3.
Вкладчики категории А начали собираться группами через неделю после закрытия банка. Встречи происходили в "Семеныче", таком привычном, что людям казалось, будто вот-вот откроется дверь и войдет их благодетель, неся в каждой руке по баулу. В баулах, ясное дело, будут аккуратно расфасованные деньги, и Бэнк, любуясь произведенным эффектом, раздаст полиэтиленовые пакеты. "Каждому – по вкладу его, – весело провозгласит он. – А вы уж в штаны наложили!".
Но дни шли, а чудного мгновенья не наступало. Три мобильника и домашний Бэнка не отвечали, от него сигналов тоже не было. Да позвонит он, повторял, как заклинание, Док, сто процентов позвонит, он приличный человек. Каждый может быть приличным, когда все хорошо, хмуро ответствовал Суп, а у Бэнка сейчас хорошего мало. Да что ты говоришь, срывался на крик нервный Страх, хапнул столько наших бабок, а говоришь, хорошего мало!
Давайте без паники, снова твердили мягкосердечные, надо войти в его положение, мы же друзья. А вот он-то, вопрошали скептики, он-то нам друг? Да, мы давно знакомы, многие из нас сделали для него что-то важное. Док сшил по кусочкам его жену после аварии. Реж засунул его бесталанную дочь во ВГИК. Проф устроил ему докторскую диссертацию. Сил представил его дядям с большими погонами. Да что там говорить – мы привели в его банк серьезных людей, и они, не дай бог, еще выкатят нам за это предъяву. Да если разобраться, Бэнк вообще поднялся благодаря нам! Поднялся нам благодаря – и отблагодарил, скаламбурил Юм.
А кто из вас в последние годы слышал от него хоть раз слово "спасибо", вдруг спросил Реет, втайне обиженный тем, что загульные новогодние корпоративы Бэнк устраивал не в "Семеныче", а в "Метрополе". Ставлю вопрос на голосование. Ну! Ни одной руки не поднялось.
Забронзовел наш банкир, молвил Деп. Решил, что не мы доверяем ему свои деньги, а он соглашается их у нас принять. И компания взгрустнула, испытав прилив недобрых предчувствий.
Тем временем из банка приходили прескверные новости. Уже первые дни работы временной администрации показали, что там царил полнейший бардак. На балансе банка осталась смехотворная сумма, касса вообще была пуста. Депозиты вип-клиентов, естественно, никак не отражались в банковской документации, а это означало, что даже страховой суммы в размере 1 миллион 400 тысяч рублей никто не получит. Некоторые вкладчики из ближнего круга числились директорами компаний или индивидуальными предпринимателями и имели официальные счета, так вот эти счета к изумлению их распорядителей тоже были обнулены.
Мало этого. Многие вип-клиенты в разное время оформляли в "Доверительном" кредиты, и теперь всплыло, что, подделав подписи и использовав данные прежних документов, на них повесили новые кредитные обязательства, очень даже нехилые. Первыми посетившие временную администрацию Пос, Юм и Худ выяснили, что, оказывается, каждый из них должен выплатить по кредиту десяток миллионов рублей. По су стало плохо с сердцем, вызывали "скорую".
Клиенты взяли за грудки сотрудников банка, которые со скорбными лицами продолжали ходить на работу и отвечать на вопросы офонаревшего руководителя временной администрации, который, поработав на руинах нескольких банков, уверял, что такого беспредела не видал нигде. Но сотрудники – братья, племянники, жены племянников и прочая родня родни Бэнка – божились, что ничего не знали, ни в чем не участвовали, а только выполняли прямые поручения руководства, но ведь за это ничего не будет, правда?
Им объяснили, что будет, и еще как будет, присядут всерьез и надолго. Тогда родня, наскоро обсудив ситуацию, принялась дружно сливать шефа и благодетеля. Рассказывали про подозрительных людей, на которых оформляли кредиты, про фирмочки с признаками помоек, куда переводились деньги, про участившиеся командировки председателя правления в близлежащие страны Балтии… Закладывали, словом, по полной программе, вымаливая себе пощаду.
Само собой, в "Семеныче" все это живо обсуждали, и напряжение росло по крутой траектории. Он что, не понимает последствий, горячились випы, уж мы сумеем испортить ему жизнь, и он это точно знает. Откуда взялась такая борзость? Не иначе, как от жадности, предположил Проф.
Бэнк был жутким скупердяем, все это прекрасно знали. И теперь вспоминали, какой горестной становилась его физиономия, когда приходило время платить за обед. Таким жмотам даже жадные немцы придумали насмешку: "Слишком долго ищет бумажник". Бэнк до изнурения изучал счет, требовал разъяснений от официанта, потом спрашивал сотрапезников, найдется ли мелочь на чаевые, а то у него нет с собой наличных, и только после этой тошнотворной церемонии платил – корпоративной банковской карточкой, то есть фактически деньгами клиентов. Вкладчики даже шутили меж собой, что его сквалыжничество – это гарантия сохранности их финансов.
Но бытовая жадность – это одно, а вот заграбастать гору чужих денег – это уже совсем другой полет, это экстра-ультра-супер-жадность, отшибающая мозги.
В любой морали скрыта арифметика. Карл Маркс утверждал, что нет такого преступления, на которое не пойдет капитал ради трехсот процентов прибыли. А тут даже не триста, тут многие тысячи процентов чистой прибыли. Перед такими цифрами не то что дружба, благодарность, сочувствие, стыд, но даже страх, что тебя укокошат, – все меркнет.
Вкладчики были уверены, что в России и тем более в столице Бэнка уже нет. Но его кузен, прибежавший отрабатывать прощение, донес, что виделся с ним, живет в Москве на съемной квартире, а где именно, он не сказал, зато сказал другое. А чего они от меня хотят, сказал Бэнк, имея в виду вкладчиков категории А, они окупили свои деньги, какие претензии?
Новость настолько всех сразила, что кузену пришлось пояснить ее наглядным расчетом. Допустим, десять лет назад вы положили в банк миллион неважно чего под десять процентов, проценты были выплачены, вот и получается, что ваш миллион к вам вернулся. Никто никому ничего не должен, вот что имел в виду Бэнк.
Потрясенные слушатели минуту молчали, а потом хором взвыли. Ах вот, значит, как, – прокрутил наши деньги и засунул себе в карман? И все его гарантии возврата псу под хвост?! Да это самый настоящий грабеж! Теперь, значит, на наши бабки жировать будет? Поменяет имя-фамилию, получит новый паспорт и новое гражданство? Сделает пластическую операцию, изменит отпечатки пальцев и сетчатку глаза? Слиняет на остров Борнео греть пузо на пляже?
Нет, мил человек, номер не пройдет. Ты поимел не государство, которое ищет преступника по своим правилам: оперативные действия, возбуждение уголовного дела, следствие, суд, международный розыск, требование выдачи… Ты кинул частных лиц, к тому же своих товарищей, и целый полк охраны не убережет тебя от сурового и абсолютно заслуженного наказания. Уж мы постараемся, не изволь сомневаться!
4.
А Бэнк в это самое время тупо бухал. Вернее, не тупо. Алкоголь обострял его ум, и когда надо было сконцентрироваться, он всегда в одиночку пил и записывал приходящие мысли. Вот и сейчас убеждал себя в том, что все сделал правильно. В некотором смысле переживал ломку – ломал сам себя.
Он находился на границе Московской и Смоленской областей, в кое-как приспособленном под жилище древнем строительном вагончике. Эта, с позволения сказать, недвижимость вместе с четырьмя сотками заросшей бурьяном земли была его личным имуществом, приобретенным еще с первой женой. Бэнк не был тут лет двадцать, а вот поди ж ты – пригодилась лачуга. Места этого никто не знал, он добрался сюда на электричке, дальше сельским автобусом, никаких следов. Мобильник купил у бомжа на вокзале, но в этой глуши телефон не ловил. Может, и к лучшему. Вискарь привез из Москвы, а консервированной закуской затарился в деревенской палатке.
Он пил и перебирал в памяти своих вип-вкладчиков. Разумеется, банкир дорожил кругом общения. Ему льстило, что его окружают большие люди, со связями и влиянием. Будь его воля, ни за что не покидал бы милого общества. Но не сложилось.
Бэнк помнил размеры всех вкладов всех випов. Он всегда гордился, что многие из них держат в "Доверительном" большую часть своих денег, а некоторые – вообще все накопления. И ему было несложно смоделировать перспективы клиентов.
У Режа погорели неплохие деньги, но он в фаворе, заработает еще. Жаль, конечно, что пришлось экспроприировать поступившие на счет его продюсерской компании средства для нового фильма, но ничего, найдет новых инвесторов, к примеру, на сериал о подлом банкире. Прости, Реж. Спасибо, что дочь устроил во ВГИК на актерский факультет, но снимать в своих картинах не хотел, не нравилась.
Проф тоже потерял немало, но и он не пропадет, будет доить абитуриентов да диссертантов. С него самого, с Бэнка, он тоже взял полета зеленых за докторскую диссертацию. Мог бы скидку сделать, но нет, сказал, что это ребятам за поддержку Наврал, все себе забрал и вскоре этими же купюрами пополнил свой депозит, Бэнк по номерам сверил. Вроде, дружбан, а на деле сукин сын.
Бэнк специально извлекал из памяти раздражающие факты, это помогало глушить чувство вины, бесследно избавиться от которого никак не получалось. Всякий-разный компромат нашелся на всех, кроме Дока. Док был тем самым верным другом, о котором мечтает каждый мужик и который мало кому в этой жизни дарован. Он первую жену Бэнка, когда та разбилась на машине, раз десять прооперировал и потом два года выхаживал. Пока не умерла. И когда Бэнк протянул ему деньги в конверте, Док не только не взял, но еще и наорал на него. И плакал у гроба.
С деньгами у Дока было слабовато, зарабатывает он с трудом, хотя врач отличный. Все хотел скопить на какой-то дорогой медицинский прибор, теперь без шансов. Может, как-то по-тихому компенсировать ему потери, хотя бы часть… Нет, нельзя, сделаешь крохотное исключение – накличешь большую беду. Прости, Док, ничего не получится.
Черт, уже бутылку "Чиваса" выпил, а совесть все равно шевелится. Легко тырить из какого-нибудь регионального бюджета или пенсионного фонда, взял – и никаких угрызений. А тут – совсем не безымянные, одушевленные существа, чьи жизни ты искривил и перемолол в труху. Оставил без будущего их самих и их детей. Нанес раны, которые не заживут уже никогда. И теперь кто-то рыдает по ночам, бьется в истерике, кто-то ушел в запой, кого-то ждут инфаркты и преждевременные смерти. А ведь есть еще родственники, сотрудники банка, повиновавшиеся тебе беспрекословно, у них впереди следственные действия, допросы с очными ставками и, если повезет, условные сроки.
Ну, все, довольно самоедства, иначе сам себя до инфаркта доведешь, а в этой дыре тебе никто не поможет. Так что, граждане обманутые вкладчики, забудьте вашего персонального банкира. Все вы люди грамотные, знали, на что шли, когда не светили свои доходы и при этом получали такие роскошные проценты, какие, кроме меня, вам никто бы не дал. Вместе рисковали, вместе вляпались. Закрытие банка – это не страховой случай, а чистый форс-мажор. Так что никаких выплат, никаких компенсаций, не надейтесь и не ждите.
То, что в случае закрытия "Доверительного" он никому ничего не вернет, Бэнк постановил уже тогда, когда прочитал жесткие выводы проверяющих из ЦБ. Тогда-то он и задумался: кем станет человек, угробивший собственный банк? Пожизненным лузером, вот кем. Если даже не сядешь, связи будут оборваны, репутация угроблена, в морду станут плевать, рубля не подадут. Так жить нельзя. А как можно, есть ли выход?
Выход, конечно же, есть. Над этим выходом ярко горит призывное, красивое название: "Стыринг и свалинг".
5.
Вкладчики составили план действий, и каждый отправился своей дорогой.
Сил пошел, понятно, к силовикам: найти, принять, надавить. Если потребуется, возбудиться. Если надо, упечь.
Деи пошел к пограничникам: перекрыть границы, чтоб не смылся из страны даже через подземный ход.
Преф пошел в коллекторное агентство: отследить, по каким каналам ушли деньги, и организовать их возвращение.
Строй пошел к бандитам: каким угодно утюгом-паяльником заставить злодея вернуть бабло.
Каждому, кто пожелал участвовать в акции возмездия, нашлось дело. Проф взял на себя космическую разведку, Страх – работу с перепуганной родней, Реж – привлечение экстрасенсов. Поп обещал ежедневно молиться во спасение денег, а также призвать кары небесные на голову нечестивца. В эффективности последней меры вкладчики усомнились, – не столько из-за своего неверия в бога, сколько из-за неверия в то, что в него верует Поп.
Спустя неделю снова собрались у "Семеныча". Былого энтузиазма не наблюдалось. Силовики объяснили Силу, что, при всем уважении, такие вещи быстро не делаются, не те времена, соблюдаем процедуры. Погранцы вяло пообещали, но предупредили, что субъект может свалить через Белоруссию, а тут они помочь не могут. Коллектор вцепился двумя руками, тут же полез в Интернет, а также попросил назвать конкретную сумму потерь, чего визитеру делать не хотелось, но пришлось; сумма впечатлила. Интереснее всех отреагировали бандиты: честно сказали, что такой заказ к ним уже поступил, и они позвонят, если что.
Все, к кому обращались за помощью, в том числе экстрасенсы, сразу же поставили вопрос об оплате услуг. Коллектор даже изготовил смету предполагаемых затрат. Меньше всех запросили стражи границы, больше всех – разумеется, братва: половину спасенных денег. Относительно привлечения бандитов некоторые вкладчики высказали протест: даже если и отыщут деньги, все заберут себе, да еще и Бэнка закопают. И вообще с криминалом лучше не связываться, себе дороже выйдет.
Короче, дело пошло не так, как планировали. Вяло пошло.
Тем временем родня донесла, что Бэнк отправил за границу дочь, а следом жену, предварительно переписав на нее все свое имущество и тут же разведясь. Сам же он по-прежнему ни с кем не встречается, никому не звонит и где обретается, неизвестно.
Вкладчики приуныли, завели какие-то ослабляющие волю разговоры: вот если бы Бэнк перед нами повинился, разъяснил бы, что попал в засаду и много денег потерял, все же кризис на дворе, но при этом все помнит и долги вернет, пусть не всем, но нам-то непременно. Имущество осталось, потихоньку распродаст и расплатится, потерпите. Так мы что, разве не поняли бы, не потерпели?
Но ведь он молчит, и что нам остается? Устроить ему статью, мошенничество в особо крупных размерах, и сослать на нары лет на десять, сказал Пос. Но тогда, мудро заметил Суп, с него вообще ничего не взыщешь. А это значит, сострил Юм, что мы должны еще и оберегать его от уголовного преследования.
Боже, какие же мы все идиоты, нараспев произнес Комп, и вся компания застыла, как в финале "Ревизора".
Надо заметить, мысль о том, что он идиот, начала сепаратно посещать каждого из вкладчиков сразу после закрытия банка. Но оставалось сомнение: ведь в таком же положении, как и ты, оказалось немало людей, которые точно не идиоты, следовательно, и ты не идиот. Смелая и к тому же высказанная вслух мысль Компа вела к зеркальному выводу: если все собравшиеся – идиоты, то и каждый отдельно взятый член коллектива – тоже круглый идиот, круглее не бывает.
Гоголевская немая сцена, разыгранная на подмостках "Семеныча", иллюстрировала прозрение важных господ, одураченных наглым выскочкой Хлестаковым-Бэнком.
Как мы могли ему довериться, риторически молвил Пос. Ведь мы даже не знали, где он держал наши деньги!
Теперь и страхового возмещения не получим, взгрустнул Худ, а ведь миллион четыреста тысяч рублей – тоже деньги.
Он гипнотизер, догадался Реет, настоящий медиум, я всегда чувствовал, что рядом с ним теряю волю.
Никогда не считал его фигурой, признал ошибку Деп. А он оказался парнем с размахом – какую аферу провернул!
Зато мы, масштабные, сидим тут, как несчастные детки, скрипнул зубами Сил.
Бессильные перед одним-единственным негодяем, прошептал Строй.
Оказывается, как легко втоптать в дерьмо приличных людей, подвел итог прениям Преф, и компания немедленно заказала много водки и еды.
Через полчаса отпустило. Как ни противно осознавать себя болваном, в компании товарищей по несчастью с этим смириться легче. Они еще пофилософствовали о том, как хрупка человеческая судьба, помечтали, как распилят Бэнка на донорские органы, похихикали над модником Худом – дескать, пиджачок носишь не по средствам, скромнее надо быть. Но, начиная именно с этой встречи, к каждому из них пришло отчетливое понимание, что своих денег он не увидит больше никогда. А денег жалко любых – и грошовых (особенно если они последние), и громадных (даже если еще осталось).
Но дело не только в облегчении кошелька, – меняется самоощущение. Ведь как приятно, к примеру, общаться с людьми демократично, на равных, и улавливать при этом, что они прекрасно понимают, насколько ты круче них. Теперь это чувство уйдет. Можешь по-прежнему презентовать себя победителем жизненного марафона, но только в глазу у окружающих установлен специальный датчик, который сообщает о действительном состоянии твоего банковского счета. Обмануть почти нереально.
Короче, ты снова становишься обыкновенным человеком. Это тяжело. И каждый несчастен по-своему.
Преф готовился к золотой старости и очень себя берег. Он хорошо помнил, что произошло с несколькими его знакомыми, которые мягко и почетно ушли со службы, неплохо себя обеспечив, и уже готовились вкусить доступных наслаждений, когда явилась дама с косой и заготовленным свидетельством о смерти. Такую судьбу Преф оценивал как фатально неудачную, боялся ее повторить и вкладывал немалые суммы в сбережение здоровья и сил. Ездил в швейцарские клиники на диагностику, лежал в итальянских термальных ваннах, пил чешскую минеральную воду, ставил израильские зубные пломбы. Не говоря об общеукрепляющих летних островных и зимних горных курортах.
Потеря средств на эти профилактические мероприятия означала ни мало ни много наступление самого ужасного, что может случиться, а именно – нищей старости. Нищей – по меркам Префа, другие бы радовались, но мы ведь говорим о конкретном человеке, в сознании которого тут же нарисовалась жуткая перспектива – утрата функций опорно-двигательного аппарата, слуха, зрения и в качестве апофеоза – альцгеймерный отъезд крыши. Спасибо тебе, Бэнк.
Суп о старости пока не думал. Он был сильно терт, испытан судьбой и правоохранительными органами, прошел маски-шоу, очные ставки и даже меру пресечения в виде заключения под стражу. Вдоволь нахлебавшись радостей со своими пятью торговыми точками, которые все больше проседали под кризисным напором, Суп решил встать на путь исправления и перенести активность в иную сферу.
Мизерный процент, под который европейские банки выдавали кредиты на приобретение недвижимости, с лихвой покрывался доходами от депозитов в "Доверительном", и Суп оформил ипотеку на несколько квартир в Германии, Испании и Чехии, которые собирался загнать за две цены в момент наступления экономического подъема. Потеря банковских денег означала полный развал девелоперской программы Супа, острую необходимость с любым дисконтом продать свежепри-обретенную недвижку, пока бдительные иностранные банки не отобрали ее за долги. Спасибо тебе, Бэнк.