Людей требовалось не меньше десятка, иначе любому проверяющему могло броситься в глаза, что номера паспортов регулярно повторяются, примерно раз в два месяца. Раз в полгода данные паспортов менялись, выходила на "смену" следующая десятка, а через полгода опять привлекалась предыдущая "смена". Но иногда директор магазина использовал другой вариант. Так сказать, "запасной парашют", который выпускался обычно перед плановой проверкой или проверкой, о которой директору удавалось заранее узнать, с целью "разбавить картину". Обычно проверяющие обладали довольно неплохой зрительной памятью (натренированной) и их опытный глаз мог вычленить из общего списка повторяющиеся номера. Но при этом тщательно просматривались только данные за последние два месяца – в конце концов, ревизоры тоже были советские люди, пораженные вирусом безответственности.
Владельцами же паспортов являлись "мертвые души", и вот в каком смысле. На квитанциях проставлялись несуществующие данные паспортов несуществующих людей. Фокус заключался в похожести данных на настоящие, но на самом деле и номера и фамилии были взяты, что называется, "с потолка". Расчет строился на том, что ревизоры не будут проверять каждую квитанцию подряд, а сделают выборку, в которую вряд ли попадут вымышленные данные. Соотношение данных было приблизительно одно к пятидесяти, то есть на одну "левую" квитанцию приходилось примерно пятьдесят настоящих. Как видите, чистой воды математика, помноженная на русское "авось". Но система работала практически без сбоев. Правда, с одной оговоркой. Если математика или уже упомянутое "авось" подводили и ревизор все-таки упирался в "левую" квитанцию, это был "пожар", начиналась тотальная проверка. Насколько мне известно, очень многие директора комиссионных магазинов, через которые проходил товар цеховиков, использовали именно эту систему. Но сказанное касается, как вы понимаете, только больших городов – Москвы и Ленинграда, где работала система больших чисел.
Вот именно в этом узком месте, сбыте, и застряло дело отца. Им просто не повезло, причем не повезло с "особым цинизмом". После того как в Ленинграде один за другим "сгорели" два комиссионных магазина, по остальным срочно провели внеплановые проверки. Но поскольку с количеством сотрудников в ОБХСС всегда была напряженка, то в некоторые магазины послали обычных ревизоров из управления торговли, а в некоторые (выборочно) пошли проверяющие непосредственно из ОБХСС. Ясно, что качество проверки резко различалось. Так вот в тот магазин, где отец сбывал товар, пришел как раз проверяющий из "страшной" организации. Отец потом узнал, что обычные ревизоры на этом рейде озолотились – их гораздо дешевле и проще было подкупить, чем коллег из отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности.
Надо отдать должное, спецы из ОБХСС знали, что ищут, и находили искомое довольно быстро. Схема с "мертвыми душами", в принципе, была им известна, вот только "засветить" ее в обычных обстоятельства было очень трудно.
Отца забрали на работе. Он до последнего момента надеялся, что пронесет, хотя уже понимал, что вряд ли. С того самого момента, как он узнал, что директора магазина повязали, он с минуты на минуту ожидал чего-то подобного. Трудно было рассчитывать, что директор станет изображать из себя Зою Космодемьянскую и молчать на допросах. Да ему и смысла особого не было. Все равно в таких случаях обозначалась "организация". А вот если сдашь на допросах пару-тройку "подельников", то можно выторговать себе меньший срок. Винить здесь никого нельзя, люди спасали не только свою свободу, но и жизнь. К моменту ареста отец был морально готов. Единственный вопрос, который обсуждался у нас в семье в те дни (это уже по маминым более поздним рассказам): прятать накопленное или сдавать. И если сдавать, то сразу или сначала торговаться.
В чем состоял предмет спора? Отец настаивал на том, чтобы ценности и деньги спрятать в надежное место. Место было действительно надежное, ни один обыск его бы не "зацепил". Но в этом случае отец, скорее всего, получил бы "на полную катушку". Он был готов к такому развитию событий. Единственное, чего он хотел, чтобы мы с матерью ни в чем не нуждались во время его отсидки. Мать была категорически против, что понятно. Дело в том, что единственной возможностью серьезно скостить срок была именно долгая и отчаянная торговля с обэхаэсэсниками за каждую сданную копейку и за каждый грамм золота. И суть торговли со стороны законников была вовсе не в заботе о государственной казне. После долгих прикидок и раздумий отец решил разделить накопленное на три части. Первую он оставлял в захоронке, чтобы матери было на что жить и посылать ему на зоны передачки со всем необходимым и на адвоката. Вторую часть решил отдать почти сразу после начала допросов – предполагалось, что именно эта часть пойдет впоследствии как официальная сдача, которая будет фигурировать в деле для того, чтобы на суде у адвоката была возможность снизить срок. А вот третья часть предназначалась непосредственно тем оперативникам, которые будут "разрабатывать" отца. Для чего – понятно, чтобы не слишком глубоко копали, ведь от суммы хищений срок зависел напрямую. Такой расклад показался отцу (да и матери тоже) наиболее разумным выходом из положения. Сразу скажу, что так и вышло. Если бы не разделенные на три части накопления, он почти наверняка угодил бы под расстрельную статью.
Шеф-заместитель отца тоже каким-то образом решил аналогичную проблему и, хотя он шел на процессе как организатор, все же остался жив. Отсидев девять лет из положенных пятнадцати, он вышел на свободу. Жив и до сих пор.
Оригинальное мышление
Вот таким образом провалилось так тщательно продуманная схема "левого" производства. Но поскольку отдаю себе отчет, что история моего отца (хотя она и полностью стандартна), все же один из возможных вариантов, то считаю своим долгом привести другой пример. В каком-то смысле этот пример довольно ярко иллюстрирует еще один способ, которым СССР благодаря вопиющей бесхозяйственности обзавелся несколькими криминальными элементами вместо добропорядочных граждан. И у этой истории есть кардинальное отличие от предыдущей. Все ее герои так и не оказались на скамье подсудимых. А вошли, как я думаю, в число тех людей, которые в начале девяностых занялись только что разрешенным бизнесом. И, скорее всего, преуспели на выбранной стезе. Что характерно, главные фигуранты в этой эпопее тоже бывшие научные работники. Новое подтверждение теории отца – стать цеховиком мог только человек довольно раскрепощенного ума.
История ящиков из-под мандаринов
Эта история началась в одном скромном научном институте, во время сезонного сбора урожая. На дворе стоял 1976 год. И коллектив института почти в полном составе, как и полагалось в те времена, выехал "на картошку", вот только в данном конкретном случае колхоз, в который их послали, располагался в ближайшем пригороде, практически в черте города. Не хочется называть конкретное место, тем паче что суть от этого пробела все равно не изменится.
Хмурым осенним утром к вяло перебирающим мокрую несортовую морковь ученым подошла женщина весьма специфического вида. Грязно-белый халат, массивные золотые перстни на руках и почти такое же количество золота во рту, высоко сбитая прическа и развязные манеры. Даже далеким от жизненных реалий ученым мужам сразу стало ясно, что это типичный представитель советской торговли. Так и оказалось. Женщина занимала должность директора овощного магазина и наведалась к временным труженикам полей с вполне конкретным предложением – покалымить после окончания официального рабочего дня. Странное на первый взгляд предложение имело две причины. Причина первая – "свои" работяги в тот день разжились внеурочным заработком и поголовно не вышили на работу. Причина вторая была более тонкого, даже психологического свойства. Прекрасно разбирающаяся в реалиях бытовой устроенности советских ученых, директриса овощного магазина совершенно справедливо решила, что с чем с чем, а с наличными деньгами у интеллигенции обычно бывает туговато. А именно наличные она и собиралась предложить за выполнение несложной физической работы. Наверное, она могла бы в тот день найти и кого-то более необразованного, и в этом случае истории пришел бы немедленный конец, но случилось то, что случилось, и два "майонеза" (производное от МНС – младший научный сотрудник), свежеиспеченных, поэтому молодых и вечно голодных, согласились на нестандартное предложение. И всего-то требовалось: разбить на мелкие части ящики из-под марокканских мандаринов, после чего сжечь их на заднем дворе магазина, полностью контролируя процесс.
Вполне возможно, что именно последняя часть утилизации тары и заставила директора магазина обратиться к ученым, которые даже в советские времена отличались умеренными возлияниями по части горячительных напитков и (следовательно) не могли напиться, не завершив трудового процесса. Итак, влекомые обещанным вознаграждением, молодые научные сотрудники оказались на заднем дворе овощного магазина и приступили к утилизации тары из-под заморских фруктов. Примерно на пятом ящике один из "майонезов" обратил внимание на материал, из которого была сколочена тара. И чуть не упал в обморок. Ящики, прибывшие в качестве тары из экзотической африканской страны Марокко, на сто процентов состояли из планок, изготовленных из… бука. Чтобы удивление научного сотрудника стало более понятным, нужно объяснить, что изделия из бука в СССР и в те времена стоили больших денег по причине их антикварности, да и мебельного "новодела" из этого дерева просто не выпускалось. А в антикварном или комиссионном магазине кресло из бука стоило порядка пятиста рублей, что выходило за рамки понимания молодых "майонезов".
По поводу совершенного (почти научного) открытия несостоявшиеся утилизаторы решили перекурить. И во время перекура они со всей очевидностью поняли, что их рука ни при каких обстоятельствах не поднимется на уничтожение столь редкой и дорогой породы дерева. После перекура пытливые научные умы решили поинтересоваться: является ли данная партия ящиков исключением? Понятно, что у нанявшей их директрисы ответа они не получили. Но эта неудача не охладила внезапно проснувшийся исследовательский пыл. Они решили разобраться с вопросом более детально. При этом партию, подлежащую уничтожению, решили в любом случае присвоить, к примеру, из спортивного интереса. Тогда же за определенную плату они договорились с нанимательницей о вывозе неутилизированной тары и на следующий день, насобирав денег где только было возможно, наняли небольшой грузовичок и вывезли оставшиеся ящики на дачный участок, принадлежавший родителям одного из "майонезов".
Дальнейшие исследования очень быстро показали, что вся тара, в которую расточительные марокканцы упаковывают свой товар, действительно сделана из дорогой породы дерева. Хоть молодые научные сотрудники и представляли советскую интеллигенцию, голова у них в бытовом плане все же соображала хорошо. Посоветовавшись с родителями (владельцами дачного участка) и заняв у них денег, один из МНС субсидировал массовую закупку драгоценной тары. Что обошлось ему в сущие копейки, к тому же ящики часто доставались ему и бесплатно (за бутылку жидкой валюты). После того как материала скопилось достаточное количество, оба исследователя за полторы недели обили садовый домик небольшими планками, которые по завершении отделочных работ покрыли морилкой.
И хотя они порядочно умаялись, так как планки были размером с ученическую линейку, результат превзошел все ожидания. Получился практически финский садовый домик, хотя оригиналов финских домиков новаторы в глаза не видели, эстетика получившегося творения привлекла внимание соседей. И вот эти самые соседи начали осаждать изобретателей вопросами: из чего да как. Новоиспеченные мастера отделки вместо конкретных ответов напустили тумана, создав впечатление, что не так то все и просто (как было на самом деле). После чего к ним немедленно выстроилась очередь из заказчиков.
Сведя дебет с кредитом, младшие научные сотрудники почесали в затылке и взяли на работе очередной отпуск, приплюсовав к нему отпуск за свой счет. Затем разжились авансом у одного из желающих (на затратную часть) и начали осваивать новую профессию. По окончании работ они "подбили бабки" и не поверили своим глазам. Было решено повторить опыт. Для того чтобы отделать третий садовый домик, они уволились из своего научного института, так удачно давшего им путевку в жизнь. Во время отделки приблизительно пятого домика местные шабашники начистили им не только лицо, но и рабочие части тела.
После того как ушибы и травмы зажили, неугомонные "отделочники" опять принялись за свое более чем прибыльное дело. Но тут совершенно некстати началась зима, и сезон работ закончился. Заработанных денег бывшим "майонезам" с лихвой хватило, чтобы перекантоваться всю зиму. Для соблюдения декора и по причине непротивления советской морали они устроились ночными сторожами на пустующий зимой открытый стадион. А с первыми признаками весны: потеплением и осушением сырой земли снова попытались приступить к своим (теперь) основным обязанностям. Но не тут-то было. Как только нарисовался первый в этом сезоне заказ, то вместе с ним тут же нарисовались несколько личностей довольно зловещего вида. Неопытных шабашников заперли в пустующем доме и доходчиво объяснили, что у них два пути: либо выйти из этого дома живыми и необгоревшими, но при этом делиться частью полученной за сезон прибыли с неприятными личностями, либо изображать из себя партизан и сгореть за идею.
Понятно, что первый вариант понравился бывшим научным сотрудникам больше. После установления первого контакта с личностями, которые умели так хорошо уговаривать людей, начался более серьезный разговор. За пять минут личности вытянули из молодых людей все подробности эпопеи с отделочными материалами и, узнав правду, долго и смачно хохотали, стучали друг друга по плечам и отпускали комплименты в адрес сообразительных "майонезов". Осознав, что рынок материалов практически неограничен, личности тут же предложили не очень умелым в работе парням не размениваться по мелочам и заниматься вполне конкретным делом, на котором они уже насобачились, – доставанием ящиков из-под мандаринов, пообещав даже некоторую помощь в этом вопросе. Вот так и получилось, что в новом сезоне отделочных работ молодые люди участвовали опосредованно, а конкретной работой по украшению домиков занималась все та же бригада шабашников, которая еще осенью прославилась безнаказанным членовредительством. Теперь эти угрюмые мужики были исключительно вежливы, предупредительны и называли бывших пострадавших на "вы" и "хозяин".
Через четыре года подпольная фирма по отделке садовых домиков не просто расширилась, а существенно разрослась. Процесс добычи ящиков встал на поток благодаря появившимся связям с директорами овощебаз почти всего города, а бывшие скромные научные сотрудники заматерели и полностью поменяли представления о том, как должна выглядеть советская действительность. Но самое хорошее в этой истории – ее окончание. Накопив приличную сумму, предприниматели сумели сохранить не только капитал, но и свободу, что, может, и поважнее. В начале девяностых годов на заработанные средства они открыли собственное дело и процветают по сию пору.
"Разгоню" твои печали
Когда я первый раз рассказал эту историю человеку, несведущему в теме, меня изрядно удивила его реакция. Больше всего недоумения у слушателя вызвала оперативность, с которой предприимчивых молодых людей вычислили представители, как он выразился, организованной преступности. Он даже специально уточнил, где находилось садоводство и каких оно было размеров. Я ему пояснил, что садово-огородное товарищество, в котором началось превращение рядовых научных сотрудников в успешных предпринимателей, было не очень большим и, хотя расположено не очень далеко от города, но зато довольно далеко от оживленных трасс, да и участки в нем получали не академики, а простые люди.
Слушатель долго удивлялся: тогда каким же образом "майонезов" удалось вычислить? Вопрос понятный, но довольно легко объяснимый, если знать, насколько подконтрольным криминалитету был любой подпольный бизнес с начала семидесятых годов. Я уже рассказывал, что именно на переломе шестидесятых годов отношения производителей – цеховиков и преступного мира – наконец были четко оговорены и очерчены определенными рамками. Но, похоже, нужно более подробно рассказать об истории этих взаимоотношений, показав их ретроспективу с момента установления на территории российской диктатуры пролетариата в 1917 году и до беспредела, начавшегося в стране с приходом лихих, разбойных девяностых годов. При этом не помешает развеять несколько стандартных мифов о "нежной дружбе" цеховиков с воровскими авторитетами, которая якобы установилась сразу после известного воровского сходняка.
Грабь награбленное!
Краеугольным камнем в отношениях преступных элементов и предпринимателей начиная с самого семнадцатого года и почти до конца ХХ века стало понятие "безнаказанность". Как только выяснилось, что политика новорожденной страны Советов в отношении частного предпринимательства резко отрицательна, любому преступнику на территории советской республики стало ясно – можно безнаказанно заниматься отъемом собственности у представителей частного сектора. Даже лозунг тех времен однозначно говорит о лояльности властей к такого рода преступлениям: "Грабь награбленное!" И надо сказать, что при всей рискованности формулировки этот лозунг никакого явного противления у представителей официальных властей не вызывал. При той неразберихе, которая царила в стране сразу после Октябрьской революции, наспех созданные из кого попало правоохранительные органы были озабочены исключительно расхитителями государственной собственности, коих нарисовалось огромное количество, недобитыми врагами существующего строя и бандами, громившими все подряд без разбору. А разбираться с какими-то "купчиками", у которых грабители изъяли ценности и капиталы, милиционерам явно было недосуг. Тем более что такими же точно методами, только на законных основаниях, пробавлялись и сами представители власти.
Но был и еще один существенный момент, который делал частных предпринимателей, чудом уцелевших в котле страстей революции, особенно уязвимыми. Если в ряды чекистов случайные люди с улицы практически не попадали, то в только что созданную милицию пришло много криминальных элементов. Революция открыла двери тюрем, где лишь небольшой процент заключенных томился по политическим мотивам. Большее количество узников попало за решетку хоть и при царизме, но по вполне прозаическим статьям: грабеж, разбой, воровство и убийство. Для того чтобы осознать масштаб произошедшей катастрофы, просто попробуйте вообразить, что произойдет, если сейчас проделать то же самое. Плюс хаос по всей стране. И вполне естественно, что среди такого количества отпущенных на свободу преступников нашлось немало людей с "криминальным талантом", которые мгновенно сообразили, каким образом можно поживиться за чужой счет. Даже не обязательно было вступать в ряды советской милиции – достаточно было просто записаться к ней в добровольные помощники, и в руках у грабителя образовывались необходимые "корочки". С ними грабеж назывался красивым словом "экспроприация".