В какой-то период майор заметил за собой слежку. Было сделано несколько попыток физической расправы над ним, но благодаря своему умению оторваться от преследователей и предугадать опасность ему всякий раз удавалось избегать критической ситуации. И тогда бандиты решились на самую великую подлость, какую можно себе вообразить. Несколько боевиков из "Ореховской" группировки однажды днем сумели проникнуть в квартиру Упорова. Их целью было выкрасть дочь майора, чтобы подействовать на него таким образом. К счастью, девочка была дома не одна, в квартире находилась бабушка жены Упорова, то бишь прабабушка ребенка. Эта древняя старушка, увидев угрожающего вида головорезов, под-няла такой крик, что преступники, убоявшись бабульки, трусливо ретировались из квартиры.
Позже, когда Упоров вернулся в Москву и охотно давал интервью репортерам разных газет, история в его изложении выглядела несколько иначе. Газетчикам майор поведал, что его жена (по другой версии – бабушка) прогуливалась вместе с ребенком возле дома, когда заметила следящих за ними парней, внешность которых не оставляла сомнений в том, что они принадлежат к преступному миру. И тогда жена (а может, и бабушка), крепко взяв девочку за руку, подошла к сидящим на лавочке возле подъезда соседям и не уходила до тех пор, пока бандиты не убрались восвояси. Понятно, что работа майора РУОПа сопряжена с повседневным риском, слежка, стрельба, похищения для него, должно быть, столь привычны и необходимы, как перец к хорошо прожаренному мясу. Чем иначе можно объяснить, что даже детали такого трагического события, как похищение собственной дочери, могли у майора стереться из памяти до такой степени, что он начал их путать. В тех же самых интервью майор Упоров поведал читателям о том, что теперь и его жизнь ежесекундно подвергается опасности и солнцевские никогда в жизни не простят ему показаний против Михася. Естественный вопрос о том, какое к похищению дочери и к Михайлову имела "Ореховская" группировка, возник не только у следователя Зекшена в Женеве, но и у московских журналистов. На этот вопрос Николай Упоров отвечал, не задумываясь и твердо, таким образом: "Я уверен, что мой домашний адрес и заказ на похищение дочери дал ореховским Михайлов".
Прошло несколько месяцев, и Николай Упоров вновь появился в Женеве. На сей раз в новом качестве и с новой семьей. За прошедшее время он успел уволиться из РУОПа, а приехав в Швейцарию, первым делом попросил там политическое убежище. Прошение было принято к рассмотрению, а пока бывшему московскому майору выделили социальное жилье и пособие на проживание. В тот самый период большинство российских газет, которые уделяли внимание делу Михайлова, предпочитали относительно главного свидетеля обвинения использовать весьма туманные формулировки типа: "Опасаясь за свою жизнь и за жизнь членов своей семьи, майор Упоров вынужден был уехать из России, и настоящее его место нахождения неизвестно". Разумеется, следователь Жорж Зекшен о местонахождении экс-майора мог бы дать исчерпывающую информацию, но Зекшен предпочитал с журналистами не общаться. Впрочем, и без комментариев Зекшена и Кроше стали очевидными взаимосвязь следствия со свидетелем и истинные причины, побудившие российского гражданина к столь "откровенному" признанию. Швейцарские репортеры сумели раздобыть сведения, проливающие свет на побудительные причины этого альянса. По их данным, во время первой встречи Зекшена с Упоровым последний жаловался на тяготы жизни в России, на что следователь заметил, что жизнь в Европе могла бы быть более приятной во всех отношениях, и если только Упоров всерьез над этой проблемой задумается, то такая возможность может быть ему реально представлена. Вероятно, соблазн оказался слишком велик. Впрочем, представители спецслужб наверняка предпочли бы всему этому иное, более лаконичное и в то же время наиболее исчерпывающее и всеобъемлющее определение: вербовка.
До самого последнего момента Николай Упоров был и оставался главным козырем в колоде крапленых карт следователя Зекшена и прокурора Кроше, которыми они пытались разыграть эту бесстыдную партию.
* * *
Документы уголовного дела № Р 9980\96
Республика и кантон Женева Судебная власть
Кабинет судебного следователя
Протокол допроса
Судебный следователь: господин Зекшен Секретарь: мадемуазель Фукс
Присутствуют: господин Жан Луи Кроше – финансовый аналитик при судебных следователях,
госпожа Корин Бийо – переводчица русского языка, приведена к присяге,
господин Сергей Михайлов, обвиняемый, доставленный из тюрьмы, уже заслушан.
Следователь господину С. Михайлову:
В силу статьи 350 уголовного кодекса вы дополнительно обвиняетесь в том, что вы находились в Швейцарии, а именно в кантоне Во, в не предписанное время.
Вы проживали в Швейцарии незаконным образом сроком более 3 месяцев, не имея разрешения на проживание, выданное компетентными органами.
Вы нарушили порядок приобретения недвижимости, занимая виллу, дом 12, улица де Турние, 12777, Борекс с помощью сложной юридической системы при посредничестве господина Оливье Деморэ в качестве приобретающего по акту от 16 июня 1996 года и арендодателя по контракту об аренде в силу протокола, подписанного 17 мая 1996 года г-ми Сергеем Михайловым, Оливье Деморэ и Анрэ Миловановым.
Г-н Михайлов:
Что касается новых обвинений, выдвинутых против меня, я выскажусь по этому поводу после того, как посоветуюсь с моими адвокатами.
Я оспариваю выдвинутые против меня обвинения от 17 октября 1996 года. В частности, я оспариваю, что являюсь членом криминальной организации.
В начале 1989 года, насколько я помню, я выезжал в Китай, а потом в ФРГ. Каждая из моих поездок в 1989 году продолжалась одну или две недели. В Китай я отправился в командировку от Фонда культуры СССР в качестве представителя этого Фонда. Я поехал по программе обмена. Цирковые артисты из СССР отправлялись в Китай, а борцы из Китая приезжали в СССР. Целью поездки было изучение программы в рамках проекта этого обмена. В этой связи я побывал в Пекине и в Шанхае. В Китае я занимался только той деятельностью, ради которой я был туда отправлен.
В ФРГ я провел 15 дней отдыха. Я не занимался там никакой другой деятельностью.
В 1990 году я не выезжал из СССР.
В конце 1991 года я отправился в США, побывал в Нью-Йорке и Майами. Я хотел отдохнуть в США, а также я хотел изучить возможность коммерческих контактов.
В 1992 году я отправился в Австрию и Венгрию, возможно, что в этом году число моих поездок увеличилось. Речь идет о деловых поездках. Я изучал рынок в плане приобретения наиболее дешевых товаров. За эту деятельность я получал комиссионные. Я не могу назвать вам точные цифры, так как они находятся в зависимости от продукции и условий контрактов. Меня попросили составить список предприятий, с которыми я работал в качестве посредника. Я не могу этого сделать, так как их было очень много. Я хочу объяснить, что было бы легче найти этих участников в выписках из моих банковских счетов.
Вопрос судебного следователя г-ну Михайлову:
Подтверждаете ли вы, что в 1992 году вы не имели банковских счетов ни в Швейцарии, ни за границей?
Ответ г-на Михайлова:
После размышлений я пришел к выводу, что я не должен отвечать на вопросы, географически не касающиеся Швейцарии. Я отказываюсь таким образом отвечать на вопрос следователя, имел ли я в 1992 году банковские счета за границей. Но я отвечаю, что в
1992 году я не имел банковских счетов в Швейцарии.
Вопрос следователя г-ну Михайлову:
Подтверждаете ли вы, что в 1992 году вы не заключили ни одной сделки в Швейцарии и за границей?
Ответ г-на Михайлова:
Я подтверждаю, что не заключил ни одной сделки в 1992 году ни в Швейцарии, ни за границей. В то же время я хочу сформулировать следующее заявление.
Я готов отвечать на все вопросы судебного следователя, связанные с моей коммерческой деятельностью в Швейцарии. Но я не намерен отвечать на вопросы следователя, касающиеся моих коммерческих дел за границей.
Я не хочу сказать, что я вообще не собираюсь отвечать на вопросы, но я хочу сказать, что я не хочу отвечать на вопросы о моих частных делах. Я считаю, что я не совершил никаких преступных действий за границей.
Вопрос судебного следователя г-ну Михайлову:
Вы считаете, что сообщение следователю данных, касающихся банковских счетов или коммерческих дел, касаются только вас лично?
Ответ г-на Михайлова:
Я считаю, что вопросы, касающиеся моих банковских счетов, относятся к моей коммерческой деятельности, и я не намерен сообщать следователю сведения, касающиеся моих банковских счетов, и информацию о банковских учреждениях, расположенных за пределами Швейцарии.
Республика и кантон Женева Судебная власть
Кабинет судебного следователя
СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА
Сегодня, 13 февраля 1997 года, между 17.00 и 17.05 позвонила какая-то женщина, говорившая взволнованным голосом и не представившаяся. Эта женщина говорила о том, что она прочитала в газетах, что господин Зекшен ведет поиск денежных средств по делу Михайлова. Она сказала, что знает, где находятся денежные средства в Женеве, и что некоторые люди боятся об этом говорить. Эта женщина звонила из телефонного автомата, и в послед-нюю минуту секретарь суда попросила ее быстро назвать место, в котором находятся упомянутые средства. Но женщина была так взволнована, что только сумела произнести отрывки каких-то непонятных слов.
Секретарь суда попросила ее написать письмо судебному следователю, на что женщина ответила: "Я сейчас это сделаю", – и на этом разговор прервался.
О чем и свидетельствую Секретарь суда Бедоне.
Через курьера
Господину Жоржу Зекшену, судебному следователю Дворец правосудия, площадь Бург де Фур, 1
Женева, 28 июля 1997 года
Касательно: № Р9980\96, господин Сергей Михайлов Господин следователь.
Настоящим письмом я извещаю вас, что господин Михайлов намерен воспользоваться отныне своим правом на молчание, вследствие чего он отказывается участвовать в назначенном на завтра заседании.
При этом мой клиент согласен участвовать во всех актах состязательного следствия, которого он собирается добиваться.
Его позиция мотивирована следующими обстоятельствами: Медленное ведение следствия (на что повторно указывается). Его сугубо обвинительный характер с незначительными вопро-
сами.
Отказ слушания любого свидетеля со стороны защиты. Условия, выдвигаемые судебным следователем на слушании, со-
блюдение которых означало бы допущение давления со стороны судебного следователя.
Статья, появившаяся в русской прессе 22 июля (оригинал прилагается к настоящему письму), свидетельствующая в очередной раз о нарушении секретности следствия (публикация фотографий и показания Левинсона).
Вам уже было предложено дать объяснение по поводу того очевидного на сей раз факта, что кампания по дискредитации, жертвой которой стал господин Михайлов, получает поддержку из женевских источников.
Примите, господин следователь, уверения в моем совершенном почтении.
Ральф Освальд Изенеггер, адвокат.
* * *
Каждый допрос Зекшена превращался для Михайлова в психологический поединок. Несмотря на возражения самого Сергея и его адвокатов, его по-прежнему вывозили на допросы, предварительно облачив в два бронежилета. Они натирали тело, образовывая незаживающие язвы. Особенно тяжело было переносить эти бронежилеты летом. Но следователь оставался неумолим. Каждый раз, выслушав очередные претензии своего подследственного, Зекшен заявлял с неизменной улыбкой:
– Господин Михайлов, это делается в ваших же интересах. У нас есть сведения, что на вас готовится покушение, и мы обязаны вас оберегать. Я ведь тоже принимаю меры необходимой безопасности – езжу, например, теперь только в бронированной машине. Но я же не жалуюсь.
Однажды, когда Михайлова привезли на очередной допрос во Дворец правосудия, он увидел, что следователь сидит у открытого окна и любуется природой.
– Господин Зекшен, вы так осторожны, ездите, как вы мне сказали, на бронированном автомобиле, а окно оставляете открытым. Я вот сделаю сейчас два шага и выпрыгну в окошко, тем более что высота здесь небольшая, – сказал Сергей.
– Благодарю вас за подсказку, господин Михайлов, – сухо заметил Зекшен.
А когда Сергея привезли на очередной допрос, он увидел, что стекло в кабинете отливает синевой.
– Бронированное, – самодовольно улыбнувшись, пояснил следователь, заметив взгляд Михайлова. – Так что выпрыгнуть в это окно вам теперь будет затруднительно.
Для Зекшена то были дни его взлета, дни триумфа. Сразу же после того, как стало известно, что судебный следователь Жорж Зекшен возбудил уголовное дело против русского Сергея Михайлова, газеты запестрели пространными сообщениями. Стараниями журналистов Зекшен в один день превратился в одного из самых талантливых, перспективных и подающих надежды юристов Швейцарии. А один из репортеров даже разразился таким цветистым сравнением: "Наш молодой магистр юриспруденции не только выловил у берегов Женевского озера крупнейшую рыбу международной пре-ступности. Он сумеет эту рыбу очистить и зажарить".
Готовясь к каждому очередному допросу, Зекшен был прежде всего озабочен тем, чтобы расставить ловушки для Михайлова. То он зачитывал ему записку о телефонном звонке неизвестной женщины, которая якобы знает, в каких местах Михайлов прячет свои деньги, и ждал, какова будет реакция. То заявлял, что в преступной организации, которую возглавлял Михайлов, теперь идет борьба за передел власти, а один из ближайших друзей Михайлова убит. Произнеся эту тираду, Зекшен замер: ему чрезвычайно важно было, что ответит на это подследственный. Ведь все ответы Михайлова после допросов становились предметом тщательного изучения психологами. И если бы, допустим, Сергей поинтересовался, кто именно из его друзей убит, то наверняка психологи сделали бы соответствующий вывод о том, что-де Михайлов допускает возможность убийства какого-то из друзей, так как в криминальном мире, к которому он принадлежит, такие события не редкость.
Но на все эти "ловушки" Сергей не реагировал, чем порой доводил Зекшена до исступления. "Господин Михайлов, ну почему вы молчите?!" – срываясь на бабий визг, кричал следователь, вмиг теряя свой внешний лоск и респектабельность. Но именно в такие моменты Сергей успокаивался, понимая, что выиграл у следователя очередной психологический раунд.
Собственно говоря, спокойствие пришло к Сергею после того, как во время одного из первых допросов полицейские сделали попытку его завербовать.
– Господин Михайлов, мы знаем, что вы в России человек очень влиятельный, вхожи в высокие сферы. Мы хотели бы, чтобы вы поделились с нами своими сведениями о преступном мире России, о высших чиновниках государства. Если вы не хотите возвращаться к себе на родину, мы могли бы изменить вам внешность с помощью пластической операции, выдать новые документы и отправить вас жить в какое-нибудь отдаленное, но весьма привлекательное местечко.
– Вы, вероятно, имеете в виду мое экономическое влияние, – уточнял Сергей, словно не замечая того, что его пытаются так топорно вербовать.
В те дни он и предположить не мог, что его заключение в тюрьме Шан-Долон растянется на долгих два с лишним года. Зато Зекшен после нескольких допросов прекрасно понял, что в общении с этим человеком ему нужны серьезные аргументы, а запугиваниями и шантажом он попросту ничего не добьется. Он пытался вывести Михайлова из себя тем, что бесконечно повторял одни и те же вопросы, на которые уже получил исчерпывающие ответы. Так, допросы по поводу нарушения Михайловым визового режима и попытки незаконного приобретения недвижимости продолжались целых полгода, хотя к этому моменту в распоряжении следствия были и прошение Михайлова о предоставлении ему вида на жительство в Швейцарии, и документы, подтверждающие, что покупку виллы он предполагал осуществить при помощи адвоката.
Потом Зекшен резко сменил тактику. Он не вызывал Михайлова на допросы по нескольку недель, а когда Сергея привозили во Дворец правосудия, следователь капризным тоном вопрошал, поправляя прическу плавным, чисто женским движением: "Господин Михайлов, ну почему вы никогда не скажете, как я выгляжу?"
Среди заключенных тюрьмы Шан-Долон ходили упорные слухи о своеобразных сексуальных пристрастиях Зекшена, и Сергей старался не реагировать на подобные вопросы, попросту оставляя их без внимания. Был однажды период, когда следователь не вызывал Сергея на допрос в течение двадцати дней, а когда наконец вызвал, то, лучезарно улыбаясь, словно сообщая приятную новость, заявил:
– Сегодня, господин Михайлов, наш допрос будет чрезвычайно коротким.
– Господин следователь, вы не вызывали меня на допрос двадцать дней, а теперь заявляете, что допрос будет коротким. Вы, должно быть, забываете, что я нахожусь в тюрьме.
– Вот видите, господин Михайлов, вы думаете только о себе.
Вы даже не поинтересуетесь, где я был все это время.
– Да я знаю, что вы были в отпуске, – ответил Сергей, – но я вправе рассчитывать, что после отпуска вы проведете допрос и я смогу вам дать исчерпывающие ответы, доказывающие мою невиновность.
– Нет, господин Михайлов, – возразил Зекшен. – Сегодня у меня нет времени для долгого допроса. Мне нужен дантист, и я вынужден вас покинуть.
– Гинеколог тебе нужен, – не выдержал Сергей, и переводчица бесстрастно перевела его реплику.
– Он так и сказал? – изумился следователь и, покрывшись красными пятнами, выкрикнул: – Допрос окончен. Сейчас вы вернетесь в тюрьму.
Наконец настал тот день, когда следователь задал Михайлову первый вопрос о его конкретных коммерческих делах. Но напрасно Сергей решил, что эти допросы ускорят дело. По поводу только одной из его фирм Зекшен допрашивал его ровно три месяца. "У меня пять фирм, и если на вопросы по поводу каждой у него будет уходить столько времени, то только на допросы, связанные с моими фирмами, у него уйдет полтора года", – сделал вывод Михайлов. Именно после этого он отказался отвечать на вопросы Зекшена, заявив, что предпочитает использовать свое право на молчание.
* * *
И был судья из их судей.
Из "Сказок 1001 ночи"
Документы уголовного дела № Р9980\96
Решение Федерального суда Швейцарии № 1Р.279\1997
СУД ОБЩЕЙ ЮРИСДИКЦИИ
17 июня 1997 года
Вынесенное на основании протеста, предъявленного Сергеем Михайловым, в настоящее время заключенного в тюрьме Шан– Долон, против постановления Обвинительной палаты апелляционного суда кантона Женева от 11 апреля 1997 года в рамках процесса генерального прокурора кантона Женева против кассатора.
Решением от 11 апреля 1997 года Обвинительная палата апелляционного суда отказала в удовлетворении ходатайства о предварительном освобождении и продлила предварительное заключение Михайлова до 11 июля 1997 года. Рассматривая известные обвиняемому материалы дела в закрытом судебном заседании, Обвинительная палата апелляционного суда решила, что обвинения, предъявляемые кассатору по ст. 260 УК, являются убедительными, учитывая, в частности, свидетельские показания Упорова, сотрудника МВД, регионального управления города Москвы по борьбе с организованной преступностью, который подтвердил, что Михайлов является руководителем преступной организации "Солнцевская".