* * *
Отец Виктора оказался наиболее удачливым из всего семейства Нидерхофферов. После завершения карьеры полицейского он занялся сочинением детективов. Книги пользовались большой популярностью, и накопленные средства он решил пустить на образование сына.
Благодаря этому Виктор окончил Гарвард в 1964 году, а потом еще и получил докторскую степень по финансам в Чикагском университете. В возрасте 60 лет отец Нидерхоффера умер. Перед своей смертью он позвал Виктора и спросил, чем тот собирается заниматься. Оказалось, что это дело уже решенное: непременно спекуляциями. Виктор аргументировал это тем, что собрал достаточно статистики и изучил рынок досконально. Арти отнесся к этому скептически. За годы своей работы в полиции он нередко видел умерших бомжей, при которых находились объемные тома собственной статистики по фондовому рынку и целые стратегии обогащения на нем.
К престижному своему диплому Виктор относился скептически. Обучавшие его профессора видели фондовый рынок совсем с другой стороны, чем представлял себе Нидерхоффер. По его мнению, главным итогом его обучения в Гарварде стало то, что он научился виртуозно играть в сквош. Причем настолько хорошо, что потом пять раз становился чемпионом США.
Еще будучи гарвардским студентом, он организовал фирму по обслуживанию слияний и поглощений. Однако этот прибыльный впоследствии бизнес тогда только начал развиваться. Да и капитал не позволял ему тягаться с такими акулами индустрии, как Милкен или Боески. Одновременно Виктор пытался применить научный подход к игре на фондовом рынке. И создал теорию "неслучайного изменения цен на бирже" – он даже защитил диссертацию по этой теме. Однако видимого успеха она ему не принесла. Трудно сказать, в чем была причина: то ли не хватало денег, то ли теория была не очень хороша. Не помогла Виктору и смена фондового рынка на товарный. Лишь после устройства на работу простым аналитиком дела его пошли в гору. Правда, надо отметить, что работать ему посчастливилось у Джорджа Сороса.
* * *
Аналитиком Нидерхоффер проработал недолго. Через два года ему доверили в управление часть активов Сороса. Вскоре Виктор Нидерхоффер и Джордж Сорос стали близкими друзьями. Они частенько вместе играли в теннис и обедали. Однако при всем этом Джордж придерживался скептического мнения о способностях Виктора. Еще до разорения Нидерхоффера он говорил, что Виктор рассматривает рынок как казино, где люди играют в большую игру. Следуя правилам этой придуманной им игры, он может получать небольшую прибыль. Но это опасно, так как он не использует никаких защитных механизмов.
Сам Нидерхоффер так не считал. По его словам, за время своей работы на Сороса он провел сделок более чем на 2 млн контрактов. И средняя прибыль на один контракт составила $70. Такую результативность, полагал он, нельзя было объяснить только простым везением. В противном случае это было бы то же самое, что из запчастей к автомобилю собрать ресторан McDonald's.
Его подход к выбору объектов инвестирования также отличался оригинальностью. Типичное рассуждение Нидерхоффера выглядело так. Если котировки американских гособлигаций пошли вверх, то фондовый индекс наверняка снизится. А раз так, то упадет и фондовый рынок Японии. Следовательно, иена понизится относительно германской марки, так как немецкий фондовый рынок связан с американским гораздо меньше, чем японский. И в результате Виктор продавал иену против марки.
К середине 1980–х он уже управлял частью фондов Сороса с общими активами $100 млн. Следует отметить, что, хотя Виктор и получил большую самостоятельность в принятии решений, ему все равно приходилось соблюдать установленные Соросом правила управления капиталом и критерии выбора объекта инвестиций. Все изменилось в середине 1990–х, когда Нидерхоффер организовал собственный фонд Niederhoffer Management. Наконец-то Виктор был предоставлен сам себе, и с этого времени дела его покатились по наклонной.
В то время друг Сороса пользовался неизменной популярностью. И неудивительно, что часть клиентов знаменитого спекулянта поначалу перешла и в фонд Нидерхоффера. Туда же Виктор вложил и все свои деньги. Кроме того, после выхода его книги "Университеты биржевого спекулянта" часть восторженных читателей рискнула деньгами.
Но уже в первый год работы фонд оказался на грани разорения. На валютном рынке Виктор любил работать с иеной. Дело доходило до того, что он публично признавался в любви к этой валюте. Так, в первой половине 1995 года Нидерхоффер купил доллары против иены, когда курс был $1 за 93 иены.
Действовал он, как обычно, с размахом, используя кредитное плечо 1:10. Но всего через пару часов курс упал до 88 иен за $1. Это было сильным ударом. Использование кредитного плеча принесло фонду потери в 50 %. Клиенты стали спешно забирать свои деньги, а банки потребовали вернуть кредиты. В тот момент Нидерхоффер обвинил во всем своих инвесторов. "Они дают мне свои деньги и ожидают, что я их преумножу без всякого риска. Я не могу это сделать без рискованных сделок, а они забирают деньги после первой неудачи", – сетовал он.
Кроме того, Нидерхоффер обвинял казначейство США и Банк Японии в том, что они сознательно опускают курс доллара и уже раструбили об этом всем своим друзьям в банках. И все эти инсайдеры настроились против него. Однако Виктор продолжал плыть против течения. Чуть позже курс иены пошел вниз, и фонд Нидерхоффера после закрытия всех позиций по иене понес убытки в размере 20 % всего капитала. Интересно, что во второй половине 1995 года Виктор попался на противоположной позиции, и вновь потери его фонда составили 20 %.
Отыгрывался он обычно на фьючерсах на товарном и фондовом рынках. Они позволяли получать высокий доход при минимальных вложениях. Правда, крупные фонды редко используют их полномасштабно из-за высокого риска. Профессионалы предрекали скорый крах Niederhoffer Management, опасались этого и его клиенты.
* * *
К середине 1997 года активы его фонда доходили до $130 млн. Сумма достаточно большая, но Нидерхоффер умудрился проиграть ее всю в октябре 1997 года. В привычном для себя стиле Нидерхоффер не особо заботился о диверсификации. Так, большая часть его капитала оказалась вложенной в перспективные азиатские рынки, меньшая часть – в американский фондовый рынок, немного – в товарный рынок. Памятный азиатский кризис вмиг привел к потере всех его вложений в Юго-Восточной Азии. Вслед за этим покатился вниз фондовый рынок США – Dow Jones упал на 7 %. А на товарной бирже вопреки прогнозам Виктора поднялись цены на драгоценные металлы.
И 30 октября 1997 года в газете USA Today появилась заметка: "В среду Нидерхоффер объявил инвесторам своего фонда, что все их деньги проиграны за три дня. За три дня падения фондового рынка и краха в Таиланде он растранжирил $130 млн". Нидерхоффер не только потерял все деньги клиентов, но и остался должен около $20 млн. Ему пришлось даже продать свою коллекцию исторических ценностей за $2,6 млн. Продал он и свой фонд (всего за $1 млн).
Тогда у него мало что осталось от былого могущества. Но он не сдался. Его талант и авторитет пригодились на поприще деловой журналистики. Кроме того, в соавторстве с Лорел Кеннел в 2003 году он издал книгу "Практика биржевых спекуляций" (Practical Speculation), которую называют лучшей книгой о трейдинге в новом тысячелетии.
Часть 3
Империи не вечны
В природе мелким животным иногда легче выжить, чем крупным зверям. Динозавры вымерли, а какие-нибудь мушки-дрозофилы живы до сих пор, и с доисторических времен, кажется, изменились мало.
Так и в бизнесе: тысячи мелких предприятий разоряются, и тысячи же создаются. А павшую империю уже не вернуть.
Империи потому и не вечны, что империи: создаются часто волей одного человека и держатся на силе. Но в силе – их слабость. Чем масштабнее границы империи, тем больше у нее соседей, а значит, и врагов.
К тому же императоры смертны, а на их детях и внуках природа часто отдыхает.
Осколок рельсовой империи
Харольд Стирлинг Вандербильт (Harold Stirling Vanderbilt, 1884–1970)
Сын Уильяма Киссема Вандербильта, правнук знаменитого Командора Корнелиуса Вандербильта, основателя династии Вандербильтов.
Он мой хороший приятель, но в этом бизнесе он просто дитя.
Роберт Янг о Харольде Вандербильте
Почти 40 лет назад, 4 июля 1970 года, скончался один из последних настоящих аристократов Америки – Харольд Стирлинг Вандербильт. Он был наследником 50–миллионного состояния, прожил долгую жизнь и обладал множеством талантов, кроме одного – таланта делать деньги. Семейный бизнес Вандербильтов, несмотря на все усилия, на нем закончился, знаменитые вандербильтовские особняки тоже поменяли владельцев. Зато имя Харольда Вандербильта стало символом стремления к совершенству в занятиях, достойных истинного джентльмена: ему не было равных в гонках на яхтах и игре в бридж.
Американский железнодорожный бизнес был так тесно связан с именем Вандербильтов, что один из акционеров железнодорожной компании New York Central Роберт Янг, в результате долгих интриг и махинаций добившийся перехода власти в свои руки, заметил: "Не могу представить совет директоров
New York Central без хотя бы одного Вандербильта – для аромата". Харольд Вандербильт и его родственники отклонили лестное предложение: "Не сомневаюсь в способностях мистера Янга в области манипуляций с акциями, но управление железной дорогой – это совсем другое дело". Янг был столь же высокого мнения о деловых качествах Вандербильта: "Он мой хороший приятель, но в этом бизнесе он просто дитя". Оба, увы, оказались правы: Янг вскоре застрелился, не справившись с управлением, но и от Вандербильтов на железной дороге остались одни воспоминания да роскошный пульмановский вагон 1928 года, сделанный специально для главы New York Central Харольда Вандербильта: прокатившись в нем, любой желающий может почувствовать себя миллионером…
* * *
Харольд Стирлинг родился 6 июля 1884 года, и родился он Вандербильтом – этого в общем достаточно для американцев, чтобы представить себе, в какой обстановке он вырос и каким состоянием обладал. Обширное семейство Вандербильтов было, пожалуй, самым состоятельным в Америке XIX века. А самым известным и предприимчивым представителем этой династии был Командор Корнелиус Вандербильт, потомок голландских поселенцев из деревни Бильт, от которой и произошла фамилия.
Харольд был правнуком знаменитого Командора. Отец Харольда, Уильям Киссем Вандербильт, после смерти своего отца унаследовал около $60 млн; он возглавлял в разное время крупные железнодорожные компании, составлявшие основу бизнеса Вандербильтов. У Уильяма Киссема и его жены Альвы Эрскин Смит было трое детей – старшая дочь Консуэло и два сына, Уильям Киссем-второй и Харольд Стирлинг. Альва была женщиной незаурядной и с очень большими амбициями. Она выросла на рабовладельческом Юге в семье плантатора, но получила образование и приобрела светский лоск во Франции, где завела друзей среди высшей европейской знати. Главной ее целью было превзойти леди Астор, представительницу другой богатейшей династии, и стать главной светской львицей Нью-Йорка и окрестностей.
Когда Альва выходила замуж за Уильяма Киссема, предполагалось, что все наследство в соответствии с семейной традицией достанется его старшему брату Корнелиусу. Однако решительная девушка сумела убедить свекра в исключительных достоинствах своего мужа, и тот выделил часть денег Уильяму Киссему.
Дети Уильяма Киссема и Альвы были весьма известными персонажами американской элиты. Старший брат Харольда Вилли К. прославился как один из первых энтузиастов автоспорта в США, построивший собственную частную автостраду для гонок, учредивший в начале XX века гоночный Кубок Вандербильта и немало способствовавший расцвету американской автомобильной промышленности. Сестра Харольда Консуэло была необыкновенно грациозной красавицей с лебединой шеей, к которой толпами стекались потенциальные женихи не только из Америки, но и из Европы. Амбициозная мать решила использовать ее, чтобы породниться с настоящей европейской аристократией, и настояла на браке 18–летней Консуэло с девятым герцогом Мальборо Чарльзом Спенсером Черчиллем, кузеном Уинстона Черчилля. Свадьба состоялась в 1895 году в Нью-Йорке и была единодушно признана "свадьбой века". Именно Консуэло лишила будущего английского премьера шансов стать герцогом Мальборо, быстренько родив в 1897 году сына, который и унаследовал титул. Когда брак Консуэло спустя четверть века распался, Альва, испытывая угрызения совести, помогла дочери добиться, чтобы он был признан недействительным, ссылаясь на то, что она принудила Консуэло выйти за герцога Мальборо.
* * *
Страсть к роскоши вообще и к роскошным особнякам в частности была отличительной чертой тех поколений Вандербильтов, которые уже могли себе позволить не зарабатывать состояние с нуля. В Нью-Йорке внуки Корнелиуса застроили своими особняками целый квартал на Пятой авеню, а в Нью-порте на Род-Айленде тон задавали Мраморный дом Уильяма Киссема и летний 70–комнатный "коттедж" его брата Корнелиуса-второго. С конца XIX века и до начала Первой мировой войны Ньюпорт был средоточием всех самых богатых американских семейств, стремившихся если не происхождением, то хотя бы образом жизни сравняться с европейской знатью и даже превзойти ее. Когда российский великий князь Борис побывал там в 1902 году, он заметил, что подобной роскоши нет даже в Зимнем дворце в Петербурге. Возможно, императрица Александра могла бы позволить себе, подобно ньюпортцам, закапывать драгоценности в песок посреди банкетного стола, чтобы потом гости откапывали их ложечками от Фаберже, или пускать экзотических рыбок в ручейки, петляющие среди серебряных супниц. Но ей это почему-то не приходило в голову, а вот в Ньюпорте такие излишества были нормой.
Альва Вандербильт была одним из главных вдохновителей превращения небольшого скромного поселка Ньюпорт с деревянными строениями в американский Версаль. Она не только добилась от свекра распределения наследства с учетом интересов ее мужа, но и объяснила Вандербильтам, как им следует распорядиться своим богатством. Альва считала достойным его применением строительство умопомрачительных дворцов и жизнь в них на манер европейских королевских фамилий. Сама она строила особняки и дворцы с той же неукротимой решительностью, с которой древние фараоны возводили свои пирамиды. В Нью-Йорке ее знаменитый "маленький дворец в Блуа" на Пятой авеню, построенный модным архитектором Ричардом Моррисом Хантом, стал первым замком Нового Света, предназначенным на роль жилого дома, обеспечил Альве и Уильяму Киссему попадание в нью-йоркское высшее общество и определил характер всего последующего строительства в этой части Пятой авеню.
В марте 1883 года по случаю открытия "маленького дворца" состоялся грандиозный костюмированный бал, который запечатлел главный гламурный фотограф того времени Хосе Мария Мора. Американские богачи обожали наряжаться в королей и принцесс; ради этого специально шились роскошные платья, отделанные золотом и драгоценными камнями, которые потом месяцами пылились в подвалах. Альва с удовольствием вспоминала, как она наряжалась венецианкой, женой дожа, а на фотографии она запечатлена в платье русской барыни и кокошнике. Каролины Астор не было в числе приглашенных на бал, и ей пришлось через своего посыльного передать "нуворишам" Вандербильтам свою визитную карточку.
Однако чтобы затмить извечную соперницу, нью-йоркского дворца было недостаточно, и по настоянию Альвы ее муж купил участок земли в Ньюпорте, граничащий с "Березовой рощей" Асторов. С 1888 по 1892 год архитектор Хант, ставший придворным архитектором Вандербильтов, построил в Нью-порте на авеню Бельвю Мраморный дом; образцом для него послужили одновременно вашингтонский Белый дом и Пти-Трианон Марии-Антуанетты в Версале. Со всего света навезли столько мрамора, что пришлось построить частный причал, где его сгружали и складировали, пока шло строительство. Внутреннее убранство в стиле Наполеона III соответствовало внешней роскоши; Альва Вандербильт наняла для своего "храма искусств" лучших французских дизайнеров интерьера, которые оформили гостиную в стиле периода Регентства, а бильярдную – в экзотическом мавританском стиле. У подножия лестниц в Мраморном доме были два барельефа – один изображал архитектора Ханта, другой – Мансара, главного архитектора Людовика XIV, построившего Версаль.
Дворец обошелся, по оценкам тогдашней прессы, в $11 млн, из которых $7 млн ушло только на мрамор. Уильям Киссем Вандербильт преподнес Мраморный дом своей жене в качестве подарка к ее 39–летию. Сам он все больше времени проводил в поместье Idle Hour на Лонг-Айленде и в Париже. В 1895 году супруги развелись, затем оба вступили во второй брак, но Альва продолжала пользоваться Мраморным домом. Она даже построила рядом китайский чайный домик, где принимала гостей и устраивала собрания горячо поддерживаемых ею суфражисток. Хозяйка Мраморного дома, владевшая одно время сразу девятью особняками, стала первой женщиной – членом Американского института архитектуры. Она продала Мраморный дом в 1932 году, но после ее смерти Харольд Вандербильт в память о матери выкупил его в 1963 году для превращения в музей.
Отец Харольда умер в 1920 году, оставив ему в наследство среди прочего поместье Idle Hour, но тот решил, что времена безудержной роскоши позади, и в том же году продал его. Большая часть уникальной мебели, которой дом был обставлен, ушла с молотка в конце 1920–х годов. Харольд также настоял на продаже особняка на Пятой авеню, принадлежавшего ему совместно с братом.
Однако настоящий Вандербильт не в состоянии прожить жизнь, не построив собственного "коттеджа", и Харольд тоже не смог удержаться. В 1925 году он построил летнюю резиденцию "Эль Солано" на Палм-Бич во Флориде, пять лет спустя – еще одну, "Вилла Лантана", тоже во Флориде. Жить в особняках было для Вандербильтов так же естественно, как учиться дома и в лучших частных школах, а потом окончить Гарвард. Столь же естественно было затем присоединиться к прочим Вандербильтам, занимавшимся железнодорожным бизнесом. Но были и другие традиции, которые явно вызывали у молодого Харольда больше энтузиазма: его отец был страстным яхтсменом, а сам основатель династии Корнелиус – заядлым картежником.