилась в лучшую сторону лишь тогда, когда в батальоны стали прибывать военные переводчики со знанием пушту, окончившие специальные курсы в Москве. На первых порах батальонам, которые были передислоцированы из Союза, не хватало опыта ведения боевых действий против такого умелого и хитрого противника, каким была вооруженная исламская оппозиция. Да и сама афганская война разительно отличалась от того, на что натаскивался спецназ дома. Приехавшие из России плохо представляли себе противника, против которого их отправили воевать и умирать.
Поистине трагическая история произошла в конце апреля 1985 года в провинции Кунар с асадабадским батальонам спецназа, проходившим до этого службу под Минском. Учения в лесах Белоруссии по отработке захвата ракетных баз и командных пунктов противника из НАТО остались позади. Вероятно, потому, что с новым противником они были едва знакомы, среди военнослужащих батальона царили шапкозакидательские настроения в отношении моджахедов. И командиры, и их подчиненные имели явно преувеличенные представления о собственных силах и занижали боевые возможности моджахедов. В то время в Кунаре действовали сильные, хорошо вооруженные и обученные, многочисленные отряды исламских партизан. За исключением нескольких населенных пунктов они безраздельно господствовали на всей территории провинции. Небольшой гарнизон советских и афганских войск в Асадабаде находился фактически в постоянной осаде. Противник действовал дерзко, умело, а близость Пакистана давала ему уверенность в том, что его всегда поддержат. Несколько раз исламским партизанам удавалось нанести ощутимые потери советским и афганским правительственным войскам, когда те проводили операции в горах.
Предостережения мотострелков, давно действовавших в этом районе, были выслушаны руководством батальона с известной долей скептицизма. Батальон готовился к своей первой самостоятельной операции и, видимо, комбат посчитал, что "не пристало спецназу руководствоваться наставлениями какой-то чумазой пехоты".
Начало операции не предвещало трагедии. Прохладная апрельская ночь, чуть занимавшийся рассвет, стремительный бросок одной из рот батальона вглубь Мараварского ущелья и несколько моджахедов, трусливо удирающих от советских "рейнджеров"… И рота, и комбат, руководивший операцией с КП, купились на этот испытанный прием моджахедов и дали заманить себя в ловушку к самой границе с Пакистаном, где их уже поджидала засада.
Запустив спецназ поглубже в ущелье, исламские партизаны ударили с нескольких сторон, осыпая разгоряченных преследованием солдат пулями и гранатами из РПГ. Затем они отсекли от основных сил группу человек в тридцать, окружили ее, а остальных принудили отступить из ущелья. Вместо того, чтобы сразу вызвать авиацию, огонь артиллерии, запросить о помощи стоявших рядом мотострелков, комбат решил обойтись своими силами и "не выносить сор из избы" на всеобщее обозрение. Как-никак, первая операция под его руководством!..
Время было упущено. Окруженные сопротивлялись до последнего. Часть из них бросилась на прорыв, другие заняли оборону в полуразрушенном строении. Отбивались недолго. Моджахеды подтащили безоткатные орудия и многоствольные реактивные установки. Из ближайших лагерей оппозиции, находившихся на территории Пакистана, прибыли подкрепления. Прошло несколько часов, и сопротивление было сломлено. Почти все попавшие в кольцо были перебиты, а их трупы, раздетые донага, были преданы издевательствам и глумлению. Ближе к вечеру мусульмане, построившись в цепь, тщательно прочесали ущелье, добивая раненых спецназовцев.
Под утро следующего дня на советские посты выполз со множеством пулевых ранений прапорщик, а затем вышел солдат этой же роты. Они были единственными, кто уцелел в мараварской бойне. Чтобы вытащить с поля боя трупы и отправить их в Союз, пришлось проводить операцию силами двух бригад. После этого поражения личный состав был настолько деморализован, что понадобилось немало времени для того, чтобы вновь приступить к боевым действиям. К ним готовились, досконально изучая местность, обстановку и тактику моджахедов. Теперь на легкую победу никто не рассчитывал. Комбат был снят, а офицерский состав батальона был разбавлен людьми из других частей спецназначения, имевшими боевой опыт. В дальнейшем асадабадский батальон сполна рассчитался с моджахедами за свое поражение в первой операции.
В процессе адаптации к новым условиям менялись качественные характеристики спецназа. Впервые за годы афганской войны спецназу были приданы на постоянной основе вертолетные подразделения. Например, редкая операция лашкаргахского батальона спецназначения обходилась без взаимодействия с 205-й вертолетной эскадрильей. На вертолетах спецназ совершал облет больших участков приграничной территории, досматривая караваны. Вылетал на них к районам операций и десантировался с них. А вертолеты огневой поддержки надежно прикрывали его в бою.
Атака на противника в ее классическом понимании была явлением необычным во время войны в Афганистане. Если бы советские войска ходили в лобовые атаки на пулеметы противника, как это было в период Отечественной войны, то наши потери в Афганистане исчислялись бы не пятнадцатью тысячами убитых, а были намного больше. В атаку в этой стране, как правило, не ходили. Исключение представлял собой лишь спецназ. Его взаимодействие с вертолетами достигало такой степени, что позволяло даже на открытой местности атаковать позиции моджахедов. Происходило это следующим образом: вертолет заходил на цель и открывал по ней огонь из всех пулеметов, пушек и кассет с НУРСами. Нервы моджахедов, стрелявших до этого из крупнокалиберного пулемета и чувствовавших себя неуязвивыми, не выдерживали. Моджахеды спешили спрятаться в укрытиях. В этот момент спецназовцы совершали перебежку, приближаясь к цели. Затем залегали, когда вертолет, выйдя из пикирования, шел на разворот, чтобы снова зайти на пулеметную позицию неприятеля. Сделав несколько перебежек, спецназовцы забрасывали расчет пулемета гранатами, если тот не успевал удрать, бросив оружие, или не был уничтожен огнем вертолетчиков.
Имея в своем распоряжении вертолеты, спецназ проворачивал такие "дела", о которых не мог раньше и подумать. Летом и осенью 1986 года во время облетов территории Белуджистана вертушки со спецназом на борту, используя относительно ровный рельеф местности, маскируясь за невысокими сопками, залетали на территорию Пакистана на глубину 15–20 километров, а затем шли над караванными тропами в сторону Афганистана. Конечно, пилоты рисковали, но расчет был точный - за те считанные минуты, что они находились над чужой территорией, сбить их силами ПВО Пакистана не успевали. По пакистанской земле моджахеды шли беспечно - не маскируясь, днем. Услышав шум вертолетных двигателей, они не прятались, принимая советские вертолеты за пакистанские. Через секунду на них обрушивался шквал огня.
Изменилась в лучшую сторону и картина комплектования частей спецназа. Как правило, почти все офицеры, прибывавшие в Афганистан, были выпускниками Рязанского воздушно-десантного училища, разведфакультетов и десантных рот общевойсковых, инженерных и политических училищ. Некоторые старшие офицеры имели опыт участия в боевых действиях в Эфиопии, Анголе и на Ближнем Востоке. Солдаты и сержанты проходили перед отправкой на войну курс спецподготовки в учебном центре в Чирчике на территории Узбекистана, так как климатические условия и рельеф местности этого региона были схожи с афганскими. В части спецназа старались отбирать тех, кто на гражданке серьезно занимался спортом. Особенно охотно брали разрядников по дзюдо, боксу, борьбе. Спортсмены были нужны в Афганистане, но служить их туда приезжало ничтожно мало. На эту войну в основном отправляли крестьянских детей, а они сроду спортом не занимались. Какой спорт в деревне?..
Подготовка в Чирчике включала в себя даже такой специфический элемент, как отработка передвижений по кяризам и ведение в них боевых действий. Отсутствие кяризов в учебном центре с лихвой компенсировалось ужасно запущенной городской канализацией. По ее подземным лабиринтам спецназовцы часами лазали в противогазах. После трехмесячной муштры рекрутов спецназа отправляли в Афганистан, и там за первые полгода они завершали свое практическое обучение непосредственно в батальонах и становились настоящими охотниками за моджахедами.
Кроме того, в чирчикском учебном центре были открыты краткосрочные курсы переподготовки офицерского состава. В течение одного месяца перед отправкой "за речку" с офицерами спецназа проводились практические занятия. Они включали вождение бронетехники, стрельбу из пушек и пулеметов, установленных на ней, минирование местности и объектов. Читались лекции по тактике действий моджахедов и методам антипартизанской борьбы, по общей военно-политической обстановке в Афганистане. На курсах имелась богатая коллекция трофейных мин и фугасов, служившая учебным пособием на занятиях по разминированию.
Эффективность спецназа во многом объяснялась степенью свободы командиров подразделений при планировании боевых операций. В мотострелковых и десантных частях боевые действия планировались в штабе, решение принималось командиром части и утверждалось в штабе армии. Затем оно спускалось в ту же самую часть, и подразделения начинали действовать согласно его пунктам. Поэтому очень часто с момента поступления разведывательной информации до выхода подразделении на операцию проходило столько времени, что обстановка менялась полностью.
В спецназе же почти все решения принимались командиром роты или батальона на основании разведданных. Командир батальона утверждал решение командира роты на боевую операцию, и ближайшей ночью группы спецназа уходили охотиться на караваны. Были случаи, когда командиры выводили людей на операцию без предварительных данных. Сами офицеры спецназа утверждали, что нередко можно было наблюдать следующую картину. В ротной канцелярии, томясь от жары и тоски, ротный и его заместитель наугад, с закрытыми глазами, бросают заточенные перья в карту региона, на который распространяется зона ответственности их части. Куда воткнется перо, туда и отправится ночью рота. Как это ни странно, нередко в таком "наудачу" выбранном районе спецназ давал хороший результат, возвращаясь на базу с трофеями и пленными.
В обрисованной ситуации есть доля шутки, но в целом она близка к истине. Опытные командиры групп, воевавшие в Афганистане по второму году, настолько подробно знали некоторые районы своей зоны ответственности, что спокойно обходились без карты во время операции. Исходя из опыта, они, даже не имея оперативной информации о противнике, хорошо представляли себе, по каким тропам и в какое время можно ожидать передвижения караванов, где следует опасаться засады моджахедов. Один из офицеров спецназа сказал в шутку: "Я вполне смог бы заработать миллион у "духов". Подался бы к ним в проводники, и все дела". За некоторыми группами были неофициально закреплены определенные участки территории, куда они постоянно выходили на охоту. Поэтому даже солдаты порой знали местность, т. е. рельеф, тропы, колодцы и кишлаки не хуже коренных жителей.
Действия спецназа не по шаблону всегда ставили моджахедов в тупик. Самостоятельность в решениях, свобода в выборе маневра, инициатива были присущи подразделениям "рейнджеров". Веря в свой успех, спецназовцы, тем не менее, принимали в расчет и известный процент неудачи. На войне всякое случается. Поэтому перед выходом на операцию определялись места сбора, вероятные маршруты движения групп на тот случай, если все рации, имеющиеся в группе, вдруг выйдут из строя.
Обычно планирование крупномасштабных операций штабом 40-й армии велось во взаимодействии с Генштабом афганской армии через аппарат советников. Нередко секретные сведения о предстоящей операции прямиком из афганских штабов попадали в руки моджахедов. Например, в ходе десантной операции в районе Черных гор под Джелалабадом в сентябре 1984 года в одном из захваченных вражеских укреплений среди трофейных документов было обнаружено письмо с точными сведениями о количестве вертолетов и самолетов, привлекаемых для участия в операции, сроках и месте ее проведения. Операция проводилась совместно с афганскими правительственными войсками, и информаторы моджахедов среди высших офицеров этих войск сработали без осечки.
Аналогичную картину можно было наблюдать и в мае 1982 года во время операции в Панджшере. Уже в ходе боев, когда были допрошены первые пленные, выяснились, что исламские партизаны за неделю до начала операции узнали о точном времени и месте выброса вертолетного десанта.
Спецназ же практически никогда не действовал вместе с афганскими правительственными войсками. Поэтому их непосвященность в деятельность "рейнджеров" в немалой степени способствовала успеху спецназа в антипартизанской борьбе. Исключение спецназ делал только для афганской службы госбезопасности, с которой имел достаточно тесные связи. К операции привлекались агенты ХАДа на местах, так называемые "наводчики", и наиболее проверенные сотрудники этой службы. Иногда со спецназом ходили мелкие группы из состава оперативных батальонов ХАДа. Но перед операцией их несколько дней выдерживали на базе спецназа, лишая всякой возможности связаться с моджахедами, если бы они этого захотели. К тому же, обладая информацией о районе предстоящих боевых действий, афганцы были в полном - неведении относительно маршрута выдвижения спецназа к цели, количестве участников операции, средств поддержки. Таким образом, спецназ страховался от любой случайности, которая могла бы привести к неудаче.
Кроме разведданных, поставляемых ХАДом, спецназ пользовался информацией резидентур ГРУ, сотрудники которых действовали в каждой афганской провинции. Наиболее точную информацию давал ХАД. В ходе операций, проводимых спецназом, она подтверждалась на 60–70 %.
Сам спецназ также располагал достаточно широкими возможностями для ведения разведки. Немалую долю информации он собирал сам за счет изучения трофейных документов, допросов пленных моджахедов, данных радиоперехвата и аэрофотосъемки. Все без исключения органы разведки различных, порой конкурирующих между собой, ведомств старались передать собранную информацию в первую очередь спецназу, который был ударным отрядом "ограниченного контингента". Если по полученным данным ему удавалось разгромить моджахедов или, как говорилось в Афганистане, "дать результат", то сотрудники ведомства, предоставившего информацию, могли рассчитывать на награду.
Период адаптации, который проходил для спецназа с кровью и потом, заложил основу успешных боевых действий в будущем. Пройдя его, спецназ вышел на тропу войны, чтобы побеждать.
Глава 4
Спецназ на тропе войны
Кто был в Афганистане, хорошо представляет себе караванный путь. Им может быть узкая, едва заметная тропа через крутые скалы. Иногда этот путь предстает в виде хорошо укатанной дороги по сухому руслу реки. Караваны, идущие по проторенному пути, тоже бывают разными: от десятка ишаков, навьюченных ящиками и тюками, с двумя-тремя погонщиками, до целой колонны грузовиков и пикапов, набитых оружием, боеприпасами, с многочисленной охраной. По сотням подобных караванных путей осуществлялось снабжение афганских моджахедов из Пакистана и Ирана, благо, граница практически не охранялась. Борьба с караванами и перекрытие границ - вопрос, неизменно вызывавший головную боль у советского командования. К чему только не прибегали: минировали границу, устилая перевалы и тропы множеством миниатюрных противопехотных и специальных мин на неизвлекаемость, наносили бомбово-штурмовые удары по кишлакам и отдельным строениям, которые могли бы послужить пристанищем для караванов, совершали облеты больших участков приграничной территории на вертолетах, расстреливая все живое. Однако эти действия лишь нарушали хозяйственную жизнь местного населения, затрудняли транспортное сообщение между приграничными районами сопредельных стран и вынуждали целые племена сниматься с обжитых мест и уходить в Пакистан и Иран, пополняя лагеря беженцев.
Безусловно, моджахеды несли определенные потери от советских акций, но не оставляли своих усилий на каком-то конкретном участке. Их деятельность могла лишь на время ослабнуть, но не прекратиться. Так, после широкомасштабного минирования перевалов и троп в декабре 1984 года на афгано-пакистанской границе в провинции Кунар моджахеды уже через месяц полностью возобновили прежний объем поставок вооружения и амуниции из Пакистана. Потеряв на минах полторы сотни человек, они, чтобы разминировать тропы, стали прогонять стада баранов, а для борьбы с минами, реагирующими только на человека, использовали пленных или заложников.